«Так жизнь исправит всё, что изувечит. И если ты любви себя отдашь, Она тебя верней увековечит, Чем этот беглый, хрупкий карандаш. Отдав себя, ты сохранишь навеки Себя в созданье новом — в человеке.» — Шекспир, сонета 16.
***
День. 13.44.
Коллеи и Сахароза вышли из каменных ворот города, поднимая легкий ворох пыли на дороге. Их головы крутились из стороны в сторону в поисках чего-то, что они искали уже пол-утра. Ветер развивал их волосы, подобно одуванчикам у их ног. — Слушай, Альбедо уж точно не мог исчезнуть просто так. Он всегда оставлял маленькие и короткие записки о том, что уходит куда-то. Так что нужно лишь подождать и… Они сами к нам придут, — набравшись смелости, сказала новой подруге Сахароза. Зеленоволосая девочка развернулась к ней и смотрела огромными фиолетовыми глазами: — Понимаешь… Я все-таки тревожусь за Тигнари. Хоть у него и есть Сайно, он мог сам уйти куда-то и навлечь на себя беду! — взволнованно сказала она, активно жестикулируя. В моменты, когда стоял вопрос чей-то чужой жизни, она не смущалась и прямо говорила все, что думает. Сахароза на это лишь тяжело вздохнула и устремила взгляд на Сидорово озеро. Вдруг она поднесла руки к широко открытому в озарении рту. Схватив за руку Коллеи, которая покрылась пятнами от смущения, она протараторила: — Смотри! Там палатка, которую вчера поставили на пикнике. Может они заночевали там после тяжелых исследований? Это похоже на Альбедо! Того днем с огнем не сыщешь, но иногда удается, когда тот особенно устает. Давай попытаем удачу, — и потянула новую знакомую в сторону их вчерашнего пикника, на котором были как старые и дорогие сердцу друзья, так и новые и неизведанные знакомые, которые сразу же расположили к себе. Сахароза энергично шагала в сторону палатки, не отпуская руку Коллеи, которая уже покрылась красными пятнами от смущения — даже под густыми зелеными волосами можно было видеть красные кончики ушей. Ее фиолетовые с золотым сережки звенели от быстрой ходьбы, а тело покрылось липким потом от переживаний сегодняшнего утра: изучение пророчества, преодоление трудностей в общении, потеря наставника, поиски с Сахарозой, ее прикосновения. За своими размышлениями Коллеи не заметила, как они уже стояли напротив большой палатки, которая скрывала свои тайны за тяжелыми и плотными зелеными листьями. Сахароза немного помялась и, не решаясь войти, прокричала: — Г…Господин Альбедо, вы там? В ответ раздалась лишь тишина. Сахароза переглянулась с Коллеи, и, набравшись смелости, тяжело вздохнула и отодвинула лист. Ее глаза вмиг стали огромными и непонимающими. Закрыв лист, она отошла на три шага назад и прикрыла рот руками в белых перчатках. На ее лице отображался шок с необъятными непониманием — словно она пыталась решить проблему нового эксперимента, но никак не могла найти. Коллеи забеспокоилась, подошла к подруге и встряхнула ее за плечо: — Чт… Что ты увидела? Что-то страшное случилось?! — Тебе лучше самой посмотреть. Я даже не знаю что сказать. Коллеи отошла и в нерешительности стояла. «Что же такое увидела Сахароза? — размышляла она. — Мастер Тигнари там? Вдруг кто-то ранен? Так, думай, думай… Ты должна быть храброй ради мастера, так что войди и встреть страх лицом к лицу!». Сжав кулаки в решимости, она быстро подошла и отодвинула лист. Ее фиолетовые глаза стали размером с блюдца. На ковре лежали и спали под одним большим белым одеялом Тигнари, Сайно и Альбедо. Последний лежал посередине между этими двоими, и он спал очень расслабленно и умиротворенно. Ничего бы не вызывало вопросов, если бы не тот факт, что они были все голые. Альбедо закинул левую руку за голову, на которой посапывал великий генерал. Тигнари положил руку на грудь Альбедо, закинув ногу на парня, а хвост лежал поверх одеяла. Сайно же уткнулся лбом в острое плечо алхимика, соприкасаясь пальцами ног с его и прикрывая голое тело длинными белыми волосами. На лицах парней было такое спокойствие, как будто это была вполне обычная для троих ситуация. Вокруг них были разбросаны листы с рисунками Принца Мела, карты Сайно, которые лежали абы как на земле и покрывались пылью (что было из ряда вон выходящим, зная то, как бережно