Близость

Все собрание Леви избегал смотреть на Эрвина: звука его голоса было более чем достаточно, чтобы заставить его скрывать свое мучительное томление, отдающее в ноги желанием бегства, за маской хмурого и скучающего дядьки, от которого лучше держаться подальше. Леви сидел, чуть съехав на стуле, сложив на груди руки, и пялился в сторону, позволяя отросшей челке прятать глаза. «Конечно, — думал Леви, — ему все равно, что я пытаюсь изобразить. Он видит меня словно насквозь. Знает, что не смотрю на него специально». Хотя, конечно, должен бы — даже Ханджи пнула его коленкой под столом, когда Смит спросил, есть ли комментарии по изложенному им плану: — Что скажешь, Леви? Возьмешь на себя первый ряд левого фланга? — Да, — пожимая плечами и пялясь на собственные красные костяшки, выступающие вены и длинные пальцы, отозвался он. — Если никто не будет мешаться под ногами, я в деле. Он сказал это, как процедил, словно был чем-то недоволен. Оттого люди за столом переглянулись. Леви внутренне скривился: «Блять, еще решат, что я ставлю под вопрос авторитет Эрвина…» А потому он, коротко выдохнув, резко поднял подбородок и вскинул взгляд. Это было ошибкой — фатальной, непростительной ошибкой. Эти волосы цвета пшеницы, аккуратно, идеально уложенные набок; этот серьезный, собранный, до мурашек строгий и правильный взгляд пронзительно-голубых глаз. Нос с горбинкой — Леви слышал, как женщины в одном из отрядов говорили, что такой на раз-два учует опасность. Этот идеально очерченный рот, прекрасно подходящий для выкрика смертоносных приказов, превращающих самоубийц в святых; упрямый подбородок уверенного в себе человека и крепкая шея мужчины, которого не сломить — ни физически, ни духовно. Но, сука, как же это все распаляло, блять!.. Этот правильный рот, который хотелось целовать пошло, громко, мокро — целовать, заталкивая в него свой язык; рот, который жадно и грубо оставлял отметины на его шее, на его бедрах; рот, упрямо требующий повиновения — снимать одежду и не сдерживаться. Эти, блять, глаза — о, эти глаза! Когда он, трахая Леви, смотрел на него сверху вниз, чуть щурясь, они горели каким-то невероятным демоническим огнем — нехорошим огнем бога — бога похоти, бога, способного совратить, развратить, убить, вдохновить на убийство и все равно, сука, отправить тебя прямиком в рай. О да, в рай, неотрывно глядя на тебя, когда их обладатель вставляет свой член в твою горящую жопу до упора — так, что со смачным, пошлым шлепком его огромные яйца бьются о твои ягодицы — снова и снова, снова и снова, снова и снова, пока руки — о, его руки — ритмично, вверх-вниз — двигаются по стволу твоего члена, нежно трут головку. А его волосы? Господи, блять, его волосы! Единственные, сука, разы, когда Леви видел волосы Эрвина не в их идеальном состоянии, — это разы, когда Эрвин ебал его — с наслаждением, тяжелыми низкими хрипами, сдавленными стонами, сжимая его руки в своих огромных, горячих ладонях. Волосы разметаны по лбу, падают на глаза цвета неба, по вискам течет пот, от Эрвина пахнет им и мускусом — и пахнет, сука, так, что кончить можно от одного только запаха. Животную, бешеную страсть — вот что вызывал в Леви запах пота Эрвина. Это был пот мужчины — его мужчины. Пот Эрвина, рожденный его телом от наслаждения, что тот испытывал, когда оказывался близок с Леви. И их пот, их семя смешивалось, когда те оказывались переплетены все сильнее, плотнее, когда движения становились ритмичнее. И не было чувства лучше на земле, чем чувствовать Эрвина в себе — совершенно отпустившего контроль над реальностью, которая не была их двоих, давшего себе волю, наслаждавшегося после стольких месяцев сомнений этой фантастической еблей с Леви. А нос! Леви захотелось завыть. Этот нос…. Как он обнюхивал все его тело, словно собачий, ища местечко послаще, чтобы его облизать, поцеловать, пососать, игриво прикусить. С какой стремительностью этот нос провел Эрвина вниз по телу Леви, заставил его развести в стороны ноги и уткнуть лицо меж его ягодиц. Когда Леви почувствовал щекотание языка Эрвина там, ему всерьез подумалось, что еще чуть-чуть — и он умрет от наслаждения. Но смерти Леви не боялся, а потому выдохнул, обхватывая ладонями голову Смита и потягивая его за волосы: — Блять, только не переставай лизать… Что уж говорить про его шею, за которую так славно держаться, когда тебя что есть мочи трахают на весу? Которую можно по-воровски укусить, когда эмоций становится слишком много?.. — Я все сделаю… Эрвин, — сипло выдавил он и кашлянул в ладонь, которая, к его огромному удивлению, вспотела. Эрвин кивнул — Эрвин, не меняясь в лице, ничуть не выдавая даже взглядом, что читает Леви, как открытую книгу, кивнул. Леви словно ударили под дых: как он может?.. Как он остается таким спокойным, как держит это лицо?.. Леви знал, каким непроницаемым бывал Эрвин — бывал и оставался почти для всех, кроме пары-тройки человек в разведкорпусе. И все-таки… Они были знакомы больше полутора лет, и вскоре после того, как Леви оказался под прямым командованием Смита, стал его солдатом, его главным следователем, мысли об Эрвине ни на день не покидали его. Он думал о нем каждый день, возвращался к нему постоянно, снова и снова прокручивая в голове