Глава 23. Маяки.
…Весь сей экстаз молитв, хвалений и веселий, Проклятий, ропота, богохулений, слез — Жив эхом в тысяче глубоких подземелий; Он сердцу смертного божественный наркоз!
Тысячекратный зов, на сменах повторенный; Сигнал, рассыпанный из тысячи рожков: Над тысячью твердынь маяк воспламененный!.. Ш. Бодлер
Воздух в огромном вытянутом шатре был жарким и душным, и густо напоенным целой какофонией разнообразных тошнотворных запахов. Аромат эстрагона, ромашки и прочих трав смешивался с дурманящим голову духом жженого ладана и сандаловых благовоний, с плотным алкогольным амбре, и затем тяжелым покрывалом ложился на смрад человеческой крови, рвоты и гнойных выделений… Мэймао рукой еще раз заправил внутрь так и норовящую выскользнуть сизую ленту чужого кишечника и продолжил ушивать брюшную стенку простым узловым швом. Закончив он выцепил взглядом одного из младших учеников, что заменяли здесь медсестер и медбратьев, и взмахом руки — а рвать себе глотку в этом многоголосом гвалте молодой Цяо даже не пытался — подозвал юного мальчишку, чтобы тот закончил перевязку. И стремительным шагом перешел к кушетке со следующим раненым. Осмотрев распростертое перед ним бессознательное тело, Мэймао едва не сплюнул от досады!.. Потемневшие кончики пальцев и кисти рук, посиневшее горло и нижняя часть лица, и почти фиолетовые пятна вокруг носогубных складок… При прощупывании грудины тот зашелся в судорожном кашле, а на губах выступила кровавая пена… Цианоз и разрыв легкого. И это помимо открытого перелома предплечья и распоротого бока… Мэймао даже не стал возле него больше задерживаться, лишь шепнул бледной сестричке, что спешно оттирала кровь с подбородка заклинателя, дать тому больше маковой настойки, да перешел к следующему, стараясь не вслушиваться в раздавшиеся позади невнятные оклики и всхлипы… Мэймао правда пытался не слишком давить на растерянных, хлопающих влажными глазами девиц и юношей, что добровольно вызвались помогать пострадавшим, он понимал, что для них это все впервые, им жутко и страшно… Но слез, в итоге, с них можно собрать порою больше, чем крови с раненых! И иногда Мэймао все же срывался… Его жутко все это раздражало! Бесило, когда напуганные ученики дергали целителей то к одному раненому, то к другому, галдели словно голодные чайки и подергивали за одежды, прося спасти того или этого парящего между жизнью и смертью!.. Цяо Мэймао, в отличии от них, понимал, что труп — это просто труп, даже если он все еще дышит!.. Совсем скоро тело будет гнить, ему уже все равно… Мэймао с детства воспитывался как заклинатель, и насилие для него — часть жизни, а чужие смерти — такая же обыденность, как для кого-то — начинать день с чашечки чая. Умеренная жестокость с редкими умеренными исключениями. Сраная реальность, где человеческая жизнь — всего лишь сухая красная пыль… И от их действий сейчас зависело лишь то, станет ли это конкретное тело трупом сегодня или это же произойдет чуточку позже… У следующего осмотренного мужчины была перерублена ключица и распорото бедро, но страшные внешне раны не угрожали его жизни прямо сейчас, и потому, проверив уже наложенный на ногу жгут, Мэймао шагнул к следующему — с развороченной грудиной. Пальцы послушно вжимались в теплую влажную плоть, нос забивал запах крови, земли и кислого пота… Не сказать, что самому молодому Цяо сейчас было просто, но эмоции — это просто эмоции, еще в прежней жизни он понял, что в такие моменты они до добра не доводят. Сейчас он так же старался отбросить все, что мешает. Отстраниться на время от той туго зажатой пружины где-то под диафрагмой и молиться, что когда та наконец соскочит — она не снесет ему голову к чертям! Время двигалось к утру, перед Мэймао мелькали размытые невнятные лица, а злое отчаянье подкатывало к горлу все чаще… Почти полгода минуло с официального начала войны и всего несколько лун с тех пор, как часть их армии встала лагерем на южной оконечности Великой равнины, ровно между Синьяном и городом Дюжины Кухонных Мастеров, а в лекарский шатер впервые ступили люди в богатых платьях с золотым цветочным шитьем… Вырезая наконечник стрелы, застрявший под ключицей очередного бедолаги, Цяо Мэймао действовал автоматически: вынуть, спаять сосуды направленным всплеском ци, проверить не осталось ли осколков, промыть, поставить дренаж и зашить вручную, экономя быстро расходующиеся силы… До того тоже было непросто, но последние месяцы стало совсем уж невыносимо… Последние две луны вооруженные столкновения случались гораздо чаще, раненых поступало в разы