генерал следил за ними), и тяжелые ботинки Тигнари. Коллеи отмерла от шока и закрыла палатку. Посмотрев на подругу, которая была в не меньшем удивлении, она спокойно сказала: — По крайней мере, они в порядке. Пойдем дальше работать, ребята сами нас найдут. И они ушли, по дороге не говоря друг другу не слова. Слова тут не нужны — они обе пытались хотя бы на процент понять, что же такое случилось ночью и как такое могло произойти, но как бы они не старались, не могли. Однако рутинные хлопоты быстро захлестнули их с головой, выбивая из нее недавние картинки, и осталось только спокойствие, которое пришло с пониманием того, что их наставники не в опасности и просто отдыхают.***
Прошлый вечер. 21.32
Альбедо находился за палаткой и готовил пищу своим новым знакомым, наслаждаясь свободным временем, что предоставил ему такой загруженный день. В одном котле варилась рыба с приправами, доставшиеся алхимику от Тигнари, в другом — готовились мондштадтские оладушки. Вечерний ветер приносил с собой прохладу и разносил ароматные запахи пищи по воздуху. Альбедо спокойно сидел на земле, периодически проверяя еду, и писал свои заметки на планшете о прошедшем дне, о своих мыслях и новых идеях. Он хотел немного побыть наедине со своими мыслями, чтобы потом с новыми силами побеседовать и хорошо провести время с Тигнари и Сайно. Алхимик, который всегда сторонился других и не хотел тратить много сил на дружеские отношения, вдруг понял, что с этими двумя ему максимально комфортно. Как бы он не сопротивлялся своим принципам и привычным устоям, Альбедо не мог помешать их дружбе развиваться, понимая, что хочет по возможности провести с ними как можно больше времени. Те же в свою очередь в палатке играли очередную партию в «Священный призыв семерых». Тигнари сидел в позе лотоса на большом ковре, облокотив голову на руку и устало смотря на карты в руках. Удача в этой игре редко была с ним, но он старался выиграть с помощью стратегии, но разве он мог быть равным великому генералу махамаматры? Сайно же бегал глазами то в свои карты, то в карты на поле, продумывал свои шаги и предугадывал шаги своего друга. Использовав элементальный навык, он одним ударом своего персонажа добил последнего на поле Тигнари. Последний спокойно скинул карты в колоду, принимая поражения. Сайно не гордился своей победой, но внутренне был спокоен, что все правила были соблюдены, а его стратегии — верны. — Может еще по одной? — спросил генерал, посмотрев на своего вымученного друга. Тот почесал ухо, которое загнулось под его пальцами, и ответил: — Ты меня убить совсем хочешь? Уволь, я сегодня уже наигрался. — На это Сайно тихо рассмеялся и затем спокойно сказал: — Походу у Нары будут сегодня кошмары. Тигнари укоризненно на него посмотрел, а Сайно еле сдерживал себя от того, чтобы в голос не засмеяться. По правде говоря, он часто задумывался о том, что лишь лесной страж так часто слышал его смех. Для других же он был грозой среди ясного неба, которая приносит лишь несчастье и беды. Многие сторонились его, боясь навлечь на себя беду и потерять научные проекты. Он за это их не осуждал, но вечерами в холодной постели было… Одиноко. Хотелось простых разговоров, не наполненных нагрузкой. Хотелось просто делиться тем, что приходит в голову (в том числе анекдотами), не думая, как отреагируют люди. Хотелось просто человеческого теплого отношения. Потому Сайно очень дорожил дружбой с Тигнари, постоянно поддерживая с ним общение: то присылал письма с анекдотом в конце (Он все не оставлял надежды однажды развеселить ими своего друга), находясь в пустыне на задании, то корзинки с растениями, что заказывал ему он для своих лекарств. — Не смешно. — Да ладно тебе! Я нахожу это весьма забавным. — Если продолжишь свои шутки еще и за едой, — наклонившись к нему, сказал Тигнари угрожающим тоном, касаясь ушами его головного убора. Сайно на секунду испугался (Да ладно?! Сайно и испугался?!), что он скажет, что обидится на него, но виду не показал. — …То я больше не буду играть с тобой в карты. — Хорошо, — быстро согласился генерал, не желая огорчать своего друга. — Вот и молодец! — похлопав его по плечу, он