Глава 22. Старый колокол.
Я знаю сладкий яд, когда мгновенья тают И пламя синее узор из дыма вьет, А тени прошлого так тихо пролетают Под вальс томительный, что вьюга им поет…
…В моей груди давно есть трещина, я знаю, —
Весь, насмерть раненный, там будто кто хрипит…
Ш. Бодлер
Неспешная сладкозвучная мелодия размеренно текла под темными сводами сети пещер, отражалась от стен и потолка, и полнилась гулким эхом, дарующим дополнительную глубину и отзвук будто бы рождающегося где-то далеко-далеко звонкого пастушьего рожка… Языки рыжего пламени костра запертые в круг из камней, бились и изгибались, выбрасывали в воздух снопы горячих искр, и будто бы танцевали в такт музыки, выстраивая в своей жаркой глубине причудливые миражи. Но Цяо Мэймао, как заворожённый смотрел не на фантасмагорическую пляску огня, а на сильные, ловкие пальцы перебирающие тугие струны давно позабытого циня, что были так непохожи на те — другие… С завершающими мелодию аккордами молодой заклинатель улыбнулся, смаргивая давнишние горько-пряные воспоминания, и еще раз провел ладонью по влажным от испарины, темным и пыльным кудрям, устроившегося на его коленях Вэй Усяня. Тот уже вторые сутки после победы над Черепахой-Губительницей вел себя нетипично тихо, был вялым и много спал, изредка болезненно постанывая… Цяо Мэймао как мог, очистил его меридианы от воздействия темной ци, делал специальный массаж, задействуя акупунктуру, и даже заставил того проглотить уголь и прочистить желудок в первые же часы. Физическое состояние его теперь было в полной норме, но вот духовное… Бороться с демонами собственного разума и навеянными ими кошмарами Вэй Усяню предстояло уже самостоятельно. Вэй Усянь частенько вздрагивал, начиная глубоко и надсадно дышать, как если бы тонул, захлебываясь той вонючей и затхлой озерной водой. Хотя он ведь и правда… захлебывался… Задыхался, невольно ежился, обнимая себя руками, пока крепкая горячая ладонь не ложилась на его влажный лоб, заставляя выныривать из затягивающих мыслей, что нашептывали ему циничные и насмешливые голоса недобрых призраков… Когда юноша не спал, то пытался болтать осипшим голосом. Он полу-шутливо хныкал, жалуясь на «жесткую постель», впивающиеся в бока камешки, и откровенно напрашивался прилечь на чужие колени. Жалобно просил спеть ему песню или рассказать историю, заполнить звуками гулкую подземную тишину, пока он проваливался в очередное вязкое сновидение… Все что они с Нефритом могли, помимо очевидного «накорми, напои и спать уложи» — это просто быть рядом. Выполнять нехитрые просьбы, говорить и держать за руку, и гладить по голове, утоляя тактильный голод, показывая, что он не один… Даже Лань Чжань преодолевая стыдливость и свою легкую степень гаптофобии пускал того к себе под бок и, полыхая горящими ушами, тихонько напевал незатейливые музыкальные мотивы… И лишь на тоскливое сетование о том, что ему не на чем сыграть для Усяня «Гармонию», заставило Мэймао горячечно застонать и долго-долго извиняться, уткнувшись полыхающим со стыда лицом в пол!.. Ну как, как он мог забыть?!.. Небольшой мешочек цянькунь, с широкой горловиной украшенной женской вышивкой, молодой заклинатель уже много лет носил на длинном шнурке под одеждой и расставался с ним лишь во время купания, так что тот давно уже стал неотъемлемой частью тела… Посмертный подарок несравненной Вэнь Чанчунь для любимого внука — Вэнь Мэймао. Цяо Мэймао более не имел никакого права владеть им, но и расстаться с заветными вещами не находил в себе сил совершенно… Развязав тесемки он осторожно вынул массивный гучжен, огладил ладонью полированную деку из павловнии, выкрашенную теплого медового цвета лаком, и пробежался подушечками пальцев по незатейливой резьбе, изображающей славку-завирушку среди ветвей крыжовника. Тронул инкрустированные яблочным нефритом ягоды… — Эта цитра когда-то принадлежала очень дорогому для меня человеку… К большому сожалению, все на что способен этот бестолковый Цяо — лишь подыгрывать себе на четырехструнной пипе, напевая легкомысленные песенки под чарку вина, аха-х!.. — Мэймао еще раз огладил теплый бок цитры, так и не