floriography

      Прошло всего девять дней после событий, произошедших в доках между Шерлоком, Уильямом и Кларенсом. Всего девять дней с тех пор, как к нему приехал взбешенный Себастьян Моран и сопроводил в поместье Мориарти, чтобы он мог присмотреть за средним сыном столь уважаемой дворянской семьи. Всего девять дней, подумал Джон, а он уже устал.       Когда доктор Уотсон только прибыл, он относился к Уильяму Мориарти таким же образом, как и ко всем, кому он оказывал медицинскую помощь. Шерлок воспринял это как высшее оскорбление и всё время находился у него за плечом, следя, чтобы тот не причинил вреда его драгоценному Лиаму. Джон надеялся получить поддержку от Альберта и Льюиса, сидевших в другом конце комнаты, но те тоже выглядели готовыми оспорить его действия, если он сделает что-то, что им не понравится.       Иронично, Уильям оказался голосом разума и велел всем прекратить волноваться. А если нет, пусть уйдут.       И Шерлок, и Льюис удалились в течение пяти минут. Альберт вел себя достаточно хорошо, чтобы остаться.       Раны были не из приятных. Он прописал примочки и мази, чтобы избежать заражения у ожогов и порезов на горле, запястьях и лодыжках. Уильям рассказал ему об отсутствии зрения в правом глазу; он уже понял, что это вызвано разрывом кровеносных сосудов и недостатком кислорода. Был шанс, что зрение вернется, особенно если Уильям будет поддерживать низкое кровяное давление, но невозможно было определить степень повреждения без более тщательного обследования, для которого он не имел достаточной квалификации.       Больше всего в тот момент Джона беспокоила его реакция. Он говорил с ним, осматривая его раны, и молодой профессор отвечал ему своим обычным мягким голосом — немного хриплым из-за травмы — и мягкой улыбкой. То, что ему пришлось пережить, испугало бы многих, но в его поведении не было ни малейших признаков страха или беды.       Когда он вышел из комнаты, чтобы пойти в аптеку, он рассказал об этом Холмсу, который лишь торжественно кивнул.       — Я жду, когда его мозг перестанет работать со скоростью миллион миль в час, чтобы он смог всё это обработать.       В то время Джон не был убежден в этом. Его беспокоило, что средний Мориарти отгораживается от всего происходящего и отказывается это признавать. Возможно, так оно и было, но только через два дня Уильям сломался.       Шерлок что-то бормотал, сидя на кровати рядом с Уильямом, скрестив ноги, а Джон осматривал раны на его лодыжках. Профессор, казалось, был в хорошем настроении, смеялся над тем, что говорил Холмс, и не слишком суетился, пока Уотсон обматывал раны чистыми бинтами. Уильям, кивав, слегка повернулся, чтобы взять кружку чая, и нечаянно опрокинул её на пол.       На мгновение в комнате воцарилась тишина, пока Мориарти смотрел на неё.       — Ох, — сказал он слишком спокойно, — я и не подозревал, насколько плохо у меня с восприятием глубины.       А потом его самообладание рассыпалось на куски.       Джон как можно быстрее закончил бинтовать лодыжки, отчасти благодарный за то, что уже разобрался с запястьями и горлом ранее. Шерлок придвинулся к нему поближе и пытался помочь ему дышать глубоко, и Уотсон понял, что Холмс постоянно задерживался здесь, потому что ждал именно этого момента. Ему хватило проницательности, чтобы понять, что любая мелочь может разрушить хрупкий щит, который Уильям поставил, чтобы защититься от страдания внутри себя.       Уотсон оставил их в покое.       С того дня настроение Уильяма почти не улучшилось, хотя каждый раз, когда он приходил к нему, в его глазах появлялось немного больше жизни. Его взгляд, заметил Джон, никогда не был устремлен на него. Он не был обижен на отсутствие разговоров, Уотсон был уверен, что он — ещё одно напоминание о том, что произошло; сам факт, что его присутствие вообще требовалось, был свидетельством того, что произошло. Даже когда ожоги зажили, а порезы начали затягиваться, Альберт попросил его остаться.       