Брачные игры Сокола и Райской птицы

Он — обнажённый телом и душой — лежал на постели. Лежал только туловищем. Кавех стоял на коленях, задрав задницу и прогнувшись в пояснице. Руки его не держали, поэтому пальцами он изо всех сил цеплялся в подушку. Тело было расслаблено и разнежено долгими любовными ласками, но в то же время несколько напряжено в нервном предвкушении. Блондин повернул голову на бок, чтобы смотреть на аль-Хайтама, сидящего позади него. Аль-Хайтам не спешил. Он медленно положил руки на ягодицы Кавеха, мысленно наслаждаясь тем, какими упругими они ощущались и как идеально они легли в его большие ладони. Чуть сжал, надавил пальцами, затем развëл половинки в стороны, открывая себе вид на сжатую дырочку. Кончиком указательного дотронулся, огладил. Попытался проникнуть. На одну фалангу, не больше, но не подготовленные к такому повороту событий мышцы тут же сжались ещë сильнее, выталкивая инородный предмет наружу, а Кавех коротко вскрикнул — скорее от неожиданности, испытывать боль от такого едва ли возможно. — Что ты делаешь?! — однако Кавех всë равно возмутился, лицо покраснело от раздражения и возбуждения, взгляд алых глаз гневно прожигал аль-Хайтама. Архитектор сейчас был одним сплошным оголённым нервом. — Проверяю степень твоей напряжённости, — спокойно ответил аль-Хайтам. — Тебе лучше хотя бы попытаться расслабиться, иначе ничего не получится, как бы я ни старался, — кто-то среди них двоих сейчас просто обязан был взять ситуацию под свой контроль, и аль-Хайтам с готовностью сделал это. Рациональный и собранный, как всегда, ни один мускул на безэмоциональном лице не выдавал его возбуждения. Зато колом стоящий член выдавал. — Даже в такой момент ты- Кавех прикусил себе язык. Он учился читать слова аль-Хайтама между строк, понимая, что именно там и прятался истинный смысл; учился принимать то, что лицо аль-Хайтама в большинстве случаев ничего не выражало. И сейчас архитектор осознал: секретарь просто заботился о нëм. Он медленно вдохнул и выдохнул, попытался прогнать напряжение в мышцах. Но ему было сложно сделать это по какой-то причине. Кавех хотел аль-Хайтама так давно, они были вместе уже несколько месяцев, и их чувства друг к другу только крепли. Сделать следующий шаг в отношениях с ним блондину желалось нестерпимо, но, судя по всему, не моглось. Из-за таких мыслей глаза Кавеха подозрительно намокли, в горле застрял ком, что только добавило ему напряжения. Отвлечься заставили сильные руки аль-Хайтама, круговыми движениями оглаживающие ягодицы. Затем его ладони скользнули ниже, медленными и умелыми движениями принялись массировать бëдра, разминая немного затёкшие мышцы. Кавех тихо выдохнул в подушку, прикрыл глаза в наслаждении, поддаваясь навстречу нежным рукам. Аль-Хайтам тоже умел быть чутким и внимательным. Он заметил, когда секретарь убрал руки, услышал, как тот открыл флакон со смазкой, почувствовал что-то жидкое и холодное на своëм входе. Постарался дышать ровно, когда влажный палец проник в него. Было непривычно. Напряжение снова зародилось сначала в мышцах узкого ануса, затем постепенно захватило всë тело. Аль-Хайтам будто бы почувствовал это и вынул палец. Затем — Кавех как раз переводил дыхание и не замечал, что происходит вокруг него — снова взялся за ягодицы архитектора и раздвинул их, низко наклонился и лизнул едва раскрытую дырку. Втиснулся внутрь гибким языком, не позволяя мышцам закрыться. — Хайтам! — несдержанно вскрикнул Кавех. Его будто бы током прошибло. Аль-Хайтам и не думал останавливаться. Язык мягко раздвигал неподатливые стенки, раскрывал и расслаблял ненавязчиво. Кавех протяжно простонал в подушку. Ему было приятно и физически, и морально — неподражаемый главный секретарь Академии, а в прошлом и великий мудрец, лизал задницу ему и только ему, это не могло не льстить. По всей видимости, аль-Хайтаму очень хотелось его трахнуть, и он был готов ради этого буквально на всë. Кавех вздрогнул всем телом от возбуждения. Ситуация будоражила его. А когда язык надавил на то самое местечко, блондин, оторвав голову от подушки, простонал во весь голос. Почувствовав долгожданную расслабленность, аль-Хайтам отстранился, однако Кавех не успел возмутиться, потому что палец тут же проскользнул в него. Внутри всë хлюпало от смазки и слюны, мышцы наконец-то поддались. Секретарь попробовал осторожно ввести второй палец, прижав его к первому, и у него получилось. Кавех уже не