雌犬СУЧКА

             Я достаю телефон, проверяю время. 20:05. Отлично. У меня в запасе почти целый час. Если пойду пешком, то опоздаю минут на десять. Не страшно. Мы не виделись больше года. Десятиминутное опоздание вряд ли сильно его огорчит. За это время от него ни единой весточки. Ни звонка, ни обычного дежурного: Привет. Как дела? Разве так ведут себя друзья детства? Мог бы просто поинтересоваться, в порядке ли я. Не покончил ли с собой. Конечно, суицид в Корее не так популярен, как в Японии, но мы тоже не отстаём и следуем моде. С другой стороны, я тоже не давал о себе знать. Собственно зачем? Мне и так отлично известно, что у него всё заебись. Не я ли гулял на его свадьбе, ходил на выписку ребёнка, ставил сердечки в исте под постами счастливой пары. Я гораздо более осведомлен о его жизни, чем он о моей. Поверьте, в последнем я сделал для этого всё от меня зависящее. Он живёт в том мире, который я для себя закрыл, с грохотом хлопнув дверью. Когда он живёт, я отсыпаюсь. Когда он спит, я стараюсь существовать. Когда он дышит во свете дня, я задыхаюсь в сумерках надвигающейся ночи.       Обожаю гулять по ночному Сеулу. Хотя, если задуматься, даже не вспомню, когда последний раз бывал на солнце. Но я не больно страдаю по этому поводу. Люблю ночь. В это время суток спокойно. Можно наслаждаться пустотой городских улиц. Словно половину человечества сгинуло ко всем чертям.       Вставляю наушники и врубаю Ким Хён Чхоля. За этот год я здорово прокачался в олдскул-пердун-корея-стайл музле. Мои клиенты, за редким исключением, бывают младше сорока. Так что завывать с ними старческие песенки стало для меня вполне заурядно. Эти тексты теперь отлетают у меня от зубов. Потом я вроде как втянулся, найдя в этой музыке успокоение, а тупые современные мелодии с трясущими задницей парнями отошли для меня на второй план. Наверное, я впервые познал все прелести подобной музыки после того фееричного исполнения Юнги. Как сейчас помню его дебильные дедовские кривляния под «Young Turks Club» Affection. Кажется, они больше не выпустили ни одного хита, и группа просуществовала всего год. Но этот трек стал настоящим гимном девяносто шестого. Теперь и для меня эта песня хранит особенные воспоминания. Ведь тогда я впервые встретился с ним. Не знаю, что в тот день побудило его подписаться на подобную авантюру. Он явно не похож на человека, шатающегося по борделям. Таким альфам, как он, нет необходимости платить за интим. Скорее омеги сами готовы выложить неплохую сумму, чтобы такой мужик, как Юнги, оказался в их постели. Я не питаю на его счёт иллюзий, прекрасно отдавая себе отчёт, что нас связывает только секс, не более того. Мы из разных классов, из разных миров, из разного общества. Но попробуй докажи это предательски подвывающему сердцу, когда этот мужик переступает порог борделя. Оно барабанит под рёбрами так, что порой, мне кажется, пробьёт мне грудную клетку насквозь. Японцы говорят, что если вы встречаете кого-то, ваше сердце колотится, руки дрожат, колени подгибаются, то это не тот самый человек. Когда вы встретите свою родственную душу, вы будете чувствовать себя спокойно. Нет тревоги, никакого волнения.       В нашу первую встречу он был среди компании своих коллег. Семь человек, включая его. Все при деньгах, дорогих костюмах, с часами за сумму, которую я даже не приблизился насосать. Уж в дорогих часах я разбираюсь. Ничто так не выдаёт принадлежность человека к низшим классам общества, как способность разбираться в дорогих вещах. Увидев Юнги, я сразу подсжался, что-то внутри меня дёрнулось, затаилось в трепетном ожидании. Я обвёл взглядом всех присутствующих и приметил, что нас на одного меньше количества клиентов. Среди их компании также присутствовал один омега, явно не гнушающийся однополой любовью, он автоматом отошёл в лапы Джину. В нашем шлюшьем коллективе только Сокджин практикует подобное. Он тот омега, который не прочь вкусить экзотический плод. На счёт Сухо пока есть сомнения. Но нам всё больше кажется, что между этими двумя что-то происходит. Если это так, то никто не осмелится их осудить. Наше племя вряд ли выступает в поддержку высоких моральных ценностей.       