Ничего.
***
18 октября 2017. Имя идущего впереди меня мужчины — Кадзуя Камэнаси. Японец по своему происхождению. Полагаю, по этой самой причине здесь почти всё такое традиционно японское. Словно этот бордель находится уже не в Сеуле, а где-нибудь в его родном Киото. Откуда этот тип вылез, я был поставлен в известность ещё на входе. Если заставят напялить кимоно — я двинусь. — Где работал? — Он идёт, комично вихляя задницей. — В «Спящей красавице», — произношу так, будто у меня есть повод для гордости. — Дева Мария, ты что, девственник? — От его быстрого разворота мы почти врезаемся друг в друга, на смуглой физиономии Камэнаси отражается брезгливое удивление. — Нет конечно, — говорю я. — Эй, долбанная сучка, — кричит он кому-то позади меня, — прикройся! Что за пошлости? — и сразу возвращает интерес к моей персоне, оглядывая сверху вниз. — Кто навёл? — Джин. — Стараюсь быть предельно честным во всём. Наверное, потому, что мне ровным счётом наплевать на него и на это собеседование. В сердцах я даже хочу его провалить. Кадзуя водит жалом по мне внимательно и отворачивается, следуя дальше по узкому, плохо освещённому коридору. Я интуитивно понимаю, что вступительная часть интервью завершилась для меня блестяще. Имя Джина сработало получше любого рекомендательного письма. — Ну что тебя, красавица, к нам привело? — Не скажу, что я здесь ради удовольствия. — Он опять резко стопорится в развороте, а в его глазах в мою сторону теперь читается скорее насмешка. — Деньги, — говорю. И это снова не ложь. — Тут можно заработать неплохие деньги. Главное — усыпить свою гордость. — Я чувствую за своей спиной движение снующих по коридору парней. Судя по доносящимся воплям которых, очевидно повздоривших. — А ну, заткнулись, шлюшки! — прикрикивает на них. — Долбанные кретины. Ащщ! Вот же шоу уродов. Парни действительно убавили звук. Но скорее потому что, наконец-то, удостоили нас своим вниманием. Теперь они заинтересованно разглядывают мою спину. — Маму-сан в последнее время тянет на деревенщин, — летит в меня, но мне не видно лица говорящего. Ему, в свою очередь, наплевать, услышал я его или нет. Здесь каждый сам за себя. В таких местах не заводят друзей. — Не твоего ума дела, потаскуха! — Кадзуя опять орёт им через моё плечо. — Лучше побеспокойся о своём членоприёмнике. Тебе им скоро клиентов встречать. — Может показаться, что он встал горой за мою шкуру, но это не так. Ему наплевать. Больше, чем кому бы то ни было в этих стенах. Это мне тоже известно предельно чётко. — Как ты сказал тебя зовут? — Чимин, — выходит из меня напряжённым сгустком. — Пак Чимин. — Не называй клиентам своего настоящего имени, дорогуша. Придумай что-нибудь. Только никаких ёбаных бабочек. У меня их две. Благо одна неделю назад упорхнула с какой-то китайской свиньёй, — вздыхает облегчённо, теперь удостаивая меня менее надменным, но по-прежнему оценивающим взглядом. — Ты принят, — отмахивается рукой, словно давая понять, что наше собеседование подошло к концу с оценкой удовлетворительно и мне полагается отчаливать к выходу. — А договор? — брякаю, о чём тут же жалею. — Может, тебе ещё страховку выдать, а, сучка? Больничные отплатить? Отпуск по уходу за ребёнком? — чуть задумывается. — Дети есть? — этот вопрос втыкается в меня, чем-то острым. — Нет. — Стерилизованный? — Я просто мотаю головой в отрицании. — Глотай противозачаточные. Залетишь, так сразу вылетишь. У нас тут бордель, а не блядский детский садик. — Я понял. — Ну, тогда топай домой, потаскушка. Как надумаешь, ждём, — смеётся, поднимая для меня занавес, но вместо аплодисментов я слышу звенящий перезвон хихикающих за спиной гиен.***