больше, и Цяо Мэймао уже начинал жалеть, что согласился на любезное предложение Лань Сиченя присоединиться к целителям и помогать с ранеными, предположившего, что скрещивать оружие на поле боя с бывшими родичами для Цяо было бы совсем уж неэтичным. Вот только привыкшего за прошедшие в странствиях годы к полной самостоятельности Цяо все чаще напрягала необходимость подчиняться кому-либо. А столкнувшись в реальности с довольно примитивной полевой организацией лазарета, антисанитарией, шарахающимися туда-сюда посторонними и полным отсутствием такого понятия, как первичная сортировка, и вовсе едва не доводили его до кровавого кашля! Работая с Лань-дайфу ему почти удалось донести мысль о необходимой организации сортировки раненных, обосновав, что, занимаясь крайне тяжелыми пациентами, они теряют время и на выходе получают еще двоих таких же, перешедших из группы высокого приоритета в потенциально черную группу, четверых перешедших из средней в высокую и так по возрастающей!.. Но с подходом долгожданного подкрепления от ордена Цзинь, все чего в итоге получилось добиться — это установки второго шатра, где досматривали совсем уж безнадежных! Этакий хоспис на природе!.. Что уж тут сказать. Похоже, золото правит миром во всех мирах! Цзини оплачивали большую часть военных затрат, оплачивают лекарства и прочие расходные материалы для лечения, закономерно, что и руководство они тоже предпочли взять на себя. И кое-как отлаженная система снова претерпела изменения, а привычный распорядок полетел к чертям… Минувшим вечером к ним присоединился довольно большой отряд с западных холмов для перегруппировки и дальнейшего распределения. Они привели с собой много раненых после недавней стычки и Цяо Мэймао позволяет вести себя от одного пострадавшего к другому, работая среди дюжины таких же сосредоточенных целителей. Иногда он отказывается тратить время и помогать, иногда просто откладывает помощь на попозже, для тех, кто может ждать — работы еще много… И он даже почти не отвлекается на поднявшийся в помещении совсем уж невообразимый шум. Он сосредоточенно вычищал развороченную вражеским мечом брюшину, когда за рукав его дернула какая-то истерящая девица, что-то требуя и теребя до тех пор, пока ее силой не вывели на улицу!.. Цяо Мэймао рукавом вытер забрызгавшую его щеку кровь и с каменным лицом смотрел, как тело под его руками начинает подрагивать в накатывающем припадке… Во время рывка он перерезал брюшную аорту и вспорол кишечник… Даже если он сейчас же сошьет фонтанирующий кровью сосуд, содержимое желудочно-кишечного тракта уже разлилось по брюшной полости… У него будет не больше пятнадцати минут на все про все, никаких гарантий выживания пациента и стопроцентная инвалидность даже в случае положительного исхода… Сжав челюсти, Мэймао решительно обнажил трофейный, больше-не-парный, острый кинжал, добытый еще в пещере Черепахи-Губительницы (второй так и остался у Ваньиня), и вогнал лезвие под подбородок. Кивнул замершему у изголовья прислужнику и, сцепив зубы, молча перешел к следующему пострадавшему, стараясь не думать… Цяо Мэймао не планировал столько злиться, он вообще не планировал испытывать сильные эмоции. Но он только что намерено прирезал своего пациента. По вине одной истеричной девицы… По вине идиотов, что вообще допустили посторонних в шатер… Дисциплина, гигиена, санитария, этика… Эти слова давно остались в прошлой жизни Лин Цзыху, а вот жалящая злость от небрежения все еще временами накатывала на Цяо Мэймао. Чувство горького, неусыпного, глухого отчаяния не отступало. «Нужно успокоиться, чёрт возьми!» — Цяо Мэймао острым взглядом осматривает помещение и подходит ко второй кушетке слева. Он заставляет себя обуздать эмоции. Сейчас еще не время. Когда поток раненых, требующих немедленной помощи, наконец сошел на нет, Лань-дайфу смотрит на его подрагивающие руки и отпускает передохнуть. У одной из коек недалеко от выхода беззвучными рыданиями заходятся двое подростков над телом мертвого взрослого заклинателя. Цяо Мэймао проходит мимо, лишь краем закипающего сознания отмечая, что, похоже, этому мужчине помощь никто оказать просто-напросто не успел… И в зале снова присутствуют посторонние. Уже на улице взгляд Мэймао зацепился за парочку болтающих между собой юношей, должных не пускать посторонних в шатер, и предвкушающе оскалился! О, он собирался сейчас сделать просто невероятную глупость! Но свежий морозный воздух после душного зловонного шатра пьянил разум не хуже вина, а живот сладостно поджимался от одной только мысли вцепиться в чужие холеные рожи!.. На шум мордобоя тут же сбежалась небольшая толпа, и их сразу же растащили. Но они все же успели разменяться парой-тройкой стоящих ударов!.. У Мэймао побаливали бока и левое ухо, но он лишь радостно скалился в удерживающей крепкой хватке, смотря, как кровь из разбитого носа заливает недовольное лицо одного, и на держащегося за ребра другого. — Что вы все здесь устроили?! Заняться нечем?.. Так я быстро таким идиотам, как вы, работу найду!..