пытался напрячься, лишь дышал глубоко и краем глаза поглядывал на любовника. Пальцы начали двигаться в нëм, безошибочно надавливая на обнаруженную раннее простату, и архитектор неосознанно поддавался им навстречу. Аль-Хайтам сохранял внешнюю невозмутимость, но взгляд, неотрывно и жадно наблюдающий за тем, как дырочка Кавеха постепенно растягивалась, выдавал его с головой. Мысленно он уже вколачивался в него, втрахивая в матрас, на деле же только раздвинул пальцы в стороны на манер ножниц, чтобы сильнее раскрыть. Секретарь решил добавить лубриканта, вылил жидкость на ладонь. Та скатилась ниже по пальцам, погружëнным в Кавеха. Блондин уже принимал в себя вполне охотно. Он постанывал от удовольствия, драл ногтями несчастную подушку. Аль-Хайтам погрузил в него третий палец с лёгкостью, наслаждаясь видом на раскрытое отверстие. Другой рукой он не глядя нашëл пачку презервативов, подтянул еë к себе поближе. От внимания Кавеха, пускай и очень рассеянного в данный момент, это не ускользнуло. Он сглотнул ставшую вязкой слюну, по телу прошлась дрожь, но ему было непонятно, что послужило еë источником: предвкушение удовольствия или остаточное волнение. В мыслях архитектора возник член аль-Хайтама. Он вспоминал его внушительные размеры (в длину и в обхвате), его форму, его рельеф. Трогать половой орган секретаря было приятно, Кавех знал. Такой горячий и влажный, он легко скользил в руке, а нежная кожа хорошо ощущалась под пальцами. А теперь аль-Хайтам готовился ему вставить, и Кавеху до смерти хотелось узнать, что он почувствует, когда это случится. Посчитав уровень растяжки удовлетворительным, аль-Хайтам вынул пальцы и перевернул Кавеха на спину, подложив небольшую подушку под его поясницу. Блондин лежал, широко расставив длинные ноги в стороны и вцепившись руками в простыни, и жадным взглядом алых глаз смотрел на то, как возлюбленный надевал презерватив на свой член. Наконец секретарь навис над ним, Кавех почувствовал резину и головку, упирающуюся между его ягодиц. Он потянулся к нему, ощущая нестерпимое желание быть ближе с ним, и обнял за широкие плечи, притягивая к себе. Зажмурился, губами нашëл губы аль-Хайтама. Тот ответил на трепетный поцелуй, даря чувство полного единения. Но когда отстранился, взгляд его был серьёзен: — Оставайся расслабленным. Постарайся не сжиматься даже в том случае, если тебе будет больно. Лучше просто скажи мне. Или ущипни меня. Не вздумай терпеть боль, станет только хуже. Ты меня понял? — Аль-Хайтам! — возмутился Кавех, надув губы. — Это совсем не романтично! — Было бы романтичнее, если бы у тебя в столь интимном месте появилась пара трещин? — вскинул одну бровь аль-Хайтам. Затем понял, что сказал. Кавеху эти его слова явно не добавили спокойствия. — Прости, — он поцеловал возлюбленного в щëку. — Всë будет в порядке, я буду осторожен и остановлюсь в случае необходимости. — Входи уже, Хайтам, — сказал Кавех, положив руки на мощные предплечья секретаря, поглаживая кончиками пальцев крепкие мышцы. Аль-Хайтам легко толкнулся внутрь. Раскрытое отверстие приняло его, однако стоило только продвинуться чуть вперёд, как узкие мышцы сжали член со всех сторон. Секретарь тяжело выдохнул, не отрывая взгляда от лица Кавеха, следя за малейшими изменениями на нëм. Видимых признаков боли или дискомфорта аль-Хайтам не заметил — архитектор только крепче вцепился в него — но всë-таки приостановился, сдерживая себя: — Кави? — Всë нормально… Продолжай. Медленно. Аль-Хайтам снова послушался, постепенно проникая всë глубже и глубже. Он натягивал Кавеха на свой член, наполнял собой, заставляя его дрожать от возбуждения, стонать и прижиматься ближе, ещë ближе. Больно не было. Было странно. Странно получать удовольствие от такого, странно хотеть большего. Ногами Кавех обхватил талию аль-Хайтама, руками скользнул на его крепкую спину, слабо царапнул еë ногтями. Когда член вошёл в него на всю длину, блондин судорожно выдохнул, прикрыв глаза. Секретарь понял его и без слов, замер, дал ему передышку. Кавеха буквально распирало изнутри, и это чувство наполненности сбивало с толку. Кожа покрылась мурашками. В мыслях было только осознание того, насколько глубоко аль-Хайтам проник в него. Всë, что происходило прямо сейчас, являлось исполнением самых потаённых желаний архитектора, но в то же время реальность оказалась намного лучше всех его фантазий. Аль-Хайтам, такой любимый и любящий, смотрел ему в глаза так