***
Всю ее жизнь у Ольги не было потребности искать себе мужчину. Ей не составляло труда привлечь внимание того, кто ей нравился, но с годами все люди начали казаться скучными и одинаковыми. Все, кого она встречала, стали бы разочарованием, если б в ней ещё оставалась надежда на то, что ее можно удивить. Словом отношения ей нечего было назвать после расставания с Жаном. Какие-то связи всегда были мимолетны, чаще одноразовые, и их целью был либо секс, либо кровь в приятных обстоятельствах. Она видела, как вокруг Сережи вились фанатки. Их было немало даже среди студенток, больше чем медсестер вокруг Жана. И она не ожидала, что он вновь придет к ней. Не потому что она непривлекательна, а потому что это сложнее, чем подцепить и трахнуть девицу, что без ума от тебя. Ситуация повторяется чуть ли не один в один. Все тот же кабинет, тот же стол, к которому она позволяет себя прижимать, когда руки Сережи забираются под платье уже более решительно и уверенно, потому что он понимает, что Ольга не оттолкнет его. Только во второй раз он самостоятельно вспоминает, что у него есть пальцы, а у нее клитор, а в пятый опускается перед ней на колени, когда кончает слишком быстро. Меняется лишь то, что они минуют разговор. Иногда даже раньше, чем Барановский успеет поздороваться, Ольга озвучивает имеющееся свободное время или вовсе отшивает парня. Кажется, Сережа хочет спросить что-то ещё, но каждый раз тушуется под ее взглядом. Однажды он заявляется второй раз за день прямо перед тем, как она уходит на собрание. Он слышит «Сергей, у меня планёрка» и все равно подходит, чтобы впиться губами в ее. Целует жадно и дольше, чем обычно. В этот момент Ольге начинает казаться, что что-то идет не по плану. В ее планы не входило никакого рода сближение со своим студентом. Плевать, что он был ее студентом. Она не планировала привязываться, не планировала вступать даже в подобие отношений. Ничего личного, просто возможность приятно провести время, получить желаемое и разойтись в совершенно разные миры, чтобы больше не пересекаться. Молодой рокер с кучей фанаток неплохо подходил на роль короткого увлечения, когда они занимаются сексом и не заходят дальше. — Херовый день был. Простите, — оправдывается он, но вновь целует, нежнее, словно заземляя свой гнев. Что-то точно идет не по плану. Они все ещё говорят «вы», обращаясь друг к другу. Так глупо. Три недели периодических встреч, но все равно держат эту дистанцию. Держит Ольга. А Сергей не переходит установленную ею границу. До определенного момента. В очередную пятницу он умудряется бесшумно проникнуть в актовый зал на репетицию театра так, что даже острый вампирский слух не выдает его Ольге. Она замечает его, когда сил уже не хватает смотреть на сцену и сдерживать свое негодование. Нетипичное место, нетипичное для него поведение. Сережа улыбается ей, наконец заметившей его на задних рядах, но Воронцова отворачивается и вновь раздает рекомендации той, что завтра, видимо, уже не будет играть главную роль. Мысли о сидящем позади Барановском все равно пробираются в голову. Парень ведь может прийти к одной из девушек в ее группе. Большинство хоть и бесталанные, но симпатичные. Вряд ли ему нужно больше, чтобы провести с ней вечер или даже увлечься. Мало кому нужно больше. Конечно, тогда бы он вряд ли так радостно улыбался, когда Ольга наконец его заметила. Несмотря на это, ей интересно, как долго он уже ждёт, испепеляя взглядом ее спину. Она не заканчивает репетицию в привычное время, задерживает студентов по меньшей мере ещё на полчаса, но их недовольство выражается разве что усталостью на лицах. Никто не смеет сказать Ольге Анваровне, что она их задержала. Студенты очень быстро хватают свои вещи и направляются к дверям, как только Воронцова говорит, что они на сегодня закончили. Барановский не уходит. Она чувствует его присутствие, делая пометки на полях распечатанной пьесы. Как только последний студент выходит, она слышит, как Сережа спускается к первому ряду. Какая же дурная идея пришла в его голову на этот раз? Даже по