Вдали от дома

... и о том, что с ковалерами прекрасными испытания экзаменационные делать способны – А может, всё же подстричься? – пробормотал Эд, втыкая в волосы очередную шпильку. – Налысо! – поддакнул Ал, наклонившись вперёд и собирая волосы в высокий хвост на макушке. – Я б на это посмотрел, – устало хмыкнул Рассел, поднимая глаза от книжки на друзей и на автомате заправляя прядь чёлки за ухо. – Но я бы и сам не отказался... – Да что там, даже я не против, – Флетчер отложил тетрадь в сторону и раскинул руки, лёжа на кровати. – Мама дорогая... это нам с вами так жарко, а представьте, каково Мэтту с его длинной тёмной шевелюрой... – Мне никаково, – донёсся до них грустный тихий голос со стороны двери. – О, явился – не запылился... ты как вообще по такой погоде из дома выйти решил? – поинтересовался Рассел, пока Ал усаживал Мэтта на стул, а Эд набирал ему ледяной воды из холодильника (предварительно убедившись, что в этот раз это точно не спирт, а то знает он Трингамов). – Не я решил – нужда довела, – Мэтью с совершенно умирающим видом прикрыл глаза, отхлёбывая воду из стеклянного стакана, который ему вручил Эдвард. – Завтра экзамен, мне срочно нужно было с вами обсудить один вопрос, а с телефоном сегодня что-то неладное – видать, провода от жары тоже поплавились... вот и пришлось ползти до вас самому... – Ну ты прямо-таки герой, – Ал покачал головой, усаживаясь обратно на кровать и снова берясь за свой любимый деревянный гребень. – Слабоумие и отвага, – задумчиво, но без всякой злости резюмировал Эд, трогая тугую гульку на макушке и недовольно морщась. – Нет, надо ещё шпилек... Ал, можно я твои возьму? – Да на здоровье, братик, они вон там, на полке лежат... – Я вообще, Мэтт, не понимаю, как ты по такой погоде выживаешь, – Флетчер присел на край стола возле их младшего товарища, принимаясь распутывать тонометр. Рассел попутно подвинул ему упаковку таблеток – на всякий случай. – Ага, спасибо, братец... Ты ж северянин, да ещё и с тёмными волосами... – Да никак я не выживаю, – насупился Мэтью, позволяя затянуть манжету на своей правой руке. – Я ж говорю – помер... я дома-то лежу на диване – и плавлюсь. Сижу на полу – и тоже в общем-то плавлюсь, хотя и чуть меньше... – Короче говоря, ты – Снегурочка, – подытожил Рассел, со вздохом переворачивая страницу в учебнике. Мэтт хихикнул, Флетчер недовольно поморщился, Ал усмехнулся. – Мэтью, не дёргайся, сейчас опять пульс поскачет. – Прости, просто Рассел в точку попал... – Надо будет тебя в национальном костюме нарисовать и подписать «Снегурочка Мэтью», – Ал улыбнулся, откладывая расчёску в сторону и беря теперь в руки веер. – И дописать в журнале у Флетчера твои прозвища… – Ага, а к картинке комментарий – «Плавимся с 19...» Какого ты там, второго года рождения? – Эд довольно агрессивно ткнул себе в макушку очередную шпильку и зашипел от боли. – Уй, блин... – Эд, ты себе сейчас череп до мозга пробьёшь, иди я тебе сам сделаю, – Ал помахал брату рукой. – Иду, иду, Принцесса... – Да, я 1902 года, я же лошадь... – Мэтт обречённо следил, как Флетчер откладывает тонометр в сторону (ничего неожиданного – как всегда повышенное) и выдавливает на стол таблетки. – А так да, картинка бы хорошая получилась, Ал, буду ждать... на самом деле, мне-то ещё ничего, а вот Дуся помирает. – А чего она? – поинтересовался за всех разом старший Трингам. Кошкой Мэтта – британкой по имени Дульсинея – они все восторженно и уважительно – на расстоянии – восхищались. – Да что... Лежит плашмя на полу около миски с водой, мама иногда обмахивает её картонкой и пшикает на неё водичкой... – Кто б на меня водичкой попшикал, – проворчал Альфонс, аккуратно закалывая Эду чёлку. – Я б вот