***
Частный самолёт добирается до аэропорта Осаки за немыслимые десять часов. Чонгук прочитал весь перечень подготовленных электронных книг и всё равно успевает замучиться бездельем. Босс весь полёт сидит хмурой одиночкой, загипнотизировано глядя в иллюминатор, и, сказать по правде, помощник откровенно опасается вырывать его из морока раздумий. К терминалу чартерных рейсов подъезжает чёрный гелендваген, прямо с трапа забирая прибывших гостей. Люди Юнги раскиданы по всему миру, поэтому встречающих он знает в лицо, ответно кивая на низкие поклоны трёх мужчин в чёрных костюмах. Операция с приёмкой запрещённых лекарственных препаратов пару недель назад прошла успешно. Чонгук послушно просидел в тонированном джипе, с замирающим сердцем ожидая возвращения босса в компании трёх помощников и дюжины подчинённых низкого ранга. Появившийся в воротах ангара целёхонький Мин бальзамом залечил раны ноющей души. Не смея скрыть улыбки, парнишка кивнул сонбэниму в чёрном развевающемся плаще и вдавил педаль газа в пол, намереваясь увезти главу Золотых Ос как можно дальше от злосчастного места проведения сделки. Сейчас Чону также неспокойно, возможно, копошение червячков в груди даже усилилось, несмотря на личное присутствие подле незыблемого руководства. Запланированная Юнги афера не кажется чем-то сверхъестественным, но парню всё равно не по себе. На завтра назначена встреча с главой Красных Змей. Мин подпишет бумаги на нелегальную транспортировку двадцати ящиков биологически активных добавок, получая пять процентов от стоимости как гонорар за предоставленные услуги. В случае форс-мажорных обстоятельств заказчику выплачивается компенсация в размере полной стоимости товара и двадцати процентов сверху за моральную компенсацию непреднамеренных убытков, и к этим моментам чрезвычайного исхода и хочет прибегнуть Золотая Оса, имитируя нападение на охранный экипаж. Намджун намерен продать партию за двадцать миллионов, а его собрат знает тех, кто щедро выложит целых тридцать. Разве не грех отказываться от возможности такого лёгкого заработка? Люди Юнги перепродадут чужой товар, возвращая Змеям заявленные в оценённом ущербе двадцать четыре куска, имея чистой прибылью лишнюю треть исчезнувших денег. — Ненавижу эти галстуки, — негодует Мин своему отражению в зеркале. Чонгук хочет предложить помощь, но наперёд знает резко негативный ответ гордого основателя Ос, поэтому продолжает потягивать алкогольный коктейль в надежде чуточку расслабиться перед запланированной встречей. — И кто придумал эти удавки? — Бледные пальцы путаются в атласной чёрной ткани, вызывая повышенное внимание юного помощника. — Ты бы не налегал на спиртное. — Этого мало, чтобы ударило в голову, но отвлечься поспособствует. — Волнуешься? — Чон несмело кивает. — Нет поводов, если только ищейка Намджуна не научился читать мысли. Завтра мои люди отгрузят товар, и в Индонезийском порту случится небольшой конфуз. Намджун получит сверху четыре миллиона, о чём ещё можно мечтать? — Почему нельзя просто купить у него эти таблетки за двадцать и продать за тридцать? — искренне не понимает парень и покачивает кистью, позволяя остаткам коктейля на дне бокала омыть прозрачные грани. Юнги хмыкает. Его руки наконец одерживают победу над замысловатым узлом галстука. Длинные пальцы поправляют воротник белоснежной рубашки, а затем приглаживают смоляные волосы, в привычной манере зачёсанные от лица. — Змеям ни к чему знать, что я способен торговать на их территории. У нас разная специфика, пусть Ким и дальше спит спокойно, убеждённый в абсолютном единовластии на рынке подпольной медицины. — Не опасаетесь за брешь в репутации? Терять