его походке чувствуется, что он ощущает себя более уверенно. Ольга поднимает на него взгляд. Верно, парень забыл, в каком ступоре он был в первый раз. Хочется ему напомнить, но она щадит нежные мужские чувства, желая узнать, что произошло, что за изменения стратегии. — Я с тем же предложением, что и в первый раз. Блять. Выражайся точнее! С другой стороны, когда я звал ее на ужин в прошлый раз, мы просто трахались... Какого хера все так сложно?! — Секс или ужин? — прямо спрашивает Ольга, с удовольствием подмечая, как на мгновение парень теряется. — Ужин. Хочу лучше вас узнать. — Во время секса тоже можно узнать человека. Просто иначе. — Хотелось бы узнавать вас, ещё и находясь в вертикальном положении. — Ольга не сказала бы, что в прошлые разы они были в горизонтальном положении, но воздерживается от комментария. — Свободны вечером? — Нет. Она даже не врет. Графиня, как минимум, договорилась зайти за кровью к Жану, а проблемы настигали их семейку с завидным постоянством, поэтому лишь получением крови могло все не обойтись. — Завтра? Послезавтра? Выходные — это что-то новое для них. И почему-то ощущается так, словно непременно должно что-то значить. Очень сильно не вписывается в ее план. Но взгляд Сережи решительный, и она сдается: — Завтра. Барановский протягивает ей разблокированный телефон и через секунду добавляет: — Мне же нужен номер, чтобы как-то связаться. Ольга вместо номера записывает свой адрес и отдает обратно. Серега непроизвольно хмыкает. Этого следовало ожидать. С чего он вообще решил, что что-то изменится? — Я предпочту пропустить ужин, — добавляет Воронцова. Какой вообще во всем этом может быть смысл? Ужин, кофе, разговоры — ей казалось, сейчас люди наоборот стали более прямолинейными. Хочешь потрахаться — так и говори. Они отлично справлялись с этим все предыдущие разы. Мысль о том, что Барановскому действительно захотелось узнать ее лучше, она гонит, оправдывая его действия тем, что ему некомфортно быть таким прямолинейным. Хотя до сих пор ему неплохо удавалось быть решительным в реализации своих желаний и удовлетворении ее. — Часов в 7? — спрашивает Сережа, прикидывая, сколько времени может занять репетиция. — Часов в 7, — подтверждает она. Барановский не опаздывает. Стук в свою дверь Ольга слышит в 18:58. Она убирает ноги со стола, закрывает крышку ноутбука и подходит к двери. Парень держит в одной руке бутылку вина, а в другой крафтовый пакет, видимо, с едой из какого-то ресторана. — Да какого ж черта ты делаешь? — возмущается Ольга, на эмоциях переходя на «ты». Она быстро прогоняет в голове их диалог, но прекрасно понимает, что более однозначно выразиться было бы сложно. — Все ведь едят, верно? Почти. И у моей еды бьется сердце. — Поэтому я взял кое-что «на вынос», раз ты отказалась от ресторана, — Сережа подхватывает ее обращение. Проходит в дом, замечает в проеме справа стол, похожий на кухонный, и направляется туда, чтобы разложить содержимое пакета. — Мы уже на «ты» перешли? — то, что ее Сергей называет иначе, она замечает сразу. Следует за парнем и надеется, что у него не появится желание заглянуть в холодильник, пустой, если не считать пары пакетов крови. Барановский уже оказался более непредсказуемым, чем ожидала Ольга, заявившись к ней с вином и едой. Неизвестно, что еще может прийти в его голову. Радует лишь, что она всегда может скорректировать его воспоминания. — Если у тебя фетиш такой, могу и на «вы», Ольга Анваровна, — с наглой ухмылкой произносит он. Что-то было в том, как звучат ее имя-отчество на его губах. — Не нужно — отмахивается она. У нее действительно есть проблема похуже того, как он к ней обращается. Например, невозмутимое выражение лица Сережи, выкладывающего несколько одноразовых контейнеров на стол. Ольга надеется, что эта мимика неестественна, что он старается выглядеть спокойно и уверенно. — Лучше скажи, чем ты слушал, когда я сказала, что не буду с тобой ужинать. Он хочет тяжело выдохнуть, вновь набрать в легкие воздух, но сдерживается. Ему потребовалось время, чтобы прийти к