откровенно, наконец-то решившись обнажить все свои чувства перед кем-то, перед Кавехом. И блондин заплакал, осознавая, как сильно он любит его. — Кави! — во взгляде мгновенно напрягшегося аль-Хайтама мелькнул испуг, когда он заметил слëзы, вытекающие из алых глаз. Кавех видел эту эмоцию у него во второй раз в жизни. Первый был в той пещере, когда архитектор буквально умирал у него на руках. Выходит, оба раза причиной страха аль-Хайтама являлся Кавех и его состояние. — Я в порядке, — шмыгнул носом блондин. Он ласково погладил аль-Хайтама по щеке. — Я просто очень тебя люблю. — Я тоже люблю тебя, — тихо сказал аль-Хайтам. После признания в пещере они в первый раз говорили о любви. Кавех прикрыл заплаканные глаза и приоткрыл губы. Возлюбленный его намёк понял верно и поцеловал, одновременно с этим совершая первое осторожное и робкое движение внутри. Кавех промычал ему в губы, сказал требовательно: «Ещë». Аль-Хайтам подчинился, совершил ещë один медленный, но глубокий толчок, затем ещë и ещë. Руками секретарь упирался в постель, и Кавех нашëл одну из них, переплёлся с ним пальцами. Он чувствовал возлюбленного каждой своей частичкой, но всë равно хотел большего. Аль-Хайтам постепенно ускорялся, толчки становились сильнее и жëстче. Пошлые шлепки кожи о кожу разносились по комнате. Кавех дарил ему звонкие стоны на каждом попадании по простате. Архитектор знал, что это может быть приятно, но не знал, что настолько. Вероятно, он был слишком распалëн и эмоционально, и физически, поэтому кончил прямо так, даже не прикасаясь к собственному члену. Сквозь пелену послеоргазменной неги Кавех чувствовал, как аль-Хайтам всë ещë трахал его, держа за дрожащие ноги. Когда секретарь наконец-то закончил, у него на лице было выражение, которое невозможно забыть, если однажды довелось увидеть: тут и любовь, и нежность, и страсть, и облегчение. И именно в тот момент Кавех впервые осознал, как сильно он хотел, чтобы аль-Хайтам кончил в него, а не в резинку. *** Презервативы постепенно стали реальной проблемой в их отношениях. Они раздражали Кавеха, который только-только начал открывать для себя свои собственные сексуальные предпочтения. Кроме этого, резинки, какими бы тонкими ни были, всë равно доставляли аль-Хайтаму дискомфорт. Тот об этом ни разу не говорил вслух, но Кавех замечал, что возлюбленному намного легче достичь оргазма от той же мастурбации, чем от проникновения. Блондин считал это несправедливым. К тому же, у них не было реальных оснований для того, чтобы обязательно пользоваться презервативами на постоянной основе. Аль-Хайтам уже давно вылечился, Кавех никогда раньше ни с кем не делил постель и не мог забеременеть, и они оба хранили друг другу верность. И в то же время он не знал, как заговорить на эту тему с секретарëм. Кавех понимал, что для аль-Хайтама секс с проникновением без презерватива был недопустимым. И архитектор знал, что у него на эту непреклонность есть причины. Он не хотел уговаривать его, не хотел давить. Однако и более деликатного решения этой непростой проблемы не видел. Кавех прежде ни с кем не вступал в столь близкие отношения, и его неопытность несколько сковывала. Решение пришло в его светлую голову внезапно. Однажды Кавех забыл свои чертежи в кабинете аль-Хайтама. Как они там оказались? Что ж, архитектора и раньше, ещë до их отношений, довольно часто можно было найти в кабинете секретаря. Иногда он ждал там завершения рабочего дня, иногда пил чай с аль-Хайтамом, иногда прятался от назойливых коллег, иногда что-то рисовал, потому что на него внезапно накатило вдохновение. Нужно сказать, что это самое «иногда» происходило довольно часто. Почти каждый рабочий день в Академии, если быть точнее. Кавех никогда не видел в этом ничего особенного. В конце концов, они уже давно жили вместе и делили на двоих одно пространство, так что какая разница, сколько часов в сутки они проведут вместе — на два часа больше или на два меньше? Что до аль-Хайтама, то Кавех покривит душой, если скажет, что тот никогда и слова против такой наглой оккупации его личного кабинета не говорил, но секретарь возражал не всерьёз, а иначе не стал бы терпеть назойливую звезду Кшахревара, такой уж он человек. Но теперь-то, разумеется, даже о притворных возражениях и речи не шло. Их совместное времяпровождение стало более близким даже в стенах Академии. Была какая-то особая романтика в том, чтобы целоваться и обжиматься с аль-Хайтамом