только за был... – Тебе устроить? – незамедлительно отреагировал Эд, запрокидывая голову назад. – Если хочешь, я тебе организую... – Буду тебе крайне благодарен, – Ал улыбнулся ему и легонько пихнул брата в плечо. – А пока что сядь ровно, а то я с твоими локонами в жизни не закончу... И вообще, лучше бы меня кто-нибудь в речку кинул. А ещё лучше в море. – Вот потерпи, сдадим сессию – и поедем друг друга в моря сталкивать, – миролюбиво хмыкнул Рассел, вычерчивая в тетрадке рабочий круг трансмутации. – А пока что... – То есть, вам нормально, когда на вас пшикают водой? – сердито фыркнул Мэтт, скрещивая руки на груди. – Не понимаю я вас, ужас что такое... вот на меня мама за компанию с Дусей попшикать решила, как раз когда я книжку читал... Дуся потом по всей квартире носилась с испуганным видом в духе «А-а-а-а-а, в квартире дождь!», а я сам долго возмущался, потому что ну что это такое, я трактат читаю, а на меня пшикают... – Прелестная картинка, – Флетчер трясся от беззвучного смеха, всё ещё не слезая со стола. – Но нет, серьёзно – я б тоже не отказался уподобиться моей любимой монстере или лучше спатифиллуму... а пока получается только кактусам, потому что душ не спасает, всё одно как в пустыне торчим. А ты, Мэтт, давай не выделывайся, а пей уже таблетки, пока коньки с твоим давлением не отбросил. – Не хочу таблетки, – пробурчал тот, скрещивая руки на груди. – А я спрашивал что ли, хочешь ты или нет? Пей, кому говорят! – Ну ла-адно, не ругайся только, – Мэтт с тяжёлым вздохом проглотил-таки лекарство, запив его всей оставшейся водой. И, уже отставляя стакан, обиженно резюмировал: – Бе, таблетки, не хочу, ненавижу глотать, они потом там застревают и прям бесят. – Где это они у тебя застревают, мне интересно? – Рассел приподнял бровь, давясь смешком, пока Флетчер просто закатывал глаза. – Где-где, в горле или где там… – Мэтью невинно пожал плечами. – Так что я люблю порошочки, которые разводить надо, и которые рассасывать типа глицина. А из глотательных я могу только детский нурофен, потому что он глянцевый и не застревает. – Гурман, блин! – хохотнул Ал, отдавая Эду расчёску. – Всё, братик, свободен… – Гранд мерси, – жеманно наклонил тот голову, но Ал продолжил, обращаясь к Мэтту: – А мне лично всё равно, что и как пить… Как-то меня заставили проглотить здоровую такую таблетку для профилактики паразитов… – Конечно, ведь паразитам тоже нужна профилактика, а то помрут, бедолаги, – усмехнулся Флетчер, немного отойдя от вопиюще неадекватного комментария Мэтта насчёт лекарств. – … да, вот, а потом мне пришлось пропить курс железа, противный на вкус… – Ал, ну я же не мог тебя заставить железки глотать, твой желудок бы не оценил! – Да я знаю, я рептилия, но не крокодил, чтоб гвозди переваривать, Эд, не ржи так, жарко станет, но эти таблетки были мерзкие на вкус… А потом мне вообще как-то витамины кололи, от которых только по стеночке сползать и оставалось… – Ну а что ты хочешь, они болючие, – понимающе вздохнул Рассел, поправляя на носу очки. – И вообще… – А я вам рассказывал, как витамины под глаза колют? – ни с того ни с сего поинтересовался Мэтт. Все четверо уставились на него круглыми глазами. – А я и забыл, что у тебя были проблемы со зрением… – Флетчер обрёл дар речи первым. – Нет, не рассказывал, конечно… А как? Мэтт самодовольно фыркнул. – Ха, а вы как думали… и я ещё жив после этого! Ну, колют из шприца в мешочек, под глазом который, ф-фу, меня даже сейчас передернуло, – он действительно аж вздрогнул, – и так под оба глаза, и каждый день, ну, недели две… и курс такой я проходил раза три примерно… Повисла тишина. Элрики и Трингамы пытались переварить только что полученную информацию, а Мэтью задумчиво накручивал длинную кудрявую прядь, выбившуюся из хвоста, на палец. – А потом р-раз, – внезапно продолжил он, да так неожиданно, что мальчики чуть не подпрыгнули, – и в зад еще витамины – хлоп! И ты такой «о господи помилуй»! – Мэтт, блин! Ну более точного описания этой процедуры я ещё не слышал! – Флетчер запрокинул голову и звонко захохотал. За ним смехом зашёлся Рассел. После него – и Элрики. А Мэтт сидел на стуле, обводя взглядом хохочущих друзей, и скромно улыбался. Ну а что? Не всё же ему Человеком-Угрюмкой быть.