рискнув прикоснуться к струнам, и поставил инструмент перед юным Нефритом, — Пожалуйста, позаботься о ней. И хоть гучжен имел двадцать пять струн, в отличии от привычного семиструнного гуциня, Лань Чжань на деле доказал, что обладает восемью мерами таланта. Мэймао наслаждался каждой нотой, что ловкие пальцы извлекали из инструмента, пусть те иногда и выходили немного смазанными из-за цепляющихся бинтов, а привычные мелодии казались непривычно звонкими и торжественными, но все же весьма узнаваемыми… — Ох, Лань Чжань, это же?.. Ты дописал ее!.. — и пусть Лань Чжань немного поменял вступление, сделав то более плавным, отчего он не сразу догадался, но не узнать мелодию, которую Нефрит изредка наигрывал еще в Гусу, Мэймао просто не мог! — Красиво получилось!.. — Мгм, — Лань Чжань опустил лицо, поправляя колки, — Только сейчас. Похоже не хватало струн. — Как назовешь? — Мэймао улыбался, наблюдая за порозовевшим, смущенным похвалой юношей, но тут зашевелился Вэй Усянь, подставляясь под прервавшую поглаживания ладонь и выстанывая что-то невнятное, но уже далеко не такое трагично-обреченное. Он отвлекся, поправляя сползшего с колен юношу, и когда поднял голову, Лань Чжань лишь поджал губы и отрицательно качнул головой, хотя казалось еще мгновенье назад готов был что-то произнести, — Ничего страшного. Значит потом придумаешь. Позже Лань Чжань еще несколько раз исполнял эту мелодию по просьбе Мэймао. Даже Вэй Усянь в своей манере похвалил Ванцзи, сказав, что под эту композицию ему приснились лотосовые озера Юньмэна, а там, даже гули особенные — не страшные… Мэймао его состояние в общем-то даже понимал, вспоминая приведшие к этому события… Как он сам стоял на берегу, наблюдая за ловко скрывшейся в воде темной макушкой, нервно покусывая губы и обтирая о штаны влажные ладони… Еще обсуждая некоторое время назад план по убиению доставшей их уже в край мерзкой Черепахи, Молодой Цяо готов был плеваться от сложившегося положения! Но покрутив ситуацию так и этак, они пришли к выводу, что серьезно ранить чудовище было реально лишь изнутри, так как черепаший панцирь по прочности вполне мог сравниться с оборонительной крепостью!.. Панцирь Черепахи-Губительницы все еще вздымался над водой в черном пруду. Тварь походила на остров, или даже на гору, полностью черную, бугристую и покрытую мхом, а по краям с нее свисали зеленоватые от слизи длинные черные водоросли. Ее звериные лапы, голова и хвост были втянуты внутрь, поэтому впереди зияла огромная дыра, а по бокам сзади и спереди виднелись еще пять небольших отверстий. А из нутра Черепахи-Губительницы слышался мерный храп… Лань Чжань заранее срезал тетиву со всех найденных на берегу луков и связал их все в одну невероятно длинную металлическую струну, намереваясь применить одну из смертоносных техник своего клана, когда музыкальные струны обращаются оружием способным разрезать плоть и кость врага, словно мягкую глину. Для ее использования юноше необходим был простор, которого не было внутри панциря, а самого Мэймао несносные юнцы забраковали, когда под требовательным взглядом упертого Ланя он нехотя признался, что не очень хорошо плавает… Он прекрасно понимал, что пытаясь взять всю опасную работу на себя, толку от его геройства не будет никакого — гуева тварь сожрет его раньше чем он до нее своим детским брассом доберется. А потому и возразить ему было нечего, когда Вэй Усянь, ставя окончательную точку в споре, твердо произнес: «Сделаем по-моему». Тогда они с Лань Чжанем с берега наблюдали, как с охапкой собранных на берегу стрел и тавро Вэй Усянь незаметно и беззвучно, словно тонкая и длинная рыбка-лапша, вплавь оказался у переднего отверстия и тенью скрылся в нем… Они жадно вглядывались в тихую гладь стоячей воды, с волнением ожидая каких-либо действий и опасаясь их же… Когда сонное сопение внезапно затихло, сменившись настороженной и гулкой тишиной, сердце Мэймао замерло!.. Не ясно, что там внутри с ней вытворил Усянь, но в один момент Черепаха просто обезумела! Змеевидное тело с силой забилось внутри панциря, да так, что годами накопленная внутри гниющая жижа из человеческих