20 октября 2018. Теперь я веду дневник, как какая-то грёбаная принцесса Диана. Заняться подобной фигнёй меня побудила найденная у Кадзуи книжонка. «Записки у изголовья». Автор: Сэй-Сенагон. Поэтизированный, полный тонких замечаний и наблюдений дневник придворной дамы, служащей у японской императрицы. Датированный аж пятым веком. Настоящее национальное наследие япошек. Она, естественно, на японском языке, поэтому мне не удалось заценить их литературный шедевр. Позже, если совсем припрёт, поищу перевод на корейском. Вот благодаря этой самой Сэй я теперь пачкаю своей писаниной страницы. А чё? Может, потом это даже опубликуют. «Мемуары проститутки» или лучше «Записки шлюхи Мочи». Автор: Пак Чимин. Кадзуя зачеркнёт и напишет сверху «Сучка». Сначала меня это дико в нём бесило, но теперь я привык и даже получаю от этого какое-то веселящее, ласкающее слух удовольствие. Нравится мне этот кривляющийся придурок. Но я ему в этом ни за что не признаюсь. Как и он мне. Подпишу лучше «Затраханный замученный жизнью омега Пак Чимин». В этом маленьком предложении практически укладывается вся моя жизненная биография. Тут вам моё резюме и квалификация, сразу всё в одном флаконе. Сегодня год, как мне посчастливилось попасть в наш дружный молодой коллектив. Джин, весь преисполненный радостью от этого невероятно значимого события, решил устроить своего рода товарищеский корпоратив. Не представляю, чем он будет отличаться от обычного проведённого здесь дня. Разве что у меня выходной, и мне не придётся подставлять сегодня зад, как остальным. Если честно, я бы лучше провёл этот день как можно дальше отсюда. Но Джин сказал, что нехорошо обижать друзей. Типа никому не похуй. Забавно. Даже мой день рождения не ждали с таким трепетным волнением. Ладно, притворюсь ненадолго, что счастлив и свалю по тихой грусти, пока они будут надрывать связки в микрофон, извиваясь на коленях клиентов. После чего те им со свистом засадят по самые гланды. Но я буду уже далеко. В моей любимой придорожной палатке давиться свининой с острым кимчи. Однажды в тебе что-то щёлкает, и ты больше не ждёшь: понедельника, Рождества, Нового года или дня рождения. Всё в тебе теперь решается за считанную секунду. Но этот день действительно какой-то особенный. Словно все пришли меня поздравить. Даже большой босс побаловал всех сегодня своим присутствием. За год проведённый в этих стенах, я видел его раз десять, плюс-минус. Из чего делаю вывод, что его посещение обусловлено ежемесячным собиранием дани и разглагольствованием с Мадам о том, как ведутся дела. Мне кажется, ему вообще похуй, что здесь у нас происходит. По крайней мере, такую видимость он создаёт. Его взгляд в нашу сторону всегда какой-то безучастный. Мы называем его «Папочка». Что делаем совершенно открыто. Он лишь натянуто лыбится с равнодушным ко всему взглядом. Джин говорит, что он импотент. Но я так не думаю. Полагаю, просто чистоплотный. Живёт он не бедствуя. Явно в хуй не дует. Правда, сомневаюсь, что только на прибыль от борделя. Скорее всего, у него там ещё какие-нибудь тёмные бизнесы. Главное, чтобы людьми не торговал. Не хочется мне упасть на прилавки чёрного рынка разобранным на запчасти. Хотя мои кишки уже мало чего стоят. Ладно, это всё шуточки, конечно. Не думаю, что он плохой человек. Лицо у него хоть и пуленепробиваемое, но всё же какое-то доброе, что