Тэхёну казалось, он видел каждую пролетающую рядом снежинку. Словно под микроскопом, он разглядывал причудливые кристаллы, узоры и зазубрины, выполненные самой природой. В приюте ему рассказывали, что среди снежинок нет ни одной похожей. И почему он задумался об этом именно сейчас? Почему он так упорно искал хоть пару похожих? Наверно, потому что каждая вторая из них — пепел: уродливый, серый, лишённый всякого изыска, нагло застревающий в горле, глазах и волосах. Снежинки и пепел соревновались за первенство, пытались покрыть собой каждый участок земли раньше соперника. Они схлестнулись в этой борьбе, словно две армии несколько часов назад. И, увы, нечто прекрасное и невероятное уступало страху, боли и ненависти. Причудливые и замысловатые снежинки не блестели под слоем пыли и пепла. Их уникальность таяла с каждой секундой.
Тэхён, вероятно, не дышал с самого рождения. Иначе невозможно было объяснить, почему он видит эти странные блики. Подобно призме, снег пропускал закатные лучи, окрашивая их в завораживающие оттенки алого цвета. Они сияли и зажигали воздух пламенем и искрами, парадоксально не тая. Лёд, камни и металл больно впивались в колени, холод, казалось, залез не только под шинель, но и добрался до самой души, промораживая желание жить и двигаться. И это было неважно. Он продолжал смотреть на вальсирование угольков в воздухе в тщетных попытках оторвать взгляд. Они покрывали некогда прекрасную землю красным, насыщенным красным, таким же, как и кровь, которая стремительно застывала на его щеках. В этом безумном пожаре она всё же умудрялась выделяться на фоне ужаса. Это и не удивительно: несколько секунд назад она принадлежала ещё живому человеку.
Рядом с ним упало тело. Определённо точно тело. Никто не мог жить с простреленной головой. Наверное, это лицо, полное страха и непонимания, будет ещё не раз являться ему в кошмарах, если он вообще уснёт после такого, после этого дня. У Тэхёна не нашлось сил стереть с себя чужую и собственную кровь. Время вокруг них словно застыло, разрешая лишь снегопаду и тоненькой ниточке дыма из дула напоминать, что планета до сих пор крутится, жизнь до сих пор продолжается. Для Них. Он совсем забыл о своём странном спасителе. Тэхён уставился на оружие в ожидании, что теперь настал и его черёд. Вероятно, до этого они не поделили награбленное, и теперь он может забрать не только оставшиеся жалкие ценности жителей деревни, но и его жизнь. Веки под тяжестью страха начали опускаться. Всё, что видел Тэхён, — это тонкую полоску рубинового неба и испуганное выражение лица своей погибели. Последнее перед тем, как резкий щёлкающий звук раздался где-то рядом с ухом, и такой же шумный выдох. По всей видимости, не только он задержал дыхание. Его тряхнули за плечо и попытались поднять. Тэхён начал вырываться.
— Что ты делаешь?! Отпусти меня! — он распахнул глаза и попытался оторвать от себя чужую тонкую ладонь. Тэхён удивился своей способности сопротивляться не меньше Чонгука. Тот поджал губы и снова начал тянуть на себя. — Ты же понимаешь по-французски! Оставь меня в покое. Давай, тебе ещё тащить мешок с золотом. Делай то, что написано в вашем адском уставе. Ну же! — Тэхён злобно плевался ядом. — Стреляй.
— Настрелялся.
— О да, вы тут настрелялись. Посмотри вокруг, немецкая свинья! Посмотри вокруг! Как тебе такой тир? Много живых и бегающих мишеней?! Не интересно палить по сидячему солдату? Какая жалость. Позволь высказать тебе мои соболезнования. Катись к чёрту! Пусть дьявол утащит вашу армию в ад, ибо здесь, на божьей земле, ей не место. Ненавижу! Что ты встал как вкопанный? Ну же! Повторяю, стреляй! — Тэхён хотел подняться и приставить дуло к своему лбу, чтобы облегчить работу врагу, но оружия не оказалось в руках. Только спустя мгновение Тэхён заметил поблескивающий металл у ног противника. — Ничего не понимаю. Зачем. Почему. За что… — Тэхён не задавал вопросы. Интонация его была нейтральной, из него резко начали уходить силы.
— Я француз.