груз не самое располагающее дело. Мы можем лишиться потенциальных клиентов. — Оприходовав коктейль, Чонгук поднимается с красного бархатного пуфа и сам подходит к зеркалу, намереваясь поправить причёску. Юнги в отражении усаживается на идеально заправленную постель и шнурует блестящие кожаные туфли. Помощнику было дозволено войти в спальные апартаменты босса, хотя сам Чонгук планировал и дальше ютиться в гостиной зоне президентского номера отеля. — Перевозками занимаемся лишь мы с Белым Тигром, но связываться с Августо себе дороже, поэтому «коллеги» продолжат обращаться за помощью к Осам. Закончив с обувью, Мин натягивает чёрное утеплённое пальто. — Чёртова Япония со своими холодами. Вот поэтому я и перебрался в Португалию. Ворчащий мужчина кажется помощнику до невозможного милым. Даже не верится, что этот крошечный сгусток бубнежа с довольно нежными чертами, так любящий тепло и уют, может хладнокровно убивать и не мучаться кошмарами по ночам. Хотя Чонгук бы тоже убил. И не раз. Ради Юнги. С непонятыми мыслями парень кивает и сам спешит укутаться в пуховик. Часом ранее собранный глок дожидается хозяина на журнальном столике гостиной. Проверив магазин, Гук отправляет оружие за пояс.***
Встреча занимает не больше получаса. Старый продовольственный склад пригорода встречает гостей неприветливой сыростью недавно растаявшего снега. Липкая влага землистых дорог пачкает ботинки. Чёрный гелендваген тормозит у опущенного шлагбаума, метров двести не доезжая до точки. Юнги это не нравится. Он отчаянно стягивает полы драпового пальто, не переставая сетует на мартовскую стужу Осаки и с особым остервенением давит хлюпающую почву брендовыми туфлями. Намджун с Тэхёном прибывают первыми и теперь терпеливо ожидают компаньонов. Позади главы Красных Змей четверо мужчин в масках и с автоматами дожидаются своего часа. Сам Ким с невозмутимым выражением лица отсутствующим взглядом сверлит облупившиеся заржавелые стены. Парень с мятными волосами, стоящий по правую руку, с подозрением изучает окружающее пространство, сверкая огоньками в ореховых глазах. Челюсть едва заметно двигается, перекатывая жвачку. В руке блестит HS 2000. Юнги хмыкает на такие гипертрофированно показушные меры обеспечения безопасности, особенно с настороженности оголодавшего до потасовок Тэхёна, готового цепной собакой броситься на первого встречного. Сам же Мин подмогой не обзавёлся и идёт лишь с Чонгуком на пару. С задней стороны склада уже поджидает гружёная фура. Люди Юнги сядут за руль транспортного средства и направят его в порт на рассвете следующего дня, как будут подписаны бумаги. Лишних вопросов не возникает, как минимум со стороны главы клана. Тэхён же в свою очередь цепляется за каждую мелочь и не может не оставить без внимания отсутствие Сокджина. Прищуренные глаза изучающе бегают по Чонгуку, ищут лазейку учуять подвох, но по замене прибывший парень держится как никогда уверенно, черты лица жёсткие, выражение сосредоточенное. Тёмными глазами Чон испепеляет Кима в ответ, стремясь подавить волны чрезмерной подозрительности, но Тэхёна сложно сломить обилием внимания. Когда неуместных вопросов становится слишком много, сам Намджун закрывает рот неугомонному помощнику. Репутация Золотых Ос слишком безупречна, чтобы иметь подозрения, даже в самом худшем случае Красным Змеям прилетает немалый куш сверху, но Юнги и этого не допустит, потому что ненавидит терять собственные деньги. — Я в тебе не ошибся, — заключает Мин, пока он и его спутник возвращаются к ожидающему гелендвагену. Внезапная изморось мелкими каплями оседает на пальто и идеально уложенных волосах. Мужчина брезгливо морщится. Больше холода он ненавидит только сырость. — Выдержать гляделки с Тэхёном не каждому под силу. Отныне в Японию только с тобой, Чонгуки.***
