ОДНАЖДЫ В СПБ

Юра покрепче ухватился за поручни хлипкой инвалидной коляски, когда Бледный напролом тащил его вверх по ступенькам. – Неужели нельзя было предусмотреть пандус… Эти долбоебы думают, что ограниченные люди не могут позволить себе сходить на выходных в клуб?! Бледный только неоднозначно передёрнул плечами, тяжело вздыхая, преодолевая последнюю ступеньку. Он вдруг непонятно ойкнул, плюхаясь прямиком на жопу, и в следующую секунду обреченно зажмурил глаза, слыша неразборчивый мат и железный грохот. Он тут же вскочил, хлопая глазами, падавая падшему Хованскому руку помощи. Тот, потирая ушибленную спину, метко плюнул Бледному прямо в лобешню, и разошелся крепким сквернословием. Кирилл, внимательно и послушно внимая, буквально глотая каждое слово, вдруг пораженно взвыл: – Да я что, нахуй, виноват, что эти ублюдки не поставили горку для инвалидов? Я и так спину надорвал, такую свиноматку тащить… Озверевший Хованский саданул кричащему кулаком по ребрам, из-за чего тот протяжно взвыл. – Я тебя, щенка, под крыло свое взял, чтоб тебя в тюрягу, блять, не посадили! Один звоночек, и на тебя повесят все глухари Иркутска, долбоеб патлатый! Быстро взял и повез, без пиздежа! Кирилл лишь всхлипнул, собирая волю в кулак, и снова, надрывая спину, потянул коляску на себя, ставя ее на колеса. Да уж, следующие минут пятнадцать, пока он снова будет преодолевать девять блядских ступеней высь, пройдут весьма увлекательно. Дима поправил воротник рубашки и потянулся, перекатываясь с пятки на носок. Он медленно покачивал головой в такт тихим битам, доносящимся из колонок, смакую послеоргазменную негу. Мда, рано или поздно эту странную связь придется оборвать, ибо есть опасения, что ничем добрым это не закончится. Он внимательно проследил за снующими туда сюда непонятно откуда взявшимися мед работниками, и несчастным Володькой, который уныло размазывал шваброй добрую такую лужу. Королев лишь безразлично пожал плечами, полностью проигнорировав кроваво-красные подтеки на перилах, стене и ступенях. Мало ли, «кровавую Мэри» кто разлил, с кем не бывает, это же клуб! А парниша, которого унесли накрытого простынкой на носилках, просто бедолага, не знающий меру в алкоголе. Куда больше его заинтересовали клоуны, что закатились в клуб на инвалидной коляске. Ну ладно ты, двуногий, долговязый, бомжеватый студентик, которому не по карману будет купить даже самый дешевый коктейльчик с бара, но нахрена с собой волочить жалкого, недееспособного человека!? Поиздеваться? Дима нахмурил брови, и бодрым шагом потопал вниз, переступая огромную лужу. Ободряюще хлопнул Володьку по плечу, чтоб ну уж совсем не расклеился, и пообещал выписать такому трудолюбивому работнику премию. Тот засиял, заулыбался, обнажая огромные белые зубы, и на радостях раскланялся Королёву в ноги. Тот скривился, но понимающе хмыкнул, вдогонку сыпля мотивирующие речи, мол: «Давай, братан, не отпускай швабру, ведра с хлоркой твое всё, верь в себя, и пол будет чистый!» Дима, не сводя глаз с новоприбывших гостей, задумчиво оглядел с ног до головы того самого бомжеватого студентика. Было ощущение, будто он знает этого парня, видел, и не раз, но не мог понять, кто он такой. Студентик же, вытаращив на него свои огромные голубые глазища, как зачарованный попятился назад, таща за собой коляску с недовольным толстяком. – Что за хуйня, ёпта? Куда прешь?! – донеслось шепеляво, и Дима усмехнулся, меняя свое мнение о предположительной беспомощности мужчины в коляске. Мальчик испуганно опустил глаза, но остановился, покатав коляску туда-сюда. Дима подошел почти впритык, остановился, озадаченно подняв густые брови, и нахально вылупился на инвалида. – Дядь, здесь вообще-то танцевальный клуб, а не центр помощи людям с ограниченными возможностями. – И че? – не понял дядька, и набычился, скрестив руки на груди, – Я что, не человек по твоему, и не могу с кайфом посидеть в клубешнике? Я может сюда ради пива пришел, а не скакать, как лошадь. Что я кстати могу продемонстрировать! – и в подтверждение своим словам резво вскочил с места, неуклюже подпрыгнув, и тут же плюхнулся обратно на задницу, – Но