реплики, обращенные к нему, его образ, сияние его глаз цвета неба, вспоминая его низкий бархатистый голос, звучавший все интимнее с каждой неделей, с каждой новой встречей в тишине его кабинета у камина, с каждой новой прогулкой по ночным полям, когда оба засматривались на бесконечное, свободное небо, усеянное миллионами звезд. Оставаясь наедине с самим собой, сначала — в мучениях от стыда и вины, затем — в мучениях из-за желания, контролировать которое становилось все сложнее, и оно упрямо, как цветок в пустыне, бесподобно красиво росло с каждым днем, наполняясь расцветающими любовью и чувственностью — касался себя, представляя Эрвина. И все это происходило с тем, как они становились ближе. Как он изучал, что же там, под броней невозмутимости, под маской эмоциональной мертвости, под зябкой утренней прохладой надвигающейся зимы, какой обдавал кровь его только взгляд. Леви обнаружил в них с Эрвином массу сходств — и ровно столько же отличий. Одним из главных стала именно разница в том, какими они кажутся людям. Леви понял, что, несмотря на свой мрачный внешний вид и просочившиеся сплетни о его криминальном прошлом в Подземном городе, он вовсе не казался людям тем, к кому нельзя обратиться, в кого нет тепла. Да, они боялись его — потому что знали, что им могли переебать по хребту, не дожидаясь цифры «три», если она на то напрашиваются. И все-таки — самым странным образом — он располагал к себе многих, пусть того даже далеко не всегда хотел. Но Эрвин…. Эрвин был почти что богом. Самым святым среди демонов. Впечатление, оказываемое им на окружающих, было таким сильным, что к нему страшились подступиться. Как много людей догадывалось о его бурной, текущей вольным искрящимся ручьем эмоциональной жизни? О его чувственности? О его щемящей душу нежности, с какой он целовал тебя после нескольких дней разлуки? О его покорности, рождавшейся всякий раз, когда ты властно приказывал ему что-то сделать для тебя? Иначе говоря, кто-то вообще догадывался о том, что у Эрвина есть сердце? Что он человек? И сколько людей верило в то, что сияние, излучаемое им, — это блеск фигуры изо льда, волей случая оказавшейся под солнцем, которого хватало, чтобы выделить его среди других, но было недостаточно, чтобы растопить и пробудить его к жизни? Нет, Леви не было за Эрвина обидно. Потому что он знал, что производить такое впечатление на людей он выбрал сам. Значит, ему так было нужно. А если ему это было нужно, то именно это — правильно. Но Леви кололо иглами то, что на людях — хотя и это, если слушать разум, было правильно тоже — что Эрвин никак не показывал даже ему, какие особенные нити их связывали. Этот сосредоточенный строгий взгляд — в холодном мерцании голубых глаз не было ни толики сердечности, ни намека на расположенность. А ведь Леви от одного только ощущения его присутствия, от одного осознания их будущей встречи сводило в сладких муках низ живота, и сердце начинало колотиться в груди, и он посылал благодарность своей покойной матери за свою бледную комплекцию, которой не был свойственен румянец. Ведь Леви развозило от нежности, от желания прикоснуться, сказать доброе, услышать ласковое. И для них обоих все это было в новинку — они впервые провели вместе ночь каких-то шесть недель назад — и быть откровенными на новом, интимном уровне им было непривычно и неудобно. И все-таки Леви мечтал о том, чтобы на том уровне оказаться, чтобы однажды обнаружить, что они с Эрвином могут открыто говорить друг с другом о них самих и чувствах, которые пока они способны высказывать только без слов. И сейчас… Сейчас Леви был готов очень откровенно побеседовать со своим любовником. Но был ли готов Эрвин? — Леви, — раздался голос, от которого тот непроизвольно дернулся, а кожа покрылась мурашками от самого затылка и вниз по позвоночнику, к копчику, щекоча и без того оголенные нервы. — Останься, пожалуйста. Хочу пройтись с тобой по плану в деталях. Участники собрания разбредались ужасно медленно. Когда они вышли из кабинета, Леви встал из-за стола, чтобы подойти к Эрвину, но не успел сделать и шага, как тот начал: — Итак, первый ряд левого фланга…. Командовать будет Хендриксон, но твоя задача — делать то, что я скажу. Значит, слушай. Будешь записывать? Дать тебе ручку? — Какую, блять, ручку? — опешил Леви, подходя к нему вплотную и глядя на него во все глаза. — Тебя не было четыре дня, ты торчал в столице, а теперь — нужна ли мне ручка? — А что не так? — Эрвин сдвинул брови. — Мы обсуждаем работу. Наша работа включает в себя, хм, ручки. Но не хочешь записывать — не надо. У тебя отличная память. Итак, на титанов обычных размеров не трать силы, но, если он семь метров плюс, то вырвись вперед и разберись. На этой экспедиции очень важно сохранить изначальный маршрут, так что… — Блять, какой же ты душный, это пиз…. — прошептал быстро Леви и, раскусывая ругательство на половине, набросился на рот Эрвина, накрывая его своими жадными губами, сталкиваясь своим влажным, горячим языком с языком Эрвина — блять, его вкус. Эрвин оторвал его от себя, отстранил, давая слюне, тянувшейся ото рта Леви к его рту, разорваться. Потом медленно наклонился и, не касаясь губами его губ, стал играть с ним языком, пока, наконец, жадно не подчинил себе весь