Чувство тревоги во мне возрастало. До жути хотелось, чтобы Юнги выбрал меня, но я не чувствовал от него заинтересованности в свою сторону. Он сидел довольно отдалённо, на противоположной стороне стола, а я прикидывал, чтобы мне такое выкинуть, дабы обратить на себя внимание. Разумеется единственный подходящий способ было начать горланить в микрофон, но мой замысел был повергнут, так и не воплотившись. Пожилой альфа в костюме от Boss, уткнувшись мне в шею, с аппетитом втягивал мою кожу ноздрями, проходясь кончиком носа по жилам, отчего я дёрнулся из-за нахлынувшего отвращения, но тут же собрался. Потянулся за бутылкой виски, любезно предлагая гостю выпить, отвлекая его внимание от себя, пытался соблазнить старика алкоголем, и, освежая ему стакан, заметил пристальный, острый как бритва, недовольный взгляд, нацеленный в нашу сторону. Меня пробило дрожью до мурашек, что даже волоски на моих руках зашевелились. В этот краткий миг, когда наши взгляды с Юнги пересеклись, я сразу почувствовал себя странно. Всего секунда и моя грудь словно чем-то наполнилась до краёв. Через его глаза так и сочилось моё, от чего внутри я весь возликовал. Весь остаток вечера у меня уже не оставалось сомнений, эта ночь завершится с ним, на что, мне так и хотелось скакать козлом, от распирающей во все стороны бурлящей радости. С того момента и до этого дня я живу от встречи к встрече с этим альфой. Все остальные дни проходят смазанной вереницей ничего не значащих эпизодов. До встречи с Юнги у моих клиентов не было лиц. Теперь же я вижу его лицо повсюду.       Не так давно открыв для себя все прелести никотиновой зависимости, я стою, прислонившись к строительному дорожному забору, вглядываясь в силуэт моего лучшего, возможно, бывшего друга детства. Делаю затяжку, яд никотина, заполняя мои лёгкие, дарит мне ощущение эйфории и контроля над ситуацией. Добиваю сигарету одной глубокой тягой почти до фильтра. Чувствую лёгкое головокружение от чересчур сильного никотинового опьянения. Жмурюсь, пытаясь вернуть власть над телом. Кручу чёрный фильтр между онемевшими пальцами и одним щелчком запускаю его в полёт в сторону трассы. Никотин не только разрушает тело, но и на биохимическом уровне дарит ощущение счастья. Мне это нужно, пусть даже таким вот искусственно полученным способом. То же самое могут дать мне наркотики. Только я никогда не был сторонником подобного вида кайфа. Максимум травка, и то, если кто-то предложит в виде угощения под сопутствующее у меня, в этот момент, настроение. Я не разбираюсь в её сортах, видах и биоформулах. Знаю лишь, что она бывает расслабляющая и веселящая. Если моё душевное состоянии в этом моменте совпадает с предлагаемым мне продуктом, то я не прочь согласиться на подобный вид отдыха.       Делаю шаг, машина на большой скорости пролетает возле меня, на что я инстинктивно отступаю назад. Чёрт! Надо взять себя в руки. От паники во мне всё закручивается в узлы, и я уже сам жалею, что назначил эту встречу. Жду ещё пару минут, убеждаюсь, что поток машин прекратился, быстро перебегаю дорогу. Мой друг поднимает голову, и во мне всё будто деревенеет. Дарю ему вымученную улыбку. Поддавшись примерупримеру он отвечает мне тем же. Мой мозг начинают наводнять те воспоминания, которым я обычно запрещаю всплывать на поверхность.       — Привет, Тэмин, — не своим голосом говорю я. Представляю, как глупо выгляжу со стороны. Просто задумайтесь, сколько людей из вашего прошлого знают ту версию вас, которой уже не существует.       — Привет.       Сажусь напротив него на пластиковый красный табурет, утыкаясь глазами в бутылку. На трезвую голову я долго не протяну. Он замечает мой взгляд и без промедления наполняет мне стопку.       — Как жизнь? — в его голосе так и сквозит упрёк.       — Бьёт ключом… Гаечным. Мне по лицу, — шучу, смеюсь, но выходит нервно хреново.       — Давно не виделись, верно? Я уж думал, ты окончательно вычеркнул меня из своей жизни? — На это я чуть не поперхнулся выпивкой от возмущения. — Я не вычёркивал. Просто не мешал. Ты, кажется, тоже не сильно-то искал общения. — От его замечания меня всего корёжит изнутри.       — Ошибаешься. Я про тебя узнавал, — его голос меняется на ещё более осуждающий. Словно родитель, которого у меня отродясь не было, сейчас будет читать мне нотации. — Я ходил в «Спящую красавицу». Джи Сон сказал, ты ушёл больше года назад. Ну так что? Где работаешь, Чимин-и? — хмыкает он в неодобрительной усмешке, словно разоблачил меня и держит за жабры.       — В караоке, — говорю и по сути, не вру. Но хер я выложу ему всё начистоту. Хватит ему и полуправды.       — Поёшь, значит?       Ага. Пою, свищу, дую в хуй, я теперь настоящий человек оркестр.       — Типа того, — усмехаюсь я.       — Ясно. — В этом ёбаном «ясно» собралось всё его презрение. Подозреваю, что он знает. Пытается подвести меня к покаянию. Хочет выбить из меня признание, но сам не решается выложить информацию, которой владеет. Скорее всего, боится найти ей подтверждение. Правда вообще похожа на проститутку. Все хотят, но никто не любит.       — Почему не пьёшь? — пытаюсь развеять повисшую тишину.       — Я в положении, — обводит он ладонью пока ещё незаметный живот.       — Вот, значит, как? — бурчу я под нос и улыбаюсь, стараясь не показывать переполняющую меня ядовитую зависть, которая отравляюще впрыснулась в кровь. — Поздравляю. Тогда позволь, я выпью.       — Почему ты ушёл, Чимин? — серьёзным голосом произносит он, высверливая в моём лице дыру.       — Спал плохо. — Я вообще стараюсь не смотреть ему в глаза. Лишь глотаю сожду, смывая раздражение. — Разве это не делало меня там совершенно бесполезным?       — Теперь хорошо спишь? — лезет мне в душу. Моя душа — потёмки. Нехуй тебе там шариться в темноте, ещё наебнешься. Выкладывай, долбанный говнюк. Хватит ходить вокруг да около.       — Относительно нормально.       — Признаться, я был рад, что ты позвонил. Может ты не веришь, но это так. Только вот, — подбирает слова, — я совершенно растерян, Чимин. Больше года тишины и тут на тебе…       — Ну, знаешь, каждому надо иметь в запасе человека, который потом опознает его труп, — подключаю горькую иронию себе в поддержку.       — Как смотришь на то, чтобы после отправиться в караоке? — швыряет мне эту хрень и замолкает. Он прям полон решимости прижать меня к стенке и сорвать личину. — Помнишь, в детстве мы стянули у отца настоятеля деньги? Ты предложил пойти в караоке…       — Тэмин, — перебиваю я, — скажи мне, как долго ты будешь тянуть кота за яйца? Может прекратишь наматывать круги и спросишь то, что так и вертится на твоём языке, но ты ссышь спросить открыто? Ты уже взял в руки скальп, так вскрывай нарыв. А то мне становится чертовски тошно от тебя.       — Хорошо, — и он впивается в меня взглядом. — Скажи мне вот что. Неужели быть проституткой тебе нравится гораздо больше, чем просто делить одну постель с человеком?       — Более финансово выгодно? Определённо. Может, я просто не смог остановиться, а? Просто зашёл чуть дальше? Любовь за деньги существовала всегда, и небеса из-за этого не разверзлись.       — Пожалуйста, без богохульства.       — М-да, — я ищу глазами кого-нибудь из персонала. — Раз ты не бухаешь, давай-ка хоть закажем тебе святой воды.       — Прекрати устраивать цирк.       — Проститутки, если хочешь знать, весьма религиозны. Даже самый яростный изувер не проводит столько времени на коленях, сколько приходится пребывать в таком положении средне рядовой шлюхе. Не строй из себя святошу, Тэмин-а. Не ты ли познакомил меня с этим бизнесом?       — Обвиняешь меня в этом?! — вскрикивает он. — Пытаешься выставить меня виноватым? По-твоему, это одно и то же?       — Я никого не обвиняю. Просто тебе посчастливилось встретить альфу и залететь от него. А вот мне, — припоминаю ему прошлое, — как тебе хорошо известно, — протягиваю это гаденько, — не подфартило.       — И в этом ты делаешь меня виноватым? Прекрасно. Наконец-то ты сказал это, Чимин. Хоть ты и делал вид, что не винишь меня в случившемся, но я знал. Я знал, что в душе ты меня ненавидишь.       — Я тебя не ненавижу, господи, блядь, — подвываю, устало растирая ладонями лицо, и из меня выплёскивается всё разом. — Виню ли? Возможно. Наверное, я вообще виню всех вокруг. Но, стоит заметить, какое бы дерьмо со мной ни происходило, ты всегда, так или иначе, был в этом замешан. В походе в клуб. На той лестнице, — обращаю внимание, как на этой фразе он вздрагивает и прикасается к своему животу. — В индустрию для извращенцев тоже привёл меня ты, кстати. По-другому этот бизнес охарактеризовать, уж извини, не могу. Это не нормально спать с чужим человеком, как… с куклой! Сука. Аж мурашки по коже. Как по мне, эти люди ещё более ебанутые психи, чем мои новые клиенты. Мотивы этих мне хотя бы понятны. Так что достань свои глаза из жопы и взгляни в лицо фактам, — продолжаю выпускать свою обиду на волю. — Ты всегда словно отправная точка всех моих неудач. А теперь ты весь такой правильный омежка живущей под крылышком заботливого альфы, гладишь своё пузо, корчишься, смотришь на меня как на прилипшую к твоей подошве грязь. Читаешь мне проповеди. И что мне теперь, по-твоему, брать лопату и идти копать себе могилу? — В моей груди всё полыхает от обиды и гнева. — Тебе повезло, а мне нет. Вот и вся наша разница. И то, что ты теперь весь такой добропорядочный семьянин, не даёт тебе права считать себя лучше или чище меня, — я наконец спускаю дыхание. — Ах да, и вот ещё что... Да пошёл ты. — Я запиваю свой эпичный монолог новой порцией соджу, ставя в нём красивую, по моему мнению, точку. Спустив на него бесов, чувствую практически физическое облегчение.       — Прости, — мямлит он, это «прости» звучит жалко.       — Не начинай… — Мне охренеть как не хочется слушать его скулёж. Но я чувствую, как внутри него уже вовсю колосится тяжесть вины.       — Я извинялся десятки, наверное, сотни раз, но, видимо, этого всё равно недостаточно. Да я бы выворачивал своё нутро наизнанку перед тобой хоть каждый день, если бы это помогло получить прощение. — Его тело излучает почти ощутимые волны раскаяния, и моя злость тает, как снеговик. Во мне что-то смещается, накрывая муками совести за сказанное.       — Красиво стелишь. Только не вздумай прибедняться. — Я извлекаю из кармана полупустую пачку Senator. Мне просто жизненно необходимо закурить. — Это я истекал кровью, а не ты. Так какого хера, спрашивается, это мне тебя жаль?       — Я хочу помочь тебе, Чимин, — он опять непроизвольно касается своего живота, а я лишь фыркаю на его произнесённую глупость.       — Мне кажется, ты перепутал ту часть, где нужно говорить, с той, где стоило промолчать.       — Если я… хоть чем-то…       — Ну так отдай мне своего ребёнка, — выдаю эту дичь из себя. Естественно, мне не нужен его спиногрыз. Просто хочу сделать ему как можно больнее.       — Чи… Чи… мин. — Его глаза того гляди вывалятся на раскалённый гриль и поджарятся вместе с кусками мяса.       — А что? — Я беру палочки, подцепляю пережаренный шкворчащий кусок свинины, отправляю себе в рот. — Не преступнику выбирать степень его наказания. Это привилегия жертвы, — и, блядь, как же я доволен собой.       — Как же ты докатился до такой жизни?       — Может, я просто люблю… кататься.       Виню ли я его во всех смертных грехах? И да, и нет. Положа руку на сердце, мне просто нужен некий козёл отпущения, которого можно выставить тем самым «преступником». Тыкать в него пальцем, выкрикивая: Это всё из-за тебя! За неимением родителей, которых можно сделать источником своих проблем, я приплёл друга. По сути, он заменил мне семью. А значит, виновен.