Ему не нужно было напоминать старшему Мориарти о том, что он не может лечить разум; но если присутствие рядом успокаивало его, он оставался.       Теперь он шёл по саду вместе с Шерлоком. Его друг редко оставлял Уильяма. Но каждый день после обеда Альберт и Льюис по очереди сидели в его комнате и пытались завязать с ним разговор. В последние несколько дней ситуация улучшилась, хотя Льюис выглядел измученным, а Альберт — неудовлетворённым каждый раз, когда они уходили.       Холмсу повезло больше. За несколько дней до этого он с широкой ухмылкой сообщил Джону, что провел с ним полноценный разговор без намёка на грусть. Небольшой прогресс, подумал Уотсон.       Теперь Шерлок казался глубоко задумавшимся.       — Я думаю уехать, — вдруг сказал он.       Джон резко остановился, бросив на Холмса едва ли не злобный взгляд. Тот лишь продолжал идти, казалось, ничего не замечая, пока Джон не окликнул его по имени. Детектив повернулся, засунул руки в карман и поднял бровь на него. Уотсон в недоумении покачал головой.       — Ты нужен профессору, ты не можешь просто…       — Ой, расслабься. Не в этом плане, — Шерлок рассмеялся и снова повернулся, продолжая идти. Джон быстро догнал его. — Ты действительно думаешь, что я бы это сделал?       Нет, не думал.       — Я имею в виду, что подумываю уехать из Англии, — продолжал Шерлок слегка неуверенно. — С Лиамом.       Джон удивлённо посмотрел на него.       — Что — почему?       — Потому что я не думаю, что пребывание в стране, которой он посвятил свою жизни, пытаясь исправить — ценой собственного здравомыслия, разумеется, — хорошо для него, — объяснил Шерлок, — и я не думаю, что пребывание без него хорошо для меня.       Уотсон размышлял о последних двух месяцах: о том, как вел себя Холмс после появления ле Бурро де Флерс. Конечно, увлечение его друга этим математическим гением не было секретом для всех, кто видел их общение дольше нескольких секунд, но когда убийца выбрал Уильяма новой жертвой, в нем что-то изменилось. Сначала это было незаметно, замаскировано его обычным юмором и увлеченностью необычными делами.       Но потом появились расфокусированные взгляды, ласковое выражение лица, беспокойство, когда он был без него. Холмс и в лучшие времена не мог усидеть на месте, а когда дело касалось Мориарти? Становилось ещё хуже.       — Единственное логичное решение — уйти. Вместе, — закончил свою речь Шерлок, остановившись перед дверью и посмотрев на Джона. Уотсон мог бы поклясться, что его друг ищет у него одобрения или, не дай Бог, совета.       — А он сам этого хочет?       Холмс — благослови его и его отсутствие навыков общения, — подумал Джон, выглядел искренне озадаченным этим вопросом. Как будто ему и в голову не приходило, что это что-то, что он должен сначала обсудить это.       — Не знаю, — пожал он плечами, — он, наверное, будет дуться, но не думаю, что станет спорить с моими выводами.       — И ты… — медленно продолжал Джон, —тоже хочешь уехать?       Шерлок сделал паузу, явно обдумывая вопрос. Об этом он уже должен был подумать — ведь он думал обо всем, вплоть до самых бессмысленных и, казалось бы, несущественных деталей. Очевидно, что бросить жизнь в Лондоне и отправиться в путешествие с Лордом Преступности не требовало от него особых размышлений. Это могло бы быть романтично, если не безумно… Но, опять же, и Холмс, и Мориарти уже были безумцами.       — Я хочу, чтобы он был счастлив и здоров, — в конце концов заключил Шерлок. — Всё остальное подождёт.       Джон, конечно, понимал его. Он был таким же с Мэри. Но он достаточно хорошо знал своего друга, чтобы забеспокоиться.       — А как же твоя детективная работа? Шерлок, тебе очень быстро становится ужасно скучно, — сказал он слегка недоброжелательно.       — Да, это так. Я устану, наверное, — с гордостью признал Холмс. — Это будет раздражать.       Он сделал небольшую паузу и взглянул на поместье Мориарти. Его глаза загорелись, когда он взглянул на одно из окон спальни, которая, как Джон знал, принадлежала Уильяму. И хотя Уотсон был уверен, что там нельзя было увидеть профессора, сам факт его существования заставлял его так лучиться от счастья, и Джон понимал, что не может сомневаться в его привязанности.       — Мне может быть скучно, — снова признал Шерлок, с ухмылкой глядя на Джона, — но потом Лиам сделает что-нибудь очаровательное, например, улыбнется мне, и я вспомню, что это стоит тех времен, когда мне скучно. Потому что он никогда мне не наскучит.       Уотсон не мог не улыбнуться ему. Когда он впервые встретил этого эксцентричного, увлекательного человека, он и подумать не мог, что кто-то сможет привлечь его внимание больше чем на пять минут. Но тогда он просто ещё не встретил Мориарти. Он видел это каждый раз, когда эти двое оказывались в одной комнате: как его глаза следили за ним, как слегка краснело его лицо, когда его способности хвалили, как он всегда задерживался, чтобы поговорить с Уильямом хоть на секунду дольше.       — Ты действительно его любишь.       — Я так постоянно говорю, но все до сих пор удивляются, — надулся Холмс.       — Конечно. Ставить кого-то другого на первое место? Ты глубоко эгоистичный человек, Шерлок Холмс, — поддразнил он, вызвав чужой смех. — Но если ты уйдешь…       Холмс пренебрежительно махнул рукой и открыл дверь поместья Мориарти.       — Ты будешь скучать по мне, я знаю, — сказал он через плечо.       Джон смотрел ему вслед с небольшой улыбкой. Было очевидно, что Шерлок уже принял решение, и, как бы Уотсон ни беспокоился, он видел в этом долю логики. Это было даже забавно — видеть, как его обычно самовлюбленный друг сдается, пытаясь дать Уильяму, криминальному консультанту из всех людей, шанс на более счастливую жизнь. И Джон замечал это — ему уже были хорошо знакомы взгляды, которые Шерлок бросал на Уильяма, ведь его привязанность всегда была взаимной.       Он вздохнул, довольный тем, что поддержал Шерлока, как мог, прежде чем последовал за ним в дом.

***

      Последние три недели прошли для Уильяма как в тумане.       Поначалу он был в оцепенении, по крайней мере, в некотором смысле. Хотя он и осознавал произошедшие события — точнее, помнил их довольно отчетливо, — относился ко всему происходящему довольно равнодушно. Он видел, как остальные наблюдали за ним, ожидая, как он отреагирует на ужас, который был совершен и запечатлен на его коже. Он чувствовал всепоглощающую любовь и сострадание окружающих: мягкий взгляд брата, доверительные слова друзей, нежные прикосновения Шерлока. Но реальность ситуации, то, что с ним сделали? К этому он не испытывал ни малейших эмоций.       Пока его восприятие глубины не отказало, когда та чашка упала. Это прорвало плотину, о существовании которой он даже не подозревал, и воспоминания о случившемся захлестнули его в порыве паники и отчаянной тоски. От страха, которого он никогда не испытывал, его парализовало, и он вцепился в руки Холмса в поисках хоть какого-то якоря безопасности.       Он не знал, когда его мысли снова стали связными. Хотя Шерлок был для него утешительным напоминанием о том, что с ним всё в порядке, что он жив, мысли о собственной смерти не давали ему покоя. Он просыпался посреди ночи, обливаясь потом и неконтролируемо дрожа от кошмаров: сценариев, в которых Шерлок не успевал, где Кларенс преуспевал, а его жизнь забирали, пока он был в страхе и одиночестве. Детектив пытался успокоить его, шепча ласковые слова и заверения, но в большинстве случаев он молчал.       