floriography

      Часть докеров скрывали свои лица под большими шляпами, прятались под рассветной блёклой тенью, но в некоторых Уильям узнал тех, кто напал на него и Шерлока. Они не смотрели на него с ненавистью, когда проходили мимо, как будто простили его за смерть своего друга — если он был таковым. Хотя Холмс нажал на курок, именно само существование Мориарти стало причиной случившегося, и за это его следует винить. То ли они просто не приняли убийство близко к сердцу, то ли не считали его ответственным за это, но они сочувственно улыбались, кивая Кларенсу и ведя их в один из дальних складов.       Уильям молча следовал за Кларенсом, пока тот вел пустую беседу на ломаном английском. Докер впереди отвечал неловко, всё его поведение кричало дискомфортом. Когда они дошли до какой-то комнаты и деньги были заплачены, человек, получивший их, выглядел почти отвращённым, несмотря на то, что принял их. Конечно, они могли знать, что Тероу всё это время был убийцей, или что происходит, когда им платят за похищение и перевозку. Но у них могли быть семьи, которые нужно было кормить. Ещё одни жертвы английской экономической системы.       Он надеялся, что после его смерти все последующие планы пройдут гладко. Он должен был доверить это Альберту и Льюису, и молиться — если он заслуживает этого — чтобы они не занимались самопожертвованием. Уильям может умереть за них только один раз.       Когда прочие люди, Кларенс открыл дверь в комнату, которая когда-то, возможно, была офисом. Сломанные стулья и несколько косые столы лежали по грязному полу, но два предмета привлекли его внимание. Первым был букет свежих цветов, смесь белых и желтых хризантем, которые либо часто заменяли, либо за ними упорно ухаживали. Более очевидной вещью в комнате был одинокий стул в центре, украшенный обтрепанной веревкой вокруг ручек и ножек, а также спинки стула.       Мориарти хмыкнул при виде этого зрелища, но прежде всего направился к цветам, проводя тонкими пальцами по лепесткам. Кларенс закрыл за ними дверь и огляделся.       — В некоторых районах Азии такая вещь символизирует прощание, — пояснил он.       — Клише, — только ответил Уильям.       Француз рассмеялся, бросив конверт с описанием преступлений Уильяма на стол рядом с цветами. Тот бросил на него лишь секундный взгляд, после чего обратил своё внимание на Тероу. Он жестом указал на стул, и, не обращая внимания на тошноту и крутящийся живот, Уильям подчинился.       Он сел и стал ждать, но Кларенс, казалось, был не против просто понаблюдать за ним какое-то время.       — Мне нужно тебя связать? — спросил Кларенс, явно не зная, что делать с собой в этой ситуации. Мориарти не мог отделаться от мысли, что если бы жизнь была к нему добрее, то из него получился бы очаровательный молодой человек. Разве нельзя сказать то же самое про них всех? — Я не знаю, что делать с добровольной жертвой.       Он посмотрел вниз на веревку, обмотанную вокруг стула. Неужели он правда был готов? Мысленно Уильям повторял себе, что это так. Искать собственной смерти было для него не в новинку, даже если этот наспех составленный план спасения был спонтанным. И — если он подумать об этом достаточно долго — умереть за Шерлока стоило вообще чего угодно. Но его руки всё ещё слегка дрожали, а во рту пересохло. Ему стало стыдно за предательство собственного тела после всей его бравады по поводу желания умереть, и только высокомерие заставило его перевести взгляд с веревки обратно на Кларенса.       — Делай так, как обычно делаешь, — с улыбкой предложил Уильям, вытянув руки на стуле, — мне кажется, что я уже достаточно нарушил твою привычную модель поведения.       Кларенс кивнул с благодарностью и опустился перед ним на колени, обматывая веревку вокруг ножки стула и чужой лодыжки. Мориарти позволил ему работать в тишине и позволил своим мыслям блуждать. Конечно, как и в последнее время, несмотря на свою нынешнюю ситуацию, они вернулись к Шерлоку. Это была ещё одна причина, которой он оправдывал, что всё правильно. Уильям гордился своим интеллектом, своей логикой — способностью сосредоточиться на конечной цели и ни на чем другом. Его детство было наполнено беспокойством за Льюиса, отвращением к дворянам, которые плевали на них, вместо того чтобы помочь умирающему ребенку. В подростковом возрасте он переживал моральный конфликт, наблюдая за тем, как в Альберте борются два бремени: привилегии, с которыми он родился, и то, каким человеком он хотел стать. Он развращал собственную семью, своих друзей, чтобы решить «Последнюю проблему» и раз и навсегда устранить разрыв между богатыми и бедными.       