останков плеснулась наружу зловонной волной, от которой его едва не вывернуло, а глаза мигом наполнились слезами!.. Следом и само чудовище рванулось из панциря наружу, обнажило почерневшие кривые клыки, распахнуло пасть и оглушительно взревело! А где-то в самой глубине глотки, словно какой-то гимнаст на перекладине, болтался Вэй Усянь, зажмурившись и со всех сил вцепившись в ржавую железяку ставшей монстру, буквально, поперек горла!.. Опасно, очень опасно! Не удержись тот и от него в один миг останется лишь облачко последнего вздоха!.. Лань Чжань, стоило Черепахе-Губительнице показаться из панциря, потянул струну на себя, обмотав ту вокруг самой тонкой части ее шеи, зацепил ее рукой. Тетива дрогнула и слегка прорезала плоть монстра, захлестнувшись настоящей смертоносной удавкой!.. Мотая головой и хвостом в разные стороны, чудовище заметалось в черном пруду, с такой силой, что в нем образовались огромные волны и вода мощными столбами взлетала к сводам пещеры!.. Лань Чжань, крепко сжимал струну в руках, не отпуская ее ни на миг, и Цяо Мэймао, не видя больше никакой другой возможности безопасно подобраться и навредить монстру, подскочил к юноше, наваливаясь со спины, и вцепился в жесткие запястья — выше схватиться он просто не мог, иначе ему бы в миг отсекло кисти — помогая в перетягивании дрожащей струны! Тварь билась и свирепствовала, но трое заклинателей ранили ее все глубже и глубже, один изнутри, так, что она не могла ни прожевать, ни сожрать его, ни просто захлопнуть пасть, а другие снаружи, затягивая удавку, что шаг за шагом вгрызаясь в неподатливую плоть!.. Объединив усилия, им удалось сделать так, что монстр не мог ни спрятаться в панцире, ни вырваться из захвата. К тому же, на их счастье, монстр был искаженным, а не истинным волшебным зверем; не имея и капли интеллекта, от резкой боли он и вовсе растерял малейшие его зачатки. Он мог бы броситься всей своей массой на них с Нефритом, а не пытаться вырваться в противоположную сторону, но вместо этого только бестолково бился среди мутных волн и собственной темной крови, которая хлестала все интенсивнее! А спустя некоторое время Черепаха-Губительница, наконец, постепенно замерла и затихла. Самое уязвимое место на шее черепахи было разрезано струной Лань Чжаня так, что едва не отделилось от тела, но от неимоверных усилий, которые ему пришлось приложить, ладони юноши теперь покрывали глубокие раны, сочащиеся кровью. Мэймао позволил тому соскользнуть на колени, а сам ринулся в сторону змеиной головы, благо та недвижимо лежала почти у самого берега. Огромный панцирь с кровоточащим обрубком так и возвышался горой в пруду, черная вода мгновенно окрасилась заметным красноватым оттенком, а запах гниения и крови казался таким густым и тошнотворным, словно они внезапно очутились в самой преисподней… Протиснувшись сквозь так и не сомкнувшиеся челюсти, Мэймао обнаружил там свернувшегося компактным комочком Вэй Усяня, что так и не разжал сведенных судорогой рук… Молодой Цяо успел лишь краем коснулся той засасывающей тьмы проклятого железа, прежде чем очнувшийся Усянь отшвырнул прочь изоржавевший меч, но и этого вполне хватило, что проморозить душу и заставить нутро передернуться от ощущения гнилостной мерзости! Как подобное на протяжении гораздо более долгого времени выносил Вэй Усянь, Мэймао даже думать не желал, а потому, без каких либо возражений со своей стороны, подставлял колени, кормил кашей, отпаивал сладкими медовыми отварами, гладил волосы и говорил-говорил-говорил!.. Жалел, сокрушался и пытался хотя бы таким нехитрым проявлением внимания отогреть дерзкого мальчишку… Утро сменял вечер, а то, новое утро, но в темных глухих пещерах время казалось замерло. Неподвижная каменная бахрома неизменно высились над их головами, скрытая в густых тенях, и только гулкий плач струн, да неразличимое эхо голосов нарушали тишину этого места. Пребывая в полумедитативном состоянии, Цяо Мэймао лениво приоткрыл глаза, услышав приближающиеся шаги. Сознание всё ещё пребывало за гранью, перегруженное свалившимися смешанными событиями, но даже так он сразу осознал, что в пещеру