Мальчик и джинн

Говорят, при жизни повелитель аль-Вуэйн усмирил джиннов и демонов со всех уголков земли и запер их в заколдованных сосудах. Когда-то весь мир был населён джиннами. Но всемогущий повелитель выловил их из серебристых ночных ветров и зыбучих песков пустыни, из морских водоворотов и звонких тропических ручьёв. Домом для них с тех пор стали серебряные сосуды. Было ли это очередной победой великого завоевателя или же исполнившимся детским капризом? Теперь уже никто не знает. Аль-Вуэйн накинул на джиннов поводья и яркие одеяния, желая подчинить их своей воле и законам. Из их скорбных песен он узнал историю о сумрачной луне и движущейся предрассветной звезде. И в память о них он возвёл грандиозный город Ай-Мэнор, который ещё называют «городом Лунной Девы». Легенды гласят, что место это принадлежит джиннам, это рай, преподнесённый Вуэйном всему лунному наследию. А взамен джинны отлили огромные врата для его гробницы. Так поётся в балладах певцов пустыни. Прошли тысячи лет, и Ай-Мэнор, подобно Салеху, городу доблестных тамудианцев, Тулайтулле, государству мудрых тигнарийцев, и Органе, центру двадцати девяти деев, давно погребён под тяжёлыми песками, окутан илом вместе со всеми населявшими его народами и бесчисленными джиннами, заточёнными в серебряных сосудах. Давайте не будем доискиваться, как там было на самом деле, это сейчас ни к чему. Лучше вернёмся к рассказу... Через пятнадцать лет после основания Порт-Хейвена молодой разбойник нашёл в Гравийных дюнах серебряную бутылку. То ли из юношеского любопытства, то ли в силу беспечности, нехарактерной для жителей пустыни, паренёк сломал печать на дне и при свете луны откупорил серебряный сосуд. «Ну и шумные же в мире людском малиновки... Из бутылки высвободился джинн в образе гибкого, как кошка, и прекрасного танцора. Паренек завис на минуту любуясь прекрасным созданием, таким прекрасным, что казался неземным. « Малиновки?..» Паренёк удивился. Ничего от птичьего облика у него не было и в помине, да и шуметь никогда не входило в его привычку. «Да, малиновки,-нетерпеливо повторила джинн.-Птицы, чья жизнь коротка, и чья смерть каждый день сидит у них на хвосте, - шумные существа... "Только смерть пробудит их ото сна". Что тут непонятного?» Паренёк растерянно покачал головой, чем вызвал у духа разочарованный вздох. «Слушай, птенчик...» - джинн мотнул головой, и его благоухающие миррой кудри мягко закачались в лунном свете, а свисавшие на их концах колокольчики мелодично зазвенели. Сапфировые глаза сверкнули и обратились к пареньку: «Я разрешаю тебе задать мне три вопроса, но ты должен выполнить три моих условия. Во-первых, не смей порочить имя моего повелителя аль-Вуэйна. Это самое главное. Во-вторых, не ступай на путь высокомерия. Вам, живущим от силы несколько десятков лет, негоже задаваться. И, в-третьих, не смей подслушивать разговоры, что ведутся на небе и под землей. Знай, на небосводе и правда есть неутомимые стражи и ослепительные созвездия. Нарушишь хотя бы одно из моих условий, и я оседлаю ночной ветер, подобно трём лунным богиням, что седлают своих коней, и размозжу тебе голову. А потом вытяну из тебя кишки вместе с душой и сделаю твою безжизненную плоть своим новым Домом». Паренёк ухмыльнулся не сильно пугаяс угрозы и кивнул скрестив руки на груди, соглашаясь на условия джинна. «Спрашивай же, любимец моего господина и раб небес». Джинн насмешливо улыбнулся. Яркий лунный свет падал на его кудри и растекался по золотистой коже, придавая ей блеск драгоценностей. «Кто ты?» - спросил юноша. «Я творение неба и земного мира. Я тысячелетняя изгнанник и верный раб своего великого господина. Я дух стихии, не желающий преклоняться пред плотью и кровью, вечный узник, довольствующийся иллюзией благополучия...» - Джини гордо выпрямился, и лунный свет заструился сквозь её полупрозрачное тело. Колокольчики звенели в такт завываниям дмет задания пустынного ветра. «Я потомок Грейсонов. И могу становиться и большим, и маленьким, взлетать