Заканчивается уже вторая бутылка вина, а Чонгук не чувствует себя пьяным. Ну может лишь чуть-чуть выпившим, особенно когда протяжные речи босса жидким мёдом растекаются по ушам. Низкий голос сказочным образом дурманит, а этот грудной хрипловатый смех буквально сводит с ума. Чон не представляет, каким замыленным взглядом мажет по лицу напротив сидящего мужчины. Шоколадные вишни, знатно потемневшие, масляно блестят в свете зажжённых светильников. Отпраздновать неплохой улов Юнги предложил сам. Сам достал алкоголь и сам разлил по бокалам. После третьего помощник уже разрумянился, а после пятого стал пялиться куда откровеннее, забывая про неловкость. Глава Золотых Ос наивно не замечает голодных взглядов или просто делает вид, не прекращая философствовать о современных тенденциях культуры. Смысл его слов Гук потерял где-то полчаса назад. — Самое последнее, что я посещал, — это неделя моды в Париже. Ещё та скукотища, скажу я тебе. Сборище высокомерных ослов, на крыльях предрассудков считающих себя светской богемой. — Мин затягивается колумбийской сигарой и выпускает густое кольцо дыма через покрасневшие губы. Огни ночной Осаки горсткой неоновых звёздочек рассыпаются по утончённому профилю и остроте виднеющихся в вырезе расстёгнутой рубашки ключиц. — В последнее время скопища дегенератов действуют мне на нервы и способствуют мигрени. Будь моя воля, я бы поселился где-то в горах и жил себе в гордом одиночестве, просыпался в полдень и лежал весь день, необременённый заботами, но так нет же — не могу! Куда вы все без меня? Да те же Змеи вас растопчут! — Неужели вам действительно есть дело до наших грешных душ? — не без смешка спрашивает Чонгук, покачивая жидкую красноту на дне бокала. Юнги отрывается от спинки кресла и подаётся вперёд. — До твоей есть. Парень давится напитком. Мышцы обнажённых предплечий заметно напрягаются, и пальцы, обхватывающие стекло бокала, бледнеют. — В последнее время вы говорите какими-то намёками, сонбэним, и я не совсем понимаю. — На самом деле Чонгук сомневается, верно ли истолковывает двусмысленные фразы, ведь помутнённый противоречивым влечением рассудок предлагает свои истины видения. — Хочешь конкретики? — говорит Юнги совершенно серьёзно, не сводя сосредоточенного взгляда с замершего мальчишки. Под давлением обсидиановых глаз, искрящихся бесовским пламенем, Чон теряется, плавится, ощущая, как разжиженная кровь горячей лавой разливается по венам. Парень забывает как дышать, крепче сжимает бокал и, пригвождённый к месту, хлопает отчаянно ресницами. Несмелый кивок головой выходит непроизвольно, словно тело само решает, чего хочет и как поступить. Мин улыбается уголками губ, тушит сигару о дно хрустальной пепельницы и поднимается с кресла. В два шага преодолевает мизерное расстояние и склоняется над окаменевшим парнем, упираясь руками в спинку кожаного дивана. Чонгук трепещет, дрожит в неизвестном предвкушении. Околдованный, не может перестать смотреть в блестящий оникс глаз напротив. Юнги невозможно красивый, особенно сейчас: с танцующим светом на бледной коже щёк, с краснотой приоткрытых губ и вязким сумасшествием в черноте масляных глаз. Потерянный в непозволительной близости, Чон не знает, сколько проходит времени, прежде чем нависающий мужчина склоняется чуть ниже и касается его губ. Властно. Напористо. По-собственнически. Мажет горячим языком и скользит внутрь, обволакивая оттенками табака, алкоголя и шоколадных конфет. Вспыхивая подобно стогу сена от поднесённой спички, парень начинает