прямо на работе. И в тот памятный день, когда Кавех зашëл за забытыми чертежами, они с аль-Хайтамом впервые потрахались в его кабинете. Началось всë с того, что архитектор постучал в дверь. Секретарь же, как это часто бывало, решил сделать вид, что его тут нет — за стенкой не раздалось ни единого звука. Тогда Кавех постучался настойчивее и сказал: — Хайтам, я знаю, что ты здесь. Аль-Хайтам, видимо, узнал его по голосу, поэтому соизволил открыть дверь — Кавех услышал звуки шагов. Секретарь без лишних слов впустил его внутрь, на пару секунд высунул голову наружу, будто бы проверяя что-то, а затем снова запер комнату на ключ. После всего этого спокойно дошёл до своего рабочего места, вальяжно развалился в кресле и, взяв со стола оставленную раннее книгу, вернулся к чтению. Кавех, наблюдая за ним, вскинул одну бровь в недоумении. — Прячешься что ли от кого? — спросил он. — Не прячусь, — ответил аль-Хайтам, не отрываясь от книги, — а избегаю общества неприятных мне людей. До тебя в мой кабинет заходил профессор Каддафи и пытался убедить меня вернуться на должность великого мудреца. За сегодня это уже пятый человек, который приходит ко мне с такой просьбой. Чтобы сохранить душевное равновесие, я решил сделать вид, что меня нет в Академии. — Профессор Каддафи? Со Спантамада? — Кавех, напрочь забыв про свои чертежи (опять), прошёл вглубь кабинета и сел на край стола аль-Хайтама. Тот поднял на него взгляд, быстро кивнул и снова опустил глаза, вчитываясь в строки. — Но когда ты занимал должность действующего великого мудреца, он был против этого! А теперь что, изменил своë мнение? — фыркнул он. Честно говоря, Кавех не любил людей, которые плохо отзывались об аль-Хайтаме. Да, сам архитектор тоже мог пожаловаться своим друзьям на него, однако он жил, а теперь и встречался с ним, он имел на это право. Учëные Академии же судили аль-Хайтама за его нелюдимость, немногословность, равнодушие, скептицизм, саркастичность. За его «высокомерие», разумеется. Одним словом, суждения их были весьма поверхностными, а потому скучными и не достойными внимания Кавеха. Никто из них не знал аль-Хайтама так хорошо, как он. — Правда? Честно говоря, я уже не помню, какую позицию он занимал, когда я был мудрецом, — пожал плечами аль-Хайтам. Вот всегда он так! Как будто только Кавеха волнует, кто и что говорит про его возлюбленного! — Зато я помню! — насупился Кавех, сложив руки на груди. — Хоть кому-то из нас двоих должно быть не всë равно, что про тебя говорят! — Кавех, а ты чего пришёл-то? — сменил тему аль-Хайтам, снова подняв взгляд на блондина. — Ах, точно. Чертежи забыл, — рассеянно отозвался Кавех спустя несколько секунд молчания, похлопав глазами. — В шкаф положил, на верхнюю полку, — и опять уткнулся в книгу. Кавех замолчал, уставившись на аль-Хайтама долгим взглядом. Только сейчас он заметил, что секретарь был каким-то… напряжённым? Заперся в кабинете, соскочил с разговора о профессоре Каддафи, даже попытался ненавязчиво выпроводить Кавеха… Назвал его «Кавехом», а не «Кави», в конце-то концов. — Что это с тобой? — осторожно сказал Кавех. — Устал? — А как тут не устанешь? — вздохнул аль-Хайтам. Он захлопнул книгу, затылком прислонился к спинке кресла и прикрыл глаза. — Только за сегодня поступило сорок заявок на начало нового проекта, больше половины из которых просто абсурдны в лучшем случае, а в худшем — нелегальны. Но каждому нужно объяснить, в чëм причина отказа, а то они сами не знают. Как эти люди вообще закончили Академию — загадка для меня. Я уже молчу про количество заявок на финансирование и про то, что существование отчётов на тему того, куда было потрачено предыдущее финансирование, просто игнорируют. А теперь эти люди хотят, чтобы я вернулся на должность великого мудреца. Интересно, почему? Потому что такие слова, как «самоорганизация» и «самодисциплина», незнакомы уважаемым учëным из Академии? — он ещë раз вздохнул, а затем добавил: — Извини. Не хотел тебя грузить своими проблемами. — Ох, — тяжело выдохнул Кавех, схватившись за сердце. Затем он встал, но лишь затем, чтобы пересесть на подлокотник кресла аль-Хайтама. Обнял любимого за плечи, оставил несколько трепетных поцелуев на его виске. — Бедняжка, — губы скользнули вниз, по скуле, продолжая оставлять поцелуи на своëм пути. — Так устал, милый мой, — он ткнулся носом в щëку аль-Хайтама. — Когда вернёмся домой, сделать тебе расслабляющую пенную ванну? Или