— Ещё лучше. Ты убивал своих соотечественников. Не осталось ничего святого в этом месте. Да и может ли, после гусениц ваших мерзких танков? Под крыльями ваших самолётов? Всё уничтожили! Всех уничтожили. Радуйся… — из последних сил выкрикнул Тэхён и затих. Сил не осталось. Он слишком замёрз и устал, чтобы продолжать обливать моральные устои немецкой армии помоями. К чему всё это? Мёртвых не вернешь. К ним можно лишь присоединиться. Тэхён свёл брови к переносице.
— Меня зовут Чон Чонгук. Прошу тебя, давай перестанем пререкаться. Надо уходить. Нам выделили немного времени на последнюю зачистку. У нас не больше часа-двух. Ты весь замёрз, прошу, — Тэхён ему не отвечал. Он склонил голову вниз, не сводя взгляда с оружия. Чонгук посмотрел на его прекрасное лицо, измазанное в крови, своей и чужой, пепле и саже. Мороз, будто художник рисовал эту маску на лице. Отчего-то ему было жизненно необходимо стереть её немедленно, пока она не пустила свои корни в его мозг и душу. Он посмотрел на рукав собственной шинели. Платки им не давали. Чонгук опустился на колени перед ним и на миг ужаснулся, насколько сильно промёрзла земля. — Давай, мы должны стереть это. Хотя бы немного. Нам нужно уходить.
— Зачем? — прошептал Тэхён и постарался отвернуться от чужих рук, но голова застыла на месте, лишь мозг умолял и твердил спасаться. Спасаться от необычайно мягких и тёплых рук, к которым хотелось прижаться. Он так устал.
— Потому что на тебе начинает застывать кровь этого помешанного. Если сейчас не стереть, то потом до горячей воды будет целая жизнь. Давай. Прости меня, она грубая, но большего у меня нет.
Он немного требовательно схватил Тэхёна за подбородок и повернул его в сторону уходящего солнца. Лучше бы он этого не делал, но альтернативы не нашлось, поэтому Чонгук начал аккуратно убирать следы предательства фальшивой родины с совсем юного лица. На радость Чонгука, эта жёсткая маска войны поддалась достаточно легко, являя ему испуганного и измученного паренька. Он вновь сжал губы, зубы, чтобы унять чувство, ломающее его грудь и рвущее его сердце на мелкие лоскуты. Наверное, в нормальной жизни он мог затмить звёзды своей красотой. И, возможно, даже война ещё не успела наложить свой след. Тэхён облегченно выдохнул. Никто иной, как бог, уберёг его от этого ужаса. Других причин, по которым он ещё жив, Чонгук не знал. Кровь и грязь теперь осталась на рукаве ненавистной шинели. Меч, который пустил кровь, использовали для прижигания.
— Ты же понимаешь, что нам не сбежать? Куда нам идти? Посмотри вокруг… Никого и ничего не осталось, ни одна стена не может укрыть от холода, некому приютить ни тебя, ни меня. Тщетные попытки, — Тэхён не мог взглянуть назад. Там, мёртвый, лежал его друг детства. Тот, кто пытался оставить эту землю. Теперь он принадлежит лишь ей. Жаль, она уже не столь прекрасна, как в ту самую ночь. — Лучше сконцентрироваться на выводах и помолиться, если ты ещё веришь. Зачем ты убил его? Он мог быть нашим палачом вместо природы. Я не хочу ждать, пока сюда явятся ещё нацисты. Я не хочу больше бояться…
— Прекрати. Пожалуйста. Не позволяй этим мыслям победить. Иначе они выиграют не только на поле, но и в твоей голове, — Чонгук попытался улыбнуться и приободрить парня. Тэхён задержался на улыбке, отмечая, как сердце застучало быстрее. А он уже думал, что то остановилось. Было в его выражении лица какое-то неизвестное ему чувство. Тьма внутри начала понемногу рассеиваться. Из мыслей вырвал тихий, слегка настороженный голос: — Знаешь… Это был первый человек, которого я убил. Я… Я был водителем, и лично не приходилось ещё лишать кого-то жизни.
— И как ты держишься?
— Нормально.