ли. Блядь, надеюсь, я не ищу в нём образ отца? Только этого не хватало. Не знаю, что там у них за движ, но к нему прискакал ещё и Юнги. Мой лучший клиент, не побоюсь этого слова. Он как раз из тех, кто родился с серебряной ложкой во рту, в то время как его друг с деревянным половником. Ребята говорили, что Мин с Чон Хосоком дружат чуть ли не с самого детства. Только вот странно, как же это у них получилось, если между ними изначально была социальная пропасть? Один чеболь, а другой из трущоб. Но, хорошо узнав своего клиента за последние полгода, допускаю, ему было просто класть на мнение общественности свой большой и толстый. С кем там ему по статусу положено дружить, спать и так далее. Сомневаюсь, что на это ему требуется чьё-либо благословение. Ему вообще на всех фиолетово. Он такой весь из себя брутальный породистый альфа-самец активно крутящий на своём золотом хую добрую половину человечества. Они уже час торчат в кабинете, и я пиздецки нервничаю, сам не знаю почему. Наверное, от полного непонимания происходящего. Юнги ни к кому, кроме меня, не захаживает эти полгода. Всегда заранее звонит, уточняя моё расписание. Записывается и полностью освобождает меня от работы на всю ночь. Я только его. Он меня выкупает, осыпая нас с Мадам щедрыми чаевыми сверху. В такие моменты я чувствую себя особенным. Словно у меня есть любящий альфа. Играю с ним в семью без его на то ведома. И вся эта блядская жизнь остаётся за пределами моей комнаты. Когда он со мной, я тайно торжествую. Он тот единственный клиент, который обращается ко мне по имени. В дни, проведённые с ним, я словно лечу с обрыва, разбиваясь о скалы. Но даже так я чувствую себя более живым, чем сейчас.***
— Эта японская шлюха на входе всего меня облапала, — распахнув дверь, на пороге появляется изрядно потрёпанный Юнги. — Чуть по самые уши мне в трусы не занырнул, — гулко выдохнув, пятернёй зачёсывает взъерошенные волосы назад. Поправляет съехавший с одного плеча пиджак, проходит вглубь небольшого кабинета, по-хозяйски разваливаясь на чёрном, кожаном диване, практически сливаясь с обивкой. — Что за привычка всюду вваливаться, как к себе домой? — спокойным тоном делает замечание Хосок, сидя за рабочем столом, даже не удосужившись поднять глаза, продолжая внимательно изучать документы. — Ох, простите. Могу выйти и ещё раз зайти. Но уже как следует, — издевательски язвит Юнги, для виду чуть приподнимаясь с места. — Нет на это времени, — Хосок кидает быстрый взгляд на свои наручные часы от Audemars Piguet и встряхивает кистью руки. — Через час мы должны быть у Кимов. — Да, но тогда какого хера мы тут делаем? — Мин расчехляет пачку Senator, извлекая из неё стильного вида сигарету с чёрным фильтром. Эти сигареты не отличаются особой крепостью вкуса. Они скорее дарят их владельцу эстетическое наслаждение. Крутит её в воздухе, как бы прося разрешения у хозяина кабинета закурить. Тот одобрительно отмахивается. Подстёгивать друг друга с нарочито фальшивой вежливостью для них своего рода дружеская игра. Чон поднимается с места, огибает стол и правым бедром присаживаясь на край столешницы, чуть ближе подвигая к себе увесистую хрустальную пепельницу, затягивается Marlboro. В выборе сигарет хозяин борделя более консервативен. К тому же ему нравится их эмблема. Латинскими буквами, на которой красуется: veni, vidi, vici. Что значит: пришёл, увидел, победил. Это как раз подходит под его жизненные ориентиры. — Надо поговорить, — он делает первую затяжку. — В доме Кимов это было бы