массаж? — Не стоит так волноваться, я в порядке, — на самом деле, аль-Хайтама растрогала такая реакция Кавеха. Он бережно обхватил рукой тонкую талию возлюбленного, придерживая его. Какое-то время они просто молчали, секретарь гладил архитектора по боку, чувствуя, как нежность, которую он испытывал к нему, согревала душу и медленно расслабляла напряжённое тело. Затем аль-Хайтам нашëл губы Кавеха своими, поцеловал сладко, сказал: — Иди ко мне, — и голос его был мягок и тих. Книгу он положил на стол, а Кавеха притянул к себе на колени, заключая в объятия. Блондин положил голову к нему на плечо, и аль-Хайтам окончательно растаял. Одной рукой он зарылся в длинные волосы Кавеха, перебирая пряди пальцами. Архитектор привычным жестом накрыл ладонью грудь секретаря с левой стороны, следя за тем, как мышцы мерно вздымались на вдохе и опускались на выдохе и как спокойно стучало сердце. Аль-Хайтам совсем затих, наслаждаясь их близостью. Кавех не смог и не захотел сдержать улыбку, сказал: — Вот и всë, что тебе нужно было? Просто обнять меня? — Да, — одним словом ответил аль-Хайтам, поцеловав Кавеха в макушку. Тут уже сам Кавех не мог не растрогаться. Он сильнее прижался к возлюбленному. Потом осторожно прикоснулся губами к его шее, даря нежный поцелуй. Аль-Хайтам слегка вздрогнул от неожиданности, но в поощрительном жесте погладил Кавеха по спине. Блондин продолжил покрывать его шею россыпью поцелуев, под языком чувствуя мурашки на коже любовника. Такая откровенная реакция тела аль-Хайтама на ласку заинтриговала архитектора, мгновенно поменяв настроение. С момента начала их более близких отношений прошло немало времени, Кавех набрался опыта, так что теперь он мог быть смелым, мог проявлять инициативу. Ему нравилось это делать, потому что секретарю каждый раз сносило крышу от его действий. Вот и сейчас аль-Хайтам тихо простонал, когда Кавех прихватил чувствительную кожу губами и чуть оттянул. — Не оставляй там засосов. Будет видно, — сказал секретарь хриплым голосом, и архитектор насладился каждым словом. Он любил голос аль-Хайтама. Особенно такой, как сейчас. — Замажешь. Я же замазываю твои засосы, — Кавех выдохнул горячий воздух прямо на влажную от его слюны кожу аль-Хайтама. Услышав судорожный вдох возлюбленного, блондин самодовольно хмыкнул. И снова присосался к его шее. Поцелуй был таким долгим, что сомнений в том, что на этом месте немного позже появится засос, не осталось. И аль-Хайтам ему позволил и даже слегка надавил на голову Кавеха, заставляя сильнее приблизиться к своему горлу. Архитектор вызов принял. Вздохи и стоны аль-Хайтама были лучшей наградой для него. Он прекрасно понимал, как сильно распалял возлюбленного прямо сейчас. Он и сам распалялся. Кавех не знал, куда их приведёт его маленькая шалость, но останавливаться не хотел. Рукой, которая лежала на груди аль-Хайтама, он нашëл затвердевший сосок, выпирающий даже через одежду, и сжал его пальцами. Секретарь тут же накрыл эту руку своей и приподнял голову Кавеха. Поцеловал его, пошло толкнулся языком в рот. Блондин всë равно потëр сосок подушечками пальцев, и аль-Хайтам простонал ему в губы. На этом моменте Кавех уже отчётливо понимал, что заигрался, но он всë равно нестерпимо хотел большего. — Кави, — сказал аль-Хайтам, разорвав поцелуй и глядя в рубиновые глаза, и тон его голоса звучал предупреждающе, — хочешь прямо здесь и сейчас? Кавех подумал. Немного. В бирюзовых и невероятно прекрасных глазах аль-Хайтама легко читалось ничем не прикрытое желание, и это подталкивало дать положительный ответ. Или просто дать. На самом деле, ничего страшного не случится, если они переспят прямо здесь. Так размышлял Кавех. Кабинет аль-Хайтама располагался в Академии, однако сюда никто не может войти без его позволения. И, уж тем более, никто не посмеет подслушивать под дверью, помня о скверном характере секретаря. Можно смело сказать, что это было самым приватным местом во всей Академии. Ни одной причины для отказа Кавех не видел… И тут он вдруг вспомнил кое-что… — Хочу. Хочу тебя, Хайтам, — Кавех облизал свои губы, приблизился к лицу любовника, позволяя их носам соприкоснуться. — Возьмёшь меня? Мысль о том, чтобы отдаться аль-Хайтаму прямо здесь, волновала его сильно-сильно, однако если всë получится… То они оба получат не только удовольствие, но и нечто большее… — Нет, — тут же ответил аль-Хайтам. Такой категоричный отказ не добавлял Кавеху энтузиазма, конечно, но