откинулся стену крепкой палатки, расслабляясь. Сайно хотел что-то еще сказать, но тут зашел Альбедо с дымящимися тарелками с едой. — Вот и ужин. Приятного всем аппетита! — Спасибо, Альбедо! — приняв тарелку из рук нового знакомого, улыбнулся Тигнари. Сайно взял в руки тарелку и взглянул на друга. Что-то колкое ударило по сердцу. «Почему он ему так тепло улыбается? — размышлял генерал. — Альбедо ему нравится?». Но, решив, что не будет терзать себя ложными выводами, пока не узнает все сам, он принялся есть, с наслаждением кусая рыбу. — Слушайте, друзья, кто знает, когда еще мы так соберемся, так что предлагаю… — сказал алхимик и полез в сумку, что служила ему опорой для спины. Вытащив оттуда несколько бутылок вина, он продолжил: — Распить немного хорошего вина! Я всегда беру его с собой на всякий случай. — На такой случай как этот? Я только «за», — спокойно ответил Сайно, внутренне радуясь такому предложению. Сам пить он не сильно любил, но люди под его воздействием раскрывали себя настоящих, что было только на руку для укрепления отношений — что с Тигнари, что с Альбедо. — Я тоже не против, — мягко улыбнулся Тигнари Альбедо, что снова привело к сведенным на переносице бровям генерала. Дальше беседа пошла сама собой, словно они старые знакомые, которые не виделись давно, но всегда хранят теплые чувства по отношению друг к другу. Тигнари рассказывал интересные случаи лесного сторожа, Сайно сидел, облокотившись на сумку и со сложенными руками, и периодически вступал в разговор, а Альбедо делился своими научными открытиями и задавал вопросы, ответ на которые то один, то другой собеседник мог дать. Еда быстро исчезла с тарелок, ночь опустилась и дарила прохладу разгоряченным от вина и разговоров парням, а карты были забыты и брошены в угол палатки. Алкоголь быстро пробрался в кору головного мозга, что подарил друзьям горящие щеки, смех в несколько минут и развязность движений. Сначала их диалоги были на научные темы, но чем больше вина было в них, тем больше они ударялись в философию. Такое случается, но только с теми, кто готов обнажить душу и показать истинные мысли. — Что-то мы прямо загрустили. Может освежимся в озере? — предложил Сайно, который устал смотреть на эту воркующую парочку. Аж тошно стало. Встав, он прошел на берег и стал медленно снимать с себя доспехи. Через минуту к нему подошли Альбедо и Тигнари. — Ты… Ты собираешь голым плавать в озере? А вдруг стража увидит? — взволнованно спросил Альбедо, боясь за новых друзей, которые могут получить проблемы из-за такой вылазки. — Скорее всего они будут в первую очередь бояться подойти просто ко мне, так что не волнуйтесь, — спокойно ответил Сайно и снял последний элемент одежды. Щеки Тигнари залились все румянцем. Несмотря на долгую и верную дружбу между ними, таким раскрепощенным, свободным и игривым страж не видел генерала. Его хвост распушился и встал по струнке смирно. Пытаясь совладать с собой, он решился и стал быстро стягивать одежду. Альбедо удивленно посмотрел на него, но, решив, что проблемы будет решать тогда, когда они уже будут стучать ему в дверь, тоже стал отстегивать белый плащ. Вскоре втроем они лежали на черных волнах Мондштадского озера, смотря на полную луну и огни неспящего города. Казалось, что жизнь, которая обычно берет быстрые и невероятные обороты, замедлилась и несла их по течению. Волосы Сайно под лучами луны поблескивали в воде, отливая серебром, а уши Тигнари смешно подергивались от попадавшей воды, безуспешно стараясь от нее избавится. Сайно лежал и размышлял. Он чувствовал, что расслабленное после вина тело желало быть ближе к стражу — его верному другу. Хотелось обнять того и никуда не отпускать. Хотелось потрогать эти до ужаса трогательные ушки, затем жарко опалить их дыханием и посмотреть, как те будут отворачиваться от него. Хотелось много всего, но он — сам генерал махаматры — боялся все испортить, потерять того, кто крепко поселился в сердце и в мыслях. Но тут его размышления прерываются движением справа. Повернув голову, он удивился до глубины души и чуть не утонул. В темноте Альбедо и Тигнари целовались, запуская руки друг другу в волосы. Тигнари