В этот момент, как назло, из его левого глаза покатилась слеза. Тэхён застыл, глядя, как влага начинает рисовать узоры дорожками на щеках незнакомца. Он, как ни пытался, не смог разглядеть сожаления, паники, сомнения. Немного нервное, извращённое счастье закралось на дне этих тёмных глаз. Чонгук шмыгнул носом. Он старался держаться, как мог, от этих противных мыслей, но паренёк надавил на свежую рану, и из неё плеснула кровь. Ему было страшно. Слышать выстрелы, крики. За последние несколько часов он привык видеть смерть рядом, но быть её источником — нет. Первая ли это кровь на его руках, или последняя, неважно. Несколько мгновений назад он убил человека. С историей, с воспоминаниями, дышащего и думающего о будущем. И, наверное, именно это побудило Чонгука шагнуть за грань. Будущее бывшего напарника шло вразрез с его собственным. Этой пулей он поставил себя на путь искупления и ей же сохранил незнакомцу жизнь. Это его крест, его венец. И поэтому Чонгук не позволит безымянному мальчишке сдаться и стать ещё одной живой мишенью.
— Используй свой левый рукав.
— Конечно. Ты…
— Тэхён. Ким Тэхён.
— Тэхён, ты не поднимаешься. У нас немного времени. Я совершенно не знаю здешних мест и без понятия, куда нам двигаться. Если кто и может нас спасти, так это ты. Мы должны хотя бы попытаться. Ты не думаешь?
Чонгук был немного впечатлен именем и наивностью молодого солдата. Без военной грязи он стал совсем ребёнком. Его волосы слегка трепыхались на ветру, так и призывая либо скрыть их под шапкой, либо запустить туда руку. — Давай же, солнце скоро совсем скроется.
— Да. Я встаю.
Только после этих слов он понял, что язык остался последней мышцей, которая не затекла. Тэхён попытался дёрнуть и разогнуть ноги, но не вышло. Конечности просто не поддались. Он глубоко вздохнул, задержал дыхание и с лёгким стоном смог пошевелить левой ногой, буквально приказывая ступне начать двигаться. И, как ни странно, это сработало. Медленно, словно плохо промазанный двигатель машины, его тело начало отзываться, скрипя противным звуком. Он знал, что в одиночку не сможет выбраться из клетки собственного тела. Одна нога — далеко не победа, это лишь начало. Но неожиданно его руку куда-то потащили, и худощавое, не скрываемое даже под плотной шинелью, тело начало поднимать его с холодной земли. Этот Чонгук странный. Тэхён не был готов слепо довериться его странным глазам и доброй улыбке. Не после сегодняшнего дня.
— Я не могу уйти просто так, — Тэхён буквально чувствовал, как кровь возвращается к его ногам и как их начинает покалывать, сводить и выкручивать. Но упасть ему не позволяли всё та же переброшенная через шею рука и взгляд внимательных глаз, которые стремительно расширялись от удивления. Брови поползли вверх. И может, это глупо, но сейчас, на фоне багряного неба, этот Чонгук стал единственным смыслом двигаться. Однако Тэхён имел вескую причину оставаться в этом месте, и Чонгук заслуживает знать почему: — Мой друг, Марсель. Чьё… — он запнулся. — Чьё тело за моей спиной. Я хочу предать его земле. Похоронить. Даже если это будет стоить моей собственной жизни. Я не могу оставить его на съедение воронам. Ни Марселя, ни его сестру Ариэль.
— Это будет стоить тебе жизни, — Чонгук нахмурился. Он, возможно, и понимал желание Тэхёна, но оно неотвратимо приведёт его к гибели. — Посмотри вокруг, — свободная рука обвела сожжённую деревню. — Я не вижу здесь ни одной лопаты. Это самоубийство. Ты собрался копать могилу руками? Сейчас декабрь и, даже будь у нас две лопаты, нам ни за что не справиться с промёрзлой землёй за час. А это всё, что у нас есть. Я прошу тебя. Я взываю к твоему рассудку. Пойдём отсюда.