затруднительно? — Юнги вскинув бровь, разводит руками. — Странное место ты выбрал для разговоров… — Место как раз подходящее, — быстро перебивает Хосок. — В доме председателя это было бы неуместно и неуважительно… как минимум к твоему жениху, — пускает шпильку. Юнги напрягается, челюсти сжимаются, во взгляде больше нет той прежней бравады. Приподнятое настроение из него улетучивается. Он молчит, Хосок продолжает: — Ты же понимаешь, что Камэнаси проявляет к тебе излишний интерес не потому, что его волнует твоя котлета в штанах? Точнее, котлета его привлекает, но только в виде твоего жирного тугого кошелька. Ты с большой охотой дал ему её понюхать, — стряхнув пепел аккуратно в пепельницу, делает новую затяжкуи, и запрокинув голову назад, выдыхает в потолок облако дыма. — И что? — А то! — резко взмахнув рукой, укоризненно тычет точно в Мина. — Он так прыгает вокруг тебя только потому, что ты осыпаешь его банкнотами с мордашкой Син Саимдан… с ебучей сливой на обороте, — делает ещё одну глубокую тягу для успокоения разбушевавшихся нервов, тут же находя облегчение. — Всё здесь, — говорит уже спокойно, барабаня пальцами по папке с зажатой между ними сигаретой. Подхватывает «улики» со стола, подходит вплотную и с грохотом швыряет на стеклянный журнальный столик к ногам Юнги. — Что это? — тот растерянно переводит взгляд с папки на друга. — Открой и посмотри, — Хосок присаживается напротив, закинув ногу на ногу, локтем упирается в подлокотник кресла, подпирая подбородок, выжидающе наблюдает. Юнги, поводив окурком по дну пепельницы, размазывая остатки табака, берёт в руки уличающий его образ жизни предмет. Открывает на первой странице и распахнув глаза смотрит на Чона с осуждением. — Как это понимать? — Расстанься с ним. Мин таращится на друга, как на законченного психопата. Молчит недолго, прыскает смешок, а после вовсе раздаётся смехом. — Ты спятил? — хохочет так сильно, что в уголках глаз собирается влага. — Он же проститутка, — трясёт папкой в воздухе и бегло перелистывает страницы. — Да у тебя тут настоящее личное дело на меня. Ведёшь журнал, как я трахаюсь? Вот срань! Всё по часам расписано. — Расстанься с Чимином, — Хосок говорит абсолютно серьёзно. Нет ни малейшего намёка на то, что ему этот союз кажется таким уж нереальным, а главное, безопасным. — Рас…? Он проститутка, Хос, — потеряв интерес к этому делу, швыряет папку на стол как ненужную вещь. — Как я могу расстаться с проституткой? Это всего лишь шлюха из твоего борделя… Сечёшь? Профессия у этого парня такая, а я иногда спускаю с ним пар. Мальчишка неплохо со своей задачей справляется, получая от меня немного чаевых сверху. Что ты раздуваешь? — извлекает из пачки новую сигарету, чуть полюбовавшись, покрутив между пальцами, отправляет её в рот. — Радоваться должен, что на тебя трудятся такие квалифицированные работники. Просто поражаюсь, какой ты иногда бываешь неблагодарный. Воспринимаешь всё как должное… — Вот именно, что из моего борделя. — В смысле? — брови Юнги так быстро взлетают вверх, что сигарета чуть ли не вываливается у него изо рта. — А то, что мне нахер не нужны эти проблемы с Кимами. Спускай свою сперму вне моего заведения. Намджун мне за своего сынка яйца открутит. Они мне, знаешь ли, ещё пригодятся. — Успокойся, ладно? Хватит дёргаться, как собака непросрамшись, — чиркает зажигалкой, прикуривая. — Кстати, что это вообще? Типа вы храните всю эту информацию в папках? Что у вас даже своего рода архив со всей этой фигней? — Пытаешься соскочить с