Вдали от дома

... а пятый за жизнь свою и за здоровье ковалеров, сердцу дорогих, беспокоился да после бедствия страшного концерт великий закатил – Люблю грозу в начале мая!... – радостно хохоча, крикнул Ал, залетая в холл университета. – А снег в конце апреля не люблю... – со смехом поддержал его Эд, заскакивая в тёплое и сухое помещение вслед за братом. Мэтт, бледный, под стать своей рубашке, что-то объяснял усевшимся на широком подоконнике у настежь распахнутого окна радостным Трингамам. Флетчер, довольный донельзя, болтал ногами, допивая двойной шоколад, Рассел прислонился спиной к оконному косяку и, улыбаясь, лукаво смотрел на Мэтта, кивая в такт его словам. Когда их разговор прервал двойной возглас Элриков, Мэтью обернулся и, посерев, всплеснул руками: – Вы что, психи?.. Вас же могло убить! – Они не психи, они русалки! – коротко рассмеялся Флетчер, спрыгивая с подоконника. – Тёть Люся вам спасибо не скажет! – Да ну, брось! – фыркнул Эд, стягивая с себя мокрый насквозь пиджак. – Мы ж сами всё и вытрем! – поддержал его Ал, наклоняясь, чтобы отжать свои волосы. – Простынете! Заболеете! А если бы молния!.. – Мэтт держался за сердце. – И... и вообще, чего вам взбрело в голову... Мамочки! В этот момент весь полупустынный холл (собственно, сейчас здесь находились только они пятеро – пары у остальных уже давно закончились) залила яркая бело-сиреневатая вспышка света и сразу же вслед за этим прогремел такой оглушительный раскат грома, что даже Элрики и Трингамы (Рассел всё же спрыгнул на пол вслед за братом) испуганно пригнули головы – а Мэтт так и вовсе попятился и обессиленно опустился на танкетку у стены. – Всё, – обречённо выдохнул он. – Капут или как там у вас... Конец света... Эд и Ал переглянулись – и, внезапно синхронно круто развернувшись (и окатив Рассела и Флетчера снопом брызгов), принялись скакать по всему коридору, исполняя какой-то вакхический танец. – УР-Р-Р-А-А, ГРОЗА-А! – Ну вот, а Эд и Ал вообще уже свихнулись... – мрачно подытожил Мэтт. – Рассел, Флетчер, ну хоть вы-то... а, бесполезно, и эти туда же... Трингамы, держась за животы, ухохатывались с друзей. Собственно, казалось, через пару секунд они к ним присоединятся (что и случилось после следующей вспышки молнии). А пока что Мэтт, обескураженно улыбаясь, косился на этих четверых психов. А они его предупреждали об этом, как его, "дионисийском" начале в противовес его "аполлоническому"... но не до такой же степени... или до такой? Эд и Ал со своими длинными золотыми распущенными волосами действительно напоминали русалок, особенно после того, как поскидывали пиджаки и остались в одних рубашках. Более того, с них потоком лилась вода (ну а как иначе, если они минут пять носились под мощным ливнем?), и они то и дело поскальзывались на этих лужах на кафельном полу, ловя друг друга и заливаясь смехом. Трингамы тоже выглядели инфернально в приглушённых сумерках факультета (горели всего две лампочки на огромное помещение, и на их взъерошенных светлых волосах то и дело мелькали причудливые тени и яркие отблески), а их смех однозначно придавал происходящему здесь недо-ритуалу языческие нотки. – Ну хорош, ребят, вы точно дьявола вызовете... – Пусть приходит, мы с ним поболтаем! – Рассел махнул на всё рукой, скинул пиджак и бегом бросился к Элрикам. – Он нам мно-ого чего интересного расскажет! – восторженно захлопал в ладоши Флетчер, перепрыгивая через лужи вслед за братом. – Ну неужели безумие настолько заразительно... – Мэтт вжался в стенку и беспомощно оглядывался по сторонам. – А если они решат... – А ДАВАЙТЕ МЭТТА В ЖЕРТВУ ПРИНЕСЁМ! – ЭД, ЭТО НЕГУМАННО! – СОГЛАСЕН, ЗАЧЕМ МЭТТА? – РАССЕЛ, ТЫ С КАКИХ ПОР ТАКОЙ ДОБРЫЙ? – Я? ДОБРЫЙ? Я ПРОСТО ПОДУМАЛ, ЧТО ДУХИ МЭТТОМ НЕ НАЕДЯТСЯ, ОН ХУДОЙ, НАМ БЫ ЛУЧШЕ ФЮРЕРА!.. – АХ ДА, ЭТО БОЛЬШЕ НА ТЕБЯ ПОХОЖЕ... – ЧЕГО-О-О?! Элрики и Трингамы перепуганно шарахнулись в угол, круглыми глазами уставившись на сердито упёршего руки в боки Мэтта. – Мэтт? – Альфонс неуверенно улыбнулся, прячась (без особого успеха – с его-то ростом) за спину старшего брата. – Ты… чего? – Ах это я чего, я?! – тот явно пытался выглядеть и звучать угрожающе – и у него это даже немножко получалось. – Да я… я… я вас сам сейчас всех в жертву принесу кому-нибудь, понятно?! После короткой паузы Эд и Рассел, переглянувшись, нервно хихикнули. Рассел, отступая назад, инстинктивно прикрыл рукой Флетчера, а Эд, подняв руки (отступать ему было некуда – за ним стоял Ал), пробормотал: – Мэтт, не дуйся, это просто шутка… – Несмешно! – Мэтью насупился и отвернулся от них, скрестив на груди руки. – И… и вообще! Сами себя в жертву приносите! – Кому?.. – осторожно выглянул из-за плеча Рассела Флетчер. – А я откуда знаю? – с вызовом фыркнул Мэтт, не глядя на них. – Вы там с дьяволом общаетесь, а не я! Инквизиции на вас нет! – Мэтт, да мы все алхимики, нас всех бы сожгли… – слабо улыбнулся Альфонс. Пару секунд спустя Мэтт с ужасом таращился на Ала, схватившись за голову. – Чего, правда?! – Пресвятой Фламель, Ал, кто тебя за язык тянул…

***

– Да я и говорю, что трансмутация с оксидами – это что-то очень странное, – миролюбиво доказывал Эду Рассел, чертя на земле палкой какую-то формулу. – А потом бум – и получается вот такая хрень, да ещё и осадок… – Круто! – искренне восхитился Эд, отправляя в рот очередную ложку шоколадного мороженого. – Особенно мне нравится часть, где бум! – Да у вас двоих трансмутаций без бум не бывает, – проворчал Ал, вытягивая длинные ноги на полдворика. – Ага, а нам потом вас в себя приводить, – тяжело вздохнул Флетчер, откидываясь на спинку скамейки и поднимая взгляд на словно затянутое голубоватой дымкой небо. – Ну мы ж никого ещё не убили! – И калечим только себя! – Какое-то очень слабое утешение, вам не кажется? А ты что думаешь про этих оболтусов, Мэтт? Мэтт? Они впятером сидели сейчас на любимой скамейке во дворике факультета. Гроза закончилась почти так же быстро и неожиданно, как началась, и теперь на улице было свежо и прекрасно. Ал своей алхимией («Удобно, знаете ли, быть Воздушным!») привёл лавочку в нормальный вид, и теперь они наслаждались свежим и одновременно тёплым весенним вечером, наполненным благоуханием цветущих сакуры и сирени – дворик был густо засажен всякими цветами, кустами и деревьями, что бурно радовало Трингамов с научной точки зрения, Ала – с эстетической, а Эда – с этической (в том смысле, что он радовался тому, что радуются брат и друзья, потому что лично он к этой красоте дышал вполне себе ровно). Короче, была бы совсем идиллия, если б не одно но. – А?.. чего? – Мэтт, не поворачиваясь к ним лицом, вдруг шмыгнул носом. Четверо друзей как по команде повернули в его сторону головы и уставились на младшего товарища круглыми глазами. – Э… Мэтт… ты чего? – растерянно поинтересовался Эд. – Что случилось-то? – Рассел в недоумении наклонил голову. – У тебя болит что-то? – это, естественно, Флетчер. – Мы тебя чем-то обидели? – Ал, сидящий к нему ближе всех, осторожно тронул друга за плечо. После короткой паузы Мэтт вновь шмыгнул носом, вдруг ни с того ни с сего нахохлился и голосом, в котором звучали слёзы, выпалил: – Простите, это было ужасно невежливо с моей стороны – наорать