пожаловали посторонние. Выпутал пальцы из смоляных кудрей бессознательного Вэй Усяня, подпихнул на место своих коленей полупустую торбу и встал, чуть загораживая проход… И лишь различив на приближающихся заклинателях нашивки с лотосом он позволил себе выдохнуть и расслабиться… Следующую ночь они провели уже в гостинице небольшого городка Наньян, расположенного на пересечении дорог ведущих в Цзянсу и Хубей. Там они с удовольствием вымылись, поели и выспались на удобных мягких постелях, а на утро им пообещали предоставить крепких лошадок. Из-под горы их вытащили вечером и Вэй Усянь благополучно проспал и дорогу, проведя ее на закорках соклановца, и всю последующую ночь, накаченный убойной дозой седативного. А по тому и прощаться с ним с утра они с Лань Чжанем не планировали — вряд ли тот вообще встанет раньше обеда. Мэймао уже возвращался с кухни, где ему любезно согласились собрать продуктов в дорогу, когда его перехватил недовольно фыркающий Цзян Ваньинь, который вместе с несколькими адептами из Гусу отправившихся вместе с ним в Юньмэн, дожидались их вызволения здесь же: — Цяо-сюн, ты точно уверен, что сопровождение вам не нужно? Слуги Цишань Вэнь все так же крутятся подле горы, думаю еще пару дней и они сами полезут внутрь, — в такую рань тот был уже слегка взвинчен, а в глазах отражался целый шквал разнообразных эмоций: беспокойство, благодарность, злость, интерес, раздражение, сожаление… — Аха-х, тогда их ждет большой сюрприз! Твой несносный шисюн целое письмо им накарябал на одной из стен и, поверь, приличными там были только, пф!.. да ничего не было!.. Он даже до панциря гуевой черепахи добраться успел! — Вэй Усянь и вправду оказался горазд на всякого рода проделки. Даже в своем ослабленном состоянии нашел силы вырезать на карапаксе дурацкую фразу в духе: «Здесь был…»!.. Мэймао едва отбился от подобной сомнительной чести! И то, в итоге, его дописали как безымянную «красотку», что было, на его взгляд еще более позорно!.. — Все будет в порядке, Цзян Ваньинь. Одно дело действовать вблизи своих границ, и совсем другое, преследовать кого-то, о ком и понятия не имеешь. За пару дней мы доберемся. Цзян Ваньинь лишь закатил глаза на первую часть его слов и кивнул на вторую, продолжая шагать рядом… А ведь Цяо Мэймао и в правду считал его одним из самых красивых заклинателей поколения. Черты лица, гармонично сочетающие в себе мягкость и резкость, были способны пленить даже весьма искушённого зрителя, а хищная грация движений уже сейчас не оставляла и шанса отвести взгляд от взрослеющего тигра!.. Но несмотря на все достоинства молодого наследника, мало кто решался продвинуться дальше тихого любования. Угрожающе сведённые к переносице брови, прошивающая искрами воздух энергия и рука, вечно покоящаяся на мече, напрочь отбивали желание не то что заговорить, но даже приблизиться!.. Мэймао порой ловил себя на какой-то странной родительской гордости — а ведь Ваньинь все еще растет! С улицы уже слышался шум и ржание запрягаемых лошадей, но их самих пока еще не было видно, и молодой Цяо не мог не воспользоваться моментом, чтобы подразнить этого смурного мальчишку: — Ты будешь скучать по мне, Красавчик?.. — завидев хмурую складку на лбу мнущегося в нерешительности подростка Мэймао бескультурно ткнул в нее пальцем, растягивая губы в лукавой улыбке, хитро дразнясь и распаляя. О-о, цветочки из теплых домов очень хорошо научили его менять улыбки, как маски, так что он в этом почти настоящий мастер, — Насколько сильно?.. Цзян Чэн понимал, что не сказал того, что в самом деле собирался, вылавливая Цяо Мэймао здесь совсем одного. Не поблагодарил… Да его разрывало на части, к глазам то и дело подкатывали злые слезы, а в горле стоял ком размером с булыжник, когда он вспоминал, какое волнение испытывал все эти долгие дни!.. Он ведь даже не знал выжили ли вообще все те, кто не смог выбрать через подводный грот, или он со всех ног спешил за подмогой для мертвецов!.. А совершенно измотанный спящий А-Ин в комнате наверху?!.. Да говорить обо всем этом становилось тупо больно!.. Цзян Чэну казалось, что молодой заклинатель напротив