и сдаваться так просто он не собирался. — Не здесь. Нет презервативов. — Но есть смазка, — зацепился за его слова Кавех. — Я знаю, ты хотел купить еë сегодня, — он мазнул поцелуем по щеке аль-Хайтама. Затем его свободная рука скользнула вниз, к поясной сумке секретаря. Нащупала там знакомый флакон. Потом ладонь Кавеха накрыла пах аль-Хайтама, погладила вставший член через ткань штанов. — Так почему нет? В чëм проблема, Хайтам? — он блефовал. Знал ведь, в чëм проблема. Именно из-за этой проблемы Кавех и занимался сейчас соблазнением аль-Хайтама. — Ах, вот оно что, — проговорил секретарь, вскинув одну бровь вверх. Выглядел он при этом скорее заинтересованно, чем недоумëнно. — Проблема в том, что ты испачкаешься, светоч Кшахревара. Как домой пойдёшь? Салфетками вытрешься? — А вот и вытрусь, милый, — Кавех по привычке ответил поддёвкой на поддёвку, невольно упустив главное. — Подожди, ты хочешь сказать, что на самом деле не против… этой идеи? — Не против. Как можно быть против твоих идей, когда твоя рука лежит на моëм члене? Просто это несколько неожиданно. Может быть, лучше займёмся этим дома? — и аль-Хайтам, как обычно, сказал всë это спокойным и невозмутимым голосом. — Ты… Ты ни разу не говорил! — ошарашенно воскликнул Кавех. — Ты тоже, — пожал плечами аль-Хайтам. — Я… Я думал, что ты всегда используешь презервативы, потому что… ну… — Кавех запнулся, не зная, как сказать об этом помягче. — Потому что обжёгся однажды… Ну, ты понял… — Это здесь совершенно не причём, — покачал головой аль-Хайтам. — Одно дело — случайная связь, другое дело — ты. Ты мой постоянный партнёр, и я, разумеется, прекрасно понимаю, что секс с тобой безопасен. И я думал о том, чтобы попробовать с тобой без защиты, просто считал, что твоë мнение в этом вопросе важнее моего. — Ты мог хотя бы… поговорить со мной, — надул губы Кавех. — Ты тоже. — Ну я же уже сказал! Я думал, что у тебя душевная травма появилась после… того случая. Поэтому я не знал, как с тобой заговорить об этом, — не сумев сдержать порыва, Кавех ласково коснулся губами щеки аль-Хайтама. У него сердце сжималось каждый раз, когда он вспоминал рассказ о первом неудачном сексуальном опыте секретаря. Блондин не знал, как вообще можно пережить подобное. — Я просто не хотел на тебя давить, — аль-Хайтам перехватил его губы своими. Поцеловал медленно и нежно, будто успокаивая. — Раз мы уже всë выяснили… Будь добр, убери руку с моего паха. Продолжим начатое дома. — Ну уж нет. Здесь и сейчас. Его уверенность и настойчивость стали последней каплей в чаше терпения аль-Хайтама. Своими большими ладонями он сжал ягодицы Кавеха. Короткий удивлённый вскрик был ему ответом. Аль-Хайтам встал, держа его на руках, усадил на свой рабочий стол. Задницей Кавех помял чьи-то заявки на финансирование, но секретарю было всë равно. Потом он просто скажет, что никаких заявок ему не поступало. Аль-Хайтам властно раздвинул ноги возлюбленного, встал между ними и впился в губы страстным поцелуем. Теперь-то блондин, конечно, уже не был таким смелым, чтобы дразнить секретаря, трогая его член через ткань штанов. Руки Кавеха обхватили плечи аль-Хайтама, сам он отвечал на развязный и мокрый поцелуй, погружаясь в него без остатка. Пальцы аль-Хайтама подцепили застёжку на плаще архитектора. Справились с ней за пару выверенных движений. Когда ткань упала на стол, секретарь руками раздвинул в стороны края выреза рубашки на груди Кавеха, выставив его соски наружу. И почти тут же он разорвал поцелуй, чтобы губами обхватить розовую торчащую бусину. Кавех громко простонал, откинув голову назад. Пальцы архитектора вцепились в седые волосы. Аль-Хайтам вылизывал и посасывал его сосок, делая его чувствительным и влажным. Второй сосок он то гладил, то сжимал пальцами, решив, по всей видимости, воздать Кавеху за то, как он сам играл с грудью секретаря. Когда аль-Хайтам слегка прикусил набухший нежный бугорок, блондин зажмурился и всхлипнул из-за небольшой боли. Однако его любовник сразу же зализал место укуса, тонко чувствуя грань между удовольствием и дискомфортом. По телу архитектора прошлась дрожь волнения. Он знал, что аль-Хайтам мог быть иногда немного грубым. Ничего против этого Кавех не имел, потому что возлюбленный никогда не перегибал палку, однако у него каждый раз волосы на затылке дыбом вставали от осознания того, до какого состояния он довëл человека с эмоциональным диапазоном зубочистки. Такой