Причина её стресса

Пробуждение далось Иори болезненно. С трудом раскрыв глаза, она не сразу поняла, что находится в больничной палате. Напротив неё непринужденно сидел Годжо, увлеченно писавший что-то в своём телефоне. Вспомнив о том, что этот взрослый ребенок недавно спас её, Утахиме резко перехотелось подавать признаки жизни. Она боялась. Боялась снова быть высмеянной им, словно они снова студенты и Иори отчаянно пытается встать на одну ступень с Годжо. И осознавать то, что он снова оказался на шаг впереди, было обидно. Возможно, это было по-детски глупо, но всё, что хотела Иори сейчас, заключалось в том, чтобы просто завернуться в одеяло и проплакать весь день. И ни в коем случае не слушать шутки от сильнейшего мага нынешней эпохи. Иори старалась ни чем не выдавать себя и только изредка поглядывала на Годжо прищуренными глазами, пытаясь прочесть эмоции на его лице. — И я рад тебя видеть, Утахиме, — спустя долгое молчание вдруг произнес Сатору. Иори чертыхнулась и мысленно дала себе по лицу — ну разумеется, он сразу заметил, что она проснулась! — Как ты, Химе? — неуверенно спросил Годжо, так и не дождавшись ответа. Он выглядел слишком расстроенным и даже не пытался разрядить обстановку нелепыми шутками. Утахиме слегка смутилась от осознания этого факта и произнесла едва слышно, вкладывая в голос всю степень своего нежелания разговаривать: — Нормально. — Не правда. Ты потеряла много крови. Утахиме раздраженно привстала на кровати, о чем тут же пожалела — ноющая боль в голове усилилась, грозясь стать просто невыносимой. — Ты спас меня. Спасибо. Но почему ты до сих пор здесь? — Я хотел убедиться, что с тобой всё в порядке. Серьёзную сторону личности Годжо проявлял настолько редко, что это вызвало искреннее удивление у Утахиме. Неужели она и правда была при смерти? Глупости. От одной раны ещё никто не умирал. А потом в сердце Иори закралась паника: — Сколько сейчас времени?! Сколько я пробыла здесь? Мои ученики… — Утахиме, я так переживал за тебя, что совершенно забыл предупредить директора Киотского университета о твоем ранении! — с таким же ужасом проговорил Годжо. — Ты забыл сделать… что?! — возмущенно вздохнула она, жалея, что не может ударить его так, чтобы он это почувствовал. — Да ты… А потом Годжо начал смеяться, сгибаясь пополам: — И ты поверила?! — хохотал он, пока Иори чувствовала надвигающийся нервный тик. — Я же пошутил, Утахиме! У тебя, знаешь ли, благодаря мне трехдневный отпуск! — Ты идиот, Сатору Годжо! — Ну вот, опять. Мы пришли к тому, откуда начали… — Мы и не начинали ничего, — вздохнула Утахиме, протягивая руку к расческе. Надо признаться, как бы она не относилась к Годжо, а выглядеть при нём несобранной ей не хотелось. Она решила попытаться привести себя в порядок настолько, насколько это возможно. — Ты красивая. — Что?.. — Ты красивая, — с восторгом повторил Годжо, неотрывно смотря на неё. — Не говори ерунды, — проворчала Иори, пытаясь скрыть смущение. По привычке она неосознанно провела рукой по своему шраму на лице, как делала всегда, когда нервничала. В юности Утахиме долгое время переживала из-за грубого рубца, растянувшегося по всему лицу. А теперь привыкла. Этот жест не остался незамеченным Сатору, который тут же поспешил прокомментировать действие Иори: — Шрам сделал тебя только красивее, — его голос снова прозвучал непривычно серьёзно… И нежно? К такому Годжо Утахиме не привыкла. — Что? Я не переживаю из-за этого, — слабо отмахнулась она, продолжая расчесывать спутанные волосы. — Скорее, я переживаю из-за того, что ты все ещё здесь. Разве ты сегодня абсолютно свободен? — Я не много подкорректировал свои планы на эти три дня, — с готовностью поделился Годжо. — Не думай о скучном, Утахиме! Лучше порадуйся, что при помощи проклятой техники одного из здешних врачей мы быстро вылечили твою рану, даже царапинки не осталось! — он весело подмигнул ей. — Так что, считай, проклятие сделало тебе