понимает его и без слов, позволяет не произносить в слух неподъёмные сейчас для него слова, позволяя перевести разговор в легкую перепалку… И теперь ему нужно как-то выкручиваться, потому что подобные выпады хоть и привычны со стороны Вэй Ина, но сейчас перед ним совсем не Вэй Ин!.. Впрочем, раз работало с одним сработает и с другим, верно?.. Он схватил Цяо-сюня за щеку, оттягивая ту в сторону, и резко сунул пальцы второй руки под ребра, заставляя того согнуться и охнуть! — Сейчас как сломаю тебе ноги — и скучать не придётся! — Ай-яй!.. Но тогда тебе придётся лично вести меня в Гусу, и помогать с передвижением!.. Впрочем этот Цяо совсем не против добираться до Облачных Глубин на широкой спине этого Красавчика! Цзян Ваньинь, этот Цяо уже совсем-совсем не против! Подумаешь какие-то ноги!.. Да ради хребта этого Красавчика я.! — Ты!.. Болтун!.. — Цяо Мэймао всегда так открыт в проявлении своих чувств, что Цзян Чэн даже немного завидует. Ничего не поделать, коль у того язык без костей, когда дело касается Цзян Чэна! А вот самому Цзян Чэну что-то подобное даётся с большим трудом. Однако, нельзя не признать, что ему нравится нелепая болтовня Цяо Мэймао, которая словно укутывают Цзян Чэна в одеяло ободряющего спокойствия и уверенности… В людный двор они практически вываливаются, хохоча. Но Цзян Ваньинь поправлял растрепанные чужой ладонью волосы и легко улыбался. Не так как все эти дни, а по настоящему. Так, как улыбался сестре и брату, когда они собираются вместе после горячей выволочки, за устроенную Вэй Ином очередную несусветную дичь, и ели приготовленный цзецзе специально для них двоих лотосовый суп…***
Так странно было ступать по давно знакомым дорожкам, спотыкаться на давно изученных выщерблинах, но при этом не наблюдать вокруг привычного окружения… Когда-то юному Цяо казалось, что Облачные Глубины воистину незыблемая обитель — само время будто обходило стороной гору Гусушань и остальные пики Пяти Стариков, в таком умиротворённом месте даже сердце замирало, подобно стоячей воде. И лишь гудящее эхо со старой колокольни слегка волновало прозрачный воздух, разбавляя атмосферу настоящей уединенности и безмятежности. Когда-то густые молочные туманы окутывали здешние белые стены и чёрные черепичные крыши домов, тянущиеся вдоль живописных садов и беседок у воды, создавая картину облачного океана в царстве бессмертных. Сейчас, как и множество раз до, первые рассветные лучи утреннего солнца пробивались сквозь клубы тумана, но вместо строгих белокаменных строений и легких, воздушных веранд, они высвечивали закопченные остовы порушенных строений и черные проплешины вместо некогда ухоженных садов… На рассвете Юньшэнь бучжи чу производило гнетущее впечатление… Но чем выше поднималось солнце, тем оживленнее становилось вокруг. Чем больше шагов они делали, тем многолюднее становились окружающие их территории. Вокруг сновало множество слуг и заклинателей: они мели дорожки, доламывали и разбирали сгоревшие павильоны, сооружали новые временные дома, готовили еду и стирали одежды. Девушки, что обычно проводили большую часть своего времени на женской половине, активно участвовали в налаживании быта, прямо сейчас перебирая сочные листья мангольда на наскоро сколоченных столах, а младшие ученики малыми организованными группами занимались физическими упражнениями на расчищенных от сора площадках… Чем дальше они шли, тем больше людей поднимали головы. Отрывались от дел, улыбались, приветствуя второго молодого господина Лань, шептались радостно… Про себя молодой Цяо подумал, что произошедшее мрачное событие, тем не менее, весьма неплохо сказалось на членах ордена. Мэймао еще никогда не видел этих заклинателей, обычно похожих на отстраненных призраков, столь энергичными и эмоциональными! Встретившие их некоторое время назад патрульные, уже доложились и Лань Чжаня встречал его дядя в сопровождении нескольких старейшин, уведя того вглубь территорий. Мэймао же, по его просьбе, проводили к Лань Вэйюану, сообщив, что уважаемый даою-Байсэ уже прибыл и так же ожидает его в доме старейшины… Всегда открытые ворота перед знакомым павильоном