темы? Я что, по-твоему, старовер какой-то? Всё в компьютере, — Хосок чуть ослабляет петлю галстука на шее. — Просто распечатал. — Распечатал? — Юнги непонимающе хмурится. — Нахуя? — Всегда мечтал о таком. Ну, знаешь, кинуть папку на стол с неопровержимыми доказательствами. Вроде как, я крутой доблестный полицейский. Помнится, в детстве одно время я даже хотел им стать, — поднимается с места и идёт в сторону мини-бара. Крутит в руках бутылку Ardbeg Corryvreckan, останавливая свой выбор на односолодовом виски. — Значит, хотел быть хорошим парнем? — ехидничает Юнги. — Переводить старушек через дорогу, доставать котов с дерева. Что помешало? — Хорошему парню много не заработать. Да и зачем горбатиться, когда можно подняться, не вкалывать до кровавого пота. — Это точно. Но, возможно, тогда ты бы лучше понимал этих ребят? — Мин кивает на продемонстрированную ему бутылку в знак одобрения. — Жизнь полицейского, друг мой, как и жизнь проститутки: гнёшь спину, рискуя жопой.***
— Ну наконец-то! Где тебя носит? — обращается ко мне Джин, восседая во главе пиршества. — Разве это не вечеринка в мою честь? — провозглашаю я и куражусь, изображая знаменитость. — Возомнил из себя айдола? — притворно осуждающе хмыкает, смотря на меня свысока. Обводит глазами остальных присутствующим на этом празднике, дабы найти с их стороны поддержку. Ведь он только что уличил меня в высокомерии. Джин-хён, пожалуй, единственный человек в этой комнате, которому я могу доверять. Не безоговорочно конечно, но всё-таки. После того, как мой мир разделился на день и ночь, этот парень стал тем, кто подставляет мне своё плечо во мраке. О своём новом друге я могу сказать так: знаете, есть такой определённый тип людей, у которых типа всегда всё заебись. Они такие все из себя позитивные. Но однажды они берут пистолет и стреляют себе в голову. Вот такая вот оптимистическая трагедия. — Бо~оже. Нет, ну вы только посмотрите на него, — он переключает своё внимание на паренька, забившегося в угол дивана. Только теперь я замечаю там притихшего мальчишку. — Выглядит так, как будто внешность не главное. Тот сидит, прижав ноги к груди, ковыряя дырку на коленке голубых джинсов. Глупо лыбится, чуть склонив голову, стесняясь, прячет глаза. Что за блядский мир? Этот сопляк — совсем ребёнок. — Он хоть совершеннолетний? — интересуюсь я, седлая табурет напротив друга. Шарю по столу, нахожу нужное и наливаю себе соджу. — Его фамилия не Ким. Что уже оказывает пареньку честь, — Джин прикуривает сигарету, облегчённо выдыхая дым. — Ещё одного ёбаного Кима я просто не переживу. Все брызжут смехом, даже моих губ касается широкая улыбка. То, что практически у всех парней, работающих здесь, фамилия Ким, из моря перетекает в океан шуток. — Как твоё имя? — обращаюсь я к новенькому. — Бом Гю, — мямлит, — Чхве Бом Гю, — теперь более внятно и уверенно отвечает, мимолётно мазнув по мне взглядом. После чего вновь возвращается к прежнему занятию. — Не уходи в себя, Бом Бом, — подбадривает Джин, подмечая его упадническое настроение, — оттуда нет выхода, — глотает свою порцию выпивки, шлифуя сверху затяжкой никотина. — Тебя уже коробит от этой работёнки, верно? — любезно подносит ему стопку. — Где остановился? — Пока что в сауне, — тот с благодарностью принимает угощение от старшего коллеги, одним глотком осушая до дна, в знак уважения прикрываясь ладонью. — Господи, твой неотёсанный вид весь так и кричит о том, что в сауне ты и умрёшь. — Джин-и, не трогай его, христа ради. Прошу тебя, — вступается