— Не к чему взывать, я продал его на блошином рынке двенадцать лет тому назад, когда купил свои первые ноты, — буркнул Тэхён. Он понимал, что Чонгук прав. Во всём, чёрт возьми. Но душа и сердце разрывались лишь при мысли оставить брата и сестру на поруку природы и кошмарной реальности. А если честно, что может быть страшнее самой смерти в глухой деревне тому, кто хотел начать жить по-настоящему? — Чон, я не могу оставить его здесь. Пусть немцы найдут меня роющим сбитыми пальцами землю. Я не уйду. На северо-востоке, где-то в лесу, хрен пойми где, если честно, есть дом лесника. Тебе стоит отправиться туда и молиться богу, что ты найдёшь его. Там можно переждать ночь. А дальше… А дальше мне уже не заглянуть. Удачи, Чон Чонгук, может, ещё увидимся, если у тебя получится замолить свои грехи, — Тэхён отпрянул от него. Ноги начали работать, а заторможенное тело приходить в себя. Насколько это вообще было возможно.
— Ты когда белены успел объесться? Тэхён, ты правда думаешь, что я найду дорогу без тебя? Да ты сам сомневаешься в наличии этого дома! Как же мне найти его? Нет. Так не пойдёт. Ты здесь не останешься. Пошли, — Чонгук схватил его за рукав заледенелой шинели и потащил на себя. Тэхён из-за всех сил упёрся ногами, не позволяя сдвинуть себя с места. Смачно выругавшись на немецком, Чонгук отпустил его. — Ладно. Хорошо. Мы остаёмся. Я не пойду без тебя… — Чонгук потёр глаза. Как давно он спал? Вчера? На той неделе? Никогда? — Не пойду.
— Тебя вообще как в армию-то записали? — Чонгук сделал удивлённое и возмущённое лицо. — Ты чего несёшь? Предложи свой вариант. Ну же! Я не уйду отсюда, пока вороны летают над трупом моего друга и его сестры.
— Они летают и над нами. Потому что даже птицы умнее тебя. Мы ничем не отличаемся от твоего друга, пока ты упрямишься. Я уверен, он желал бы тебе не быть истуканом и не спорить посреди пепелища и ждать гибели! — Чонгук начинал злиться и кричать от безысходности. Он сжал кулаки и зажмурил глаза, пытаясь успокоиться. — Как их звали. Как?
— Марсель и Ариэль.
Чонгук вздохнул, и в эту секунду его посетила гениальная мысль. Насколько она могла быть гениальной в этой ситуации.
— А что, если нам… Что, если… — он видел и понимал, что мальчишка за спиной Тэхёна был дорог ему. Сестру он так и не разглядел в этом раскуроченном месте. Сколько ей было? Наверняка младше. Такое предложение могло повлечь за собой ещё серию споров. У них нет на это времени. — Что ты думаешь о сожжении? Я понимаю — это не христианское погребение… Но всё же. Так птицы и животные не доберутся до них. Прошу, Тэхён. Других предложений у меня нет.
— Я… Я… — Тэхён запнулся несколько раз. В мыслях не вязалось. Он собирался похоронить или сжечь своего лучшего друга. Того, кто отдавал ему последний кусок и тайно водил на речку. Приносил воды под испепеляющим солнцем и улыбался так искренне, так прекрасно в лунном свете и мерцании звёзд. Кто свидетель его жизни? Он. И вряд ли Марсель действительно хотел бы увидеть его около своей могилы с приставленным к виску оружием. — Я согласен. Но… — воздух всё никак не хотел пробираться в лёгкие. Всё никак не хотел наделить храбростью сказать эти слова. — Как нам это сделать? Нужно много сена или… Чего нужно?
— У меня есть идея, — он быстро оглянулся и снова посмотрел на Тэхёна. Это был единственный вариант выжить и умерить упрямство нового знакомого. — Недалеко, под вон тем холмом, есть машина. Надеюсь, там есть запасная канистра с бензином. В такой сырости и холоде других вариантов у нас нет. Ты… Ты сможешь отнести их в одно место, чтобы провести сожжение, Тэхён? Это немного не то, что обычно ожидают…
— Посмотри вокруг. Кто ожидает этого? — Чонгук не стал обращать внимания на эту фразу. Он просто кивнул. Тэхёну нужно время, чтобы перенести тело друга куда-то в укромное место. У них не так много времени. — Я отнесу их на кровать в доме, за моей спиной. Она вроде сохранилась и… И лучше сделать это там.
— Понял. Буду минут через десять.
— Хорошо.