***

– И всё-таки это невозможно… – обречённо вздохнул Мэтт, в который раз переползая с кровати на пол. – Что именно? – покосился на него Эд из-за стола. – Да что-что… Жара! Решил посидеть, а на кровати противно от этой жары, только сидишь и прилипаешь. Лучше на полу посижу… – Ну дак сиди, кто против, у нас тут свобода воли и все дела, – пожал плечами Рассел. – Не упоминай при мне волю, я опять Ницше цитировать начну, – недовольно поморщился Флетчер. – Ой не надо… – Ал замахал на него руками. – Хватит с меня алхимической герменевтики… сиди себе спокойно, Мэтт, никто не против. Тот благодарно кивнул, снова углубляясь в чтение. Опять повисла рабочая тишина… которую через пятнадцать минут вновь прервал вздох Мэтью. – Ну жёстко, ну что ж тут поделаешь, хоть не так жарко... ой, смотрите, я целый час просидел с вытянутыми ногами, как крестьянка! – радостно заявил он. Ал и Флетчер, переглянувшись, подавились смешками (они сейчас сидели на кровати Эда и на пару вычитывали какой-то текст для алхимического синтаксиса), Эд дёрнул уголком губ, а Рассел, сурово сведя брови на переносице, строго попросил: – Ты, барышня-крестьянка, молодец, конечно, хотя это ещё не час, а пятнадцать минут… но из соображений безопасности я бы тебе посоветовал всё же прилечь и даже, может, поспать… – Отличная идея! – одобрил предложение старшего Трингама Мэтт, ёрзая, чтобы устроиться поудобнее. – А на кровати спать жарко, буду спать на полу аки презренный пёс!.. Ал отвернулся, сделав вид, что закашлялся, а Эд с ехидной ухмылкой перелистнул сразу пять страниц трактата: – Ты смотри какой самокритичный… ну спи-спи, что уж, презренный так презренный… Тишина вновь не продлилась долго. – Ай, на полу заду холодно и голове твёрдо... хоть подушечку подайте презренному псу... – взмолился Мэтью спустя минут пять. – Да Матьтвою, что с тобой не так! – взвыл Эд, наклоняясь к кровати, чтобы скинуть Мэтту пару подушек. – Вот у меня Ал принцесса всех видов, конечно, но такую принцессу на горошине я впервые вижу! – Спасибо, братец, наверное, дело в том, что я привык ко всяким походным условиям и лишениям, а вот Мэтт нет, – хихикнул Альфонс, качая головой. – А вообще я б такой, чтобы это нарисовать… Как же все эти идеи уместить на листе бумаги, чёрт возьми! – Надо, Ал, надо, – назидательно сообщил их младший товарищ, благодарно кивая Эдварду за скинутые на него подушки. – Ну спасибо, добрая душа, – хмыкнул Ал, – кушай не подавись, как говорится... – и он снова погрузился в чтение, с интересом глядя на подчёркнутый Флетчером кусок текста. У Мэтта, между тем, настроение было разговорчивое. И даже неожиданно бойкое. – Добрая, конечно, – фыркнул он, – а то что, злая что ли? Я вообще самый добрый человек на земле. Если найдется кто-то добрее меня, я убью его и снова стану самым добрым человеком на земле... Младшие замерли, Рассел поднял голову от конспектов и уставился на Эда. А сам Эдвард, ласково улыбаясь, медленно обернулся к второкурснику: – Чего-чего, Мэтью?.. ты самый добрый? Ты уверен? – А что? Ты, что ли, самый добрый?! – Мэтт вдруг подорвался на ноги и воинственно сжал кулаки. – Хочешь проверить?! – ВАШУ МАТЬ!!!