отвечать. Бокал вина выскальзывает из ослабевших пальцев, алая жидкость россыпью капель собирается на чёрной блестящей коже обивки. Чонгук судорожно касается горячей шеи прохладными ладонями, впивается короткими ногтями, слышит сдавленное шипение в губы и буквально мурчит от удовольствия. Этого не может быть на самом деле! Невозможно! Это сон! А во сне можно быть безрассудным! Юнги хочет отстраниться, но ему не позволяют. Разгорячённый юнец отчаянно тянется и сплетается языками, хватается за плечи и рьяно дёргает на себя, желая усадить источник удовольствия на колени или хотя бы рядом на диван, но Мин стойко держится на весу, отрезвляюще кусает припухшую нижнюю губу парнишки и шепчет на выдохе: — Достаточно конкретно? Вместо слов Гук лезет за очередным поцелуем, но на проявление ласки не встречает ответа. — Не останавливайся. — Все формальности тают. В другой раз Чон провалился бы под землю за неподобающие вольности обращения, но сейчас ему всё равно, ибо это его сон. — Прошу, не останавливайся, — лепечет едва разборчиво, скользя кончиком носа по гладковыбритой щеке. Мин склоняется и обжигает дыханием тонкую шею, с упоением наблюдая, как растекающийся по дивану парень заливается мурашками, что есть силы цепляется за его плечи и не желает отпускать. Горячие губы касаются загорелой кожи, оставляют влажный след. Чонгук стонет, комкая в пальцах белую рубашку. — Только если ты не пожалеешь, — шепчет в самое ушко, а юнец под ним уже глаза закатывает от удовольствия, запрокидывает голову и податливо подставляется. После слабого укуса в шею распадается на сдавленный низкий стон. Дрожащие пальцы находят затянутые в плен петелек пуговки. Ярое высвобождение последних в прах разносит суть выдвинутых сомнений. Юнги хватает парня за руку, стоит тому распахнуть полы белоснежной рубашки и коснуться ладонью поджарого живота, тянет тяжелую тушку на себя и поднимает с дивана. На ватных ногах Чон еле стоит. Очень долго страдающий отсутствием ласки, он склоняется к раскрасневшемуся сонбэниму и снова целует. Проворные пальцы цепляются за белую комканую ткань и стягивают её с покатых плеч, но стоит избавить Юнги от рубашки, как тот звереет: толкает помощника к ближайшей стене и распластывает по холодному бетону, вжимаясь собственным телом. Рычит, кусается, впивается в упругие бока и ладонями вторит волнующим изгибам. Спортивный Чонгук кажется маленьким и хрупким, податливо выгибается навстречу, оплетает широкую спину руками и самозабвенно тянется к испепеляющему жару, обнимая всё крепче и крепче. Поцелуи становятся лишь глубже, стоны откровеннее, пальцы бесстыдно исследует недозволенное. Лишившись футболки, прижатый к холодной стене, Гук морщится, но продолжает отчаянно путаться в чёрных волосах, оттягивать у корней и зажимать в кулаке. Юнги беспорядочно потирается бёдрами, постанывает хрипло и кусает солоноватую взмокшую кожу, слизывает капельки пота, смакует чужой вкус на языке. — Хочу тебя. — Горячий шёпот обжигает ушную раковину. Чувствительную мочку оттягивают губами. — Хочу ближе, чем сейчас. — Ну так возьми, — отвечает разомлевший Гук, заламывая брови от удовольствия. Юнги отстраняется и заглядывает в осоловевшие масляные глаза. Лохматый и раскрасневшийся, с опухшими губами, он сводит парнишку с ума. — У тебя было с мужчиной? — Никогда, — шепчет на выдохе. Осевший на ватных ногах под сладостью чужих ласк, видит чёрные угольки прямо напротив своих. — Не страшно? — Усмешка искажает влажные от слюны губы. — Я не из боязливых. Думал, ты успел это заметить за годы моей службы. Мин довольно хмыкает, проводит ладонью по обнажённому рельефному животу, хочет поцеловать, но помощник