***
Нужно непременно поговорить с Грюмом. Он отнёсся к самой Гермионе по-отечески, определённо знал больше многих и презирал Дожа. А на таких чувствах играть легко — нужно лишь поджечь фитиль. Гермиона мерила шагами свой кабинет, поочерёдно просматривая личные дела Грюма и Дожа. За время работы в «цирке» у них случалось много совместных операций, но нужно было спросить о том, что могло быть одним из поворотных моментов. Кризис в Венло? Подозрения Грюма в перевербовке Экклезиаста немцами? Иран? Или?.. Гермиона долистала дело Дожа до середины пятидесятых и увидела награждение крестом Виктории после Суэцкого кризиса. «Но он же не находился в Египте во время боевых действий», — удивилась она. В отличие от Грюма… Могло ли это стать чем-то вроде красной тряпки? Стоило попробовать. Гермиона вернула часть бумаг в архив и уточнила у дежурных, не видели ли они мистера Грюма. Прятавшая любовный роман под широким журналом женщина пожала плечами, и Гермиона решила действовать здесь напролом. Она поднялась на пятый этаж и постучала в кабинет Грюма. — Вы можете рассказать мне о Суэцкой резне? Задай она вместо приветствия свой вопрос кому-то другому, он бы удивился, а может, и послал к черту. Грюм же отложил лупу, с помощью которой рассматривал планы на столе, и спросил: — Страшилок на сон грядущий захотелось? — Нет, — покачала головой Гермиона и продолжила: — Я забирала документы для поручения Альбуса и случайно увидела отчёты о Суэцком кризисе. Они кардинально отличаются от того, что я читала в министерстве. — Конечно. По-настоящему всё смогут понять только те, кто сам побывал там. Думаешь, кто-то расскажет правду? Лучше послушать красивые байки. — Но вы можете рассказать. — И ты хочешь услышать, как однажды от выстрела в упор меня спасла груда обломков, из-за которой решили, что я мёртв? Или как человеку рядом со мной оторвало руку, а пальцы на ней ещё пару минут шевелились? Или как ты вязнешь в песке и понимаешь, что наступил на чьи-то вывороченные кишки? Чтобы успокоиться, Гермиона закрыла глаза и представила берег моря. Кобальтово-синие волны, чистое небо, лёгкий ветерок. Учитывая последние слова Грюма, он мог просто запугивать её. Но теперь в голове виделся один кровавый песок. Тем не менее, прочистив горло, она пробормотала то, ради чего и пришла: — Надеюсь, вас хотя бы наградили после этого. Грюм был опытным агентом, а не мальчишкой, чтобы все его мысли были написаны на лице. Да и вряд ли такого человека беспокоило отсутствие медалей. — За мной прислали самолёт, — пожал он плечами, — этого достаточно. Кусочки бронзы получили считавшие себя великими дипломатами мудаки, просиживавшие штаны в кабинетах. — Но ведь мирное урегулирование всегда лучше крови. — Знаешь, сколько беззастенчивых любителей лизать задницы сильным мира сего прикрывались этим постулатом? — хмыкнул Грюм. — У нас только здесь таких с десяток — и они обладатели не одного дурацкого креста. — Вы говорите про мистера Дожа? — скрестив за спиной наудачу пальцы, спросила Гермиона. — С чего ты взяла? — с подозрением оглядел её Грюм. — Вы сами обвинили его вчера в каких-то играх. — Разве? — Грюм задумчиво всмотрелся в её лицо. — Разногласия — это нередкое явление, когда работаешь бок о бок с человеком много лет. «Интересно, какого рода разногласия — по поводу одежды или по богословским вопросам?» — Ты же расспрашиваешь не потому, что побаиваешься его? — спросил Грюм и вытащил из стеклянного шкафчика две чашки. — Он никакой не мистер Дож, грозный и всезнающий. А маленький, обиженный на весь мир и уже далеко не славный Дожик. И утомил нас своим безудержным желанием доказать собственную незаменимость. Он не выносит Минерву за то, что Альбус прислушивается к ней. Не выносит меня, потому что я зарубил несколько придуманных им операций, больше напоминавших самодеятельность. Да он даже Альбусу до сих пор не простил, что в былые времена тот больше доверял Гриндельвальду. И было ли это ошибкой: тут с какой стороны посмотреть. Гермиона открыла рот, чтобы узнать, какая могла быть ошибка по поводу выбора между Гриндельвальдом и Дожем, но тут же захлопнула его. Это сейчас совсем не важно. — Но разве скверный специалист мог столько лет проработать в «цирке»? — Мозги-то у него, может, есть, но в остальном… — Грюм раздраженно махнул рукой, чуть не смахнув небольшой заварочный чайник. — Он пользуется сентиментальностью Альбуса — «ах, мы ведь дружим с одиннадцати лет» — и собственным умением прогибаться. На моей памяти, уже пятый премьер-министр в Дожике души не чает. Вот он и добился разрешения на эту сомнительную авантюру. — Авантюру?.. — Альбус вам ещё не рассказал? Гермиона покачала головой и села на