***
Джихангир стоял перед огромным зеркалом. На нем был надет красный кафтан с темным соболиным воротником. Красивое лицо шехзаде выглядело сосредоточенным; его взгляд был направлен в глаза отражению. Он еще раз повернулся боком и взглянул на свой горб. С годами Джихангир привык к своему недостатку, но каждый раз, видя его, он казался себе таким маленьким из-за горы, которую носил на плечах… Джихангир не понимал, зачем ему проходить церемонию вручения сабли и давать клятву янычарскому корпусу. Шехзаде знал, что ему никогда не стать таким же храбрым воином, как его отец и братья. Джихангир еще раз вздохнул. В покои вошел Сюмбюль-ага. Поклонившись, он сообщил: — Шехзаде, церемония уже начинается. Вам пора идти. Джихангир кивнул и медленно зашагал в сторону двери. На мраморной площади позади дворца выстроились янычары. В середине площади был поставлен трон для повелителя, а неподалеку от него столик, на котором стояли хлеб, соль и вода. Стража поклонилась, и на площадь вышли шехзаде Мустафа, Селим и Баязед. Они заняли место рядом со столиком с принадлежностями для церемонии.***
Султан Сулейман подходил к воротам дворца. Шехзаде Джихангир шел с другой стороны, навстречу ему. — Повелитель, — поклонился он, подойдя ближе. Сулейман с улыбкой взглянул на сына: — Как ты себя чувствуешь, Джихангир? — Хорошо, повелитель, — коротко ответил тот. — Сегодня ты даешь клятву янычарскому корпусу. Я знаю, как это тяжело для тебя, — сказал падишах, положив руку на плечо сына. — Да. Но клятва — это всего лишь часть церемонии, — ответил шехзаде. Улыбка сползла с лица султана. Джихангир говорил правду, и эта правда удручала. Сулейман снял с пальца серебряное кольцо в виде головы льва и протянул его сыну. — Запомни, Джихангир, что клятва — это не только часть церемонии. Ты, прежде всего, даешь ее как сын султана. Каким бы ты ни был, ты навсегда останешься сыном властелина мира, — проговорил Сулейман и мягко провел рукой по темно-русым волосам младшего шехзаде. — Спасибо, отец. Я никогда не забуду этого, — ответил он с улыбкой. Джихангир надел кольцо на палец и отправился следом за падишахом. Как только повелитель и шехзаде появились в воротах, все склонили головы в знак почтения. Султан сел на трон и, проведя рукой вверх, призвал поднять головы. Джихангир направился к столику с хлебом, солью и водой. — Бедный Джихангир, — сказал Селим, когда тот прошел мимо. — Он никогда не поймет значения этой клятвы. Мустафа и Баязед удивленно взглянули на него. — Ясно, что он не возьмет в руки оружие, — пояснил Селим, глядя на младшего брата. — Зачем тешить его напрасной надеждой? Мустафа и Баязед нахмурились, однако в глубине души они понимали, что Селим прав. Джихангир подошел к столику с водой, хлебом и солью и остановился. Все посмотрели на него выжидающе. Вздохнув, он начал слабым от волнения голосом: — Во имя Аллаха! Аллах, Аллах! Х-у-у-у-у! — Х-у-у-у-у! — отозвались янычары. — Мой путь — ваш путь… Мой перст — ваш перст… Моя могила — ваша могила… Моя вера… ваша вера… Я сложу… свою голову… — На избранном вами пути, — тихо подсказал повелитель. — На избранном вами пути. Отдам жизнь за ваши души… — Раздам… — Раздам богатства за ваш праздник, — продолжил шехзаде. — Мой язык будет глаголить, святые мудрецы приказывать… — Я познал хлеб, соль и воду… — проговорил султан. — Я познал хлеб, соль и воду, — повторил Джихангир. — Если сверну с избранного пути… — Пусть ваши… — Пусть ваши сабли опустятся мне на шею… вот моя воля. — Каждому знанию свой мудрец! — продолжил падишах. — Каждой истине свой судья! О Али! ¹ Х-у-у-у-у! — прокричал шехзаде. — Х-у-у-у-у! — раздалось среди янычар. — Да занесется моя сабля над головой! Да сровняюсь я с землей! Да развеюсь я пылью по ветру! — закончил Джихангир. Сулейман подошел к сыну и опустил ему в руки богато украшенную саблю. Джихангир поцеловал ее и прижал ко лбу. К нему подошел один из янычаров и закрепил саблю на поясе. Из высокой каменной башни на церемонию вручения сабли смотрели Хюррем Султан, Михримах, Фетхийе, Гюльфем-хатун и Махидевран Султан. Хюррем, улыбаясь, глядела на сына. Когда Джихангир забывал слова, улыбка сползала с ее лица, но сразу же возвращалась, как только он вспоминал их. Михримах и Фетхийе смотрели на шехзаде, мысленно желая ему удачи. Махидевран хмуро взирала на церемонию. После того как к Джихангиру подошел янычар и закрепил на его поясе саблю, она проговорила: — Бедный шехзаде. Он расплачивается за грехи своей матери… Хюррем подняла на нее метавшие молнии глаза: — Ищешь настоящего грешника? Советую поглядеть в зеркало! На моих руках крови правящей династии нет! С этими словами она вышла из башни. Михримах и Фетхийе последовали за ней. — Госпожа, что она такое говорит? — с удивлением спросила Гюльфем-хатун, взглянув на Махидевран. — Ничего. Идем, — хмуро ответила султанша.