— подлетевший Цзинь-цяньбэй тоже не отличался доброжелательным настроением. Он орал, щедро выплескивая скопившееся раздражение, и даже отвесил затрещину, попытавшемуся открыть в оправдании рот юноше, зычным окриком разогнал всех любопытствующих, а после повернулся к нему, — А ты чего скалишься? Смотрю совсем за ночь не устал, раз на подобное непотребство силы имеются?!.. — А, что, хотите поделиться частью своих обязанностей? Неужели уважаемому Цзинь-цяньбэю настолько тяжело выполнять свою работу?.. — краем возбужденного сознания Цяо Мэймао понимал, что его безжалостно несло, но его рот открывался словно сам по себе, выплевывая ядовитые и опасные слова, и все, на что хватило в тот момент его сознательности, так это не орать во всю глотку, а лишь говорить тихим свистящим шепотом, — Так не терпится со всем этим поскорее покончить, что до больных вам и дела нет?.. Устроили проходной двор, для того чтобы это ускорить?.. — Все сказал? — предельно тихо, но угрожающе цедит Цзинь-цяньбэй, нависая над удерживаемым за локти и стоящим на коленях Мэймао. — Нее-ет!.. Не хотите поработать вместо меня?.. Сделайте одолжение — объявите им время смерти вместо меня! А потом посмотрите их родственникам в глаза вместо меня!.. — собственная ци вокруг начинает сгущаться так, что пора бы уже успокоиться; и так почти пустые меридианы Цяо Мэймао неприятно тянет, ядро в дяньтяне горячо пульсирует, а растрепанные волосы, кажется, уже потрескивают от напряжения!.. — Кто ты такой, чтобы открывать рот? — Цзинь-цяньбэй надвигается на него одним слитным движением, и тени, отбрасываемые пляшущим в открытых жаровнях пламенем, кажется, растут и густеют. Но Цяо Мэймао лишь вскидывает голову и заламывает брови, смотря на него, человека, который выше на голову, словно сверху-вниз, и лишь еще выше задирает подбородок. — Еще раз, — в опасных темных глазах напротив нехорошее раздражение. Цзинь-цяньбэй приближается ближе обманчиво-медленной поступью, и подвижная глубокая тень тянется за ним мрачным плащом, — Ты обратишься ко мне подобным образом… И я вырежу тебе язык. — В таком случае наточите как следует свой меч, потому как молчать и дальше я не намерен! — под тяжелым взглядом заклинателя Мэймао завороженно обмирает, но взгляд упрямо не опускает. Оо-о!.. Ему действительно стоит быть осторожнее — похоже, за годы жизни он приобрел высокомерия и снисходительности ничуть не меньше, чем прочие Вэни! — В этот раз, мальчишка, я спущу тебе с рук твою дерзость, лишь потому, что ты молод и я уже в курсе того, что произошло внутри. Но лишь в этот раз, — Мэймао молчит, когда его воротник трещит под сильными руками притянувшего его к себе Цзинь-цяньбэя, лишь еще более уперто скалится разбитыми в драке деснами… Чуть позже Цяо Мэймао покорно сносит тяжелые удары, от которых прогибается спина, и колкие взгляды от которых внутри совершенно ничего не дергается. Молчит, пока широкая ферула раз за разом опускается на его оголенную спину. Лишь морщится, когда видит рядом недовольного Хань Юя, да показывает тому неприличную комбинацию из пальцев, не желая слушать ничьи нотации. Тридцать ударов — сущая мелочь. Так, профилактика для зарвавшихся… Отбывая наказание стоя на коленях, Мэймао был совершенно спокоен снаружи, но внутри все еще шипел рассерженной кошкой, тронь — и выцарапает глаза!.. Ему все еще хотелось крови, поэтому он нарочно, время от времени теребил языком рассеченную десну, не давая той зажить, и молча слушал тихую болтовню постовых… — Говорят, сегодня в честь прибытия части армии на ужин подадут мясной бульон, ммм!.. Давненько нас не баловали вкусненьким! — Задабривают небось перед отправкой в Сюйчан-то… Слышал, Чифэн-цзюнь уже трижды отбивал его у псов клана Вэнь, но стоит командующему покинуть город, как ублюдки захватывают тот снова! Слишком удобное для них расположение. Да и Вэнь Жохань после того, как глава клана Не убил его старшего сына, просто кипятком ссыт от ярости!.. Что толку набивать брюхо досыта, если после нас отправят в этот огромный могильник?!.. — Ну не скажи-и!.. Все же, куда приятнее идти