внеплановый отпуск! — Если я здорова, значит, могу посещать работу, — логично заявила Утахиме, заканчивая процедуру с волосами, аккуратно повязав на волосы белый бант, лежавший на прикроватной тумбочке. Видимо, этот бант тоже дело рук Годжо… Её ленточка наверняка уже непригодна к использованию. — Получается, сегодня я могу выписаться и приступать к обязанностям? — Ну, конечно, но разве я тебе это разрешу? — фыркнул Годжо. — Мы с тобой хорошенько отдохнём! Тебе следует развеяться, гляди, и добрее станешь! Утахиме вздохнула, постепенно смиряясь со своей участью. В конце-концов, Годжо действительно ей жизнь спас. Наверное, стоит быть с ним помягче? — И когда я могу выписаться? Если моей жизни больше ничего не угрожает, то я бы хотела сделать это как можно скорее. — Ты правда хорошо себя чувствуешь? Нигде не болит? — настороженно спросил Годжо, внимательно разглядывая её. Дождавшись кивка, он просиял. — Тогда хоть сейчас! Я пойду договорюсь обо всём, а ты одевайся! — И Годжо скрылся под вопросительным взглядом Утахиме. Сменную одежду, аккуратно сложенную, Иори увидела уже после того, как мужчина ушел. — Сатору в последнее время стало слишком много в моей жизни, — с легкой усталостью произнесла Утахиме. Ей было сложно поверить, что такой легкомысленный человек, как Годжо, мог позаботиться о том, чтобы утром у неё было, что надеть. Простая белая рубашка и светло-голубые джинсы хорошо подошли Иори, и если быть честной перед собой, то от такой несвойственной мужчине заботы ей начинало становиться неловко. Она ведь теперь в долгу у Годжо… Отбросив глупые мысли, Утахиме поспешила к выходу. Хотелось как можно скорее почувствовать свободу — стены больницы угнетали её, поэтому она никогда не любила находиться здесь дольше, чем это требует состояние здоровья. *** — Куда мы идём? — устало поинтересовалась Утахиме, прерывая увлеченный монолог Годжо. — Хочу купить тебе мороженое! Ты же любишь мороженое? Я запомнил, что ты не любишь сладкое, но… — От мороженого не откажусь. Пломбирное, — перебила его Иори. Годжо посмотрел на неё ошарашенным взглядом (наверняка ожидал, что она тут же вспылит из-за его глупого предложения). Да только Утахиме действительно слишком устала и устраивать спор на пустом месте ей не хотелось. Хочет угостить её мороженым? Пускай. — Я тоже люблю больше всего пломбир, кстати! А ещё фруктовое, ягодное, со вкусом жвачки… — и Годжо снова пустился в долгий монолог, рассуждая, какое мороженое всё-таки вкуснее. Как только в руках Сатору оказались две сладости, он тут же, светясь от счастья, протянул одно из них Иори. Она неуверенно приняла предложенную сладость, и не спеша откусила небольшой кусочек. Надо было признать… Мороженое действительно оказалось вкусным. — Хорошо сегодня, — впервые за день заговорила Утахиме, пока Годжо был занят своим мороженым. — На улице так красиво. Весна… Всё расцвело и так тепло. — Ты гораздо красивее, — словно между прочим произнес Годжо, второй раз за день вводя Иори в ступор. Чего это он? Теперь настала её очередь внимательно рассматривать Годжо на наличие каких-нибудь травм. Слишком странное чувство. Непривычное. Годжо сегодня более, чем терпимый (хотя она все ещё не простила его за то, что он назвал её слабой), так ещё и невпопад отвешивает комплименты. Задобрить, что ли, так хочет? — Ты это брось, Годжо, — Утахиме снова провела рукой по шраму. Опять нервничала. — Даже ученики придумывают более оригинальные способы, чтобы заставить меня смилостивиться. Ты не мой ученик, к тому же, глупо сердиться на того, кто спас тебе жизнь. Годжо подавился мороженым. Он кашлял так долго, что Иори начала беспокоиться. Может, ему нужна скорая?.. — Ты серьёзно не понимаешь? — откашлявшись, Сатору обиженно посмотрел на девушку. — Вы только посмотрите на неё — и этот человек называет меня ребёнком! — казалось, его возмущению не было предела. Он, стремясь показать всю степень своей обиды, сложил руки на