на вас и вообще злиться! Эд и Рассел ошалело переглянулись, Флетчер закашлялся, а Ал, пребывающий в прострации, севшим голосом переспросил: – Невежливо?.. – Невежливо, некультурно, просто стыдно! – взвыл внезапно Мэтью, запрокидывая голову. – Мэтт, да господи, ты чего ревёшь?.. Что невежливо, что стыдно? Ты вообще о чём?.. – Флетчер испуганно инстинктивно отклонился назад. – Я вообще ничерта не понимаю! – всплеснул руками Рассел. – Мэтт, да объясни ты нам, что за горе? Никто на тебя и не думал обижаться, тем более что мы вообще не понимаем, о чём ты… – Ну ка-а-ак!.. – Мэтт прижал к глазам платок, который ему за секунду до этого вручил Ал, и сквозь слёзы попытался объяснить. – Вы ведь меня в жертву хотели принести, я представил, как бы это на самом деле было, а потом я вспомнил, как я разозлился, подумал, что это кошмарно стыдно, невежливо и некультурно, снова испугался и расстроился-а-а-а!.. – Мэтью, ты вот это всё сейчас на полном серьёзе что ли?.. – Эдвард выглядел так, словно его чем-то огрели по голове. – Это мы тебя так напугали что ли?.. Ну прости, мы про это уже сто раз забыть успели… – Да я не на вас сержусь, а на себя-а-а! – снова в голос заревел второкурсник, да так, что Ал и Флетчер одновременно испуганно подскочили со скамейки, чтобы сбегать за водой. – Я схожу, – коротко бросил младший Трингам, скрывшись в направлении дверей факультета и оставив лучшего друга успокаивать Мэтью, как говорится, чем Бог послал. – А я-то думал, это я злопамятный… – меланхолично подытожил Альфонс, присаживаясь на корточки напротив Мэтта и аккуратно похлопывая его по коленке. – Мэтт, успокаивайся, пожалуйста, мы не сердимся на тебя вовсе… – Ты, Ал, злопамятный, конечно, – вздохнул Эд, пересаживаясь поближе к брату и их товарищу. – Но не до такой степени, чтобы рыдать в три ручья, когда все уже забыли, что стряслось… Ты обычно просто ходишь, тяжко вздыхаешь и поддаёшься уговорам скушать булочку… – Ага, а потом страдаю, что толстею от этой булочки… ай, за что? – Ты худой! – строго ответил за Эдварда, отвесившего брату подзатыльник, Рассел. – И не обсуждается. Ферштейн? И вообще потом пострадаешь, нам вон Мэтью успокаивать надо, а то он тут очередной потоп устроит! – Ага, а мы с Эдом плавать не умеем… Ау, царевна Несмеяна, хватит, ну правда! – Да я… я просто… – Мэтт всхлипывал, уже, правда, слабо улыбаясь. – Я просто… плохие эмоции лучше запоминаю… чем хорошие… – Ну ты просто Человек-Угрюмка, – закатил глаза Эд. – Но где ж его рюмка… – задумчиво протянул Рассел, вглядываясь в густые весенние сумерки. – А, вот и Флетчер с его рюмкой… – Я не пойму, кого вообще успокаивать надо, – проворчал Флетчер, отдавая стакан воды истерично хихикающему Мэтту и скептически оглядывая в голос хохочущих друзей и брата. – Что тут опять без меня произошло? – Да мы Мэтту пару новых прозвищ придумали! – Ал смахнул рукавом слёзы с глаз и помотал головой, опять усаживаясь на лавочку. – Дело хорошее, но так смешно что ли? – Очень! Я вот сказал, что он Царевна Несмеяна, а Рассел… Рассел, как ты Мэтта обозвал? – Человек-Угрюмка! – приосанившись, выдал тот, впрочем, тут же снова складываясь пополам от смеха. – И – его рюмка! – между криками чаек выдохнул Эд, закидывая руку за шею лучшему другу. – Рассел, ты – гений!.. – … ладно, это… и правда… смешно… – сдался Флетчер, опираясь ладонями о коленки и заходясь неконтролируемым звонким смехом. – Так а мы о чём… – Говорю я, живём как в комических операх или трагикомедиях – порыдали-поржали-порыдали-поржали… порочный круг какой-то! – Такой ли он порочный, братец? – А вот не знаю, Эд…