яростно посасывал маленькие и почти белого, как мел цвета, губы. Альбедо жался к нему ближе и тихо постанывал. Сайно не знал что делать… Но проходит минута, а может и десять секунд, и парочка отстраняется друг от друга. Сайно уже хотел было расспросить, какого Архонта тут сейчас происходит, но его вовлекает в поцелуй Тигнари. Почувствовав на губах сладкий вкус того, чего он так желал, генерал все равно не спешил бросаться в омут с головой. Но настойчивая рука, что уходила под воду и ласкала его, выбила из него все мысли. Сердце бешено билось в груди, а глаза закатывались от удовольствия. Хотелось утонуть в этой сладостной пытке. Хотелось раствориться в Тигнари и забыть про весь мир. Отлипнув от своего друга, Сайно посмотрел сначала на него — такого счастливого, спокойного, но с огнями в глазах, — а затем — на Альбедо, который мелко дрожал и с жаждой смотрел на них. Все решив для себя, генерал взял обоих за руки и потащил к выходу из озера. Оказавшись внутри палатки, Сайно повалил Тигнари на ковер, мягко придержав его голову. Покрывая шею стража торопливыми не то укусами, не то поцелуями, он весь дрожал от желания и противоречивых чувств. Он как можно быстрее хотел ощутить жар Тигнари, оказавшись внутри него. Но так же хотел насолить ему и при нем жадно заглатывать аккуратный набухший член Альбедо. Хотелось зарыться руками глубоко в волосы Тигнари, чтобы с силой оттянуть. Хотелось насаживать узкую глотку Альбедо на свой член, не жалея его. — Меньше думай, милый, и больше делай, — хрипло произнес Тигнари и мягко отстранил Сайно. Сначала тот хотел было возмутиться, что его так нагло прервали, но гнев быстро сменился молниеносным возбуждением, который окатил его с ног до головы. Страж мягко сел на свои колени, а затем нагнулся вниз, чтобы захватить пленительными красными и опухшими от поцелуев губами член Альбедо. Последний задохнулся от разрывающих его эмоций. Бедному Алхимику так отчаянно хотелось закрыться руками от взглядов этих двоих, как и заставить их не отрывать от себя взгляда. Мягко взяв в ладошку темно-зеленые волосы Тигнари между ушей на макушке, он направлял его глубже. Когда юркий язык провел по его стволу, а затем по головке, обведя ее, Альбедо разразился громким стоном, сильно сжимая веки. Звезды плясали перед глазами, ослепляя вечный холодный рассудок ученого, выбив последние мысли из головы. Сайно тоже в стороне не стоял: достав из рюкзака стража оливковое масло, он растер его между ладонями, чтобы оно не было холодным, и мягко ввел два пальца в Тигнари, растрахивая узкую дырочку. От таких манипуляций страж весь задрожал и застонал прямо в член Альбедо, пуская вибрацию по нему. Бедо зашелся громким стоном, который после был поглощен настойчивыми губами генерала. Тот целовал его не так, как Нари — мягко, нежно и яростно, — а настойчиво, вылизывая языком весь его рот и покусывая губы. Задыхаясь от эмоций, которые бурлили в нем подобно пробирке, вмещающая в себе не смешиваемое, он старался оттянуть приближающийся оргазм, стараясь насладиться происходящим доверху. Он был поглощен невероятными и фантастическими ощущениями заботы, нежности и страсти, которые до этого момента не появлялись в его жизни. Он чувствовал себя значимым и чего-то стоящим на этом свете, хотя и прекрасно понимал, зачем Тигнари все это начал. Эгоистически подойдя к этому моменту, он решил не вдаваться в мораль и просто насладиться моментом, который был так щедро брошен ему жизнью. Посчитав достаточной подготовку, Сайно мягко вошел в Тигнари, хрипло застонав в рот Альбедо. Нари сильнее прогнулся и качнул бедрами, стараясь ощутить генерала всего в себе. От жара внутри стража, генерал не мог больше ждать, чувствуя, что уже был на грани, потому сразу набрал хороший темп. Покачиваясь на члене Сайно, Нари все глубже и глубже брал в рот Альбедо, вылизывая его во всю длину. Шлепки, стоны и причмокивания раздавались на всю палатку, что заводило их всех, стараясь как можно больше удовольствия получить от их неожиданного соития. Каждый уже ходил по тонкой грани, но никто не хотел останавливаться. Альбедо уже не осознавал, что буквально трахает Нари в рот, ощущая, что скоро