Уильям собирался умереть. Он думал, что хочет этого, он всегда думал об облегчении, которое, по его мнению, это принесет. Но в эти минуты он чувствовал разочарование, тяжесть в желудке от собственной слабости — от того, что реальность смерти и представление, которое он воображал, так сильно различаются. Как жалко бояться того, к чему стремился, как слабо, как трусливо…       — Жить не трусливо, — бормотал Холмс, когда мысли Уильяма превращались в бессмысленный бред вслух.       По прошествии нескольких недель его душевное состояние не улучшилось, и он по-прежнему просыпался от ужасных кошмаров, впиваясь ногтями в шею и борясь за дыхание. Но ему удавалось подавлять страх, чтобы общаться и слушать: слушать успокаивающие слова любимого человека, слушать, как Льюис непринужденно разговаривает с ним с заботой и любовью в голосе, слушать, как Альберт перелистывает страницы своей книги и ставит бокал с вином рядом с ним, и заводит разговор только тогда, когда Уильям начинает первым. Никто не подталкивал, никто не тянул. Но они оставались и оберегали его.       Ещё пару месяцев назад Уильям посмеялся бы над тем, что ему нужна безопасность, что он её заслуживает. Теперь же он жаждал её, наряду с нормальной жизнью.       Он боялся, что потеряет эту сеть, созданную вокруг него, что проснется в пустой постели, а его особняк будет охвачен пламенем. Однажды вечером Уильям спросил Шерлока, не уйдут ли они все в конце концов, если он в ближайшее время не вернется к роли Лорда Преступности, которая была им так дорога и так необходима.       Мориарти открыто признался, что беспокоится о том, что Шерлок исчезнет, когда всё это кончится. А Холмс лишь громко рассмеялся.       — Не знаю, как мне объяснить тебе, что я позорно одержим тобой, Лиам. Гнаться за тобой было захватывающе. Награда гораздо лучше.       И попытался доказать это — после того, как он убедился, что Уильям не против прикосновений, — осыпая его поцелуями. Больше Уильям об этом не вспоминал.       Прошло восемнадцать дней, прежде чем он смог говорить, не сбиваясь и не замыкаясь в себе. Прошло двадцать дней, прежде чем он снова улыбнулся. К двадцать первому дню грудь до сих пор болела от страха и несчастья. Но он прижался к Шерлоку и смотрел на него с обожанием, которое не мог выразить в должной мере последние недели. Он знал, что это может быть мимолетный момент контроля над своими эмоциями. Шерлок, вероятно, думал так же.       Но детектив обхватил его за плечи, прижался легким поцелуем к его лбу, а посмотрел вниз на него. Когда Мориарти улыбнулся, Холмс наклонился и нежно прижался губами к его губам. Это было совсем не похоже на их предыдущие поцелуи, в них не было ощущения срочности или законченности. Просто медленно и осторожно. Шерлок отстранился и восхищенно хмыкнул, а затем снова уставился на него.       Он провел пальцами по челюсти, по носу, по губам, словно запоминая черты лица.       — О чем ты думаешь? — тихо спросил Уильям, легко поцеловав чужие пальцы.       — О тебе, — ответил Шерлок, его пальцы продолжили свое путешествие и провели по скуле Уильяма, — я всегда думаю о тебе. Чертов зануда.       По нему разлилось тепло, и он понял, что покраснел. Шерлок был достаточно вежлив, чтобы не упоминать об этом, даже если и выглядел довольным. Холмс всегда был так свободен в своих высказываниях, то ли из-за неосторожности и возросшего самолюбия, то ли потому, что ему хотелось, чтобы Уильям всегда знал о его чувствах, он не был уверен. Он полагал, что это не имеет большого значения, учитывая, как успокаивал его Шерлок. Уильям даже слегка завидовал его способности признаваться в чувствах так легко. Мориарти отчаянно хотелось повторить эти слова, и хотя он пытался показать это прикосновениями и выражением лица, ему не удавалось выразить это вербально.       