в бой на сытый желудок! Я вот никогда не откажусь от порции отменной томленой свининки! Мм-м.! А что до Чифэн-цзюня — то он заклинатель неукротимой мощи! Уверен, мы еще надерём этим жалким псам их мерзкие задницы, аха-х!.. — Не-е, Чифэн-цзюнь, конечно, на редкость выдающийся заклинатель, всегда на горе клинков среди моря огня, не спорю. Но, говорят, после него на поле боя остаётся настоящая просека убитых врагов, а сам он, словно демон на кровавом пиру!.. Да и про молодого главу Цзян и вовсе ничего не ясно… Один из шисюнов мне рассказал, будто вперед его войска идут голодные духи сгоревших в Лотосовой Пристани жителей! Настоящий парад озлобленных демонов!.. Чертовщина какая-то все это… Нет, не по мне такое. Мэймао усмехнулся, слушая разговор заклинателей, и сковырнул ногтем прилипший к волоскам на предплечье засохший сгусток чужой крови. В клане Вэнь всегда были уверены в своей силе и в своем превосходстве над остальными кланами. Мэймао всего несколько раз видел Верховного заклинателя и то, еще в детстве, но от чего-то был абсолютно уверен, что Вэнь Жохань ни за что не позволит своим людям отступить. Они оставят после себя либо вековое наследие, либо выжженную землю!.. Хотя почему «либо»? Судя по гуляющим по лагерю слухам о темном заклинателе — это теперь лишь вопрос времени! Скажи гордецу, что он споткнется, так тот задерет нос еще выше! Скребущие кожу ногти все не останавливались, оставляя на запястье красные линии и неглубокие царапины, и Цяо Мэймао негромко расхохотался: «Подумать только! Темный заклинатель — это мальчишка Вэй Усянь!.. А слухи-то какие! Один другого краше!..» Кто ж знал, что именно этот смешливый юноша вместо широкой и гладкой дороги предпочтет скользкую темную тропинку… — Пф!.. да ты неженка!.. Тогда тебе под руку к Цзэу-цзюню надо. Говорят, простые люди ликуют от одного отзвука его имени!.. Словно судьба даровала им еще один шанс на жизнь, а землю осветили солнечные лучи!.. Тут Мэймао не мог не согласиться. Как только обстановка в сгоревших Облачных Глубинах более-менее наладилась, Лань Сичень оставил управление на дядю и некоторых старейшин и лично отправился на фронт. Вот только вместо руководства частью армии тот предпочел действовать небольшим отрядом, помогая на сложных участках, нередко выводя множество гражданских из-под прямого удара. И слава его бежала впереди него, передаваемая из уст в уста простым народом. — А я бы пошел под командование Цзян Ваньиня… У меня семья в Сянфане, даже не знаю, живы ли они… А отряды молодого главы смогли отбить уже несколько поселений в том районе и даже уничтожить проклятого Чжао Чжулю!.. Интересно, если… Начало смеркаться, и он больше не прислушивался к чужой отвлеченной болтовне, когда рядом с его коленями остановились запыленные сапоги, а на уровне глаз заколыхался молчаливый колокольчик с пурпурной шелковой кисточкой: — Вставай. Сколько можно прохлаждаться? — Ах, этот негодный Цяо ведь наказан! Пользуетесь своим высоким положением, сиятельный господин? — на состроенную гримасу Цзян Ваньинь ухмыляется, но усмешка эта — лишь блёклая тень прежних саркастичных и ядовитых усмешек, которые тот так щедро раздавал прежде. Эта кривая линия губ пуста и совсем не весела… Тем не менее Мэймао безропотно поднимается и идет следом, искоса поглядывая на знакомого-незнакомого молодого заклинателя. Последний раз они виделись еще после Воспитательного лагеря. После известий о сожжения Пристани Лотоса, Поднебесная погрузилась в хаос и, когда Мэймао получил новости о том, что Ваньинь выжил, все, что он мог сделать — это лишь передать через Лань Чжаня, часто отлучающегося по делам клана, письмо с бессмысленными соболезнованиями и некоторыми сведениями об ордене Вэнь, полученными через свои бордели… И вот, сейчас перед ним уже не юноша, а резко повзрослевший молодой мужчина, взрощенный тяжёлыми потерями… Это мысль до того горькая, что Цяо Мэймао чувствует, как она отравляет его, ядом распространяясь по всему телу. Ваньинь тем временем, кажется, просто бездумно бредёт вперед, пока они не зашли довольно глубоко в чащу, давно миновав границу лагеря. Остановившись и, будто пытаясь отогнать безрадостные мысли, он встряхнул головой словно пёс, и опёрся о мшистый ствол старой сосны, устало выдохнул, на миг прикрывая глаза, а после резко растёр лицо ладонями: — Ну и какого черта ты там устроил на этот раз.? — Бережно грабли клал перед дверью соседа. Ошибкам учиться хотел, — на миг Мэймао показалось, будто Цзян Ваньинь говорит вовсе не с ним, а потому и ответ такой же