***

      Я стою на мосту Мапо, свесив руки через ограждения перил, вглядываясь в черноту воды реки Хан, ставшую точно как нефть из-за опустившейся ночи. Какого цвета твои глаза? Чем ты похож на маму? На папу? Поел ли ты? Я понимаю, нелегко тебе пришлось… Почувствуй этот свежий ветерок. Взгляни на голубое небо. Давай встретимся снова. Ах да, и фото жратвы. Ведь наша нация любит пожрать. Власти города сделали всё, как они полагают, от себя зависящее, чтобы корейцы не кидались с моста «Жизни» в реку. На мой взгляд, это вещи несколько противоречивые. Ведь как угадать, с какими мыслями пришёл человек, решившийся на такой шаг, какие у него проблемы? Может быть, он как раз одинок, не имеет семьи или друзей? В таком случае картинки и надписи на эти темы, наоборот, только больше убедят человека в желании убить себя. Ведь он будет думать: А… даже здесь все счастливы, а у меня этого нет. Как по мне, дизайн не был до конца продуман. Хотя он разрабатывался совместно с психологами, а они явно попытались охватить все сферы жизни нормального человека, но в обществе это возымело ровно противоположный эффект. Число самоубийств на этом мосту только возросло. Если вдруг в Сеуле у вас есть определённые трудности или проблемы, над которыми нужно подумать и остаться наедине с собой, но вы НЕ намерены сводить счёты с жизнью, прогулка по этому мосту — то, что нужно, блядь. Лично мне никогда не хватит смелости наложить на себя руки. На мой взгляд, нужно иметь невероятную смелость, чтобы сотворить такое. А я тот ещё трус. Хотя сейчас у меня все козыри на руках. Я пьян — это первое. Я хреново плаваю — это самый важный пункт. Здесь не души. Да, и я досыта поел в своей любимой забегаловке, что ещё раз доказывает, что эти ебливые надписи ничего не стоят.       Ни с того, ни с сего захотелось зареветь. Ох уж этот сладкий вкус депрессии. Угнетённое состояние, утрата интереса к жизни, чувство вины, подавленность, тоска, тревога, усталость, полное отсутствие энергии, расстройство сна, ангедония, безразличие, суицидальные тенденции, наконец. Эти унылые минорные аккорды депрессухи так и звучат во мне, а душевная боль слепит, заставляя плакать, как ребёнка. Плотину прорывает, и вот я рыдаю навзрыд, кричу в темноту, захлёбываясь слезами. Чувствую, как они смешиваются с соплями, попадая в горло, оставляют солёный вкус на языке. Но я даже не пытаюсь избавиться от них, подтерев рукавом. Хочу чувствовать весь спектр боли. Наслаждаться, смаковать, упиваться ею, добираясь до дна. Быть может, хотя бы так мне станет легче. Если это поможет, то буду продолжать распускать нюни и орать, пока не охрипну.       Почему ты ушёл, Чимин? Придурок. Что он может знать? Потому что просто не мог спать, а? Тогда я лишь поверхностно знал об этом. Пока это не коснулось меня настолько, что на какое-то время отбило всякое желание закрывать глаза. Первый раз, о, он был просто незабываем.       Это случилось даже не на работе. Я спал в убогой съёмной квартирке размером с коробку, в обнимку с жёлтой игрушечной собакой, которую тогда подарил мне мой лучший бывший друг. Что-то схватило меня за ноги, дёрнуло и потащило с кровати, сгребая моим телом простыню. От ужаса я распахнув глаза, уставился туда, где, по моему мнению, должен был быть тот самый человек. Человек ли? Луна достаточно хорошо освещало комнату, но передо мной не было никого. Это нечто вцепилась в мои трусы с очевидным намерением сорвать их, а я, как мог, воевал за них. Вырывал ноги из железной хватки, руками цеплялся за кусок ткани, скрывающий наготу, не давая возможности с себя их снятуть. Трепыхался, бился с чудовищем, которого даже не видел, но определённо чувствовал фантомную энергию, и то, как он нависал надо мной. Мистическое ощущение чужого враждебного присутствия разрывало внутренности от страха на части. Хотелось кричать. Позвать на помощь, но я не мог выдавить из себя ни слова. Видимо, поняв, что перед ним не такой уж слабак, он навалился на меня сверху, обвивая руками сдавливая в своих стальных объятиях. Вдавливая меня в матрас, вонзился ногтями в плечо до костей. Мне прошибло болью, я задыхался от нехватки воздуха. Ужас полз вдоль позвоночника, застревая в горле, но я по-прежнему не мог выдавить из себя ни единого звука. Мои мышцы наливались свинцом, и я окончательно выбился из сил. Я осознавал, что бодрствую, но двигаться был не в состоянии. Это как если бы твоё тело вдруг стало твоим гробом. Пусть это закончится, пожалуйста, пусть закончится — повторял и повторял про себя, как мантру. Но эта тварь лишь всё сильнее душила меня. Всё моё тело словно