не в этот день, извини, брат, совсем нет настроения сегодня вальсировать. Дима восхищенно уставился на мужика, и звонко расхохотался, чуть ли слюной того не обдавая. Студентик же, стоял все это время как в воду опущенный, не поднимая своих глаз, крепко ухватившись за ручку коляски. – Ну раз так, тогда добро пожаловать! Проводить к бару? – решил сменить гнев на милость Королёв, и смерил толстяка заинтересованным взглядом. – Себя проводи, дурень патлатый, сами, без соплей разберемся, – не унимался незнакомец, продолжая агрессировать. Королёв хмыкнул, подавляя смех, и теперь уже в упор пялился на студента. Что-то тупое, давно забытое, нещадно заныло где-то в груди, но Дима не понял, от чего это. Парень, словно загнанный воробей, небрежно поправил курчавую челку, убирая ее со лба, и таки поднял испуганный глаза. Было чувство, что-то враз перекрыли кислород. Дима тяжело зажмурился, в попытках прогнать навалившиеся воспоминания, и все равно беспомощно в них ныряя. Накатило так сильно, что Королёв подумал, что разрыдается прямо сейчас, перед Бледным и кучерявым инвалидом. Он как наяву снова ощутил три невыносимых месяца реабилитации, почасовой прием препаратов, и захудалую, одиночную палату с решетками на стеклянных окнах. С видом на мрачный, осыпанным слякотью и дождем осенний садик, что вгонял в хандру похлеще одиночества. Дима тогда горько и долго плакал, с каждой минутой закапываясь в ненависти к себе все глубже, совершая очередную неудачную попытку суицида. О, как же ему тогда хотелось, чтоб его не спасли, по утру обнаружив с перерезанным иглой горлом. Он думал, помнил о своих поступках каждый день, и с каждой прожитой секундой все больше жалел, что все таки не завалил Бледного, упустив столько возможностей. Помнил и ненавидел, захлебываясь в этой злобе. И вот, уже почти спустя год, когда казалось бы он успокоился, и перестали ночами преследовать кошмары и злосчастные образы тогдашних врагов, прошлое снова его настигло. Он прочистил горло, в упор смотря на Кирилла, поймав ответный взгляд полного отчаяния и растерянности. – Что же ты, Кирюша, здесь делаешь? – почти шепотом промолвил Королев, не сводя с него потухшего, печального взгляда. Толстяк озадаченно нахмурился, потирая нос, и вопросительно уставился точно на Диму. – Че? – только и буркнул он, озираясь на Бледного, – Ты его знаешь? Кирилл повел плечами, отмахиваясь, и окончательно поник, делая шаг назад, приняв закрытую позу. Дима в одночасье расслабился, понимая, что Бледный для него сейчас не несет никакой опасности. Ну что он может сделать? Маленький, слабенький, ущербный наркоман, что по неосторожности влез куда не нужно, в желании получить дозу. По собственной глупости, сам того не осознавая, устроил охоту на себя самого, сцепив между собой две иркутских шишки, что понесло за собой массу смертей и горя. Королев был готов поклясться чем угодно, что Кирилл до конца так и не осознал, кто такой Дима Рокет, и почему его стоит бояться. Ну, ему же лучше. Такой слабенький щеночек, легко поддающийся провокациям и манипуляциям, снова влез в плохую компанию, и ходит сейчас, живой трупак, одни глазища и видно. Жирный затарахтел на коляске, привлекая внимание, и снова набычился, зашипелявил, привлекая внимание. И Диму враз передернуло. С самого начала появления этих клоунов его не покидало чувство, что он знает одного, и второго. С жирным, возможно, знакомство произошло заочно, но чем больше он бухтел, тем больше Дима в этом сомневался. – Хотелось бы скрасить не совсем приятное знакомство парой вкусных шотов, за счет заведения, естественно, – съехал с темы Королев и натянуто улыбнулся, смотря на инвалида в упор. – Это конечно все очень здорово, но сделайте, таки, пандус на входе! Иначе закрою я ваш клубешник к чертовой матери! Интересное выдалось знакомство. Но кто ж знал, что жирная свинота вдоль и поперек пропахшая перегаром и приличного вида парень найдут столько общего… Дима заулыбался, зазывая дорогих гостей, в мыслях прикидывая, в насколько глубокий минус клуб уйдет по бару, ибо проскочила мысль, что такое здоровое пузо у инвалидика неспроста.