его рот. Леви застонал в его губы, схватил за ворот рубашки, веря и не веря, что наконец остался с ним вдвоем. Но их близость вновь оказалась разорвана: Эрвин отошел от него, быстро пересек комнату и решительно повернул дверной ключ. Когда он оказался рядом с Леви снова, тот толкнул его на один из стульев и стал жадно целовать, нависнув над ним, распаляясь с каждой секундой все сильнее, теряя рассудок. Руки Эрвина обхватили его лицо, стали гладить его спину и в конце концов переместились на ягодицы. Смит жадно сжал их, тяжело дыша, и Леви, прикусив, потянул на себя его нижнюю губу. Начал посасывать ее, ощущая, каким податливым и отзывчивым становится Эрвин. От этого в брюках с каждой секундой делалось все теснее — и как у него мог вставать так быстро?.. Бросив быстрый взгляд между ног Эрвина — о, этих длинных, мускулистых ног — он с удовлетворением заметил, что он не один такой. Наконец, большие твердые ладони решительно обхватили его поясницу, прижимая к себе все крепче. Душа в себе стон, Леви расставил ноги и скользнул Эрвину на колени, сразу двигаясь вперед — о да. — Как у тебя стоит… — выныривая из поцелуя, он жадно накрыл широко расставленными длинными пальцами его эрекцию и сжал. — Отсосешь мне? — прошептал Эрвин, целуя Леви в шею. Леви почувствовал, как губы Эрвина чередуются с его языком, ведут мокрую дорожку от мочки ухи вниз, к вороту рубашки, и обратно. Губы обхватывают мочку, со сдавленным хриплым стоном руки насаживают бедра на свой стоящий член, двигают его тело взад-вперед, а язык тем временем исследует его ухо, заставляя глаза Леви закатываться. Чувствуя, как собственный член все больше наливается кровью, Леви обхватил Эрвина за шею обеими руками, а потом накрыл одной ладонью затылок, зарылся пальцами в светлых волосах, уткнулся в них носом и закрыл глаза, внезапно замирая. Боже, какое блаженство быть с тобой. — Для того, чей стоячий хуй так упирается мне в живот, ты слишком дерзко меня игнорируешь, — прошептал в самую ушную раковину Эрвин. — Если не я, то кто еще тебя проигнорирует, долбоеб? — ласково прошептал Леви, целуя его в волосы тут и там: вне секса Леви материл всех, но не его, никогда; во время же секса он не мог себя сдержать. Причина была проста: он безмерно наслаждался тем, как его ругательствами наслаждался Эрвин, ценивший в сексе, прежде всего, «свободу самовыражения». Ладони Эрвина сжали ягодицы Леви, подтверждая его мысли: — Как я люблю, когда ты ругаешься… — Тогда ты уже должен был сдохнуть от любви, потому что ругаюсь я всегда. — Мне бы очень не хотелось сдыхать….пока мне не отсосут. — Хуй тебе.
 Леви резко от него оторвался. Заглянул в искрящиеся смехом глаза. — Иди ко мне… Мой дерзила. И Эрвин нежно-нежно, с ласковой улыбкой, обхватил лицо Леви ладонями и приблизил к себе. А приблизив, накрыл его губы мягким, сладким, неспешным поцелуем. — Я даже не знаю, — прошептал он, — что мне нравится на вкус больше всего: твои губы… — и он чмокнул Леви в нижнюю губу — так быстро, что Леви даже не успел ответить. — Твоя задница… — и он чмокнул его в левую мочку. — Сам член… — чмокнул в правую. — Или сперма? Или же твои яйца…. — и он прижался горячими влажными губами к его адамову яблоку — прижался, целуя долго, обдавая дыханием, издавая низкий, протяжный стон удовольствия. А потом его губы стали двигаться вниз — Эрвин, все так же мыча от нарастающей похоти, выцеловывал дорожку от шеи Леви к его груди, наполняя звуковое пространство комнаты пошлым причмокиванием, глотанием воздуха, нетерпеливым мычанием. Руки Эрвина ловко расстегнули рубашку, жадно стали лапать — именно лапать, от чего Леви с большим отчаянием захотелось почувствовать в своей заднице его огромный пульсирующий член — его голую грудь. Поцелуи, которым оказалась осыпана его обнаженная кожа, были как огонь. Получая все новые ожоги, Леви дергался от боли желания, тянул Эрвина за волосы. Внезапно его рука накрыла член Аккермана. — А-а-а… — выдыхал он, как зачарованный глядя на заветный бугорок в штанах Леви. — Блять, какой же ты твердый… Как ты возбудился, а…. И он быстро, аккуратно, умело, не спрашивая, расстегнул ширинку, в один момент потянул трусы Леви вниз и уставил на пульсирующий член, прижатый к низу его живота. Тонкая струйка слюны свисла с его рта, упала на покрасневшую головку. — Отсоси мне, — прошептал Леви, от нетерпения привставая на коленях и подталкивая свой член ко рту Эрвина. — Умоляю тебя, отсоси мне. — Меня не надо умолять….мальчик мой, — Эрвин оторвал глаза от грандиозного зрелища, открытого перед ним внизу, и посмотрел на Леви. И с тем, как одна рука Смита убрала черную челку с лица его любовника, и губы, пошло чмокая, прижались ко рту Леви, разомкнулись и дали его длинному, ловкому языку прижаться к его, другая рука Эрвина легла на ствол его члена. Он сделал несколько быстрых, уверенных движений — вверх-вниз, вверх-вниз, но Леви хватило этого, чтобы замычать в чужой рот, теряя себя и чувство реальности. — Я просил тебя отсосать, — прошептал он, отрываясь ото рта Эрвина и чувствуя, как струйка слюны стекает по его подбородку. — А не передернуть мне… Подержать свой хуй в руке я и сам могу. Язык Эрвина прижался к его подбородку, слизывая слюну, снова заскальзывая ему в рот.