в этот раз отсутствовали вовсе вместе с частью стены, лишь медные дверные молотки пушоу, аккуратно лежали на небольшом каменном постаменте рядом с разбитой статуей льва с отсутствующей ныне головой. С одной из открытых веранд ему махнул рукой улыбчивый Хань Юя с перебинтованной половиной лица, на которого тут же навалилась стайка шебутной малышни под недовольные причитания какой-то юной девушки, а со двора доносились звонкие голоса прочей ребятни, играющей в какую-то игру. Разыскиваемых стариков Мэймао обнаружил в дальней беседке за громкими ностальгическими обсуждениями событиях давно прошедших дней и распитием… ну, возможно, выставленный на стол чайник и чайные чашки направленны были обмануть невольных свидетелей, но вот легкий запах рисового вина выдавал хитрое старичье. Мэймао поклонился, как и полагается любому воспитанному молодому человеку, поприветствовал супруга, старейшину Лань, Хань Шаня — супруга старейшины, и чуть удивленно Лян Сыюя. Этот бородатый и чуть полноватый мужчина с плутоватой глазами и щербатым ртом, был по сути ничем не выделяющимся горожанином средней руки, и в обычных обстоятельствах тому никогда бы не светило распивать напитки в столь высокой компании, если бы не одно но!.. Около года назад к неходячему калеке заявился Цяо Мэймао и, выставив ряд условий, предложил тому помощь!.. На самом деле Лян Сыюй был далеко не единственным человеком к которому заходили Цяо Мэймао и Лао Бэй, но недуг мужчины почти полностью повторял травму Хань Шаня, с той лишь разницей, что получил он ее не в героическом сражении с темной тварью, а при банальном бытовом происшествии… Мэймао провел ему четыре сложнейшие операции и несколько месяцев наблюдал за состоянием и общей динамикой, прежде чем позволил себе отправиться со стариком дальше. Собственно в предгорья Наньшаня и Аланьшаньскую Гоби их занесло именно за более подходящими и редкими компонентами, которые в большей степени подошли бы для подобного лечения. И раз его старик привел сейчас этого мужчину сюда, значит у Мэймао в ближайшее время намечается много работы… Цяо Мэймао проследил взглядом, как Лян Сыюй поспешно встал, тяжело опираясь на трость, и глубоко ему поклонился… «Чуть горбится на правую сторону, и мелко переступает с ноги на ногу, скорее просто разгоняя онемение», — отмечает наметанный глаз, — «Да и трость уже далеко не костыль, и тем более не постель к которой прикован большую часть суток»… Хорошо, подробнее он посмотрит позднее, а сейчас лишь махнул рукой, позволяя тому сесть обратно. Качнул отрицательно головой на предложение присоединиться к посиделкам, уточнил, где расположился его дражайший супруг и, утащив со стола целое блюдо с разнообразными мясными закусками, сбежал в указанном направлении. Минувшей ночью они не останавливались на ночлег, двигаясь по давно знакомым тропам, и Мэймао был совсем не против вздремнуть хотя бы пару часиков… Следующие пару месяцев запомнились Цяо Мэймао урывками. Как он и предполагал, старики уже между собой все обговорили и Лян Сыюя даже осмотрели клановые лекари, признав результат… странным, но вроде действенным. А потому, получив от Лань Вэйюана и Хань Шаня одобрение, молодой Цяо во всю занялся подготовкой к предстоящему эндопротезированию и прочим сопутствующим операциям. Уже на следующий день ему велели составить список всего необходимого, выделили помещение и даже предоставили двух опытных лекарей в помощь. Впрочем, от последних он в итоге отказался, слишком уж часто те позволяли себе оспаривать и комментировать его действия, во всех их репликах так и сквозило высокомерие и скептицизм, чем в итоге они и вывели его окончательно из себя!.. Не хотите — не надо! Лично он никого и не просил!.. В итоге ассистировать ему добровольно вызвался совсем уж миниатюрный старик, низкий, чуть сгорбленный и щуплый, с полностью седой головой и блеклыми голубыми глазами. И уж насколько Мэймао привык, путешествуя со своим стариком, не вестись на беззащитный облик, даже он, ощущая временами мощную, подавляющую энергию золотого ядра Лань Цыци и жесткую хватку совсем не дряблых рук, все равно раз за разом