упадет в блаженную пустоту. Стоны стража усилились, когда Сайно твердо взял его за бедра и сильнее вбивался в него. Первым не выдержал Тигнари: сильно сжав губами член, он громко простонал и кончил на ноги Альбедо, содрогаясь всем телом. Уши его прижались к голове и подрагивали. Сайно хрипло зарычал, почувствовав, как крепко обхватила его член узкая дырочка стража, кончил следом, глубоко войдя в Тигнари. Альбедо, перестав себя контролировать, излился в рот Нари, заполняя его вязкой жидкостью. Разъединив тела, Нари довольный и опустошенный лег на живот алхимика, а генерал — сел на колени, уперевшись лбом в поясницу, где хвост лег на его голову. Они все пораженно застыли, не ожидая от самих себя такого разврата. Альбедо весь залился румянцем и хотел было сбежать, но его придавила сильная рука стража. — Ты думал, мы тебя так быстро оставим? — ухмыльнувшись, спросил Тигнари и смотрел прямо в глаза. Ну точно лис! — подумал Альбедо, стушевавшись. — У нас впереди еще второй раунд! — хрипло произнес Сайно, начав лизать анус стража, от чего тот задрожал. — Любитель азартных игр, архонт его дери, — проскулил Нари и стал надрачивать член Бедо.***
— Сайно… — громко закричал Альбедо, который уже весь покрылся пятнами. Ему казалось, что чужие руки были везде: Нари навис над ним сверху, оседлав его бедра, и крепко сжимал их члены, при этом вылизывая и покусывая набухшие соски алхимика; Сайно лег животом на ковер, вылизывая дырочку стража и просовывая язык внутрь и нежно его растрахивая, вводил пальцы в Альбедо по самые костяшки, нащупывая простату. Бедный художник весь трясся как в агонии и не мог перестать что-то шептать на грани бреда. Его волосы цвета солнца были раскиданы по яркому ковру, а из глаз текли мелкие слезы от настойчивых ласк. На второй раз все чувствовалось еще острее, чем в первый. — Сайно! Возьми уже и трахни Альбедо, не видишь, что ли, что человеку — плохо? — хрипло приказал страж, чувствуя, что все больше и больше распаляется от языка, который, оказывается, умеет не только рассказывать глупые анекдоты. — Да, моя пустыня, — произнес Сайно и отстранился от Нари, которого пробрало в дрожь. «Моя пустыня» — это чуть ли не прямое признание в любви, ведь она так много значила для генерала. Она была его домом, опаляя своим жаром и принося множество опасностей, которые лишь закаляли его. Она была неукротимой, горячей и недоступной для многих. Но ничего роднее не было для него. Сайно одним движением вошел в Альбедо, от чего тот пораженно ахнул и застыл в руках Тигнари, который смотрел на него с ухмылкой. Но любимого генерал не оставил без внимания, ведь был бы он тем, кто есть, если бы не умел делать несколько дел одновременно? Засунув три пальца в растраханного и поддатливого Нари, он стал медленно доводить до изнеможения, не забывая двигать бедрами. Троим сносило крышу от эмоций, что они делили друг с другом. Альбедо утопал в нежных и сладких поцелуях стража, при этом чувствуя властные и настойчивые движения генерала. Тигнари от открывшейся правды и пальцев Сайно готов был рассыпаться кусками от таких ласковых, но безумно правильных движений, желая привязать к себе неукротимого вершителя закона на всю жизнь. Белые волосы Сайно прилипали к лицу от усердия, а мышцы перекатывались от движений под светом одинокой лампы в палатке. Сам он чувствовал себя настолько полноценным, каким не чувствовал всю жизнь. Пару твердых движений рукой Нари и толчков генерала — и Альбедо выстрелил себе на грудь сперму, весь изогнувшись в спине и открыв рот в немом крике. Тигнари сам тяжело дышал, продолжая себе надрачивать и насаживаться на пальцы, которых, казалось, мало после первого опыта. Словно почувствовав его зов, Сайно выходит из Альбедо и с животным рыком вбивается в друга, желая целиком и полностью сделать его своим. Тигнари облокачивается на спину мускулистого генерала и целует в любимые губы. Они дышали друг другом, передавая воздух рот в рот, и делили одно желание на двоих. Сильнее прижав лиса к себе за талию и уперевшись в него до упора, Сайно бурно кончил, оставляя укус на прекрасных губах. Тот с громким стоном кончает на бедного алхимика, брызгая ему на лицо. Каждый из них изнемогал от пережитого, лежа друг на друге. Не найдя в себе сил хоть что-то сделать, все заснули за пару мгновений.***