осознанию, что он чувствует к Воронцовой не только сексуальное влечение. Когда что-то знаешь наверняка, не отрицаешь, произнести вслух уже не так сложно. Серега достает салфетки, одноразовые приборы и, неаккуратно сминая пакет, переводит на Ольгу взгляд пронзительно-голубых глаз. — Я не знаю, в чем проблема ужина, но ты мне нравишься. — Черт. Да ему уже очень давно никто так сильно не нравился. — Сейчас ты скажешь, что это невозможно, ведь я тебя не знаю. Это правда. Но я именно поэтому и хочу тебя узнать. — Мы с тобой совершенно разные. У нас не может быть ничего общего, — истина такая простая, и Ольга не понимает, почему Сергей не думает так же. Что за романтизация заведомо недостижимого и запретного? — Мы просто занимаемся сексом, потому что ты… ничего. — Если ты меня не знаешь тоже, то почему решила, что у нас нет ничего общего? Неоспоримая ж, блять, логика! — Ты пришел на репетицию театра и назвал происходящее херней. А я была вынуждена послушать твою музыку, когда говорила о тебе с деканом, и это было ужасно. Не ты, — поспешно добавляет Воронцова, — но я не люблю такое. И это очевидно. Сережа хочет ее поправить, что репетицию он вообще-то назвал «пиздецом». Точнее даже не саму репетицию, а царящую на ней атмосферу, которую создала Ольга. По сути, он так охарактеризовал ее поведение. Конечно, он неожиданно для себя стал свидетелем действительно экспрессивного момента, ведь не каждую минуту они проводили подобным образом, но та ситуация характеризовала Ольгу очень точно. По крайней мере ему так кажется, несмотря на то, что Сереже она позволяет видеть только холодную и требовательную Ольгу Анваровну, которая знает, что она хочет, и получает это. — Может я, конечно, сумасшедший, но мне кажется, я тебе интересен. — Он даже не знает, почему делает такие выводы. Да, она помогла ему с универом, но после этого между ними будто и вовсе не было грани преподаватель—студент, какая бывает даже с теми преподами, что ничего не ведут. Но какое-то чувство внутри подсказывает, что он не ебнулся и Ольге действительно что-то в нем нравится. — Скажи, если это не так. — Это не так, — тут же говорит Ольга. На лице безразличие, тело под полным контролем, хотя она никогда не нервничает, когда врет. Она даже смотрит ему прямо в глаза, не пытается отвести взгляд. Хотя ученые говорят, что лжецы именно в глаза и смотрят — хотят понять, верят ли в их ложь. Но Барановский явно не будет пытаться анализировать ее поведение. — Я думал, руководитель театра, даже студенческого, должен уметь мастерски врать, — хмыкает он. — Оля, я не предложение тебе делаю. Даже не прошу какой-то эксклюзивности. Я просто хочу узнать тебя. — Серега чувствует, как она напрягается. То ли от смысла его слов, то ли от того, что он напрочь стирает границы, так просто называя ее «Оля». Он подходит ближе, почти вплотную, но не касается даже ее руки. — Я выбирал сегодня вино минут десять, потому что не знаю, какое тебе нравится. А не существует универсального вина. Я просто хочу, чтобы у меня не было такой проблемы. В этом нет ничего ужасного. В глазах Ольги что-то меняется. Удивление. И какая-то трещина в привычном холоде. Сережа приближается к ее губам. Замирает, оставляя последний шаг за ней. Несмотря на то, что Барановский прав, она чувствует, что даже рассказать о себе какую-то мелочь, для нее важный шаг. Она привыкла скрывать свою жизнь ото всех. Она никого не подпускала к себе даже на такую дистанцию — издержки скрытной вампирской жизни. Единственным был Жан, но они знают друг о друге все. Кажется, они даже мысли друг друга могут читать. Это не так сложно, когда знаешь человека сто пятьдесят лет. Предсказуемый и безопасный Жан. Ольга убирает разделяющий их сантиметр, чувствует горячие губы Сережи на своих и отдается моменту, отвечая на его жадный поцелуй. Она выстраивает новую границу, чуть подальше, позволяя ему узнать, какие музыка и вино ей нравятся. В этом ведь нет ничего особенного. — Мы же поужинаем, верно? До или после… — отрываясь от ее губ, спрашивает Сережа. — Определенно, после.***