***

Здорово накидавшись, Дима любезно пригласил новоиспеченных товарищей к себе в кабинет, ибо от гудящих басов, если честно, уже разболелась голова, и хотелось банально посидеть в тишине. Пьяненький Бледный радостно залетел в кабинет, чуть ли не снося маленький письменный стол, и громко упал в кресло. – А что, пить больше нечего-о? – расстроенно пробубнил он, через слово облизывая покрасневшие губы. Алые щеки, будто свеклой натертые, настолько сильно выделялись на осунувшемся лице, что невольно вызывало отвращение. Мда, по такому еблищу хотелось максимум настучать, а не продолжать заниматься алкогольной благотворительностью. Королев скрипнул зубами, выуживая из-под стола бутылочку дешевенького пойла, благодушно вручая ее веселенькому Кириллу. Хованский вальяжно вкатился в кабинет, и злостно уставился на Бледного: – Еще раз ты, уебок, вот так меня на произвол ступенек кинешь, я сверну тебе шею! Тот враз загрустил, успокоился, глаза в пол покорно, даже как-то боязно, опустил и отставил бутылку на другой край узкого стола. Дима усмехнулся, размышляя, в какой момент жизни Бледного его рычагом давления стал такой ущербный жирдяй, пускай и опасный террорист. Естественно, Дима не собирался сдавать Хованского. В его голове крутились тысячи, если не миллионы планов и идей, как можно использовать новое знакомство в своих целях. Кариша, сестричка, конечно, молодец, что пытается внедрить Диму в легальный бизнес, но это настолько глупо и безнадежно, что Королёву порой плакать от досады хочется. Юра достал из-за пазухи бутылку пива, жадно присосавшись к горлышку. Казалось, ему враз стало абсолютно плевать на все, что он сейчас, по сути; как на ладони, раскрыл свою личность рандомному чуваку из клуба, который вполне мог наебать его касательно своих связей и полномочий. Но он чувствовал такое небывалое спокойствие и свободу, что был готов распеться о своей личности чуть ли не на весь мир. – Димон, а как у тебя со стихами? – смакуя напиток, обратился Хованский. – В плане? – не понял Дима, и прикрыл двери. Ну мало ли что? – Ну стихи писать умеешь? Текста? Знаешь толк в рифмовании? Нужен текст для нового письма, а мне кажется, что я уже исписался! Королёв глубоко подумал, почесав в затылке, и уселся на краешек стола. – Могу накидать, ну типа, на ходу сочинить. – Это фристайл называется! Ебашь! – радостно подтолкнул его Юра, хлопнув по колену. Королёв снова задумался, тарабаня пальцами по столу, потом в момент громко щелкнул двумя пальцами, и вполголоса предложил: «Я имею барыг, в зубах косяк, Съел горсть таблеток, и сошел с ума, Не похож на бандита, но мне так наплевать. Делаю взрыв и попадаю в чарт, Мирон опять зол, Славян протокол разорвал. Ты заходишь в участок, а я ставлю взрывчатку, Эти бомбы на мне – называй подрыватор.» Юра вытаращил глаза, потом враз вскочил с места, затопал ногами и заорал во все горло: – Хватит! Это очень круто! Где же ты раньше был, гений рифмы и письма?