***

Через десять минут Эд недовольно ворчал, пока Ал, матерясь на все лады, заклеивал ему рассечённую бровь пластырем: – А я что? Я вообще шутил... я виноват, что он шуток не понимает и что он такой добрый сегодня, что чуть глаз мне не выбил?.. – Мэтт, у тебя что, сессия все инстинкты самосохранения отбила, что ты с Эдом драться вздумал? – в сердцах ругался Флетчер, смазывая Мэтту синяк на щеке экстрактом бадяги. – Жить надоело или где? А если бы Эд не растерялся, а на автомате тебе с правой врезал, мне что, реанимацию для тебя вызывать бы пришлось? – Нельзя с Эдом драться, – назидательно сообщил Рассел, стоя между этими двумя парами и держа в одной руке перекись водорода для Элриков, а в другой вату для Мэтта. – Это дело для избранных, понимаешь? Драться с Эдом могу я, ну, может Ал, если надо потренироваться, может, в конце концов, Флетчер – так извини, мы государственные алхимики… А Эд и Ал ещё и ученики госпожи Кёртис, а мы немножко ученики Эда и Ала… ты, Мэтт, понимаешь, что всё это, как говорится в той шутке, может быть очень череповато? При том, что ты чуть что сам в обморок падаешь… – Но зато у меня ногти накладные! – сообщил вполне себе спокойно и даже счастливо (что на него не похоже) Мэтью. – Ой, извините, то есть, отросшие… я как масон, ноготь на мизинце отращиваю… – Зачем? – всё ещё сердито поинтересовался Флетчер. – А затем, чтобы… ой, Ал, да что ж ты на меня так смотришь? Мэтт испуганно съёжился под совершенно убийственным испепеляющим взглядом Альфонса. Флетчер с удивлением обернулся, чтобы взглянуть на лучшего друга, и улыбнулся, возвращаясь снова к лицу их младшего товарища. – А потому, Мэтт, что это всё хиханьки да хаханьки, конечно, но как так, кто-то посмел его любимого братика покалечить... – Вот именно, – сквозь зубы процедил Ал, скрещивая руки на груди. – Я даже на Рассела периодически ругаюсь за их взаимные синяки… – Ой да ладно тебе, братец, – Эд, польщённый и довольный донельзя тем, что младший за него так переживает, опустил голову на плечо Алу и умиротворённо прикрыл глаза. – Ничего страшного же не случилось… и я даже не сильно покалечил Мэтта, заметь, всё-таки адекватно отреагировал на то, что со мной в драку влезли… – Зато покалечили тебя, – буркнул Альфонс, впрочем, обнимая его за талию. – Ну и ничего, заживёт, подумаешь, ссадина… – Эд выглядел как кот, объевшийся сметаны. – Я вообще просто больше удивился и растерялся, почему и позволил заехать себе по щеке… – Конечно, как же так, – Рассел покачал головой, убирая теперь в шкаф все медицинские принадлежности, после того как Флетчер закончил обрабатывать Мэтту синяки, – ты же великий и ужасный Эдвард Элрик, почему это Мэтт тебя не боится вдруг?.. – Вот именно… – Да я такой, извините, – Мэтт виновато улыбнулся, пожимая плечами. – Иногда я не нервный олень, а храбрый петух. – Отличное определение, – со вздохом согласился Флетчер, складывая медицинские перчатки. – Надо в тетрадку будет дописать… а потом ты, видимо, опять нервный олень, судя по всему. – Нет, потом я пьяная вишня. – ?.. – Ну смотрите, я же явно по ощущениям покраснел, потому что мне ужасно стыдно, что я поцарапал Эда, а ещё я очень не прочь