***
Боре восемь, когда сестра заставляет его пересмотреть с ней Сумерки. Их марафон длится весь вечер, он то и дело поглядывает на Оксану, которая шепчет реплики героев. На что потом хмурит брови — зачем смотреть фильм, если ты знаешь каждую фразу? Пока Оксана не может перестать говорить о том, как романтично — провести с кем-то вечность, у Бори в голове крутится совсем другое. Неужели взрослые правда так много целуются? Он никогда не видел, как их родители обнимались или говорили друг другу слова любви. Поэтому об этом точно нужно узнать у Вани. Хоть тот и был младше — пусть на несколько месяцев, но знал уже достаточно. — Ты правда никогда не?.. Боря смущенно мотает головой, потому что — серьезно? Ему восемь, и все, что он знает о любви, поцелуях и отношениях — было подслушано у болтающей с подружками Оксанки. — Хочешь, научу? Я целовался уже целых два раза. Не дождавшись ответа, Ваня тянет его к себе. Боря закрывает глаза, затаив дыхание и… ничего? Он стоит в этой темноте секунд пять, а когда решает открыть глаза, видит в дверном проеме отца. Тот прерывает свое молчание тихим «Ваня, тебе пора домой». Ваня медленно отпускает его плечи, которым теперь холодно без теплых рук, и попрощавшись, выходит из комнаты. Как только дверь за его другом закрывается, Боре говорят сидеть в комнате, потому что на кухне — скандал. И он не понимает, почему Оксанку не ругают, когда она рассказывает маме о поцелуе с парнем, почему отец говорит «чтобы с этим пацаном я его больше не видел», почему Ване — его другу — больше нельзя приходить в гости.***
Им четырнадцать, и они решают, что быть просто Ваней и Борей — слишком скучно. Так появляются Киса и Хэнк. К ним в класс переводится новенький и их маленькая компания пополняется Мелом — которому они тоже придумали имя. На Мела сразу обращает внимание их одноклассница Рита. На перемене она смущенно сообщает ему о том, что в субботу ее день рождения и он не может пропустить эту вечеринку. Заметив его замешательство, Рита быстро говорит, что тот может приходить с друзьями. Кажется, что на дне рождения собралась вся их параллель. Все одеты с иголочки, девочки похожи на кукол Братц — у них яркие наряды, макияж и красивые прически. На празднике по традиции играют в бутылочку. Хэнку никогда не нравилась эта игра, потому что каждый раз она заканчивалась чьими-то слезами или дракой. И он не понимает, зачем вообще согласился в нее играть. Но сейчас он сидит в кругу и смотрит, как Киса крутит зеленую виновницу всех ссор. Когда бутылка останавливается и горлышко указывает на него, дыхание Хэнка сбивается. Он поднимает взгляд, чтобы посмотреть в глаза напротив, а те уже уставились на него так, словно он — фура, летящая прямо на застывшего в страхе олененка. И Хэнк думает — вот оно. Это сейчас произойдет. Не так он себе все представлял, не на чьей-то квартире во время игры в бутылочку. Он уже начинает приподниматься, когда кто-то из одноклассников произносит: — Вы че, давайте перекрутим. С разных сторон слышатся смешки, ну в самом деле — не собирались же они правда целоваться? В комнате и так достаточно девчонок. Тогда Хэнк понимает, что в этом мире ему было позволено быть кем угодно, кроме самого себя. Из мыслей его вытягивает смех одноклассников. Бросив взгляд на бутылку, он видит, что ее уже успели перекрутить и та указывает на Риту. Она уверенно смотрит в глаза Кисы, совсем не слушая подружек, которые ей что-то шепчут и смеются. Киса успевает бросить на него мимолетный взгляд, прежде чем тянется к Рите и прижимается к ее губам. Поцелуй длится секунды три, не больше. Оторвавшись, Киса вытирает губы тыльной стороной ладони и снова взглянув на него, быстро отводит взгляд. Потому что взгляды украдкой — это все, что они когда-либо себе позволяли.***
В шестнадцать у Кисы появляется девушка. Ее зовут Маша, он говорит — «она клевая», он говорит — «я не знаю, что из этого выйдет». Хэнк знакомится с ней на вечеринке у Анжелки. Она правда клевая. Веселая, дружелюбная и так подходит Кисе. Потому что Киса – это упрямство, сильный ураган, разбивающиеся волны и необдуманность решений. Ему нужен кто-то, кто будет все это уравновешивать. Спустя полтора часа и три бутылки пива, Хэнк понимает, что ему нужно проветриться. Хватая из кармана куртки сигареты и зажигалку, он выходит на улицу и садится прямо на ступеньках на крыльце дома. Там, где его точно никто не потревожит, потому что вся компания собралась на заднем дворе у бассейна. Через некоторое время за спиной открывается дверь, и он устало прикрывает глаза, вот только оглянувшись, видит Кису. Тот еле стоит на ногах, но все равно каким-то образом дойдя до него, плюхается рядом. Они сидят в тишине, прерываемой только смехом и музыкой из дома. Молчание могло стать их языком любви. Хэнку с этого смешно, но это на самом деле так. Им не нужно было заполнять тишину бессмысленными разговорами, чтобы чувствовать себя комфортно друг с другом. Хэнк пару раз кидает на него взгляд, чтобы увидеть, как тот словно собирается с мыслями. Его брови то и дело хмурятся, словно от собственного внутреннего монолога, а в руках нервно щелкает зажигалка. Спустя несколько минут Киса не выдерживает и спрашивает: — Ну… и как она тебе? — Маша? Вроде ничего. Тебе очень подходит. Киса усмехается, качая головой. Зажигалка в руках начинает щелкать все чаще, и Хэнку кажется, что тот сейчас просто себя подожжет. Но он продолжает говорить. И говорит куда-то себе под нос, словно сам с собой. — Она совсем не такая. Все не то. — Че? Рука Кисы ложится на его шею, а лицо начинает наклоняться так медленно, что Хэнк сходит с ума. Дверь позади открывается и звонкий голос начинает звать Кису. Тот отпрыгивает от него так, словно ошпарился и быстро уходит навстречу Маше. Хэнку кажется, что он застрял в ебаной бесконечной петле.***