Это была его единственная цель. А потом он встретил Шерлока Холмса. Этого прекрасного, противоречивого и приводящего в ярость человека. Детектив на стороне света, готовый убить человека ради него — защищать Лорда Преступности и декламировать Чарльза Диккенса в качестве любовного признания.       При этой мысли любопытство вернуло его к человеку, закрепляющему узел на его лодыжке.       — Почему ты прислал мне цитаты? Из «Больших надежд».       Руки Тероу приостановились лишь на короткое время, и он посмотрел на Уильяма с задумчивым выражением лица.       — Должен признаться, я действительно пытался причинить тебе небольшой психологический вред. Мне нужно было, чтобы ты боялся, чтобы Шерлок чувствовал, что он должен защитить тебя, — спокойно объяснял он, возвращаясь к своей задаче и затягивая веревку. — Мне нужно было, чтобы тебе было больно, чтобы, когда придет время, ты был готов убить меня или побежать в Скотланд-Ярд, чтобы меня повесили. Мне не стоило так напрягаться, но это очень красивая книга, и я не жалею, что прочитал её, чтобы попытаться доставить тебе проблем.       Уильям только хмыкнул в знак согласия.       — Скажи, — продолжал Кларенс, переходя на другую ногу, — я немного подслушал, ты по-прежнему считаешь себя Эстеллой? Или Шерлок Холмс растопил твоё сердце и показал любовь?       — Имеет ли это значение?       — Просто поддерживаю разговор, — сказал Тероу с ухмылкой. — В конце концов, он будет последним в твоей жизни. Я должен спросить, почему меня просто не арестовали? Я понятия не имел о твоей истинной личности, поэтому я бы не сообщил властям из страха. Воистину, ты хочешь умереть так отчаянно? Кажется, это слишком.       За свой комментарий он был награждён пустым выражением лица Мориарти.       — Я бы лучше поговорил о тебе. О твоих мотивах.       — Ты знаешь мои мотивы. Я надеялся искупить вину своих братьев.       — Убийство, как правило, не является первым выбором человека, когда речь идет об искуплении, — усмехнулся Уильям.       — Как и самоубийство, профессор, — парировал Кларенс, и Уильям погрузился в тревожное молчание.       Наконец, француз закончил с лодыжками и выпрямился, перейдя к запястьям. Мориарти попробовал пошевелить ногами, больше из любопытства, и обнаружил, что узлы надежные. Он не должен был сомневаться в этом: в конце концов, Кларенс уже делал это раньше. Другой мужчина поднял бровь на его попытки пошевелиться, но ничего не сказал и продолжил свою работу. Уильям не стал больше прерывать его и вернулся к размышлениям об источнике всех своих проблем, сделав лишь небольшой перерыв от раздумий, рефлекторно сгибая руку, когда Кларенс закрепил узел на одном из его запястий.       — Я был хорошим человеком до всего этого, но удача никогда особо не была на моей стороне, — печально сказал он Уильяму. — Мои братья были ужасны, знаешь, совершенно избалованные — гнилые твари. Я, конечно, любил их беззаветно, но они заставляли меня сгорать от стыда за свои поступки. То, что они затевали с замужними женщинами, которых они обворовывали просто ради юмора, то, что они жрали до тошноты.       — Они были молоды, не так ли?       — И они воспользовались такой возможностью! — Кларенс согласился, нахмурившись. — Молодость и грех, похоже, идут рука об руку.       — Ты не особенно стар, Кларенс, — сказал Уильям, оглядев его.       — Действительно, — сказал Тероу, — но на меня легло бремя воспитания моих братьев, когда мои родители не справились с этой задачей. Честно говоря, я проделал ужасную работу. Полагаю, это мой последний шанс поступить с ними правильно.       