***

Славка бодро, будто на дворе не первый час ночи, ворвался в архив документации, чуть ли не сшибая несколько полок сразу. Мирон только покачал головой, вяло зевая, перебирая в руках письмо. Пока ехали, раз шесть так точно его перечитал, в шестикратном размере увеличив злобу. Федоров устало уселся в кресло, перебирая бумаги, которые сгрузил для него Славка. Было чувство, что этой длинной ночи не будет ни конца, ни края, ибо разбор документов, сопоставление всех схожеств и фактов, требует ни малой такой мозгоёбки. Мирон лениво перебрал листики, потирая восполненные глаза, вздохнул, откладывая в сторону документ за документом. Все не то. Слава всё продолжал напирать, принося данные на каких-то наркоманов и мелких преступников. – Неужели в Питере так много людей с таким началом в фамилии?! – разозлился Слава и всплеснул руками, роняя дюжину бумаг, – Ховарский, Ховаков, Ховальчук… – Хованчук, Ховиков, Хованковский… – Хованский, Ходахов, Хомяков… – Стоп, – остановил его Федоров и отобрал бумаги. В замешательстве пробежался глазами по буквам и поежился, кривя губы, – Хомяков уже год как сел за разбойное нападение. Ховарский досиживает, два года из пяти, – Мирон рассеянно перебрал бумаги, понижая тембр, – Хованского брали за хранение в крупных размерах, отсидел три года и вышел по УДО. – Ховиков и Ходаков тоже сидят… – Как и все остальные, кроме Хованского, Слав. Хованчук умер полтора года назад при колонии в Новосибирске от туберкулеза. Слава крепко задумался и плюхнулся задницей в кресло, массирую виски. На часах уже перевалило за два часа ночи, а вопросы все никак не решились. Славке хотелось как можно скорее уже разобраться с этим делом, расставить все точки, ибо надоели с верхушки голову вопросами ебать. Федоров вызывал жалкое подобие человека, исхудавший, невыспавшийся. Глаза впали настолько, что и без того неприятная физиономия Мирона вызывала только жалость. Карелин достал что-то из внутреннего кармана джинсовки, и Мирон сам не понял, что произошло, как в момент часто и громко расчихался, подняв на Славу раздраженный взгляд. – Это что за хуйня? – Вейп, – просто ответил он, снова затянувшись, выпуская сизый пахучий дым, – Хочешь попробовать? Мирон снова чихнул, отрицательно мотая головой, и стукнул одуревшего от такой реакции Славку стопкой листов по макушке. – Убери эту гадость, с-часже! – и снова, как в припадке, расчихался, когда Слава выпустил очередную порцию дыма ему прямо в лицо. Тот рассмеялся, складывая документы в одну стопку, отложив одну из бумаг в сторону. – Есть над чем поработать. Я сделаю копию? – Ой, блять, да делай что хочешь! – Федоров утер мокрый нос, снова чихнув, – Только прекрати это издевательство! Карелин одобрительно закивал, благодушно спрятав дуделку обратно. – Завезти тебя домой? – Такси вызову. – Да ладно тебе, Мирон, я закину, – рассеянно предложил Слава, направляясь к принтеру. – Тебе потом в другой конец города ехать, Карелин, не пори горячку. – Есть над чем подумать.