безликий… — Развлекаешься, значит? — Ваньинь и сам кривит губы в ответ на хохму. Но это пустая улыбка, в ней нет ничего веселого. Простое движение губ, будто сам он бумажная оболочка, и лишь злые глаза — темная труба бушующего торнадо… — Провоцирую дополнительную выработку дофамина, эндорфинов и нейромедиаторов посредством физической активности для снижения уровня стресса… Знаешь, Красавчик, после драки обычно наступает эйфория, если, конечно, тебя не избили до полураспада!.. — Мэймао коротко хохочет и сам тянет губы не менее криво, раздражаясь — …Не хочешь? Смех резко оборвался и Цзян Ваньинь, не мигая, смотрел на него красноватыми воспалёнными глазами. Злое раздражение, что еще тлело в душе Цяо, разгорелось с новой силой, яростно взвиваясь ввысь, и вновь бередя и без того возбужденное последними событиями сознание! Словно клинки, их взгляды пересеклись с оглушительным звоном, и уже в следующий миг Цяо Мэймао с силой отбросило в сторону, а перед глазами заплясали цветные искры! Ваньинь налетел словно голодный коршун — стремительно и резко, и от души врезал ему под дых!.. Захлебнувшись на вдохе, Мэймао едва успел отклонится от летящего следом в его лицо колена! Вместо того чтобы сломать ему нос, тяжёлый кулак лишь слегка облизал болью скулу, а сам Мэймао резко завалился вперед, увлекая за собой и юношу!.. Они повалились на влажную лесную подстилку, холодные камни и колючие, ломкие ветки. Перекатываясь по земле, вырывали попеременно первенство, мяли друг другу бока яростными ударами и грубо заламывали конечности, совершенно забыв про мечи и другое оружие! Пинают и царапают противника, кувыркаясь в прошлогодней опавшей листве, словно два дворовых кота, а не взрослые и обученные заклинатели!.. Мэймао даже мог поклясться, что почувствовал болючий укус где-то под правой коленкой, когда на короткое мгновенье удалось зафиксировать и прижать юркого Цзян Ваньиня к земле!.. В глазах Цяо Мэймао уже плавали чернильные пятна, голова кружилась, а боль от коротких и злых ударов острыми иголками проникала в мозг, но все равно казалась сейчас такой сладостной и желанной!.. Правая ягодица после нескольких пропущенных подряд ударов уже онемела, но Цяо Мэймао все равно сначала лягнул пятками зашипевшего от боли юношу, и только после крепко сжал бедрами чужие ноги, не позволяя навалившемуся сверху юноше коленями колотить его тело… На короткое мгновенье они замерли в паритете: левая рука Мэймао держала правую Ваньиня, а Ваньинь не давал движения его правой своей левой… В темноте их лица были настолько близко, что горячее сбитое дыхание опаляло щеки, а широкие зрачки напротив казались двумя бездонными колодцами, в которых Мэймао тонул, неумолимо погружаясь в бездну!.. Он правда не знает, кто к кому потянулся первым, или же, возможно, они сделали это одновременно, но, когда горячий влажный язык дерзко скользнул по его приоткрытым на выдохе губам, Мэймао лишь сильнее стиснул коленями крепкие бедра и поддался ближе!.. Цзян Ваньинь напирает в ответ, бессовестно прижимаясь к льнущему телу, и отвечает не менее пылко!.. Мэймао грубо стиснул пальцами все ещё удерживаемое крепкое запястье, выкручивая его сильнее, прижимая к себе живое тело еще ближе, еще плотнее, отвечая на беспорядочные, по юношески горячечные мокрые поцелуи. И лишь когда его губу рвут чужие крепкие зубы, а в щеку толкается короткий, болезненный вскрик — отпускает… Ваньинь чуть сдвигается, кусает зло его подбородок и вновь возвращается к губам, упоённо слизывает теплые капли, остервенело раздирая порванную губу еще больше, голодно лижет десна… Подобный напор от неумелого юноши удивляет Мэймао, но не настолько, чтобы отступить. Цяо Мэймао кусает губы в ответ, его пальцы сильнее сдавливают податливое тело. Их языки встречаются у кромки зубов, кружат в короткой яростной борьбе, и жесткий поцелуй становится страстным. Ваньинь толкается бедрами, вжимаясь в его пах, и Мэймао отчетливо чувствует все признаки того, насколько юноша возбужден. А еще осознает, что его собственные руки давно свободны от хватки и довольно жёстко стискивают чужие теплые бока… Цзян Ваньинь дергает его за плечо, слишком сильно тянет ткань, и та неприятно режет чувствительную кожу подмышек, но Мэймао даже не успевает возразить, потому что к паху вновь и вновь притираются крепкие бедра, проезжаясь по его собственному напряжению, а раскаленное дыхание лижет шею… В ответ на очередной толчок Мэймао окончательно расслабляется, опускаясь лопатками на прелый перегной, утягивает юношу следом и, стиснув ягодицы, позволят тому