за новичка Сюмин. — Почему нельзя сказать что-то хорошее? — Не могу говорить лживые комплименты, поэтому всегда говорю честные гадости. То, что я красивый, не значит, что я добрый. — Мой подвыпивший друг не унимается. — Этот пацан выглядит так, словно подрабатывал соской в общественном туалете, чтобы набить скилл. Я бы извинился перед ним, но дело в том… что мне не очень жаль, — окуривает помещение густым облаком дыма, из-за чего я удушливо откашливаюсь. — Кажется, ему нравится новенький. Что думаете? — подбрасывает дров Чен, кинув быстрый взгляд в сторону Сухо, проверяя его реакцию на свои слова. — Пытаешься намутить перепихон, хён? — Он не в моём вкусе. — И мы все заговорщически переглядываемся, пытаясь сдержать издевательский смех. — А кто в твоём? — Сухо подсаживается к Джину, закинув бедро на подлокотник кресла, делает глоток вина и запускает руку в его тёмную шевелюру волос. — Я не особо привередливый, — снова заполняет комнату туманом, ласково проводя Сухо по бедру. — Значит, засовываешь во всё подряд? — подначивает его Кай. Все взрываются оглушительным хохотом. — Не обижайся, дорогуша. — Конечно, никаких обид, срань ты блядская. Только сухие выводы и кукла Вуду, — лицо Джина приобретает серьёзное, оскорблённое выражение, но я прекрасно знаю, что он придуривается. — Добро пожаловать в аспид, — тихо обращаюсь я к Бом Гю. Подмигивая ему, и опрокидываю уже вторую стопку. — Посмотрите на его лицо! — издевательски смеётся Кай, тыча в Джина пальцем, ставшим совсем оранжевым от сырной шелухи чипсов, а после переводит стрелки на меня. — Вот кого действительно нельзя обидеть, так это нашего Чимин-и. У него выстроена стальная броня из пассивной агрессии. — Главная причина моего стресса — это ежедневный контакт с вами, идиотами. Я радуюсь наступлению утра, только чтобы не видеть ваши рожи, — произношу искренне, но вроде как в дружелюбном ключе. На что все в комнате неодобрительно гудят в мою сторону. — Отвратительно. Вот на это действительно можно обидеться, — театрально вздыхает Сухо. — А как же поддержка? Я думал, мы семья. — Поддерживает его только позвоночник, — подмигивает мне Джин, — и уж точно не это окружение лицемерных тварей. — Какая же ты мерзавец, Сокджин-и. — Сухо подлетает с насиженного места, скидывая его руку. — Знаешь, твоё мнение здесь никому не въебалось. Захлопни свой поганый рот, наконец. — Ты ведь знаешь, на что способен этот ротик, а? Понимаешь же? — Ну нет, не люблю людные места. Я думал, мы как братья, а ты хочешь меня трахнуть. — Ну, иногда мне хочется тебя трахнуть, — на это Сухо метает в его сторону молниеносный укоризненный взгляд. — Что? Почему так смотришь на меня? Я так могу и возбудиться. Эх, когда-нибудь за мой длинный язык, сарказм и эгоизм меня сожгут на костре. Но пока я тут с вами, ребята. — Кстати, парни, действительно что-то горит, — Чен водит носом принюхиваясь. — Кто-то не затушил сигарету? — Расслабьтесь. Это всего лишь огонёчки в моём директе, — Джин, запрокидывая локоть за голову, довольно откидывается в кресле. — Просто я огонь. А вы давайте… продолжайте тушить пожар керосином. — Что тут скажешь, от скромности мой друг не помрёт. — Наш хён такой самоуверенный. — Кай плюхается рядом с новеньким и по-дружески обнимает того за плечо. По всей видимости, ища новых союзников. — Думает, весь мир крутится вокруг него. — Ошибаешься, говнюк. Вокруг меня крутятся только шалавы. — Не по~онял? — тот кривится в наигранном удивлении. — Ты слишком тупой, чтобы это