 — Ты так сильно хочешь минет? Это потому, что ты очень возбужден… — большой палец Эрвина стал нежно-нежно тереть головку члена Леви. — Или потому, что ты так хочешь…меня? — Ебать, ты тупой… — прошептал, глядя на Эрвина, не сводящего зачарованного взгляда с его члена, Леви. — Я думал, у командира разведкорпуса будет больше двух извилин… Выходит, я тебя трахаю только потому, что ты красивый. Эрвин тихо рассмеялся, обхватывая пальцами ствол хуя Леви и продолжая медленно ему дрочить. — Раз я такой идиот, то растолкуй мне, чего ты на самом деле хочешь…. Леви. От звука собственного имени, сказанного в такую минуту Эрвином, Леви судорожно распахнул глаза и схватил его за запястье, заставляя остановиться. Смит выглядел удивленным: — Что?.. Ты настолько возбужден, что готов кончить уже? От простой дрочки?.. А мы ведь даже не дошли до интересного. — Я твой лучший солдат, разве нет? — тяжело дыша, мучительно желая вернуть руку Эрвина обратно и кончить на его белоснежно-белую рубашку, прошептал Леви. — Мой хуй становится твердым по твоей указке. Они смотрели друг другу в глаза, тяжело дыша и не двигаясь. — Так что? — требовательно прошептал Эрвин. — Это и был твой ответ. Разве нет? — Вдруг ты просто страстно любишь трахаться? — Почему ты ведешь себя, как долбоеб? — Я просто хочу услышать прямой ответ, Леви. Свободная рука Эрвина поднялась к лицу Леви. Пальцы Смита ласково погладили его щеку, и он сказал тихо-тихо: 
 — Я хочу знать наверняка, что заставляет тебя кончать, когда я засаживаю свой хуй тебе в задницу по самые яйца. Что ты чувствуешь? Чего еще ты хочешь от меня? Леви сглотнул. Сглотнул и подумал: «У ебучей феи исполнения желаний самый хуевый, сука, тайминг на свете». 
 — Почему для тебя сейчас это так важно? 
 — Просто мы стали близки, — продолжая ласкать его лицо, проговорил Эрвин. Он глядел ему в глаза напряженно, искусительно. Во тьме, стучащейся в окна, едва прикрытые занавесками, его голубые глаза мерцали сверхъестественным, дьявольским огнем. На секунду Леви подумал — подумал, словно в бреду, теряясь в блеске этих глаз, во взгляде, в ощущении прикосновений, растапливаясь в удовольствии: «А он точно человек?» 
 — Полтора месяца ебли сделали свое дело? 
 Эрвин улыбнулся. 
 — Полтора месяца ебли и полтора года желания и растущей близости. 
 — Я все равно не понимаю, почему сейчас. Ты так сильно не хочешь брать в рот? 
 Эрвин беззвучно рассмеялся, подался вперед, поцеловал Леви в шею. 
 — Мальчик мой… — прошептал он Леви в самое ухо, от чего кожа покрылась мурашками. Кончик его члена терся о гладкий, плоский живот Эрвина, что вообще не помогало в этой ситуации. — Ты такой недоверчивый и такой подозрительный… 
 — И при этом именно ты допытываешься, хочу ли я минета в принципе или конкретно от тебя? 
 Их глаза встретились. Эрвин улыбнулся и просто ответил: 
 — Да. 
 Леви сглотнул слюну. Он не думал, что мог победить в этой битве с Эрвином. Какого хрена он допытывается о его чувствах? Конечно, Леви сам хотел стать с ним ближе, но при этом именно Эрвин отказывается делиться тем, что происходит в нем самом. Что, если ответ Леви ему покажется слишком внезапным, скорым? Что, если Эрвин решит, что спросил его зря, и начнет отдаляться? 
 Хуй с ним. 
 — Я хочу минета от тебя, — проговорил Леви. — Потому что только от тебя у меня так стоит. И только на тебя я дрочу. 
 — Ты такой романтик, — расплылся в улыбке Эрвин. 
 — Я подрочил твоему эго? Ты польщен? 
 — Я и впрямь польщен, — снова гладя на его лицо, проговорил Смит. — Когда ты рассказал мне, что никогда ни с кем не спал, я был шокирован. Ведь ты… можешь получить кого угодно. Ты невероятен. А вместо этого…. Ты сидишь у меня на коленях и умоляешь тебе отсосать. Ну не мразь ли я. 
 — Мра…. — начал назидательно Леви, но внезапно Эрвин подсунул ладони под его бедра и с легкостью поднялся со стула. Леви схватился за его шею и вдруг услышал радостное: 
 — Как тебе вид? 
 — Завали ебало! 
 Леви дернул Эрвина за волосы, а тот расхохотался и понес его — к восторгу Леви — к кровати. Он опустил его вниз, и вдруг в Смите словно случилась какая-то перемена. Его лицо изменилось: стало спокойным, словно отсутствующим. Эрвин начал медленно стягивать с Леви брюки — стягивать, не целуя, не лаская, просто методично раздевать. И пока тело перетягивало на себя все внимание разума, остатки здравого смысла продолжали связывать воедино их разговор. 
 «Чего еще ты хочешь от меня?» 
 Леви так и не ответил на этот вопрос. 
 И Эрвин это точно заметил. 
 Не меняясь в лице, не меняя настроения, Эрвин стянул с Леви белье — стянул осторожно, медленно, чтобы не коснуться члена. Выпрямился, снял рубашку и отошел к шкафу аккуратно повесить на вешалку. 
 Какого хуя происходит? Он даже свои шмотки не складывает, просто скидывает! 
 Леви наблюдал за Эрвином с открытым ртом. Наблюдал за тем, как тот, не меняясь в лице, сохраняя все то же почти равнодушие, опускается перед ним на колени. 
 — Вот это да! — ахнул Эрвин. — Что случилось? — и он вопросительно посмотрел на Леви снизу вверх. 
 А у Леви внутри все внутри защемило: что случилось? А почему у него такое лицо? Почему он внезапно словно стену между ними выстроил?.. Леви сделал выдох и закрыл лицо ладонями, опираясь локтями на колени. 
 — Что такое? — губы Эрвина внезапно коснулись его лба, а ладони легли на плечи. — Вся твоя эрекция — и что с ней стало? Ты себя хорошо чувствуешь? 
 Внезапно Леви стало очень смешно — но как будто по-злому смешно. 
 Он убрал руки от лица и оскалился: 
 — Мне, по-твоему, поплохело от того, что сам Эрвин Смит мне сейчас отсасывать будет? 
 Эрвин выглядел удивленным. 
 — Леви?.. 
 — Что — «Леви»? — фыркнул тот, отталкивая Эрвина от себя. — Ты и твой постный ебальник — вот что случилось. Если ты хочешь быть со мной, то будь со мной. А если это была какая-то тактика соблазнения, где ты весь недотрога и трахаешь меня так, словно мы незнакомы, то вот тебе ответ, стратег: твоя тактика идет нахуй, потому что она нихуя не сработала. Мне неприятно, когда ты вдруг включаешь эту стену между нами — включаешь ни с хуя, в моменты особенной близости. 
 И Леви встал на ноги. Порвался сделать шаг, чтобы подобрать с пола белье, одеться и уйти. Он почувствовал себя ужасно, словно ему плюнули в душу. Почувствовал себя очень открытым, болезненно уязвимым. Захотелось закрыть тело и спрятаться, остаться одному. В темноте. 
 — Не надо. 
 И вдруг теплая большая рука нежно обхватила его запястье. 
 Леви обернулся: Эрвин по-прежнему стоял на коленях. Он смотрел на него широко раскрытыми глазами, глубоко дыша. 
 — Пожалуйста, прости меня. Это не потому, что я не хочу тебе отсасывать. Я хочу. 
 — Тогда почему? Ты выкидываешь такую хуйню фактически все время — замыкаешься, прячешься в своих мыслях, а я и не знаю, от кого. А потом спрашиваешь, как я отношусь к тебе, чего я от тебя хочу. Чего ты сам хочешь? Как ты сам ко мне относишься? Почему вдруг делаешь вид, что мы незнакомы, хотя до этого говоришь про близость? 
 — Пожалуйста, давай мы поговорим после. 
 Леви уставился на него: 
 — Ты действительно думаешь, что я сейчас с тобой ебаться буду? 
 — Да. 
 — Да пошел ты в пизду. 
 — Но я хочу на хуй. 
 Эрвин виновато улыбнулся. 
 — Тць! 
 Вот где дьявол. — Ты думаешь, что можно делать невинное лицо всякий раз, когда плюешь на мои чувства, и все, что нужно, будет прощено? 
 — Я вовсе не хотел этого делать, — проговорил Эрвин. — Порой мысли затягивают мое сознание в плен, и я сам не замечаю, как далеко забредаю. 
 — И какие это мысли? — Леви стало так нервно, что он невольно захрустел пальцами. 
 — Мысли о близости. 
 — Что? — скривился Леви от того, в каком замешательстве оказался. 
 — Ты не ответил, чего бы ты хотел от наших отношений. Но я давно знаю, чего хотел бы я, потому что я постоянно ловлю себя на том, что это уже происходит. 
 — Что ты мелешь? — растерянно спросил его Леви. 
 — Пожалуйста, давай потом, — неожиданно мягко попросил Эрвин, вставая на ноги. — Я очень скучал по тебе. И я не знаю, смогу ли найти сейчас нужные слова. Но я точно знаю правильные действия. 
 Он потянул Леви на себя — нежно, осторожно — обнял за талию, прижал, обнаженного, к себе. Леви не смог сдержаться — вдохнул глубоко, втягивая в легкие его запах, и сам не заметил, как руки стягивают с него рубашку, раздевают его, расстегивают ремень брюк, ширинку, вынимают из трусов огромный стоячий член, весь раскрасневшийся от желания, сжимают яйца, стягивают белье. 
 Эрвин навис над ним, как страшный кошмар, как солнце, освещающее самый чудный летний день. 
 Я люблю тебя. Я так люблю тебя. И мне так страшно, что ты уйдешь. Или что ранишь меня — потому что я устал от боли. Но я не могу не думать о тебе. Не могу не хотеть тебя. Не могу не закрывать глаза на твой страх, который выбираю для тебя не замечать его. Эрвин… Кто ты и за что ты был мне дан? Я не сделал в жизни ничего хорошего. Неужели это — причина, по которой хорошо мне только с самым плохим?.. 
 — Садись… Хорошо? Я хочу, чтобы тебе было приятно…. 