вести… Ваньинь наваливается еще сильнее, одна его рука перехватывает ладони Цяо, фиксируя их над головой, не очень крепко, всего одно движение, и он вырвется, но Мэймао ничего не делает, лишь сильнее стискивает колени на чужих бедрах. Влажные губы Цзян Ваньиня снова гуляют у его рта, сводят с ума… Горячее живое тело сводит с ума. — Ваньинь!.. — панически выдыхает Мэймао. Его собственное тело вибрирует от удовольствия, и хочется срочно немножко притормозить. Он вытягивает руки из ненадежной хватки и стискивает напряженные плечи… Но Ваньинь даже на крепкое сжатие плеч никак не реагирует, лишь бедра движутся быстрее, ритмично потираясь о напряжённую промежность. Дыхание Мэймао тоже сбивается, а бедра несколько раз поднимаются в ритм. И кажется, что это настоящее безумие!.. Мэймао тянется к Цзян Ваньиню, одна его рука надавливает на затылок, ложится на белеющее в темноте горло… И на миг Цяо Мэймао задумывается о том, что он мог бы сжать пальцы сильнее. Тогда часть армии лишилась бы своего командира, а Вэй Усянь наверняка потерял бы якорь и, как и любой заклинатель, следующий темному пути, быстро слетел с нарезки… Тогда, возможно, у клана Вэнь, у его семьи, появился бы шанс.! Мысль вспыхивает лишь на короткий миг и тут же затухает в жарком мареве… Мэймао только слегка царапает ногтями острый мальчишечий кадык, а затем зарывается пальцами во влажные пряди у затылка, и вновь прижимает чужой жёсткий рот к своим губам! Тело потряхивает, в яйцах собирается тяжелый комок, горячий воздух из легких сталкивается и смешивается, обдувая горящее лицо напротив, а тихие и едва уловимые надсадные стоны будоражат слух. Разворошенное сознание, поглощенное ощущением острого удовольствия от плотного контакта, перегружается и отключается… Ненадолго, но все же. В звенящей тишине слышится тяжелое дыхание и шорох облетевшей листвы. За прошедшее время окончательно стемнело и Цяо Мэймао замирает, пытаясь запомнить, чтобы позже проанализировать то, что сейчас ощущал, а потом уже решить, что же с этим всем делать… Цзян Ваньинь, уткнувшись носом куда-то за плечо, щекочет стихающим влажным дыханием шею, из-за чего Мэймао нервно ёжится. Он накрывает ладонью взмокшую спину юного мужчины, поглаживает сведённые лопатки. Прикасается к волосам… От прикосновений Цзян Ваньинь вздрагивает, его плечи немного напрягаются, но Мэймао нарочно не замечает, расчесывает пальцами туго сплетённые пряди, массирует кожу. И тот вновь расслабляется, ёрзает, словно устраиваясь удобнее на его груди, но по прерывистому неглубокому дыханию Цяо понимает, что не все в порядке, а впереди его ждёт ещё одна битва… — Я виноват, — тихо выдыхает Ваньинь и, будто скукоживается, стремясь стать меньше и незаметнее, — Я… мы… Это полностью моя… — Нет! — перебивает его Мэймао, не позволяя закончить, — Это все война, Ваньинь. Все эта сраная война. — он говорит твердо. Проводит трясущимися руками по волосам и сам утыкается горящим лбом в растрепанную макушку, громко выдыхая, и заставляя Ваньиня невольно подстраиваться под его неспешный дыхательный ритм, — Просто… бывает так, что в одиночку уже не справляешься… Кажется, что еще мгновенье, и тебя разорвет от того количества противоречивых эмоций, что плещется внутри… Или же, наоборот, перетерпишь — и не проснешься. Просто не захочешь просыпаться… Чтобы не видеть все это дерьмо, творящееся вокруг… Часто, людям нужны маяки, чтобы не потеряться в этом безумном кровавом аду. Зацепиться, чтобы всплыть. Это нормально, Ваньинь. Только так и можно выжить и не сойти с ума… — Я не думал, что получится… так. — Пф-ф… не вешай на себя слишком много, Красавчик! Тут как бы оба поучаствовали!.. Да и, если на то пошло, этот Цяо все же старше, так что можешь винить меня. И хотя, конечно, предлагал изначально я совсем иное, но видимо это нужно было нам обоим… В конце концов, чего ты думал, я устроил тот переполох, а?!.. Просто подавляемое доселе негодование готово было уже взвиться фонтаном в три чжана высотой! Вот и плеснуло… — Мэймао поворачивает голову и звонко чмокает притихшего молодого мужчину куда-то в ухо, порывисто и крепко сжимает юного главу, словно любимого плюшевого медведя. И облегченно выдыхает, стоит задёргавшемуся Цзян Ваньиню обмякнуть в крепкой хватке, смирившись… Приятный аромат донёсся до Мэймао от темной макушки сбором ромашки и сандаловым маслом, что неимоверно удивило юношу, воскресив в памяти давно забытый запах, витающий в его детской спальне с тканым солнечным гобеленом… Одежды драгоценной Вэнь Чанчунь всегда пахли сандалом, а настои, что