переварить. Погоди, я щас всё объясню тебе на пальцах. Видишь, средний? — Джин наглядно демонстрирует ему соответствующий жест, а я давлюсь смехом. — Хён, ты такой умный, — говорю я и во всю начинаю ржать. — И очень скромный, прошу заметить, — добавляет Джин. — Э! Мистер Fuck you. Знаешь, куда я засуну тебе этот палец? — угрожает моему «скромному» другу Кай. — Куда бы ни засунул, я буду рад. — Не удивлён, извращенец. — Кай поднимает свой длинный указательный палец вверх, царапая им воздух. — Только осторожно. Так и покалечиться можно. В наше время это небезопасно. — Жуть. А потом он крестится этой рукой, — как бы с осуждением зыркает в сторону Кая Чен. Пока они продолжают сражаться в гнилостном остроумии, я то и дело поглядываю на Бом Гю. Внутри меня всё отзывается сочувствием по отношению к этому парню. Хотя я давно перестал считать себя человеком, способным на сострадание. Милосердие — не то чувство, которое я испытываю к окружающим. Его давно вытеснили цинизм и полное разочарование во всём. Пройдя все пять стадий неизбежного, я комфортно обосновался на последней, полностью приняв неприглядную реальность. Но этот ребёнок, притаившийся в углу дивана, с неподдельным интересом и страхом наблюдал за этим контактным зоопарком, людьми: без будущего, без веры, без надежд, без мечты, прогнивших, озлобленных, оскотинившихся, ползающих где-то на дне глубокой ямы нравственности. В этом пацане я невольно вижу отражение семнадцатилетнего себя, смотрясь в этого жалкого мальчишку, как в зеркало. — Долбанные сучки, — Кадзуя прерывает наше бурное веселье. — Встали и пошли обслуживать клиентов. Вам бы только жрать. Настало время сосать члены. Мать твою, Кай! У тебя там ничё не треснет, а? — Внутри я весь глумлюсь от предсказуемости этого момента. — Чем ты занимаешься, сукин сын? Пытаешься заткнуть углеводную дыру? Вынь эту дрянь из той дырки, что ты называешь ртом. Иначе твоя задница скоро выйдет из состава Южной Кореи. — Когда я ем, у наблюдающих текут слюнки, — на что он лишь сексуально облизывает рыжие масляные пальцы один за другим. — У него все дырочки рабочие, — подмигивает мне Джин, проплывая мимо меня в сторону выхода. Я стараюсь содержать рвущийся хохот на его шутку и радуюсь, что меня эта смена обходит стороной. — Ради всего святого, что за пошлянина? — в наказание Кадзуя шлёпает его по заднице. — Если еда вкусная, в ней ноль калорий. Разве нет? — как бы на полном серьёзе спрашивает у меня Кай. — Тц! Ну вот же засранцы. Просто очередная проверка моего терпения. Ну что за придурки, вашу мать. Иногда мы напоминаем стаю резвящихся собак. Игра которых со стороны выглядит как настоящая драка. Всё потому, что многое из поведений, используемых во время собачьих забав, также используются ими и во время боя. В обоих случаях псы прыгают друг на друга, пытаются «прижать» или заставить другого принять нижнее положение. Они: кусаются, гонятся, рычат, показывают зубы, издают звуки. Все эти сходства являются причиной того, что люди иногда принимают грубую игру между четвероногими за драку. Но они, так же как и мы, не причиняют друг другу травм. Это лишь стиль игры. В нашем же случае — проявление любви и заботы. В отличие от собак, нам необходимо куда-то выплёскивать свои обиды и злобу. Иначе мы просто спятим. На самом деле я люблю этих ребят. Если бы не эти Динго, то я бы давно уже: встал среди ночи, отправился на кухню, взял разделочную доску, вертикально стоящую за кухонным краном мойки, положил на неё руку и перерубил себе вены топором.