толкает его в грудь, вынуждая отстраниться. Изящная бровь выгибается в немом вопросе. Гук облизывается голодно, цепляется за кожаный ремень чужих брюк и тянет, ведёт по направлению к спальне. Не оборачивается, пятится спиной и смотрит в вязкую черноту прищуренных глаз, сгорает в высоком пламени пляшущих огней. Затормозив у кровати, дёргает за пряжку, заставляя приблизиться. Пальцы путаются в пуговицах, не могут совладать с молнией, парень нервно кусает губы, но не смеет опустить взгляд. Разобравшись-таки с застёжками, Чон рывком опускает брюки до щиколоток и застывает на корточках, заворожённый лицом возвышающегося мужчины. Ладони опускают на стройные ноги, нежно ведут выше, поглаживают бёдра, огибают прикрытый боксерами вставший член и перетекают на втянутый живот. Чонгук сглатывает, падает на колени и прикасается губами к нежной коже вокруг пупка. Юнги выдыхает рвано, проходится зубами по нижней губе и вплетает пальцы в чёрную копну чужих волос, сжимает властно, тянет, негласно командуя подняться. Руки ложатся на подкаченную грудь, дразняще обводят ореолы сосков и давят. Упавший на мягкие простыни Чон блаженно охает, поднимается на локтях и с жадностью наблюдает, как вышедший из упавших на пол штанин мужчина заползает на просторы двуспальной кровати. Зависнув над распластанным парнем, он улыбается самодовольно, с аппетитом оголодавшего зверя рассматривая поджарое тело под собой, в сумерках спальни облитое мерцающим уличным светом. Чонгук пользуется заминкой, обвивает бледный торс ногами и переворачивает Мина на спину, седлая его бёдра. Не медлит и присасывается к манящей шее, вгрызается и оставляет первую собственническую метку. — Полегче, Чонгуки, — хрипло усмехается, зарываясь в густые влажные волосы на затылке. — Мой гардероб не на половину состоит из шарфов. Но парень не слушается, кусает снова, втягивает кожу и любуется очередным алеющим пятном, не веря, что хотя бы во сне этот мужчина всецело принадлежит ему. Юнги касается чужого паха через джинсовую ткань, заставляя юнца на себе вздрогнуть. Сжимает ощутимо, слушая шипение куда-то в изгиб шеи. Усмехается. — Сними. — И Чонгук не смеет ослушаться. Оставшись в одних боксерах, намеревается снова усесться верхом, но мужчина качает головой. — И их тоже, — кивает на эластичный кусок ткани, провокационно обтягивающий немалую выпуклость. Стоит парню избавиться и от белья, Мин приподнимается и хватает его за запястье, затягивает на кровать и укладывает рядом, вновь нависает и открыто любуется, рассматривая покрасневшее лицо. — Смущаешься… — Улыбается и касается горячей щеки кончиками пальцев, гладит нежно, успокаивающе. Убирает взмокшую чёлку со лба. Огромные карие глаза сияют миллионами горящих звёздочек. Топят в вязком мерцании небосвода полярной ночи. — Такой очаровательный. — Поцелуй меня. И Юнги внемлет отчаянной мольбе. Тёплая ладонь накрывает влажный член, от соприкосновения который заинтересованно дёргается и выплёскивает очередную порцию ароматного семени. Под настойчивой лаской Гук извивается, впивается ногтями в плечи и несдержанно стонет, не разрывая жаркого танца сплетающихся языков. Бессознательно трогает и пытается стянуть чужие боксеры. — Нетерпеливый, — усмехается Мин, но позволяет стащить с себя бельё. Толстый влажный член шлёпается о живот. Розовая набухшая головка блестит обилием смазки. Добившийся успеха парнишка вмиг теряется, сглатывает тяжело и поднимает на парнёра озадаченный взгляд. — У тебя такой же, не так ли? — Юнги обводит собственный член и тут же принимается ласкать чужой. Опустившись бёдрами, позволяет налитым плотям соприкоснуться. Чонгука пробивает крупная дрожь. Сжав