***
Чонгук пару секунд смотрел на спину Тэхёна. Что-то не могло заставить его отвести взгляд и наконец-то спуститься с горы к машине. Только слегка дёрнувшиеся чужие плечи заставили его действовать. Он посмотрел вниз на машину и осторожно начал спускаться — не хватало упасть и сломать ногу. Чон понимал, что им необходимо спешить, но проклятая канистра примёрзла и никак не хотела поддаваться. Будет комично, если причиной их смерти станет железяка на морозе. Выругавшись в миллионный раз за сегодня, он ударил по ней ногой, и та, скрипнув, отлетела в сторону. Он не удержался на своих двоих и повалился в сугроб. Чонгук попытался встать, но запутался в шинели. Крышка могла отлететь и тогда ему придется сливать бензин из бака. Тоже не весело.
Наконец распутавшись, он наклонился, к счастью, всё же к закрытой канистре. Его внимание привлёк маленький цветок посреди серого снега. Он по непонятным причинам не погиб от мороза и кошмара наяву, произошедшего несколько часов назад. Хилый и сопротивляющийся, синего оттенка, название которого Чонгук не знал. Он ровно поставил канистру и наклонился, срывая его, чтобы попытаться почувствовать запах. Носа коснулся слегка пряный, сладкий аромат, но этого было слишком мало, и Чонгук разочарованно выдохнул. Он отпустил его и поднял глаза со своих ног, переводя на поле, где, вероятно, летом росло тысячи таких цветов и весь воздух наполнялся их пыльцой. Фиолетовые лепестки полетели вниз, вместе со снегом и пеплом, пока рот Чонгука раскрывался в неверии. В его лице затаилась паника и боль. Он гнал эти мысли, но маленький цветок раскрыл ему глаза.
Смотри, Чонгук, это ты натворил.
Ты сделал это.
Вот это.
Чонгук смотрел на поле, покрытое смертью: машины, лошади и люди лежали неподвижно. После этого столкновения стало совсем неважно, сделали тебя на заводе или растили в любви и ласке под крышей родного дома, ты не нужен, ты оставлен, и ты мёртв. Под его ногами лежал цветок, который выжил. Один. Исключение из правил. Исключение из этого месива несправедливости и ненависти. Сейчас Чонгук не знал, выберутся ли они отсюда живыми и как сложатся их жизни, но для себя он решил. Хватит. С него хватит. Можно ли оправдать этот ужас обычным приказом военачальника? Страхом за свою жизнь? Он понял. Нет. Пусть тебя приставят к стенке, заставят упасть на колени и дадут прочитать последнюю строчку в молитве. По крайней мере, твои глаза никогда не увидят деяния собственных рук.
Солнце заходило, предрекая конец не только дня, но и жизни солдат, животных и прежних устремлений Чонгука, навязанных системой. На холме его ждёт такой же маленький цветок, которому посчастливилось выжить. И он сделает ради него всё. Он схватил канистру и отправился вверх по холму. Как оказалось, в гору идти намного сложнее, чем катиться с неё. Особенно, когда за плечами — вина за жизни тысячи людей.
***
Он знал, что ему нужно обернуться рано или поздно. Этот странный француз-нацист был прав, скоро за ними придут, и тогда он сам окажется под прицелом. И судьба уже не подкинет ему очередного умалишённого в виде спасения. Его убьют на этом самом месте. Но выживет ли он, когда вновь повернётся к своему другу? Сможет ли потом задышать, заставить себя идти вперёд, двигаться? Тэхён задавал эти вопросы и не моргая пялился на небольшой уголёк. Ещё несколько минут, и он погаснет. А через несколько часов его заметёт снегом, пару десятков лет — и только земля будет помнить ужас, который здесь творился. Лишь Тэхён будет знать об этом угольке и о том, как он затухал под снегопадом. Подобный сотням жизней несколько часов назад. Между ними не было никаких различий. Выбор оставался за Тэхёном. Он развернулся с закрытыми глазами, желая оставить надежду за собой. Он жив. Он помнит.
Взгляд, направленный на друга, не остановил сердце, не подгонял его к глотке, не душил. Марсель умер. Это факт. Это боль. И ничто это не изменит. Он может лечь рядом с ним, но от этого не услышит ещё одну шутку или глупую историю. Понимание, что сам друг не хотел бы для него этой участи, заставляло сделать его первый шаг по грязному снегу. Ему казалось, он выплакал слёзы ещё полчаса назад, когда жизнь медленно угасала в друге у него на руках. Как оказалось, нет. Тэхён почти рывком заставляет себя двигаться. Ему страшно. Он, побывав на войне лишь жалкий отрывок времени, уже и не помнил, когда не ощущал отвратительного и липкого страха, ползущего по спине колючей проволокой, сжимающего ноги и сердце. Сдаться легко. Ждать, пока тебя так же припорошит снегом. Но его время не пришло. Может, через час, два, пятьдесят лет. Он любил Марселя и Ариэль, поэтому не нарушит обещание и не позволит животным добраться до них. Нацистам — тем более.