обманывался, бездумно бросаясь на помощь запнувшемуся на ступеньке или несущему что-нибудь тяжелее книги, старику, который и не думал отказываться, лишь кряхтел еще более усердно, да саркастично улыбался, отыгрывая свою роль перед сгорающим от стыда Мэймао… Адепты ордена обращались к Лань Цыци — Цзэсюй-цзюйши, а он сам — Лань-дайфу. Еще был мальчишка из младшего поколения Ланей, не старше пятнадцати вёсен, что бегал по мелким поручениям. Постоянно ходил в Цайи, по лавкам, аптекам и столярным и гончарным мастерским, регулярно напоминал про обед, искал прячущегося Хань-цяньбэя, и делал еще кучу незаметных, но важных дел… Лань Чжаня Цяо Мэймао видел лишь мельком, тот активно впрягся в работу — дядя и старейшины гоняли его по различным поручениям, как представителя от старшей ветви клана, и по Облачным Глубинам тот передвигался хоть и степенно, но весьма и весьма стремительно, и был занят не меньше его самого. Тот заглянул лишь пару раз, передавая Лань-чанлао бумаги, да делясь некоторыми новостями из внешнего мира, так как Мэймао в общем то было некогда следить за внешней обстановкой. Являясь по сути личным гостем четырнадцатого старейшины Лань, Цяо Мэймао в дела чужой общины всеми силами старался не лезть и даже не отсвечивать на горизонте, редко появляясь где-либо за пределами двора. Случись что-то серьёзное и старик его предупредит, а так, рычащего во все стороны Мэймао старались лишний раз и не дергать! Вот кто бы мог подумать, что самым сложным в лечении окажется не отсутствие привычных современных инструментов и материалов, не скептические вопросы и подозрительные взгляды местных эскулапов, а обычное человеческое упрямство?!.. Первым делом, перед тем как переходить непосредственно к протезированию сустава, необходимо было максимально снять внутренее воспаление; Мэймао вскрыл несколько пиогенных капсул, разросшихся под коленом, иссек местами лишнюю рубцовую ткань с застарелых шрамов, мешавших работать, и очень просил пациента соблюдать покой!.. Хань-цяньбэй, на все его просьбы и, позднее, требования находиться в постели, кивал с серьезным и непроницаемым выражением лица, соглашаясь, а, после, его находили то на кухне, то на веранде, то в кабинете!.. Старший заклинатель неизменно вежливо заверял, что он не перенапрягается и просто не может сидеть без дела, когда его супруг зашивается! При этом Хань Шань смотрел на костыли в руках с таким явным омерзением в глазах, что Мэймао даже подумал, что зря заказал столяру в городе соорудить ходунки на период восстановления — упрямый заклинатель скорее сбросит те с горы, чем позволит себе подобную слабость! Спустя примерно две недели после их с Лань Чжанем вызволения из-под горы, весточку о себе прислал и Лань Сичень. Скрывать подобную радостную новость от рядовых членов никто не собирался, и Облачную обитель охватил стихийный праздник, а Цяо Мэймао в это же время железным напильником зачищал головку бедренной кости бессознательного Хань-цяньбэя… Пока пик веселился в своем стиле (без алкоголя, чрезмерного шума и с отбоем ровно в девять), а Хань-цяньбэй лежал без сознания на операционном столе под присмотром Лань-дайфу, Цяо Мэймао через десяти сантиметровый вертикальный разрез, в ручную зачищал части сустава и кости, для замены на бедренный компонент имплантата… Используя банальный напильник, небольшое долото и подобие ручной дрели!.. Подгонял кости бедренной и большеберцовой костей под имеющиеся керамические болванки, стараясь не выйти на максимальный фронт дистальной резекции и учесть механику ротации… Когда ножки обоих частей протеза наконец плотно встали в подгоняемые костные каналы, обеспечивая достаточно стабильную для сроста фиксацию, Мэймао позволил себе минутку передышки. Размял кисти, свёл и развел лопатки и пару раз щёлкнул шейными позвонками… Лань-дайфу кивнул — пациент без сознания и дышит нормально — и снова стал с любопытством наблюдать за работой молодого мастера… Мэймао подогнал специальный керамический лоток к скользящей прокладке большеберцовой кости, закрепил и подшил связку коленной чашечки, наметил места для штифтов, что обеспечат надежное