страстный, такой нетерпеливый, такой жадный, такой собственник… Как будто Кавех мог от него куда-то деться. Второй сосок настигла та же участь, что и первый. Покусанные и облизанные, очень чувствительные. Аль-Хайтам массировал их круговыми движениями больших пальцев, пока выцеловывал шею Кавеха. Теперь на нëм тоже останутся засосы. Впрочем, они и так с него не успевали сходить. — Хайтам… Ах! — он то и дело срывался на вздохи и стоны, не будучи в силах сдержать их. — Давай… Ты же хочешь… — Если, — горячо выдохнул аль-Хайтам ему на ухо, — уважаемый господин архитектор столь нетерпелив… То почему бы ему не удовлетворить меня, хм? Тогда и я исполню все его желания, — его хитрая улыбка, чем-то похожая на хищный оскал, заставила Кавеха шумно сглотнуть. — И чего же хочет… уважаемый господин секретарь? — аль-Хайтаму, который находился в подобном настроении, невозможно было не подыграть. Так прекрасен, когда флиртует так откровенно… — Для начала выпустите меня из своих пылких объятий, — руки секретаря красноречиво опустились на бëдра Кавеха, которыми он обхватил его талию. — Затем встаньте со своего насиженного места на моëм столе, развернитесь ко мне спиной. После этого можете животом лечь на так полюбившийся вам стол. Щëки Кавеха были красными, тело дрожало от возбуждения. Если он встанет перед аль-Хайтамом в такую позу... Может быть, секретарь просто подготовит его. Или не просто подготовит, но и возьмёт прямо так, жёстко и страстно, заставит Кавеха ногтями вцепиться в стол. Возможно, ещë и отшлёпает… Блондин подчинился аль-Хайтаму, лëг грудью на стол, предоставляя любовнику полную свободу действий. Секретарь без лишних слов развязал пояс Кавеха, расстегнул ширинку, спустил с него штаны вместе с нижним бельëм, обнажив ягодицы и стройные ноги. Аль-Хайтам привычным жестом положил руки на упругие половинки, наслаждаясь тем, как они ощущаются в его ладонях. — Такой послушный для меня, Кави, — пальцами он смял ягодицы, чуть оттянул их. Кожа была пластичной и нежной. — Скажешь, когда я должен буду остановиться. Кавех успел лишь глубоко вздохнуть, когда лëгкий шлепок опустился на его ягодицу. С губ в очередной раз сорвался короткий вскрик, но аль-Хайтам, давно научившийся считывать настроение шумного как в жизни, так и в постели архитектора по тональности голоса, не обратил на это никакого внимания и тут же шлёпнул другую ягодицу. Кавех шумно и часто дышал через рот, кожа на его заднице немного покраснела. Было не больно, скорее резко и волнующе. Аль-Хайтам шлёпал его почти без замаха, не вкладывая грубую силу в свои удары. Давно уже вставший член Кавеха, зажатый между столом и животом, потëк, ясно давая ему понять, что он на грани. — Хайтам, — простонал архитектор, — поторопись… И сними с меня рубашку. — Поторопиться? — Кавех почувствовал его усмешку даже так, не поворачиваясь к нему лицом. — Хорошо… Он просунул руку под тело Кавеха, чтобы расстегнуть пуговицы, а затем стянул с него рубашку, не глядя откинул еë куда-то в сторону. Затем из своей поясной сумки достал тот самый флакон со смазкой. Вылил жидкость на ладонь и на дырочку Кавеха. Проник легко одним пальцем, пользуясь тем, что мышцы блондина всë ещë были растянуты с их прошлой ночи. И пока Кавех отвлёкся на подготовку и расслабился, свободной рукой аль-Хайтам снова шлёпнул его по заднице, срывая с губ откровенный стон и заставляя сжаться внутри. Второй палец скользнул в него, второй лëгкий удар опустился на раскрасневшуюся и чувствительную кожу, на которой уже проступил след от большой ладони секретаря. — Хватит! — всхлипнул Кавех. — Это слишком… Не могу расслабиться… Аль-Хайтам остановился по первой же просьбе, как и обещал. Он наклонился, накрывая Кавеха собой, заправил светлые пряди ему за ухо, прошептал: — Я переборщил? — Нет, — честно ответил Кавех, — нет, всë в порядке… Просто трахни меня… Секретарь оставил поцелуй на покрасневшем ушке, что заставило Кавеха улыбнуться. Аль-Хайтам заботился о его чувствах и понимал, насколько ему важно ощущать себя любимым в момент близости, даже если сегодня они решили заняться сексом погрубее. Он выпрямился, возобновляя толчки пальцами, но свободную руку положил поверх ладони Кавеха. От этого нежного жеста архитектор чуть ли не проскулил, поддался задницей назад. — Давай же… Аль-Хайтам напоследок протолкнул внутрь третий палец, который вошёл весьма свободно. Затем вытащил их, быстрыми движениями приспустил штаны, высвобождая