простыни в мокрых ладонях, он кусает губы, чтобы позорно не заскулить, но сдержать хныканье не получается, когда мужчина помещает в ладонь оба ствола и размашисто скользит вниз. А потом ещё и ещё, неспособный насытиться видом разбитого Чона, непрекращающего заламывать брови и дрожать. — Остановись, — умоляет Гук, до крови прикусывая губу. — Хочу не так! Юнги, нет! — На неформальное обращение мужчина насмешливо хмыкает и мажет языком по горошинке соска, ускоряя движения руки. К тому, что он хочет, он пока не готов. Парень дёргается, извивается, запрокидывает голову в беспамятстве и шепчет неразборчивые сочетания. Оттянув зубами шоколадную бусинку, Юнги давит большим пальцем на влажную головку члена и заставляет Чона излиться. В ночных огнях недремлющей Осаки юношеское лицо искажается гримасой блаженства. Выгнувшись на постели, Гук распадается на мелодичный стон. Блестящие опухшие губы так и манят. — Я не представлял тебя таким громким, — подтрунивает Мин, слизывая с ладони белесую сперму. Стоит поднять на него взгляд — парнишка снова дуреет, теряется в реальности, обращаясь комком обнажённых чувств. Перехватывая изящное запястье, Гук подносит испачканную руку к лицу и погружает пальцы в узость жаркого рта, с румяными горящими щеками стыда обсасывая липкие фаланги. Заколдованный зрелищем, Юнги тянется к налитому члену, хочет ноющий орган сжать до звездочек перед глазами, но у осмелевшего как по волшебству подчинённого другие планы. Подорвавшись с места, Чон валит мужчину на спину, забирается сверху и прижимает руки к простыням. На живот ложится россыпь влажных поцелуев. Парень не касается подрагивающего члена и скользит ниже, зарываясь носом в мягкие чёрные волоски. Вдыхает глубоко, смотрит масляными глазами исподлобья, как вечно непроницаемое лицо босса сейчас удовольствием пропитано, как трепещет человек в его руках в предвкушении. Всё можно отдать, чтобы лицезримое искусство обрело формы и за пределами сладких иллюзий. На любую жертву пойти. Любой грех совершить. Гук готов убить каждого на этой земле, чтобы близость с Юнги оказалась реальностью. — Ты не обязан, — хрипло произносит Мин, понимая суть чужих намерений. — Я хочу, — отвечает решительно и целует налитое яичко. — Давно хотел. Чонгук не настолько отважен, чтобы дразнить: убаюканный лаской дикий зверь в любую секунду может опомниться и представь в своей грозной ипостаси. В залитых по локоть кровью руках хватит силы вцепиться в глотку и разорвать неугодного на куски. Даже если в тайных постыдных фантазиях Чон и имеет слабость вообразить бледные длинные пальцы на своём горле, он всё равно не медлит и обхватывает багровую головку губами. — Дьявол… — слышится хрипло. Юнги вырывает запястье из хватки и опускает руку на чёрную макушку. Довольное урчание Гука посылает вибрацию по всему напряжённому стволу. Раззадоренный пальцами в волосах, парнишка вбирает чуть глубже, мажет языком по плоти, а после втягивает щёки, слыша шипение через стиснутые зубы. Мужчина приподнимается на локтях и запрокидывает голову. — Слишком хорошо для новичка. От комментариев Чон воздерживается. Не говорить же, что не раз и не два в деталях поэтапно представлял, как будет отсасывать своему боссу? Но даже несмотря на частые фантазийные практики парень всё равно смущается и недостаточно решителен в действиях, да вот только не знает он, что замешанная на робости неловкость и румянец на щеках возбуждают Юнги куда сильнее. От влажной узости рта и больших карих глаз он теряет рассудок. Выругавшись, Мин всё же фиксирует лохматую голову и пару раз подкидывает бёдра, как можно глубже утопая членом в жарком колодце распахнутых