груди. — Я называю тебя красивой, потому что ты и есть красивая, Химе! И ещё потому… Ай, ладно, если ты не понимаешь элементарных вещей, то это точно не поймешь! — Что я должна понимать?! — взбесившись, закричала Утахиме в ответ. — Ты всю жизнь смеешься надо мной, издеваешься, не проявляешь малейших признаков уважения, даже когда я тебя об этом прошу, и лишь изредка относишься ко мне по-человечески! Я тебе не кукла, которую можно выбрасывать сразу, как наигрался! С самого начала нашего знакомства ты в грош не ставил все мои старания, выставляя себя сильнейшим, а меня очередной слабачкой, которая умрет от встречи с проклятием второго уровня, — на глазах выступили слёзы, но Иори уже не обращала на них внимания. — Даже если ты прав, ну и что! Я не такая сильная, как ты, но и не слабая! Не нужно обесценивать все мои труды только потому, что ты одаренный! Ты… Ты… — Ты… Плачешь?.. Иори только сейчас заметила, как по её лицу ливнем стекают крупные капли — слёзы, а невысказанная обида, комом застрявшая в сердце, наконец-то вышла на свободу. Годжо выглядел настолько растерянным, что уже только за это Утахиме хотела дать ему пощёчину. А Годжо, напротив, хотелось обнять девушку… Крепко, но в тоже время нежно, в попытках извиниться за свою бесконечную (как и его техника) тупость, длящуюся вот уже почти десять лет. Даже сейчас… Он хотел сделать ей приятно и развеять, прежде чем отправлять на рутинную работу, а в итоге снова неосознанно сделал больно той, которую так долго любит… Скорее всего, безответно. — Прости… Я придурок и шутки у меня такие же, — сбивчиво зашептал Годжо, виновато опуская глаза. Наверное, никто ещё не видел сильнейшего шамана таким расстроенным. — Но… Я просто хотел, чтобы ты обратила на меня внимание, Утахиме-семпай. И ничего лучшего не придумал… Девушкам же нравятся сильные, равзе нет? Ты не слабая, но… Если бы я мог тебя защищать, мне было бы спокойнее, — это было сказано едва слышно, однако, Иори всё-таки услышала. Она имела чуткий слух. — Неужели так сложно было просто общаться со мной нормально, не выделяя меня как самое слабое звено? — устало спросила Утахиме, беря себя в руки. Негоже взрослой женщине плакать прямо посреди улицы с мороженым в руке — со стороны она действительно выглядела как маленькая капризная девочка. — Неужели так сложно было заметить во мне нечто большее, нежели незадачливый кохай? — вопросом на вопрос ответил Годжо. Оба замолчали. Иори полностью ушла в свои мысли, пока Годжо не решился прикоснуться осторожным движением к её плечу: — Знаешь, все мои дурацкие шутки в отношении тебя на протяжении всего нашего общения можно перевести в одно предложение… — И какое же? — Ты мне нравишься. Точнее, даже это не может выразить все мои чувства к тебе. Я люблю тебя, Утахиме, — и не давая высказаться ошалевшей от такого заявления девушке, Годжо предусмотрительно поднял руку в немой просьбе дослушать его речь. — Я понял это давно. Однако, теперь мне стало понятно — после моего ужасного поведения такая принцесса, как ты, не удостоит меня и взглядом, — он снова вернул себе шутливый тон, однако, звуча без прежней насмешливости. Скорее, в его голосе слышалась нежность. — Тогда давай начнем сначала. Я — Годжо Сатору. Позаботьтесь обо мне, Утахиме-семпай! — и он поклонился ей, словно благодарный ученик перед своим наставником. Утахиме улыбнулась — как бы её не злил Годжо, кое-что стало понятно уже давно: она не видела своей жизни без него. Без вечного заряда сносящей всё на пути энергии и хаотичного жизнелюбия, к которым Иори уже так привыкла… И пусть его признание всё-таки оказалось неожиданным, именно оно помогло ей принять следующее решение: — Что же, — уже совсем благосклонно произнесла Утахиме, прикоснувшись к волосам все ещё стоящего в поклоне Сатору. — Извинения приняты. Давай попробуем… Сначала. Я позабочусь о тебе, Годжо. «А я буду заботиться о тебе, Утахиме, хотя этого ты мне не позволяешь… »