подавал ей старик Лао Бэй — ромашкой и, изредка, липой… Такие теплые воспоминания и столь далекие, будто принадлежащие вовсе и не ему. Возможно, это была просто иллюзия уставшего сознания, и на деле Ваньинь пах чем-то совершенно иным, вот только почувствовавшему мимолетное, но столь необходимое спокойствие, Цяо Мэймао нюансы были не интересны. Ведь что может быть важнее сегодняшнего дня?.. Мэймао наивно полагал, что он окончательно выбрал уже давно… Тогда, когда навсегда отринул предков, стоя обнаженным в кругу призрачного пламени. И когда открылся своему старику в деревне близ Сюйджоу. И даже, когда покинул орден мальчишкой, чтобы не быть причастным!.. А по-настоящему оказалось, что он выбрал только сейчас. Буквально только что! Когда десяткам сотен судеб он предпочел жизнь одного единственного невероятного мальчишки с невыносимыми штормовыми глазами… — Плеснуло? Думаю, тот Цзинь выразился бы несколько иначе. — Ай-я!.. Просто некоторые личности искренне считают себя грациозными журавлями, среди пестрых кур! С подходом клана Цзинь этого несчастного Цяо просто разрывает от негодования!.. — Мэймао мысленно выдохнул, видя, что Ваньинь больше не зажимается. Не разрывая объятий, он чуть сдвинул корпус от колющего лопатку острого камешка и, рассматривая сквозь голые кроны далёкое темное небо, продолжил чуть наигранно, — Представляешь, они закупили две повозки элитного золотистого вина для лекарских нужд по просто баснословной цене, но, Красавчик, оно не очень-то и подходит для обработки ран! Да за такие деньги можно было приобрести в три раза больше того, что нужно, если бы взяли себе за труд хоть немного разобраться, а не стремились попусту пустить пыль в глаза!.. И так во всем! Они даже ткань на перевязку такую мягкую и шелковистую привезли!.. А их целители? Не спорю, может они и хороши, но и занимаются те лишь высокопоставленными людьми в их роскошных палатках и среди простых людей практически не появляются… И даже руководящий нами Цзинь-цянбэй не разу не лекарь, скорее просто управленец и казначей, а все командует и решает как лучше… На небе все ярче проявлялись созвездия Пурпурного запретного небосвода. Прямо над головой расположилось Брюхо лошади, а чуть левее Змеиная голова и Диковинная птица. Поглаживая влажный затылок, Мэймао про себя усмехнулся: «Даже сейчас нет покоя!» — Пф, павлины как есть!.. Цзян Ваньинь, в будущем, когда будешь иметь дела с этим кланом, обязательно внимательно проверяй все документы. Похоже, у них с евреями одна родственная ветка! — Понятия не имею, о чем ты сейчас, но я постараюсь поднять эту тему на очередном собрании. В конце концов, война неизвестно насколько может затянуться, и такое нерациональное использование ресурсов неразумно и может быть попросту опасно. — Красавчик, у тебя своих дел что ли не хватает?.. Этот Цяо хоть и болтает сейчас, но ты не воспринимай все слишком серьезно, аха-х. Сами разберемся. Цзинь-цянбэй — мужик конечно жутковатый, но правильный. По сравнению с тем, что было изначально, сейчас все же лучше… По крайней мере, он действительно пытается разобраться и помочь. Да и в снабжение он вроде запрос отправил… — одна ладонь Ваньиня легла на его воротник, а кончики пальцев едва-едва поглаживали кожу шеи, — Просто последний день выдался слишком напряжённым. Вот и рвануло. — Мм-м… А что за дикие сплетни гуляют по лагерю? Якобы, ты заставил одну из девиц сунуть руку в брюхо больному едва ли не по локоть? — По локоть?! Да она едва пальцы на пару фаланг опустила, чтобы сосуд зажать, а рассказывают так, будто я ее, не знаю, органы голыми руками извлекать заставил!.. — некоторое время назад и правда был такой случай, но распространившиеся по лагерю слухи лишь веселили Мэймао. Остальные целители не видели в этом ничего такого и сами бывали с головы до ног измазаны в крови, только шепотки порою за спиной ходили: «как мясник — то…», «как мясник, се…», «никакого почтения…». В глаза не говорили и ладно. Мэймао это особо и не цепляло, подумаешь… — И она между прочим неплохо справилась — сомлела девица лишь когда уже отпускать можно было. Правда, больше я ее среди лекарей не видел… Вроде на полевой кухне теперь помогает… По мнению этого скромного Цяо, не слишком-то и велика разница!.. Что там кровящее мясо, что там. Цзян Ваньинь хрипло расхохотался в ответ на откровенно дрянную шутку куда-то в шею, уткнувшись носом в ворох ткани, и продолжал смеяться, пока тихие смешки не перешли в ещё более тихие всхлипы… Одной рукой Мэймао продолжил поглаживать по спине безмолвно заходящегося