ввысь и скрываться где угодно. Своих сородичей я нахожу и в волнах, и в ночном ветре, и в бледном свете мёртвой луны. Я горжусь тем, кто я есть». «А почему ты сидишь в этой бутылке?» - спросил юноша, озадаченно встряхнув серебряный сосуд, крутя и расматривая его в рука истерзанных шрамами. «Мой повелитель аль-Вуэйн стремился защитить весь мир, чтобы ему были покорны и горы, и моря. Поэтому он создал для нас волшебные сосуды из серебра и наложил на них свой печати. Так мы, духи, стали его слугами и посвятили себя столь благородным занятиям, как созидание и изыскание. Другими словами... служба была нам не в горе, а в радость». «Но потом...» - тихо произнес джинн, и его сапфировые глаза резко потухли. - Наш господин навлёк на себя бедствие, а нас постигло вечное забвение. Печати на наших серебряных сосудах более никто не открывал, и нам оставалось только утопать во снах до самого скончания веков». «Ладно, теперь третий вопрос!» взмахнул рукой джинн, отчего старинные серебряные монеты, украшавшие его запястья, звонко забренчали. - Но сначала подумай. А то голова тебе ещё пригодится!» «Хммм... - немного поколебавшись, юноша задал последний вопрос. -Каково это, жить в бутылке?» Никто ещё не задавал джинну такой странный вопрос. На секунду он замолчал, а потом задумчиво произнес: «В первую эпоху я вел беззаботную жизнь во дворце: пел с соловьями и беседовал с розами. Прекрасные были времена. Тогда под моим покровительством рождались поэзия, любовь и надежда. В те дни казалось, будто в бутылке умещается весь город Лунной Девы, и меня пьянила даже безвкусная родниковая вода. Тогда я говорил себе, что если кто-нибудь однажды сорвёт печать и выпустит меня наружу, я прокляну и убью его. Следующая эпоха была полна песчаных бурь и козней демонов. Соловьи плакали кровавыми слезами, их голоса охрипли. Розы завяли и превратились в колючие кусты. Поэты умирали в темницах, а возлюбленные разлучались друг с другом. От былой роскоши не осталось и следа... Это было страшное время, когда казалось, что гибель будет длиться вечно. И всё равно весь город Лунной Девы умещался в этой бутылке. Тогда я говорил себе, что если кто-нибудь однажды сорвёт печать и выпустит меня наружу, я накажу его за такое несправедливое деяние. В третью эпоху всё разрушилось и обратилось в прах. Грандиозный спектакль на сцене города Лунной Девы подошёл к концу, оставив по себе лишь руины и разбитые маски богов. В те времена я выплакал все свои слёзы, а звон золотых колокольчиков и танец одежд на ветру в этом кувшине стали моим проклятием. И вот, оказавшись один в безжизненной пустыне, я сказал себе, что если кто-нибудь однажды сорвёт печать и выпустит меня наружу... я превращусь в злого мстительного духа. И погублю мир или же себя». «Итак...» Паренёк вздрогнул от порыва холодного пустынного ветра и посильнее укутался в свои одежды. «Да. Ты мог бы стать первой жертвой моей мести... Я бы разодрал твою плоть, разломал все кости, а душу превратил бы в кровавую песню. -джинн весело рассмеялся, и смех его был подобен трели соловья, в летнюю ночь возвещающего о смерти. -Но, увидев, как мёртвая луна роняет свой свет на зыбучие дюны и на меня... я вдруг понял, что мир невыразимо прекрасен. Жалкий джинн, я подобен птенцу, что пытается в это вырваться из своего яйца. Как безнадёжно я влюбился в этот бесплодный разорённый мир, в суету его жизни и смерти. Некогда гордый дух, питавшийся нежностью роз, пал на землю, кишащую противными жабами и ядовитыми змеями... Теперь я с нетерпением буду ждать, когда малиновка превратится в прекрасного мужа. ⁃ Каким он станет?» «И ч-то дальше?..» - снова вздрогнул юноша. «А дальше ты должен рассказать мне какую-нибудь историю, маленькое крылышко. Чтобы я лучше узнал этот мир», - лукаво ухмыльнулся джинн, взглянув на озадаченного юношу. Золотые колокольчики игриво позвякивали на кончиках её волос. Вот так джинн из города Лунной Девы и отправился в своё новое путешествие по миру с новым копаньёном.