Спустя несколько лет после событий Альбедо медленно шел по улицам Сумеру. Конечно, город разительно отличался от тихого и уютного Модштадта: повсюду запахи специй, благовоний и табака из больших трубок, крики продавцов и зазывал, бурные обсуждения прохожих о науке, красочные и яркие плакаты и фонари. Вечером в городе жизнь как будто была еще громче и более бурной, чем днем. Альбедо зябко поежился от больших скоплений народа и желал уже попасть к друзьям, которые жили вместе в доме, расположенного рядом с воротами. Алхимик хотел заглушить свое волнение от встречи с ними размышлениями над портретом Нахиды, ради которого он сюда и приехал. Получив письмо от самого Архонта Мудрости, он впал в ступор. Несмотря на свою оглушительную популярность в Тейвате, как искусного художника, Бедо каждый раз принижал свои заслуги и умения, считая, что его работа в лабораториях — лучшее, что есть больше, а большего не стоит желать, ведь желаемое часто выскальзывает из рук. Однако Нахида настойчиво просила приехать его, чтобы нарисовать ее портрет, чтобы повесить его рядом с Академией Сумеру, напоминая жителям всегда возвращаться к мудрости и не забывать о ней, которая всегда готова на помощь. Альбедо глубоко внутри знал, что достаточно быстро согласился на оплачиваемую поездку не сколько ради нового опыта, знакомства с самим Архонтом или из-за доступа к лучшей библиотеке Тейвата, к которой он получит доступ после завершения работ. Нет, он очень хотелось вновь увидеть лукавую улыбку Тигнари, услышать смущающий анекдот Тигнари и побывать в обществе двух, которые навсегда останутся ярким пятном в его жизненном пути. Успокоив трясущиеся руки, Бедо легонько стукнул в дубовую дверь. Через мгновение она открылась и перед ним предстал Тигнари, который был словно тем же парнем, которого он встретил в тот вечер — милый, пушистый, но с хитрыми глазами и лукавой улыбкой. — Привет, Ал! — накинувшись на ошеломленного друга с объятиями, громко воскликнул страж. Алхимик на это улыбнулся и скромно ответно поприветствовал. — Привет, давний друг! — более сдержано, но все же так же радостно сказал Сайно, притянув того тоже в объятия. От количества внимания Ал весь раскраснелся, но не переставал улыбаться. — ну что ты как не родной, давай, приходи и садись за стол, — отойдя, произнес Тигнари и показал на стол, который стоял справа от входа и был богато накрыт: там был и любимый Сайно Тахчин в виде пирамиды из зерен риса и мяса, и грибное ассорти Тигнари, и самса, и пахлава, и шаурма. Альбедо не знал, как все это в себя впихнуть! Сев за стол, он осматривал скромное жилище друзей: простая кухонька и стол, большой стеллаж с книгами и гардеробная, напротив входа маленькая гостиная, украшенная коврами, маленькими фонариками и пуфиками, а дальше спальня и ванна. Просто, но очень со вкусом и уютно. На него сразу напало ощущение дома, которое он не чувствовал довольно давно. Улыбнувшись друзьям, он отпил чудный кофе. Вечер проходил бурно — ведь столько новостей набралось за столько лет! Альбедо и не помнил, когда последний раз так много смеялся с кем-то. Но рассудительный ученый не мог не заметить, как Тигнари его часто прикасался — то плеча, то руки, то щеки, то волос, — и как болтал с ним без умолку. Косо смотря на Сайно, который сидел напротив, сложа руки, он чувствовал беспокойство. — Зачем ты это делаешь? — спросил напрямую Альбедо, наклонившись к уху Тигнари и прошептав это. Тот на секунду завис с напитком в руках, а затем посмотрел на него и растянул губы в той же улыбке, что и той ночью, где подговорил его поцеловать, чтобы разбудить в Сайно чувства. — Ох, знаешь, мой дорогой Ал, может я хочу всколыхнуть прошлые чувства… — сделав маленькую паузу, он продолжил. –…Или повторить тот пикник. Альбедо во все глаза смотрел на него, будучи полностью уверенным, что они все оставили в прошлом то, что было. Но чем дольше разглядывал старых друзей, он понимал — что будет с ними столько, сколько сможет, пока не станет угрозой для всего Тейвата.