предложенный стул. — Тогда оставайтесь в счастливом неведении. Хотя… половина «цирка» уже точно в курсе, и без того скоро узнаете. Дожик хвастается этим чуть ли не каждой собаке и не слушает предупреждений. Он заявил, что у него есть надёжный источник, получающий секретные данные от «крота» в КГБ. И с подачи премьер-министра инициировал операцию «Дары смерти». — Какое странное название. — Дожик большой любитель Моэма и легенды про смерть в Самарре, так что переиначил её — если не бежать от этого свидания, а смело пойти навстречу, то смерть преподнесёт тебе дар. Правда, подобная смелость свойственна кому угодно, но уж точно не ему. — Но почему вам это кажется таким сомнительным? — Потому что, кроме Дожика — ну и премьер-министра, — никому неизвестно имя информатора. — Кажется, он забыл, что вы на одной стороне. — Именно, деточка! — хлопнул ладонью Грюм, а потом ловко разлил чай по чашкам. — А тем, с кем столько прошел, стоит доверять хотя бы немного. Гермиона всё ещё не научилась безукоризненно владеть лицом, и он ответил на невысказанный вопрос: — Биография у тебя, бесспорно, хороша, но для начала не помешало бы поработать вместе пару лет, а не пару дней. Она нехотя кивнула, забирая чашку, а Грюм продолжил: — Сладкого, уж извини, не предлагаю — я не ем, а у тебя шоколадка всегда с собой. Рука Гермионы непроизвольно потянулась в карман пиджака — может, она забыла выкинуть обертку? Но там было пусто. Стало страшно, что ещё ему может быть известно. — Я же говорил, постоянная бдительность! — Грюм назидательно поднял вверх палец, явно наслаждаясь её замешательством. — О чем бы тебя ни попросил Альбус — можешь на меня рассчитывать. Если между делом ещё выяснишь, кто же информатор Дожика, — буду премного благодарен. Минерва поручила это кому-то из своих, но мы стоим на месте. А новичкам обычно везёт. «Это везение заведёт меня в пропасть, — с невесёлой усмешкой подумала Гермиона. — Особенно, если один агент преподносит подноготную другого, лишь бы закопать его».***
Мог ли Дож быть предателем? Безусловно. Но совершенно так же мог быть одержим синдромом бога и считать себя жертвой несправедливости. Ему не доверяли серьёзных операций за пределами Англии, да и что такое перлюстрация по сравнению, например, с резидентурой в Восточной Европе? А когда во время Второй мировой состоялась операция «Феникс», сделавшая имя Альбусу Дамблдору, его напарником должен быть стать именно Элфиас Дож. Но он заболел ветрянкой в тяжёлой форме, и МИ-6 отправило на его замену Аластора Грюма. «Должно быть, до нелепого обидно», — размышляла она, разглядывая фотографии молодого Элфиаса, на лице которого ещё виднелись корочки — последствия болезни. Наверное, эти события и превратили его в того человека, которого теперь многие презирали. Гермиона разложила перед собой карты и сделала на них ещё несколько пометок ручкой. Пиковые валет, король и чёрный джокер когда-то были вместе. Ели за одним столом, смеялись, поддерживали друг друга. Но джокер пошёл вперёд, а валет не смог с этим смириться. Пиковый король сделает всё, чтобы тот покинул «цирк». А пиковая королева решила проследить за валетом. Кто мог бы с этим справиться? Какая-то удачливая шестерка. Или другой валет. Гермиона подвинула карту Карадока Дирборна ближе. А если то самое вынюхивание действительно началось по просьбе Минервы? Дирборн отвечал за шифровки, а часть отчётов загадочного помощника Дожа должна поступать через официальный канал. Возможно, Дирборн решил воспользоваться этим и потянул за какую-то ниточку? Но попал под внимание Дожа, и тот пошёл на грубый шантаж. Подобный расклад казался вполне вероятным. А Дирборн вряд ли признался в своих секретах хоть кому-нибудь из «цирка». Она не знала, как его разговорить в сложившихся обстоятельствах. Надо было что-то придумать, чтобы подтвердить или опровергнуть подобный вариант развития событий. Да и лояльность Дирборна всё ещё оставалась под вопросом. Так же, как и лояльность Дожа. Вся история с «Дарами смерти» могла быть красивой инсценировкой, чтобы передавать данные Смертину. Но делать это настолько явно, под носом у всех? Даже безумец не пошёл бы на такое. «Зато это была бы красивая месть всем, кто его недооценил. И лучшему другу — в первую очередь». Гермиона еще раз пролистала личное дело Дожа от начала и до конца и записала несколько дат. Что-то зудело на подкорке сознания, что-то очень важное. Посмотрев на часы, Гермиона спрятала все папки в ящик с ключом и спустилась в архив. «Я так скоро превращусь в параноика похлеще Грюма», — подумала Гермиона, вежливо улыбаясь дежурной. — И снова добрый вечер. Подскажите, могу ли я получить личное дело директора Дамблдора?