парализовало. Бросив все оставшиеся силы на попытку добраться до телефона, который по привычке всегда клал под подушку, кое-как ухватил его почти атрофированной рукой. Разбит! Дисплей телефона был расколот вдребезги. Словно по нему кто-то ударил молотком. Как? Когда он это проделал? Не унимаясь в надежде разблокировать телефон, водил по экрану онемевшем пальцем, но ничего не выходило. Я чудовищно устал и чертовски измучен. Но что-то не так. В мозг поступает сигнал о нереальности происходящего. В моей руке iPhone. Какого чёрта я держу iPhone, когда у меня Samsung? Просыпаюсь, второй раз за ночь открываю глаза. По постельному белью определяю, что нет никаких следов борьбы, а единственное, дающее о себе знать после случившегося — это острая боль в области плечевого сустава. Она всё ещё ощутима. Именно то место, куда буквально мгновение назад вонзались чужие когти. Никаких следов на коже или синяков я, естественно, не обнаружил. Они не проявились и после. Значит, это был сон? Нет. Жуткий, до невероятного реалистичный кошмар. Одно неясно, я прекрасно осознавал, где нахожусь, видел привычную обстановку, совершенно точно знал, что мои глаза были открыты.       Со временем я смог контролировать незваного гостя, но не полностью избавиться от него. Через какое-то время такое состояние становится знакомым, и это меньше пугает. На работе меня скорее страшила мысль, что в какой-то момент могу просто-напросто перепутать сон с реальностью. Одно дело, когда ты спишь один, совсем другое, когда рядом с тобой совершенно посторонний тебе человек. Всё свелось к тому, что я вовсе прекратил спать, лишь считал часы, пока мои клиенты выспятся, обнимая меня во сне, как я обнимаю свою жёлтую, набитую синтепоном псину. Сонный паралич не самая кайфовая штука, хочу сказать. Как с этим справиться? Никак. Терпеть, дышать, знать, что это закончится.       В Японии секс-индустрия и проституция — не одно и то же. Официально проституция в стране запрещена. Однако благодаря тонкостям законодательства, проституцией считается только возмездный половой акт. Всё, что выпадает из этого определения, свободно продаётся на рынке. Благодаря этому в Японии сформировалась высокая культура сексуальных услуг и ничего подобного в мире вы больше нигде не увидите. Во всяких извращениях они впереди планеты всей, и мы, что скрывать, перенимает у них всё лучшее. Уж чего у них только нет. Вот и до нас потихоньку доходят хиты их изобретений.       В «Спящей красавице» я не занимался с клиентами сексом. Да этим людям и не нужен был секс. Они приходили не за этим. Мы спали. Вы не поверите, даже в пижамах, и чаще всего в парных. В основном это были люди пожилого возраста. Представители среднего или высшего класса общества. Я не был особо популярен, честно говоря. Они же любили помоложе. Желательно детишек. Хоть природа и наделила меня достаточно детскими чертами лица, мой запах сложно назвать малолетним. Скорее наоборот. Этот аромат больше бы подошёл утончённому омеге аристократу зрелого возраста или даже совсем юному альфе, но уж точно не такому несуразному парню, как я. Вы наверняка встречали светских дам, запах после которых будто бы содержит в себе все те прелести роскошной жизни. Ноты: малины, бергамота, лимона переплетаются с цветками фиалки, апельсина и розы. Оставляя после себя вязкий, насыщенный, плотный шлейф ириса, сандала, мускуса и смолы, выводя ноты последней группы на первый план во время моей течки, щедро сдабривая этот коктейль ароматом белой амбры. Моя комната наполняется такой удушливой, тяжёлой густотой, что воздух вокруг меня можно разрезать ножом, как масло.       — Эй, парень! — Я оборачиваюсь и вижу позади себя белую KIA. Мужчина в длинном френче, вытянув руку вперёд, явно намерен меня «остановить».       Ну что за херня? Его мне только не хватало.       — Парень, подожди, — он медленно крадётся ко мне, — давай поговорим. Хорошо?       Какого хуя? Людям уже тупо поплакать на этом долбанном мосту нельзя. Ёбанные вездесущие горожане. Сразу записывают в самоубийцы. Этот мужчина – омега. Правда, довольно крупный, поэтому на секунду я непроизвольно напрягся, но теперь точно вижу. Чего я собственно боюсь? Изнасилования? Я-то? Смешно. Да я бы самовольно отдался извращенцу. Не забесплатно, конечно.       — Отче наш, иже еси на небеси, господи, помилуй, блядь, — устремляю взгляд к небесам, запивая свою молитву остатками прихваченного из забегаловки соджу.       — Ты что там молишься? Мальчик, послушай, чтобы ни случилось, это не стоит твоей жизни.       — Ну раз так, дядя… то я, пока отложу свою смерть.