***

– Ну и халупа… – недовольно ворчал Артем, пытаясь выровнять стену шпателем. Получалось не очень: штукатурка была везде. На одежде, в волосах, на БМВ Е39, которая, как оказалось не заводится. В общем везде, только не на стене. Сдался ему этот ремонт… Однако он же всрал сюда бабки, за что уже конечно получил дистанционно по шапке от пахана. Тот, будучи опытным бизнесменом, не особо одобрял такие идиотские инвестиции из своего кошелька, и осведомил Артема, что теперь он зарабатывает сам, как настоящий мужчина, в гараже. Зато Феде, которого Артем решил подключить к своему новому бизнесу, было все нипочем. Тот уже своей аппаратурой половину помещения занял и предложил устраивать вечерами рэп тусовки. Кулик сказал, что подумает, надеясь, что к этой теме они больше не вернутся. Он пока слабо представлял, где взять бабок, чтобы хватило на ремонт этого сарая. Чтобы выглядело хотя бы на 6 из 10. Не привык он быть ну совсем на мели. Раньше бюджет хоть как то регулировала Маша, а сейчас что? Сейчас остались только говно и палки. — Артемий, а почему ты не поехал на похороны своего друга? – по-детски спросил Федя, усевшись с грохотом на капот той самой бэхи. Очередная вмятина, можно смело отравлять в металлолом. Хоть деньги появятся. — Еще раз назовешь меня Артемием, я тебе этим шпателем, – Кулик показательно потряс инструментом перед носом товарища, – голову отсеку. – Он снова отвернулся, пытаясь делать вид, что увлечен процессом шпаклевания стены, – В Иркутск его отвезли, на родину. Я не сорвусь со всех дел, чтобы постоять со скорбящими родственничками. Потом, когда приеду, съезжу… — О, а можно когда ты уедешь я буду главным тут и позову кентов на рэп тусовку. – словно маленький ребенок запрыгал Федор вокруг Артема. Тот лишь раздраженно вздохнул, и уже придумал массу нецензурных слов, которыми сейчас пошлет Федьку нахуй. Но в одночасье земля под ногами затряслась. И частота колебаний с каждой секундой увеличивалась. Округлив глаза, Артем поднялся на ноги, собираясь выйти на улицу с целью узнать причину такого прикола. Но Федя, как умалишенный, упал на пол и вцепился Кулику в ногу, заверещав. — АРТЕМИЙ, ЭТО ТЕРРОРИСТЫ! ПРОЩАЙ Я ТЕБЯ БУДУ ПОМНИТЬ ДАЖЕ В ЗАБВЕНИИ. ТЫ МОЙ САМЫЙ ЛУЧШИЙ ДРУГ. Кулик на секунду даже усмехнулся, представив, что бы случилось с Федей, если бы он попал на иркутскую войну за золотой шприц. Однако быстро отцепил его от себя, и вылетел из гаража. — Охренеть… – только и смог он выдавить из себя, наблюдая интереснейшую картину. Огромный, сука, вертолёт, раза в два больше чем тот, что принадлежал мистеру Ракитину и стоял посреди поля в Иркутске. Он широко раскрыл рот, стараясь отделаться от шока, видя как тот приземляется прямо на гараж. «Отлично, теперь еще и крышу ремонтировать» – подумал тот, пока ветер чуть ли скальп с него не снимал. Как только движение лопастей замедлилось, он смог разглядеть в окошке до боли знакомое лицо Егора. Ну конечно, кто если не он в качестве транспортного средства на повседневной основе выбирает вертолет? Улыбался тот ярче, чем обычно светит солнце в Питере. Хоть бы коренные жители не ослепли от этого. Артем стоял на том же месте, только рот с каждой секундой открывался всё шире. Он просто не знал чего ему ожидать. Это же Тейп: он либо его сейчас убьет, либо как обычно унизит отменным чувством юмора. Кабина открылась. Ракитин вылез наружу, натягивая на себя темные очки, не переставая улыбаться. «Тяжело с такими винирами жить, всегда солнечные очки приходится носить.» - подумал Кулик, пытаясь избавится от чувства тревоги и даже опасности. В своих белоснежных диоровских кроссовках, Тейп ступил на крышу гаража, разведя руки в стороны. — ¡Hola, Bolsa! – радостно улыбаясь сказал Егор и затараторил на испанском. — Дарова, а можно тоже самое только по-нашему. — Perdona, Bolsa. В чужую хату со своими правилами не заходят, теряю