 Эрвин стал целовать его — целовать его раскрытый рот, его шею, его ключицу, его грудь, ласкать языком его и без того твердые, чувствительные соски. Он усадил его на краешек кровати и стал целовать его живот: слева, справа, снова слева, теперь низ…. Расставил в стороны его ноги. Обдавая горячим дыханием, провел языком по внутренним сторонам его бедер. 
 — Так-то лучше… — прошептал он, выпрямляясь и целуя Леви в красиво изогнутую шею. — Мальчик мой… Ты снова тверже камня. 
 И пока Леви сходил с ума от одних только прикосновений, Эрвин оторвался от его кожи. Как в замедленной съемке, Леви наблюдал: Эрвин спускается к его члену. Взявшись рукой у самого основания, заглядывая Леви в глаза, он чуть раскрыл губы, провел по стволу ладонью вверх-вниз, вверх-вниз, а затем прикрыл глаза и медленно, нежно, как если бы целовал его в губы, поцеловал головку его члена. И без предисловий заглотил член целиком, по самые яйца, постанывая от наслаждения, пуская по всей длине Леви вибрации. После нескольких секунд он выпустил его изо рта — Леви увидел, сколько слюны свисает с головки и губ Эрвина. Зрелище было бесподобным. Тяжело дыша, он протянул руку, коснулся влаги на своем члене, смешавшейся с выделившейся смазкой, и поднял палец. 
 — Оближи, — хрипло скомандовал он. 
 — Мой командир. 
 Эрвин взял его за запястье, осыпал кожу поцелуями и сунул себе в рот палец Леви, имитируя движения во время минета. Это было так приятно. Не в силах сдержаться — и не желая того — Леви положил свободную руку на свой член и стал дрочить, любуясь прекрасной картиной Эрвина со стоячим хуем на коленях перед ним. 
 — Прикоснись к себе, — хрипло приказал он, глядя на смазку, сочащуюся из разбухшей головки. — На тебя жалко смотреть. 
 Не вынимая пальца Леви изо рта, Эрвин улыбнулся. 
 — Моему члену найдется другое применение…. Мой хороший, давай я тебе помогу. Если ты кончишь от своей руки, а не моего рта, я очень расстроюсь. 
 И Эрвин снова взял его член в рот: 
 — Боже, как же я люблю тебе отсасывать… Не отводя взгляда от глаз Леви, он стал двигать головой взад-вперед, издавая хлюпающие, сладко пошлые звуки. Леви смотрел вниз, тяжело дыша, чувствуя, как во всем теле разгораются, расширяются и взрываются огненные комочки удовольствия. 
 
 Эрвин вынул член изо рта. Высунув свой длинный, умелый язык, лаская головку, стал водить по нему согнутыми пальцами, а затем опустился чуть ниже и начал лизать его яйца, втягивая в легкие воздух через жадный рот. 
 — О боже…. — низко застонал Леви сквозь стиснутые зубы. — Блять, пожалуйста, сожми их…. Чуть сожми их…. 
 Но Эрвин уделил этой части его тела совсем немного внимания. Он быстро снова обхватил его головку губами, сладко замычав. 
 — Твоя смазка слишком хороша, чтобы не насладиться ею целиком, — выговорил он и продолжил отсасывать Леви. 
 — Давай поменяем позицию…. — пробормотал он, чувствуя потребность в движении. — Сядь… А я встану… 
 — Хочешь трахнуть своего командира в рот? — поправив волосы, Эрвин невинно посмотрел на него снизу вверху, дразняще облизывая головку. 
 — Чтоб ты заплакал как сука. 
 Эрвин ухмыльнулся. Когда они поднялись, Смит обхватил Леви руками, сжал его ягодицы, а затем резко развел их и стал тереть пальцем анус. 
 Леви ловко выкрутился и швырнул его на кровать: 
 — Ты забываешься. 
 Эрвин с восторгом уселся поудобнее, и Леви, схватив его за голову, всунул свой член ему в рот. Низко застонав, он задвигал бедрами — качал ими взад-вперед, взад-вперед, параллельно чувствуя, как влажный палец Эрвина продолжает тереть его анус. 
 Смит был словно везде — его руки гладили грудь Леви, странствовали по его шее, сжимали его ягодицы, ласкали ноги, играли с яичками. Но лучше всего, конечно, вел себя его рот: глядя сверху вниз, Леви видел, как Эрвин покладисто, преданно заглатывает его член все больше. Картина эта была неописуемой: на лице у Эрвина было написано блаженство, когда он, причмокивая, вынимал член изо рта, бил себя головкой по языку, снова заглатывал, низко постанывая, мыча, давая слюне капать на свои обнаженные бедра, покрытые густыми светлыми волосами. Леви дернул бедрами вперед резко, мощно, и у Эрвина на глазах выступили слезы.
 — Ессо, — выговорил он, прикрывая глаза. 
 — Тебе нравится, когда я ебу тебя в рот? — Леви с трудом сложил буквы в слова, усиленно двигая стройными бедрами. — Когда использую его для своего удовольствия? 
 — Осэнь, — промычал Эрвин, не вынимая хуя Леви изо рта. 
 — То-то же, блять, — выдохнул Леви, откинул голову назад и протяжно застонал, чувствуя, как впиваются в ягодицы длинные сильные пальцы его возлюбленного. 