Шерлок только улыбнулся, потому что и так это понял. И Уильям уже не в первый раз почувствовал облегчение от того, как хорошо этот человек знает его.       — Я думаю, ты должен убежать со мной.       Он моргнул, в голове повторяя эти слова. Ещё один бессмысленный сценарий, несомненно.       — Правда?       — Да, — усмехнулся Шерлок. — Альберт и Льюис — довольно ответственные люди. Думаю, они доведут дело «Лорда Преступности» до конца. Могут продолжать творить морально серый хаос.       — А моя должность в Дареме? — хмыкнул Уильям.       — Они справятся, но я уверен, что потеря в твоём лице будет ощутима. Может, они будут посылать рождественские открытки своему самому молодому бывшему профессору.       Он засмеялся, слегка прижав руку к груди Шерлока. Но Холмс, несмотря на свою ухмылку, не смеялся. Смех Уильяма утих, и его глаза забегали по чужим чертам лица. Это казалось шуткой, шуткой о невозможном будущем. Но его лицо? Это было не то выражение, к которому он привык. Неуверенное, несколько взволнованное и слишком, слишком духовно обнадеженное.       — Ты серьезно? — сказал он удивленно, слегка отстранившись.       — Ну… — Шерлок приподнялся на локтях и неуверенно улыбнулся. — Да.       Оу.       Уильям продолжал смотреть на него, пытаясь понять смысл, истинный смысл, который скрывался за его словами. Он хотел, чтобы они уехали — более чем вероятно, что только они двое, судя по формулировке. Он не сказал, куда и зачем, хотя последнее было и так очевидно. Он не стал бы врать и говорить, что это не привлекало его, и в идее бросить всё и сбежать с Шерлоком Холмсом, чтобы посмотреть, в какие неприятности они могут попасть, определенно был азарт.       Но у них была жизнь здесь. У них были обязанности. Это было слишком много.       — Шерлок, я не могу.       Холмс не отреагировал.       — Почему нет?       — …«Последняя проблема»?       — Лиам, — начал он, — какая «Последняя проблема»? Ты не хочешь умирать.       Уильям быстро затряс головой, чувствуя, как его снова охватывает паника. Он не мог так просто всё бросить, это было несправедливо. Он посвятил всю свою жизнь тому, чтобы стать Лордом Преступности, и никогда не планировал, что будет потом, когда он, возможно, уже не сможет выполнять свои планы по уничтожению классовой системы. Его детство было потрачено на то, чтобы налаживать связи, шептать в нужные уши, манипулировать, учиться и становиться взрослым гораздо раньше, чем он был готов. Чтобы он мог присматривать за теми, кто в этом нуждался, чтобы уничтожить отвратительных и жестоких дворян.       Его желание не умирать было новым и свежим, и оно развивалось. Оно выходило за рамки примитивного желания выжить, он чувствовал потребность жить. Чтобы удержать это счастье и любовь, которых он не заслуживал. Это не соответствовало тому, что ему было предначертано.       Он почувствовал руки на своих щеках и лоб, прижатый к его собственному.       — Дыши, — прошептал Шерлок.       Мориарти смотрел на него, широко раскрыв глаза от ужаса. Но когда Холмс положил его руки ему на грудь, он успокоился. Он прищурил глаза и сосредоточился, пытаясь выровнять дыхание. При этом он чувствовал, как Шерлок проводит большими пальцами по его глазам, смахивая набежавшие слезы. Детектив что-то успокаивающе прошептал ему, но он не смог разобрать слов.       В конце концов он успокоился, смущенно убрав руки от чужой груди. Шерлок по-прежнему говорил тихо, и Уильям понял, что это были добрые слова поддержки. Он прижался губами к голове Уильяма.       Мориарти так отчаянно хотел прикоснуться к нему, но протянуть руку казалось невозможным. Он решил обхватить пальцами одно из запястий Холмса.       — Всё, что я сделал. Я должен довести это до конца.       — Почему? — мягко спросил его Шерлок. — Ты изначально не собирался доводить дело до конца. Ты собирался покончить с собой.       Он нахмурился, но ничего не ответил: не знал, как это сказать. Шерлок отстранился, чтобы посмотреть ему в глаза, и Уильяму сразу же стало не хватать этой близости.       — Социальные классы не объединятся из-за смерти одного преступника, Лиам. Мир не станет лучше, если в нём не будет тебя. Разве ты не видишь? — Он говорил так ласково, как будто восхищался им. — Ты вдохновил многих, ты привёл планы в движение. Твои идеи равенства и справедливости говорят с людьми. Ты сделал достаточно. Ты можешь отдохнуть.       Отдых. Да когда в последний раз он добровольно позволял себе просто… остановиться?       — Заслужил ли я отдых?       Шерлок поморщился от такой формулировки.       — Я не думаю, что дело в том, чего ты заслуживаешь. Я думаю, дело в том, что тебе нужно. А тебе нужен перерыв. Тебе нужно жить.       И снова Уильям был в растерянности, как возразить на искренность его слов.       — Ты собирался попытаться найти искупление в своей смерти, — сказал Холмс, целуя его в нос. Мориарти сморщился от этого прикосновения. — Теперь ты можешь найти искупление в своей жизни. Изменение мира может начаться с того, чтобы просто быть хорошим человеком, Лиам. А ты в душе хороший человек, и всегда им был.       — Откуда ты можешь это знать? — слабо усмехнулся Уильям.       — По-настоящему ужасные люди не переживают по поводу своих плохих поступков и не смотрят на свои руки, как будто они всегда в крови.       Пристыженный, Уильям отвел взгляд. Шерлок хмыкнул и перевернул руку Уильяма в своей, поднеся ладонь ко рту и легко поцеловав её. Он знал, что это было сделано для того, чтобы доказать, что кровавые пятна, которые он видел, были иллюзией, метафорой его вины. Он скривился от дискомфорта, вызванного тем, что его так легко прочесть, и собрался отдернуть руку. Плохие люди не учат сирот читать, не выслушивают трудности своих учеников-подростков, не делают всё, что в их силах, чтобы не страдали другие, менее удачливые.       — Я не собираюсь лгать тебе и говорить, что ты святой, Лиам. Ты совершал плохие поступки. Чёрт подери, я тоже. Но ты не плохой человек. Я не думаю, что ты мог бы им стать, даже если бы попытался. А если ты хочешь поговорить о заслугах? — он наклонился и поцеловал его, словно тот был чем-то хрупким. — Я думаю, ты заслуживаешь того, чтобы узнать, насколько хорошим ты можешь быть, не неся на своих плечах груз всего мира.       Его глаза горели.       — Убегай со мной, — прошептал Шерлок.       — Куда?       — Неважно. Разберемся, — Уильям почувствовал чужое дыхание на своих губах, легкую дрожь в пальцах на его боку. — Просто скажи, что сделаешь это.       В его взгляде была такая серьезность, искренность и щедрость, какой он от него не ожидал. Столько заботы, внимания и любви. Он никогда не думал, что ему захочется, чтобы кто-то смотрел на него так, как Шерлок Холмс, он никогда не предполагал, что будет испытывать к кому-то такие сильные чувства. И Уильям не знал, стоит ли всё этого, стоит ли опускать этого прекрасного человека до своего уровня. Но он не хотел лишать себя чего-то столь ошеломляющего.       Уильям решился и притянул его ближе, обхватив руками за шею.       — Хорошо, — тихо проговорил Уильям, — я убегу с тобой, Шерли.       Его согласие сопровождалось легким чувством в груди. Облегчение и комфорт после того, как он так долго чувствовал себя на острие ножа. Шерлок просиял и крепко обнимал его, смеясь от радости. Он мог сожалеть о решении оставить дело, которому посвятил жизнь — и, возможно, даже вернуться к нему, — но Уильям никогда не мог представить, что будет сожалеть об этом, когда детектив излучал счастье.       И когда Шерлок прижал его к себе еще крепче, Уильям поклялся, что однажды станет его достоин.