И с этим второе запястье было перевязано. Кларенс отступил назад и сделал жест рукой, показывая Уильяму, что можно попытаться двигаться. Он попробовал, уже понимая, что не может двигаться в таком положении. Его не раз учили бежать из плена, и если бы ему было дано достаточно времени и отвлеченный Кларенс, он мог бы сделать это и сейчас. Но он не собирался пытаться бежать, и у него не было никакого желания затягивать это дольше, чем необходимо.       Мориарти лишь одарил Кларенса одобрительной улыбкой, которую тот вернул.       — Алой лихорадкой они заразились от своих таких же отвратительных друзей. Я пытался помочь им выздороветь, как мог, сохраняя дистанцию, но ничто не могло их спасти, — продолжил француз, и Уильям издал небольшой звук сочувствия. — Я не слишком думал об этом больше, чем о своем горе, пока на их похороны не пришла женщина с ребенком, которая выкрикивала разные нецензурные оскорбления и надеялась, что они будут гореть в Аду за совершенные ими деяния.       — Как ужасно.       Кларенс самоуничижительно рассмеялся.       — Я не смог не думать о том, что они не заслуживают таких жестоких слов. Если есть Ад, то они будут именно там. И мне не нравится мысль о том, что они будут страдать от вечного проклятия, как бы сильно они этого не заслуживали. Они были детьми.       — А жертвы, которых ты выбрал? Имеют ли они отношение к преступлениям твоих братьев?       — Похоть была очевидной, — Кларенс прислонился спиной к столу, задумчиво глядя вдаль, — ни один из них не уважал святость брака — точно так же, как молодой Исаак Тернер не уважал эмоциональную привязанность собственных клиентов. О, как был убит горем этот дворянин, видя, как его тайный любовник умирает у него на глазах, но он настолько погряз в собственном грехе, что ничего не рассказывал. Меня не волновал физический аспект, это была работа. Но попытаться забрать сердце человека? Я видел, какую боль может причинить грех — мне достаточно посмотреть на Виктора и его душевную боль.       Значит, в этом было что-то еще более личное. Да, кажется, в этом есть смысл.       — Зависть, граф Клод Арль. Он довел двух своих деловых партнеров до самоубийства ради выгоды. Хотя это не было связано с ревностью, мой младший брат с жестокостью добился того же. Всё это подходило, — продолжил Кларенс, загибая пальцы. — Чревоугодие было их самым большим грехом в целом — любой человек, который потакал себе, когда не следовало, был подходящей заменой. Жадность — то же самое, вор есть вор, независимо от того, чем он руководствуется. А Лень? Ну, они зависели от меня. Отсутствие заботы о чём-либо помимо удовольствия довело их до болезни, так что Генри Шарло подходил как никто другой».       Это безумие имело смысл, подумал Уильям. Должно быть, выражение его лица свидетельствовало об этом, потому что Тероу смотрел на него, ожидая новых вопросов. Но следующий грех, причина, по которой он оказался здесь? Вот от чего у Уильяма защемило в груди.       — А Гордыня? — слабо спросил он.       — Они считали, что их грехи не настигнут их, подобно тому, как Шерлок Холмс гордился тем, что всегда ловит злодеев, — сочувственно улыбнулся ему француз. — Подходит, да?       Совершенно. Но Мориарти никогда бы не посчитал детектива грешником. Он был слишком хорош, чтобы быть частью подобного мира. Его гордость была оправдана, и у него было достаточно чистое сердце — ну, возможно, не такое чистое, как он считал раньше, но Уильям не хотел продолжать жить и втягивать его ещё больше в этот разврат. Он тряхнул головой и попытался очистить свои мысли от Холмса, хотя и был уверен, что это бесполезно.       — И ты должен был стать Гневом.       — Как и положено старшему брату. Разве не так же обстоит дело и с твоими? — он наклонил голову в сторону. — Или ты берешь это бремя на себя?       Уильям ничего не ответил. Кларенс ухмыльнулся.       — Ах, вот оно что. Я представляю, что смерть будет для тебя приятной передышкой. Но то, куда ты направишься, не будет приятным, Уильям.       — Это будет достаточным искуплением. Ты, как никто другой, должен это понимать.       — Да, это так, — торжественно согласился Тероу. — Убьет ли меня твой любовник или меня приговорят к смерти суд, я увижу твое лицо в Аду. Надеюсь, обе жертвы того стоят.       Он медленно подошел ближе, настороженно глядя на Уильяма.       — Я симпатизирую тебе, Уильям, — признался Кларенс. Несмотря на его злодеяния и ошибочные намерения, Уильям почти чувствовал то же самое. — Хочешь, я сделаю твою смерть быстрой?       Уильям задумался на мгновение, прежде чем покачать головой.       — Делай так, как делаешь обычно. Не хочу нарушать твой привычный уклад, — сказал Мориарти, на что ему ответили кивком. — Хотя, могу ли я обратиться с небольшой просьбой?       — Смотря какой.       Уильям кивнул на конверт, который Кларенс оставил на столе.       — Оставь это на моем теле, чтобы люди знали мою личность.       Таким образом, его братья и друзья могли жить свободно, без забот, без тяжелого бремени Лорда Преступности. Они смогут продолжать жить, но все их грехи он понесет на своей спине, когда умрет, как Кларенс пытался сделать для своих братьев.       Было вполне уместно, что этот человек стал его концом, даже если он был слегка ненормальным. Возможно, это делало Уильяма таким же.       Кларенс снова кивнул, встав позади Мориарти. Он взял веревку со спинки стула и разложил её перед ним. Уильям апатично рассматривал её.       — Обычно в этот момент я объясняю людям их грех и молюсь за них. Но я подозреваю, что первое тебе не нужно, а второе ты бы отверг. Так что, полагаю, всё, что действительно остается — это твоя смерть — он подтянул веревку немного ближе к шее. — Удушение, я уверен, ты знаком. Уверен, что не хочешь чего-нибудь, чтобы облегчить боль?       Уильям откинул голову назад, чтобы посмотреть на Кларенса, и улыбнулся.       — Совершенно уверен. Приступай, — ответил он, не обращая внимания на легкое сожаление, бурлящее под поверхностью. После всего, что он сделал, он мог, по крайней мере, наконец встретить конец.       — Спасибо тебе за это, Уильям, — улыбнулся ему Тероу.       Веревка затянулась вокруг его шеи так внезапно, что естественной реакцией Уильяма была попытка сорвать её, но он встретил сопротивление.       Через мгновение наступила паника, и логика исчезла, поскольку в его теле включился естественный рефлекс выживания. Боль началась в шее, верёвка обжигала, и вскоре последовала агония в груди и голове. Он отчаянно пытался дышать, несколько раз пытался втянуть воздух в легкие, борясь со связанными руками и ногами. Почувствовалась тяжесть. Такой пытки он никогда не испытывал, и Уильям совершенно неожиданно понял, насколько он напуган.       И, возможно, он не хотел умирать так сильно, как предполагал. Не так.       Перед глазами начало темнеть, пока он метался, но узел на его шее был крепким, впивался в кожу без всякой пощады, и Уильям чувствовал, как сознание ускользает от него. Сквозь страх перед всем этим, часть его ждала, что всё закончится и иной мир заберёт его. Сквозь дымку и мучительную боль он не ожидал услышать отдаленный удар.       Или, возможно, не так далеко, когда веревка, сдавливающая его горло, внезапно ослабла на его шее.       Уильям резко вдохнул, голова закружилась от внезапного прилива кислорода. Его зрение всё ещё расплывалось — в одном глазу была темнота, второй только отчасти, словно до сих пор боролся с состоянием, близким к смерти. Он смутно осознал, что Кларенс спрятался за стулом, на котором сидел. И что он смеется.       — Ты рано, — услышал Мориарти слова Кларенса.       Уильям посмотрел вверх, его голова закружилась. Дыхание было резким, учащенным, и, несмотря на отсутствие веревки, стеснение всё ещё ощущалось. Но от волнения оно ещё больше усилилось, когда он попытался разглядеть высокую, худощавую фигуру, стоящую в дверном проеме. Он узнает её где угодно, даже при потере зрения или рассудка. Этот ангел-человек находил его всякий раз, когда он падал, и пытался спасти его от темноты.       С поднятым оружием, в угрожающей позе. Но всё ещё здесь.       Он должен был предвидеть, что тот не отпустит его без очередной попытки спасти. Он попытался заговорить едва слышным шепотом, хриплым и неверящим.       — Шерли…?       Шерлок перевел на него взгляд, и на его губах появилась широкая улыбка.       — Эй, Лиам, — весело поприветствовал он, откидывая волосы назад свободной рукой в той высокомерной манере, которая так нравилась Уильяму, — ты чертов идиот.