в истерике мальчишку, что так и остался лежать вытянувшись поверх его тела, а вторую руку завел под собственный затылок и тихонько начал мурлыкать незамысловатую колыбельную, глазами продолжая бездумно выискивать давно знакомые созвездия… Дрожь скованного тела под рукой становилась все ощутимее и в конце концов Цзян Ваньинь позволил себе влажно и некрасиво хлюпнуть заложенным носом, сжать до треска ткань верхнего платья Мэймао в исцарапанных ладонях и протяжно завыть хриплой горькой нотой, глуша плач и тихий скулеж в сгиб шеи своего старшего товарища… Мэймао печально подумал, что сегодня Ваньинь окончательно убьет в себе мальчика и с рассветом родится уже молодой мужчина. Но пока ночь ещё властвует над равниной, можно еще немного позволить себе быть собой. Он присмотрит. И если потребуется, Цяо Мэймао станет и крепостью и копьем для этого невероятного юноши… «Высокие деревья привлекают ветер, Ваньинь. Не стоит бояться испытаний в жизни, твои ошибки — это твоя сила. А на кривых корнях деревья стоят крепче и даже самый сильный ветер их не сломит». Спустя время Ваньинь чуть сползает, укладывается головой на твердую грудь Мэймао и закрывает глаза. Тонкие пальцы Цяо тут же зарываются во влажные короткие завитки у шеи, аккуратно гладят затылок и чешут за ухом. Мурашки мелкими иголочками колют подушечки пальцев, и Цяо кажется, Ваньинь ненадолго отключается, потому как, когда спустя десяток минут тот привстает, его глаза изучающе облегают округу, словно он только сейчас до конца осознал, где находится. Долго смотрит на распластанного по земле и под ним самим Цяо Мэймао, затем криво усмехается и заваливается обратно, впиваясь цепкими пальцами одной руки ему под ребра, а второй щипая за округлую щеку: — Ну и гнездо у тебя на голове. Отвратительно! Даже старая уличная метла выглядит куда опрятней!.. — язвительно тянет Цзян Ваньинь, демонстративно вытягивая из изрядно растрёпанный прически обломанный сучок и прелые листья, и медленно пропускает сквозь пальцы темную прядь. — Веселиться за мой счёт вздумал, Красавчик?.. — Мэймао не менее демонстративно тянет в сторону чужую растрёпанный челку и дерзко выделяет интонацией, обозначая явные кавычки, привычное подразнивающее обращение. И наблюдая за разгорающимися озорными искрами в глазах напротив, Цяо Мэймао неожиданно осознает, как же безумно он на самом деле вымотался! Он пережил сегодня слишком много эмоций и ему больше не хочется ни сражаться, ни даже просто двигаться. Напряжение наконец-то окончательно отпускает и ноющие мышцы и болящие раны, полученные ранее, дают о себе знать. Да так резко, что хочется застонать. Больше всего он сейчас мечтал свернуться где-нибудь в уголке, укутаться тяжёлым одеялом и поспать. Просто поспать. Без необходимости прислушиваться к нервным шагам дежурящих у больных учеников, слушать хриплые стоны раненых и увечных за тонкой тканевой перегородкой шатра и вскакивать, если какому-нибудь из них станет плохо. Спальные палатки всех лекарей располагались в непосредственной близости от лекарского шатра, это было удобно, но часто лишало Мэймао нормального отдыха, не позволяя окончательно раслабиться. Мэймао внимательно смотрит на какого-то слишком уж бодрого молодого главу, будто тех нескольких минут отключки тому хватило для нормального отдыха, и руки сами тянутся выбрать сор из тугого пучка и поправить растрепавшийся ворот рядом с крошечными алыми пятнышками засосов. Вспоминается, что это для Мэймао минуло уже почти двое суток, сначала он всю ночь помогал латать прибывших раненых, после весь день отбывал наказание за драку, стоя на коленях, а потом он… встретился с Ваньинем… Болезнено крякнув от вдавившихся в его торс острых локтей чуть привставшего молодого заклинателя, Мэймао задумчиво протянул: — Слушай, Красавчик, наверняка целому главе ордена выделили просто потрясающее место для отдыха. Без шумных соседей, с жарко распаленной жаровней и с приличной кроватью… Пустишь к себе переночевать и этот бесстыжий Цяо торжественно пообещает не напоминать о красоте сладкозвучной ночной песни драгоценого молодого господина, скажем… чаще чем один раз в месяц!.. — о временной слабости молодого главы Цяо Мэймао не признается и под пытками, а весенние игры под покровом ночи в военом лагере уже давно не являлись чем-то из ряда вон, да и не станет он никогда при постороних болтать-то… К счастью, Ваньинь уже успел достаточно понять его характер, и потому вместо яростного недовольства, лишь выгнул вороную бровь, ткнул еще раз под ребра пальцами да начал яростный торг…