 — Эрвин… — выговорил Леви, не замедляя темпа, двигаясь во рту Смита, держа его за волосы и чувствуя его ладони уже на своей талии. — Я близко… 
 Но, вопреки ожиданиям Леви, Эрвин только крепче прижал его к себе. Обхватив рукой его член, не вынимая головки изо рта, Эрвин нарастил темп, и Леви внезапно осознал, что время остановилось. Секунда, вторая, третья страшного блаженства, от которой наполняется электричеством каждая клеточка тела и атмосфера вокруг него — и наступила бешеная, сладчайшая разрядка, от которой изо рта Леви вырвались хриплые стоны. 
 Открыв глаза, он увидел, с какой старательностью Эрвин слизывает последние капли семени с его члена. Переводя дыхание, чувствуя слабость в ногах, Леви обхватил Эрвина за голову и наклонился. Прижал губы к влажному прохладному лбу. 
 — Неси смазку, — прошептал он. — Я хочу почувствовать тебя. 
 Эрвина не нужно было просить дважды: он поднялся, навис над Леви, запечатал на его губах поцелуй, давая почувствовать самого себя, отошел к прикроватному столику. Леви тем временем, ведомый страшной силой притяжения, подошел к Эрвину сзади, прижался к нему всем телом, обнял вместе с руками и, прислонившись щекой к его спине, стал целовать его лопатки. Он почувствовал на тыльной стороне ладони нежный поцелуй, и самый красивый голос на свете сказал: 
 — Как ты хочешь, мой хороший? 
 — Сначала хочу видеть тебя. 
 Эрвин развернулся, держа в руках баночку с вазелином. Леви упал на лопатки, подобрал ноги. Смит замер над ним, откручивая крышечку: 
 — Боже, ты такой красивый…. Такой красивый и весь мой. 
 Он наклонился над ним, еще раз целуя его бедра, головку его члена, низ его живота, его ключицы, его губы. В момент, когда их языки сплелись, он почувствовал теплые пальцы на своем анусе. Они нежно растирали вазелин, все больше напирая на его вход, распаляя желание быть вытраханным Эрвином так, чтобы все тело горело от удовольствия. 
 — Вставь уже палец, ебаный ты в рот…. — процедил он сквозь зубы, закрывая лицо рукой от нетерпения. 
 — Как скажешь… 
 — Сука, вот ты стал послушным… 
 — Ты хорошо заткнул мне рот. 
 И с тем, как Эрвин поцеловал его снова, Леви ощутил один его палец внутри. Смит отстранился от него и, как завороженный, стал наблюдать: тело его драгоценного любовника жадно обхватывает его плоть, готовое принять больше. Добавив второй палец, а затем и третий, Эрвин заботливо растягивал его, начиная потрахивать в любимом обоими ритме. Проведя по стволу своего члена несколько раз, Эрвин навис над Леви, толкаясь в него, а затем медленно, осторожно вошел, тяжело дыша от того, как сильно сдерживался. 
 Ноги Леви обвили его, заставляя войти в него во всю длину. 
 — А-а…. — вырвался из Леви. — Господи, да… 
 Эрвин стал двигаться. Его вид — вид самого прекрасного, самого сильного, самого невероятного мужчины на земле — с таким упоением трахающего его, возбуждал Леви неимоверно. Его собственный член, снова становившийся твердым, бил его по животу, и рука Эрвина накрыла его, возобновив недавние касания. Леви потянул его на себя, обхватив за шею, заставил Эрвина выпустить его член, вжал в себя, чувствуя на своей обнаженное коже его кожу, касаясь его груди своей грудью, ощущая, как он двигается внутри него, входит и выходит, взад-вперед, взад-вперед, как достает до простаты, взрывая под невольно закрывающимися веками звезды. 
 — Я хочу тебя сзади, — прошептали Леви на ухо. — Хочу выдрать тебя сзади. 
 От услышанного рука Леви сама собой потянулась к члену. 
 — Переворачивайся быстрее. 
 Леви покорно встал на четвереньки и почувствовал почти сразу, как Эрвин вошел в него — резко, быстро. Он задвигался, как умалишенный, с пошлым шлепком стал биться яйцами о задницу Леви — а яйца у него были огромными, как и хуй — не то чтобы Леви ожидал от него чего-то другого. 
 — Да… — выдыхал Эрвин. — Господи, как это охуительно — двигаться в тебе, Леви… Мой Леви…. Блять, твоя задница — это так восхитительно… Я хочу трахать тебя вечно. 
 — Поцелуй меня, — выдавил Леви между собственными хриплыми стонами. 
 Эрвин шлепнул его по заднице, навис над ним и стал целовать его лопатки, его шею, начал обдавать его бритый затылок своим горячим дыханием. Взяв его лицо, повернул к себе и мокро, глубоко поцеловал. 
 — Блять, когда я вижу твой бритый затылок, — обрывисто проговорил он Леви в самое ухо, — у меня встает. Ты такой плохой… Мне так нравится, когда со мной ты становишься хорошим. Скажи, что это ради меня… Что все это ради меня…. 
 — Ну ты и долбоеб, конечно, — проговорил Леви, чувствуя поцелуи на своей шее и слыша смешок. — Ясен хуй, это все ради тебя… Давал бы я любому другому мужику ебать себя в жопу так, как тебе. 
 Руки Эрвина обняли его, обхватили его грудь. Леви видел рядом с собой его прекрасное колено — он припал к нему губами, стал водить по нему языком. 
 — Боже, Эрвин, еще! — царапая кожу острыми зубами, выкрикнул он. 