губ. Надутый шарит норовит вот-вот лопнуть. — Чёртов Чон Чонгук, — звучит слишком хрипло. Мужчина до боли сжимает чёрные пряди, пока бурно кончает. Он не позволяет Гуку отстраниться, да тот и не хочет, послушно сглатывая потоки горьковатой спермы. — Чёртов Чон Чонгук, — повторяет и уже тянет парнишку на себя. Озадаченный ругательствами, тот застывает сверху с непониманием на лице. Хочет склониться и поцеловать, но Юнги препятсвует, обхватывая ладонями горящие щёки. — У меня никогда не было слабых мест. Никогда не было привязанностей. Так почему из-за тебя я становлюсь уязвимым? Почему думаю о тебе и хочу заботиться? Что в тебе особенного, Чонгук? Ты убиваешь Мин Юнги, которого я знаю. Блестящие глаза круглеют, проясняются от мутной поволоки страсти, начинают играть переливами танцующего пламени. В мерцании огоньков Юнги тонет. Большими пальцами он гладит мальчишечьи скулы и ощущает, как сжимается собственное сердце в груди, которое казалось давно окаменевшим. — Я точно сплю, — едва слышно лепечет Чон, неистово краснея. Опустив голову, он зарывается лицом в чужую шею, не находясь со словами. — Глава Золотых Ос не должен быть пристрастным, не должен быть зависимым. Мне следовало убрать тебя, как только я начал испытывать притяжение. Но я не смог. И сейчас не могу. — Юнги опускает руку на чёрную макушку и начинает нежно поглаживать спутанные пряди.— Мне нельзя быть мягким, но с тобой не получается по-другому. — Сонбэним, — резко вспомнив о приличиях, шепчет Чон в разгорячённую кожу. — Вы тоже дороги мне. И не просто как человек, на которого я работаю. — Замолчи. Просто замолчи. И откуда ты такой взялся? — Ваши люди сами предложили мне подработку. — После того, как ты умело сливал бензин на наших заправках. На насмешливое упоминание прошлого Чонгук не реагирует. По истечении нескольких минут упоения размеренным стуком чужого сердца он приподнимается на локтях и заглядывает в чёрные глаза встревоженно, с неприкрытым беспокойством. — Я не хочу, чтобы сегодняшней ночи не существовало. — Юнги вскидывает брови. — Не хочу, чтобы мы делали вид, будто ничего не было. То, что случилось, значимо для меня. Не заставляйте меня притворяться. — Я и сам устал от притворств, Чонгуки. Мне не убежать. Пытался — не смог. — Костяшки пальцев скользят по румяной щеке. Неосознанно парень следует за лаской, прижимается, жмурится от удовольствия. — Кто бы мог подумать, что детдомовский мальчишка, взятый в клан шутки ради, сумеет растопить многовековые льды Антарктиды. Новый Мин Юнги пугает меня. — Зато нравится мне, — парирует, а после склоняется и оставляет поцелуй на груди. — Не думайте о будущем. Давайте насладимся настоящим. Хотя бы ту малость, что у нас есть. Время быстротечно. — Маленький философ, — усмехается и толкает Чона в грудь, вынуждая скатиться на бок. — В душ пойду первым. — Не пригласите составить компанию? — осмеливается на подобную вольность, с интересом наблюдая, как обнажённое поджарое тело поднимается с постели. — Не заигрывайся, мальчик. На первый раз хватит с тебя впечатлений. Гук разочарованно хмыкает, но провожает взглядом широкую спину и половинки упругих ягодиц, белыми мазками разбавляющие синеву сумрачной комнаты. Стоит Юнги скрыться, парень переворачивается на живот и зарывается в комок смятых простыней. Улыбается от уха до уха, что аж мышцы лица сводит. Под сердцем что-то трепещет, щекочет своими маленькими лёгкими крылышками. Если происходящее действительно сон, Чонгук не намерен просыпаться. Он удержит сладкие грёзы любым способом: если будет нужно, с головой окунётся в океаны крови. Когда рядом Юнги, даже страх перед самой смертью постыдно отступает.