правила этикета с возрастом. — в своей обычной саркастичной манере ответил испанец, параллельно сняв кепку и почесав макушку. — Я говорю жену тебе привез. Или вам уже не надо? Артема как током ударило. И че ему на это ответить? Так спрашивает, будто ему кокс подвезли, а не Машу. Реально ли Машу? Или он стебется. Только он про это подумал, из кабины вылезла она. Все такая же. Такая же невероятно красивая. Пшеничные волосы струились по аккуратным плечам, слегка поблёскивая, несмотря на то, что солнечного света сегодня было мало. Глаза скрывали тёмные очки, но он чувствовал ее хитрый прищур, чувствовал как она на него смотрит. Уголки губ Ракитиной поползли вверх, а Артем, словно зеркало, улыбнулся в ответ. Он будто заново влюбился, просто увидев ее спустя столько времени. Хотелось забрать ее и как фарфоровую куклу поставить в самое безопасное место и просто любоваться. Днями и ночами. — Hola, ¿por qué hace tanto frío? – спросила Маша, задавая вопрос куда-то в пустоту. — Маруся, определись. Ты то на испанский климат жалуешься, тут тоже что-то не то. Может тебя в Антарктиду сослать? – снова язвил Егор. Интересно, какого Маше было слушать это каждый день 24/7? — А откуда у тебя гараж, зятёк? – еще шире улыбнулся Егор, спускаясь по сточной лестнице вниз. Еще немного, и у него реально порвется рот от улыбки. — Купил. – холодно ответил Артем, все еще приходя в себя от увиденного. – Ремонт делаем, думаем мутить что-нибудь тут. — Замечательно, тогда привезу тебе сюда все свое оборудование, будем метадон тут варить. – комично осмотревшись сказал Тейп, смотря, как лицо Артема сливается с белой дверью гаража. – Да че ты пугаешься так, всё равно сюда ниче не влезет. И не «мутить что-нибудь» надо, а вести дела по взрослому. Егор осмотрелся, скривился. Посмотрел под ноги и увидел, как его белоснежные диоровские кроссовки окрасились птичьим пометом. Махнув рукой, пытаясь скрыть всю брезгливость, тот открыл кошелек. Достав приличную сумму зеленых, тот сунул их Артему в руки, вновь рассмеяшись. — Чтобы к моему следующему визиту тут был не гараж, а дворец. Будешь страдать хуйней, не работать, не обеспечивать мою дочь — насажу жопой на лопасть и устрою карусели. ¿Entendido? Кулик лишь кивнул, стараясь удержать всю наличку в руках, так как не особо хотел, чтобы та повторила судьбу кроссовок Ракитина. — И четверть выручки будешь мне переводить. – дополнил Тейп, рассмеяшись, и хлопнул зятька по плечу. Несколько купюр всё таки улетели. – Я полетел, развлекайтесь, Bolsas. Крутя бедрами, Тейп вновь забрался на крышу. Улет сопровождался гулом и очередным землетрясением. Напоследок тот все так же смотрел на Артема через маленькое окошко реально криповой улыбкой, весело махая ручкой. Маша спустилась в крыши, в чем Кулик ей помог, как настоящий джентльмен. Сняв с головы шляпу с огромными полями и очки, она подошла к Артему, посмотрела в глаза. — Я очень скучал, Маш. – осипшим голосом процедил парень, стараясь проглотить ком, что застрял в горле. – Прости меня. Я.. я… — Я тоже скучала, Тём. Te extrañé mucho. И слов было не нужно. Они обнялись так крепко, словно не виделись несколько десятилетий. Словно если бы они ослабили хватку, то кого-то из них украдут навсегда. И ничего больше не хотелось. Чувствовать как бьются их сердца, а остальное они обсудят позже. — Малыш, а что значит больса… А то Егор повторял часто, а я так и не понял. – шепотом спросил Артем, не вырываясь из объятий. — Это он нам кличку придумал. Ну точнее по большей части тебе. Bolsa это кулёк по-испански. Секундное молчание и они оба рассмеялись. С креативностью и Ракитина проблем явно не было. Они бы возможно вечность так стояли, если бы не услышали тихий плач, доносящийся из гаража. Плакал Федя. От испуга. Артем искренне надеялся, что ранимый товарищ вновь не замолчит после такого потрясения и его не прийдется водить к логопеду.