бы выпить в таком состоянии… – Тьфу на тебя, Мэтт, – Ал, не выдержав, весело рассмеялся. – И это мы ещё алкоголики, значит! Распробовал! – Ну а что? – тот наивно взмахнул ресницами. – Мне понравилось в тот раз… может, у вас есть ещё такой спирт? – Нет, Мэтью, у нас остался только технический спирт для протирания поверхностей и медицинский спирт для протирания придурков вроде тебя и Эда в случае чего, – строго возразил Флетчер, возвращаясь на кровать к оставленным там конспектам. – К тому же по такой жаре тебе ещё над сосудами издеваться всё равно что смертельный приговор себе подписывать. Обойдёшься, у меня нет никакого настроения в такую погоду проводить вскрытие! – Очень жаль… – театрально вздохнул Мэтт, прикрывая глаза.

***

Постепенно все успокоились и вернулись к своим делам. Флетчер и Ал снова сидели бок о бок несмотря на жару и общались, видимо, чуть ли не телепатически – потому что один просто молча тыкал карандашом в текст, другой кивал или мотал головой, и они с довольным видом по очереди помечали что-то на полях. Старшие тоже ерундой не страдали – Эд в какой-то момент позвал Рассела, тот чуть ли не моментально перескочил через стол, уселся рядом с лучшим другом – и они вместе вполголоса принялись без всяких взаимных подколов обсуждать какой-то усложнённый круг трансмутации. Мэтью, которому надоело читать и который решил себе устроить перерыв, полулёжа на кровати Альфонса, с любопытством переводил взгляд в младших на старших и обратно – и, наконец, не выдержал. – Вы, ребят, такие друзья... наверное, у вас была какая-то милая история знакомства, да? Все четверо как по команде подняли на него изумлённые глаза. Больно уж неожиданный в такой ситуации вопрос. Но возмущаться никто не стал. Эдвард и Рассел, как-то нервно ухмыляясь, переглянулись. – Э-э-э, ну-у, да-а, вроде того... – Да, Эд и Рассел очень мило подрались, – с каменным лицом прервал их неразборчивое мычание Флетчер. – Так мило, что у Эда потом сутки щека опухшая была, – устало подтвердил Альфонс. Мэтт в недоумении часто заморгал. – А, да, – Ал потянулся, – это произошло в правительственной лаборатории, когда они себя выдавали за нас с братом, и нам с Эдом потом из-за этих придурков пришлось на улице ночевать. – ДА Я ЖЕ ИЗВИНИЛСЯ! – обиженно всплеснул руками Флетчер. – А РАССЕЛ НЕТ! – НУ ПРОСТИТЕ! – старший Трингам в самом деле виновато поднял руки. – ИСТИНА ПРОСТИТ, А Я ЗАПОМНЮ! – вдруг зловеще ввернул Эд, косясь на него. Эд и Рассел свирепо уставились друг на друга с таким видом, словно снова готовы подраться, Ал и Флетчер одновременно привстали с напряжённым видом, в любую секунду готовые кинуться разнимать своих старших братьев, как вдруг Мэтт снова прервал короткую паузу: – Но я не Истина и не прощаю, – с солидным видом улыбнулся он, поправляя свою чёлку. Рассел растерянно заморгал, а Эд, явно лишившись дара речи, круглыми глазами уставился на скромно опустившего глаза Мэтью. И после довольно долгой и зловещей тишины тихим бархатным голосом, который никому ничего хорошего не сулил, произнёс: – Во-первых, оскорблять моего лучшего друга имею право только и только я. Будь так добр запомнить это. Если это сделает