Им семнадцать, когда все рушится. Их тайный клуб раскрыли, Киса ненавидит Хэнка всем нутром и ему кажется, что это конец. Ему больше не на что надеяться. Ему бы хоть пару минут провести вместе. Так, словно ничего не было, и они снова могут называть друг друга лучшими друзьями. Это причиняет такую боль, какой он никогда не испытывал. Он собственноручно разрушил все — их дружбу, доверие, любой шанс на то, что Киса сможет ответить ему взаимностью. Хэнк думал, что его сердце уже давно разбито, но то, что он испытывает сейчас — просто невыносимо. Горечь, поселившаяся внутри, была крепкой и сжимала все внутренности, но тоска по Кисе была сильнее, напоминая о себе с каждым днем. Киса не выдерживает первым и, наплевав на свою гордость, караулит его под подъездом. Увидев его, Хэнк не верит своим глазам и думает, что тот вернулся обновить ему пару синяков. Но Киса спокоен как никогда, стоит смотрит себе под ноги, перебирая в кармане зажигалку и прочий мусор. Они стоят так в метре друг от друга пару минут, когда Киса прерывает молчание и говорит. Говорит много. Про Мела, про Гену, что теперь остались они вдвоем и хрен знает, сколько так еще будет продолжаться. Что теперь им как никогда раньше нужно держаться друг за друга, чтобы его отец и Бабич чего не выкинули. — Но извиняться за этот фонарь я не собираюсь. Хэнк кивает, потому что понимает — он заслужил. Руки Кисы притягивают его в примирительные объятия, и он хватается за него, как за спасательный круг. Руками сжимает на спине его куртку, а сам утыкается лицом в тепло его шеи, глубоко вдыхая и жмурясь. В носу начинает щипать от осознания того, как он скучал по Кисе. Его объятиям, голосу, их разговорам. Сердце Хэнка стучит в грудной клетке так сильно, что даже причиняет небольшую боль. Но он думает – все нормально. Эта боль словно говорит – да, тебе страшно, но все нормально. Потому что это то, чего ты хочешь больше всего на свете. Хэнк не уверен, что это любовь. Еще нет. Но ведь могла бы быть?***
Все начинает постепенно налаживаться и возвращаться на свои места. После сдачи экзаменов их ждет выпускной в кафе на берегу моря. Ближе к утру Киса подговаривает его сбежать, ведь у него есть ключи от крыши, и они могут встретить рассвет там, прихватив с собой пару бутылок. После долгих ностальгических разговоров они сидят в тишине, выкуривая по сигарете. Единственный звук — уже проснувшиеся птицы, а значит почти утро, и все это скоро закончится. Хэнк думает, что возможно хотел бы остаться здесь с ним навсегда. И что, может быть, он всегда хотел бы быть причиной, по которой Киса смеется и сияет так, будто Хэнк украл для него солнце. «Это мой лучший друг». Он сбился со счету, сколько раз повторил это в своей голове. Потому что друга не хочется целовать. Из-за друга не сбивается дыхание. Из-за друга нет бессонных ночей. Хэнк смотрит на профиль Кисы в лучах рассвета и пытается свыкнуться с мыслью, что упустил все возможные шансы. Ему никогда не хватало смелости сделать первый шаг. Он считал, что у них есть все время мира и правильный момент обязательно настанет. Но теперь он понимает, что у него больше нет и единого шанса. А, может, его никогда и не было. Почувствовав на себе взгляд, Киса поворачивается и продолжительно на него смотрит. Сердце Хэнка бешено колотится, ведь так хочется сократить это расстояние между ними, но он не может. Он просто трус. Он хочет накричать на Кису – «сделай же это наконец ты, потому что у меня никогда не хватит смелости». Словно прочитав его мысли, Киса цыкает и притягивает к себе за рубашку, прижимаясь губами. Поцелуй был влажным и с привкусом моря, но все, о чем Хэнк думает – «наконец-то». Это было похоже на возвращение домой после долгого, утомительного дня. И теперь чувства, мучавшие его все эти годы – боль, горе, страдание – не имеют значения, потому что все встает на свои места. Хэнк облегченно выдыхает через нос, и ему кажется, что он еще никогда не был таким счастливым. Ему семнадцать, и его самое яркое воспоминание — поцелуй с лучшим другом. Когда Киса отстраняется, Хэнк тянется за его губами, не понимая, как несколько секунд сделали его таким зависимым. Киса не спешит отпускать ворот его рубашки и говорит прямо в губы, не отрывая своих глаз — черных, от его — голубых. — Пиздец. Хэнк готов поклясться, что его сердце на секунду останавливается. Он готовится услышать что угодно — «это было ошибкой», «нам лучше остаться друзьями», «такого больше не повторится». Но тихий голос Кисы вытягивает из этого дурацкого потока мыслей. — Я ждал этого десять лет.