 — Блять, какой ты ненасытный… 
 Эрвин нажал Леви на спину внезапно, давая тому рухнуть лицом в подушки, надавил ему на затылок, заставляя лежать лицом вниз, и почти упал на него сверху, двигая бедрами так быстро, что все сознание Леви поплыло. Ему было так хорошо, что он уже не понимал, говорит ли что-то, стекают ли по лицу слезы от невероятного наслаждения. Эрвин внутри него, шлепок яиц о свою задницу, грудь, касающаяся его спины, губы на шее, пальцы, переместившиеся на горло… 
 — Боже, как ты меня заводишь…. — шептал Эрвин бесконтрольно. — Твоя спина…. Господи, эта прекрасная, сильная спина…. Твои шрамы… 
 Словно он ничего не весил, Эрвин перевернул Леви на лопатки, наклонился к нему, глубоко поцеловал. Леви знал, что это значит: Эрвин близко. И каждый раз, кончая, он хотел видеть его лицо. 
 Леви почувствовал на своем члене его руку. 
 — Кончаю, — успел шепнуть Аккерман, как вдруг волна удовольствия пронзила его тело с обеих сторон. Словно цунами, она накрыла все его существо, затопила разум, сердце, дала ему наполниться и излиться одновременно. 
 — Эрвин! — кричал он с тем, как сперма выплескивалась ему на живот. — Боже, Эрвин!.. 
 — Как ты прекрасен… — целуя его в шею, шептал ему Эрвин. — Ты просто охуителен, блять, господи… 
 Когда оргазм Леви угас, Смит вышел из него. Нависнув над его сильным, красивым телом, он стал дрочить. Леви рывком сел, обхватил головку ртом, закрыл глаза и с наслаждением замычал. Он задвигал головой взад-вперед, заглатывая глубоко, не смущаясь даже отвратительного вазелина — только бы дать Эрвину всласть потолкаться в собственное горло. Вцепился в ягодицы Эрвина пальцами. Ему хватило лишь нескольких движений — и он кончил прямо Леви в рот, изливаясь полно, позволяя его языку и губам собрать всю сперму, без остатка. 
 Эрвин посмотрел на Леви сверху вниз, провел большим пальцем по его губам, стирая остатки семени. Он легонько толкнул Аккермана в грудь, приглашая лечь, и Леви повиновался. Они, удовлетворенные, устало опустились на матрас рядом друг с другом. 
 Леви почувствовал, что силы его покинули. 
 И он был готов заснуть прямо так, в постели Эрвина, без душа — только после него такое было возможно. Закрыв глаза, Леви забыл обо всем на свете и стал медленно погружаться в качающуюся на воде лодку, какой была для него дремота. Ускользая из реальности, он почувствовал на губах нежный поцелуй. 
 — Хули ты мешаешь человек спать?.. 
 Еще один поцелуй. 
 — Ну что? — сердито спросил он, сдвигая брови и нащупывая сильной рукой шею Эрвина. — Ложись рядом, и давай спать. Странно, что в нашей с тобой паре именно я должен о таком говорить!.. 
 Он почувствовал, как его медленно обняли за талию, как поцеловали в щеку. 
 — Даже когда ты сонный, ты такой пиздючий… — прошептал Эрвин. — Но в нашей с тобой паре и правда возможно все. 
 Леви резко проснулся. Он открыл глаза и дико уставился на улыбающееся лицо напротив. 
 — «Ну и какого хуя мы улыбаемся?» — вдруг процедил, сдвинув брови, Эрвин. — Ты это хотел сказать? 
 — Ну и какого хуя мы меня озвучиваем? — беззлобно буркнул Леви, внезапно расслабленно проводя пальцами сквозь густые светлые волосы. 
 Но Эрвин продолжил на него с улыбкой пялиться. 
 — Спасибо, что ты… озвучил мои мысли, — вдруг сказал он и поцеловал Леви снова. — Не хочешь перед сном попить воды? 
 — Немножко можно, пожалуй. 
 — Я принесу. 
 Эрвин ушел за водой, а Леви остался лежать, таращась в потолок: так… пара, значит? 
 Эрвин считал, что они — пара? 
 Как и Леви. 
 Эрвин вернулся с водой, протянул ему стакан. Леви присел, чтобы попить, а закончив, поцеловал Эрвина в гладкую крепкую грудь. Посмотрел на его удивленное лицо снизу вверх и сказал: 
 — Ложись спать, партнер. Твоей неебически умной голове нужен нормальный отдых. 
 Эрвин улыбнулся. А потом, спустя несколько долгих секунд, добавил: 
 — Когда я слышу, как ты храпишь рядом, я отдыхаю даже не нормально, а божественно. 
 — Это намек на что-то? И оставь сказки для беззубых бабок: я не храплю. Хуеплет. 
 — Первое: это намек на то, чтобы ты чаще оставался на ночь. Второе: я не хуеплет. Я, как ты мог заметить, хуесос. 
 — Блять, из-за твоей воды теперь хочется отлить… 
 Леви выбрался из кровати, отправился в ванную. А когда вернулся, увидел, что Эрвин заснул, нагло раскинув руки в стороны. 
 — Вот уебок, — прошептал он, любовно глядя на его мирное, спящее лицо. — Просто, блять…. Мой любимый человек. 
 Леви осторожно, стараясь не шуметь, забрался под одеяло, улегся на руку Эрвина и тут же оказался накрыт ею, как щитом. Смит спал, но даже во сне хотел быть к Леви как можно ближе. 
 Обняв его в ответ, Леви блаженно втянул в легкие его запах, прикрыл глаза и совсем скоро сладко захрапел.