кто-то другой, я выбью из этого кого-то всю дурь, так что десять раз подумай в следующий раз, прежде чем говорить что-то в адрес Рассела, даже косвенно. Усёк? Младшие давились смешками, Рассел сам покраснел – как всегда, когда Эд внезапно переходил с интонации «я тебя убью» на «я убью любого, кто тебя обидит» (впрочем, Эд краснел так же безбожно, когда так вёл себя Рассел), а Мэтт потерянно вжал голову в плечи, испуганно глядя на Эдварда исподлобья, но ничего не говоря. Старший Элрик, выждав театральное время, кашлянул и продолжил, теперь уже ядовито ухмыляясь: – Да, так вот, а во-вторых… во-вторых, Матьтвою, ты сегодня какой-то борзоватый, хочешь, нормально подерёмся, а?.. я тебе обещаю, что тебе и экзамен сдавать не придётся... Флетчер машинально потянулся к халату, висящему на стуле, в кармане которого всегда был бутылёк нашатыря, Альфонс поднялся на ноги, Рассел отступил на шаг назад…. но такого поворота событий, который произошёл дальше, не ожидал никто из них – потому что Мэтт вдруг резко подскочил с кровати, едва не стукнувшись лбом с вконец растерявшимся Эдом, и совершенно театрально заголосил, прижав руку к груди: – А судьи кто?! Погиб поэт, невольник чести! Пей, ибо скоро в прах ты будешь обращен! Младой певец нашел безвременный конец! Друг мой, я очень и очень болен! Простись со мною, мать моя, я умираю, гибну я! Эд испуганно попятился назад, налетев спиной на истерично хихикающего Рассела, который его и придержал под руки, чтобы он не упал и не сломал себе чего-нибудь, Флетчер повернулся и упал лицом на подушку, еле слышно бормоча что-то в духе: «Да за что мне это наказание…», а Ал с видом глубокой усталости и вселенского пофигизма подытожил, усевшись обратно на кровать: – Эд, да он сам раньше с таким настроем помрёт, чем ты с ним драться начнёшь, оставь его в покое, у него завтра экзамен по истории... Мэтью, с торжествующей улыбкой оглядывая «поле боя», со всего маху упал обратно на кровать Ала и пафосно заявил, воздев руки к потолку: – Вот она, великая сила искусства! Оно заставило великого и ужасного Эда отступить! Эдвард, насупившись и не обращая внимания на уже совсем откровенный хохот лучшего друга, позволил усадить себя обратно на стул и сердито проворчал: – Ну ничего-ничего, доживём до конца сессии – и я тебе покажу, где раки зимуют... Флетчер, подняв голову от подушки, севшим голосом поинтересовался: – А при чём тут раки?.. Они тут не водятся… Флакон валерьянки в тот вечер всё же был распит на пятерых и подействовал на компанию не хуже хорошей бутылки водки. Во всяком случае, Мэтт ушёл домой с довольно безумной улыбкой в обнимку с кучей конспектов, которые ему от широты души подарили мальчики, а Эд, наполовину высунувшись из окна, махал ему вслед белым платочком, чуть ли не со слезами в голосе крича, что они в него верят и всё он завтра сдаст… Рассел удерживал Эдварда за талию, чтобы тот не выпал, Ал обессиленно бормотал под нос что-то отдалённо напоминающее молитву за здравие и упокой разом, лёжа на кровати, а Флетчер грустными глазами смотрел на пустой бутылёк из-под седативного, размышляя, как ему теперь успокаивать друзей и брата накануне последнего экзамена.