сцепление, пока не произойдет сращение и костная ткань плотно не соединится с протезом… А затем, с особо мстительным удовлетворением срезал гуево оленье сухожилие с человеческой конечности!.. Позже он заменит утерянную коллатеральную коленную связку на глубокую фасцию прямой мышцы бедра, а сейчас он наконец-то мог избавиться от этого жесткого и загрубевшего свидетельства чужой ятрогении, что желтоватым коротким прутком ссохшийся жилы звякнуло о металлический поднос… Он сшил мягкие ткани, закрывая разрез и закрепляя аккуратно скобы и штифты, всем телом чувствуя приятное удовлетворение. Ещё несколько лет назад он и помыслить не мог о том, чтобы взяться за такую сложную работу в подобных условиях, а сейчас на его счету это была уже вторая! И по всем прогнозам — довольно успешная! Мэймао ещё раз мысленно похвалил себя за прекрасную подготовку и хорошую работу, и позволил волне радостной эйфории подхватить себя! Отчитавшись перед старшими и свалив наблюдение за спящим больным на плечи Лань-дайфу и Лань-чанлао, Цяо Мэймао сцапал волнующегося за дядю Хань Юя и утащил в Цайи снимать стресс вкусным ужином и терпким вином!.. Хань Юя, кстати, после сожжения Облачных Глубин обзавелся приличным шрамом на лбу и лишился глаза. Повязка пока еще скрывала масштаб полученой травмы и затягивающиеся воспаленные рубцы, но бодрости духа юноша не терял, радуя Мэймао стойкостью и неизменно легким нравом. Уже спустя неделю можно было смело говорить, что Хань-цяньбэй понемногу шел на поправку и его золотое ядро являлось хорошим подспорьем в восстановлении мужчины. Хотя и о полном излечении говорить было ещё рано — Мэймао провел еще четыре операции на той же самой ноге: как и планировал восстановил коленную связку, удалил гигрому стопы, и дважды ломал искривленные кости голени и стопы, которые деформировались из-за неправильного распределения нагрузки после травмы — окончательно все станет ясно после окончательного восстановления, не раньше чем через пару месяцев. Но даже так Мэймао внешне не наблюдал значительных отклонений от нормы и мысленно давал весьма хорошие прогнозы. Вот только как бы Мэймао не старался гнать от себя темные и тревожные мысли, пряча их за радостным самодовольством, они нет-нет, да всплывали на поверхности растревоженного разума… Лань-чанлао был последним живым другом его старика и Лао Бэй совсем не просто так торопил его с поиском возможности помочь супругу старейшины, не просто так привел Лян Сыюя на демонстрацию именно в это время… Он торопился... Сожжение облачных глубин стало первой ласточкой ещё не объявленной войны и его противоречивый супруг спешил. Спешил привязать его, Мэймао, к одной из наиболее подходящих и надёжных с его точки зрения заклинательских сект, обеспечить тыл и защиту... Приближение давно уже ожидаемых страшных событий накручивали нервы, старик любые попытки разговора на эту тему пресекал на корню, а по секте начали гулять неясные слухи... Вэней после произошедшего пожара в клане праведников не любили и едва не плевались, кривя лица и не имея возможности говорить открыто и грубо, выплескивая негатив, а тут ещё и окончательно запретили помогать людям на спорных землях, шлющим письма о демонических злодеяниях! Объявляли территории своими охотничьими угодьями, но сами не спешили помогать простому люду, вынуждая тех страдать и снова, и снова слать запросы о помощи… Те отряды, что ещё выходили за пределы территорий ордена говорили о множестве сов в лесах вблизи поселений, о том что обнаглевшие присытившиеся птицы мертвых зверьков не ели, а просто бросали, иногда устраивая целые курганы у чьих-то порогов. Местные жители так же видели особенно крупных Чжу, что имели бледные лица и ловкие человеческие пальцы, которыми те душили домашнюю птицу… В один из дней, вернувшись после очередного собрания чрезвычайно хмурым, старейшина Лань сказал, что старшие ученики выловили на равнинах Янцзы красноногую белую обезьяну… А ещё через сутки завалившийся в комнату Лао Бэй, насквозь пропитанный приторными женскими духами, сухим голосом сообщил Мэймао, что Пристань Лотоса потонула в огне и клан Цзян уничтожен…