***

– Голову! Пригните голову! Ларин враз почувствовал, как на него сверху навалилась тяжеленная туша одного из телохранителей, чуть ли не сворачивая ему шею. Где-то сверху разносились серии взрывов, окна здания, где прятался мэр и которое должно было быть самым безопасным местом в Питере, разлетались в мелкую труху, оседая мелкой пылью за шиворотом. Дмитрий благоразумно измазал в грязи свой дорогой костюмчик, но на данный момент это было последнее, что его заботило. В горле враз пересохло, Дмитрий почувствовал, что буквально задыхается, и дело было далеко не в тяжеловесе что на нем разлегся. Сердце буквально обливалось кровью, он не понимал, где и кому так смог насолить и вызвать настолько сильную ненависть к себе, ведь все годы, что на посту, всегда старался поступать на благо обществу, любил и лелеял горожан, занимался благотворительностью и сделал множество реставраций с ремонтами. И сейчас, лежа в окопе, с ног до головы осыпанный пылью, Ларин впервые задумался, настолько ли он был хорошим мэром. Конечно хорошим, безусловно. И вот эти душевные метания сейчас были так некстати, кислород все отказывался поступать в легкие, мэр самозабвенно терял связь с реальностью. – Господин мэр! – послышалось приглушенно, вслед за чем последовали две мощные оплеухи. Сознание прояснилось, но Ларин все еще был сильно дезориентирован. Два бугая дружно подхватили того подмышки, волоча по грязному от слякоти тротуару. Что было дальше, мэр помнил смутно, если помнил вообще. Реабилитация, его, видать, сильно контузило от взрывной волны. Уши кровоточили, как и слезились глаза. Он плакал, не в силах сдерживать слезы. Целыми днями по радио крутили свежие новости о произошедшем, добавляя перчинку вбросами, якобы мэр, Ларин Дмитрий Александрович, трагически погиб под завалами тяжелых бетонных колонн. Он сидел в уютной палате, в приглушенном свете, и не мог поверить своим ушам, глазам, не мог доверять собственной памяти. В один из таких серых деньков к нему заглянул господин Федоров, с целым пакетом апельсинчиков и мандаринчиков. Позади него как обычно маячила долговязая нескладная фигура, с вечным бардаком в виде волос на голове, на этот раз собранным в небрежный пучок на затылке. Намекнуть подстричься ему, что ли? Мирон осторожно присел на краешек койки, перебирая в руках аккуратный файл с документом. – Как ваше самочувствие? – Давай отбросим эти формальности, говори, – как-то грубо отрезал мэр, и почти сразу пожалел, но силы на позитивную отдачу иссякли настолько давно, что заниматься самобичеванием буквально не было энергии. Мирон понятливо угукнул и подозрительно покосился на Славку, который коварно снова крутил злосчастный вейп в руках. Неодобрительно махнув тому головой, он достал бумагу, прочистил горло, вполголоса зачитав: – Хованский Юрий Михайлович, ранее судимый за хранение в крупных размерах, был осужден и приговорен к пяти годам лишения свободы 6 августа 2017 года, после был досрочно освобожден за хорошее поведение и удовлетворительную характеристику. Нигде не числился, на биржах труда не состоял, официально нигде не работал. Сейчас о нем ничего не известно, ну прям совсем ничего, – Мирон сделал на этом акцент, пронзительно посмотрев на мэра, – Мы составили фоторобот. Похожего человека не так давно видели в клубе на Невском проспекте, где не так давно была наводка про несостоявшийся теракт. Если это и правда он, то работает он не один, в паре. Личность возможного сообщника пока неизвестна, ищем зацепки, смотрим камеры. – Найдите их, Мирон, я хочу, чтоб это поскорее все закончилось, – отчаянно попросил он и опустил глаза, перебрав в руках свежий мандарин.