наконец-то свой готовый к действию половый орган. Он немного задержался, приставив член к раскрытому колечку мышц и вылив на него ещë немного смазки, затем толкнулся внутрь плавно, но не делая остановок, заполняя Кавеха собой до краëв. Аль-Хайтам потонул в ощущениях. Внутри архитектора было тесно, горячо и влажно. Нежные стеночки сжимали его член со всех сторон, и секретарь всерьёз опасался кончить прямо вот так, едва ли войдя. Шумно дыша, он дал Кавеху небольшой перерыв, затем сразу задал жёсткий и быстрый темп, попадая по простате с каждым толчком и срывая с губ любовника стоны. Аль-Хайтам и сам постанывал, чувствуя Кавеха изнутри так, как ещë никогда раньше не чувствовал. Он, конечно, знал, что ощущения в презервативе и без него отличаются, но не знал, что настолько. — Что? — у Кавеха кое-как получилось обернуться через плечо, чтобы посмотреть на аль-Хайтама. — Даже не скажешь ничего? — Ты чертовски узкий, — тяжело выдохнул аль-Хайтам. — Надеюсь, ты прекрасно понимал, что вытащить я не смогу и кончу в тебя, Кави… — Ох, дорогой, — Кавех хищно улыбнулся, — я надеялся на это. Аль-Хайтам без предупреждения обхватил рукой член Кавеха, провëл по изнывающей без внимания плоти раз, второй. Довëл и без того разгоряченного до предела блондина до крышесносного оргазма, заставив кончить в свой кулак. И кончил сам так глубоко внутри, как только мог. Ноги секретаря подкосились, в глазах на секунду потемнело: настолько сильным был оргазм. Аль-Хайтам вцепился в край стола, чтобы сохранить равновесие. Это было даже лучше, чем Кавех себе представлял. Раньше он думал, что отказаться от презервативов стоило в первую очередь ради аль-Хайтама, потому что его чувствительность притуплялась в них. Однако… Архитектор только что чувствовал каждую вену на члене любовника, и это было хорошо, чертовски хорошо. А затем аль-Хайтам кончил в него, тем самым воплотив в жизнь самую горячую сексуальную фантазию Кавеха (на данный момент). Но сейчас, когда архитектор сумел собрать мозги в кучу, он, конечно же, думал о том, что заниматься сексом в Академии было поспешным решением. Кавех ни о чëм не жалел, однако не представлял, каким образом привести себя в порядок и вернуться к работе, если не хотелось даже пальцем шевелить лишний раз. — Полагаю, — тяжело вздохнул аль-Хайтам, — мне нужно взять на себя ответственность? Его член всë ещë находился внутри, что не добавляло Кавеху ясности мыслей. Блондин предпочёл бы второй раунд, однако этот секс действительно был слишком изматывающим. Так что он лишь кивнул, не поворачиваясь к аль-Хайтаму лицом. — Ну конечно, — хмыкнул секретарь, всë-таки додумавшись вытащить из него свой пенис. — Как соблазнять на секс среди рабочего дня — так это мы первые, да, Кави? — А я что, виноват в том, что ты из меня все силы вытрахал? — пробурчал Кавех. — Силы на разговоры я из тебя ещë не вытрахал, — отозвался аль-Хайтам, выдвинув ящик в столе в поисках салфеток. — С твоим-то членом ты и это сделать можешь, — хмыкнул Кавех, найдя в себе силы на то, чтобы повернуть голову и посмотреть на аль-Хайтама. — Это призыв к действию? — приподнял одну бровь секретарь. — Нет! — поспешно возразил Кавех, густо покраснев. Во время секса он нередко забывал о существовании такого слова, как «смущение», потому что аль-Хайтам позаботился о том, чтобы раскрепостить его. Но сейчас, когда желание было удовлетворено, архитектор вспомнил о стыде. — Я имею в виду, не сейчас… Может, дома? — Я пошутил, — аль-Хайтам улыбнулся одним уголком губ, наслаждаясь тем, как выглядел покрасневший Кавех. Архитектор надулся, подумав: «Да кто ж тебя знает, шутишь ты или нет. Ты же не меняешь выражение своего лица даже тогда, когда шутишь». Впрочем, он быстро забыл об этом, потому что аль-Хайтам привëл в надлежащий вид и себя, и его. Секретарь вытер все лишние жидкости и одел Кавеха, помог ему встать. Блондин, растаяв от такой заботы и нежности, повис на шее у аль-Хайтама, поцеловал его в щëку. Секретарь ладонями обхватил тонкую талию возлюбленного, утягивая в свои объятия. — Такой хороший для меня, — влюблённо щебетал Кавех. — Чертежи не забудь, — напомнил аль-Хайтам, уходя от темы. Кавех и правда снова забыл про них. Он прошёл к шкафу, встал на носочки, чтобы дотянуться до верхней полки. Аль-Хайтам бесшумно приблизился к нему сзади, обхватил рукой поперёк талии, горячо прошептал: — Увидимся дома, Кави. Ох. На сегодня это точно ещë не конец...