Тэхён всхлипывает, когда поднимает Марселя на руки. Он холодный. Тэхён ненавидит зиму, снег. В нём нет ничего чистого и прекрасного. Обычная вода с неба, убивающая желание существовать. Ноги дрожали, и он с трудом встал. Его шатало из стороны в сторону, нечто несоизмеримое малое отделяло его от падения. Собравшись с силами, он держался прямо. Рука Марселя свисала вниз, и Тэхёну пришлось прижать его сильнее. Он в очередной раз осознал, что не слышит сердце, как бы сильно ни сжимал тело друга. Лишь своё, бьющееся израненной птицей в грудной клетке. Спина Марселя прогибается, и он ничего не может с этим поделать. Всё, что ему остаётся, — это шагать вперёд. Он только краем глаза осмотрел их сгоревший дом с чудом уцелевшей кроватью. Тэхён положил друга на слегка изожжённый матрас и отошёл, едва не падая.
Он повернул голову налево и уставился на Ариэль. Тэхён дал себе установку. Никаких мыслей о младшей сестре Марселя, иначе он рискует получить сердечный приступ прямо здесь и сейчас. Он отгонял эти мысли с остервенением последние несколько минут, всё больше и больше сдавая позиции. Но вот теперь его глаза зацепились за маленькое тельце в углу некогда счастливого и тёплого дома. Тэхён тряхнул головой и пошёл в сторону девочки. От понимания, что поднять Ариэль не составило труда, Тэхён вновь заплакал. Его плечи дрожали, когда он прижимал её к себе. Война не жалела никого и ничего. Особенно та, которую развели немцы. В этот раз он шёл так аккуратно, будто не касался земли, словно не хотел навредить больше. Тэхён крепко сжал зубы и пустил белый шум в голове. По-другому он просто сойдёт с ума. Он опустил Ариэль к её брату и сделал шаг назад.
Когда-то этот дом спасал его от жары, жители рассказывали невероятные истории, кормили самой вкусной едой. Теперь у этого дома нет трёх стен, крыши. Снег падал на брата и сестру, не встречая препятствий. И отвратительный пепел. Он покрывал их следами войны, как будто смерти им было недостаточно, как будто этому миру нужно больше, больше слёз. Тэхён не переставал оплакивать своих друзей. Солнце ещё выглядывало из-за горизонта, окрашивая небо уже не в отвратительно кровавый цвет, а лазурный, синий, попутно по-новому окрашивая на снежинках. Повисла тишина, нарушаемая лишь тихими всхлипами.
Вот и пришёл их конец.
Он ещё может немного помечтать, пока Чонгук не вернулся. Отец Марселя снова забыл затушить самокрутку, и дом сгорел подобно спичке. Они не успели найти ночлег и вынуждены остаться жаркой летней ночью на пепелище. Мать Марселя набила тумаков нерадивому мужу и отправила с односельчанами решать проблему. Тэхён понимал, насколько глупо мыслит. Такого бы никогда не случилось. Но пусть уж лучше полнейший бред наполняет его голову сейчас, чем факт того, что и матери, и отца уже нет. Нет и Марселя и Ариэль. Никого в этой деревне не осталось в живых. Лишь он и странный соотечественник. Снег и пепел. Тэхён мог представить, как друг смотрит на открытое небо и рассказывает сестре про созвездия, как падают звёзды, и они спорят, кому загадать желание. А завтра приедет телега и увезёт их далеко, в город, в котором им ещё не посчастливилось побывать. Тэхён верил в это. Он, как восемнадцатилетний парень, только что положивший мёртвую девочку на кровать к такому же мёртвому брату, имеет право верить во что хочет.
— Простите меня. Простите меня, пожалуйста.
Почему-то ему не хотелось молиться. Он верил в Бога. Но сейчас не мог найти оправдания ужасу пред глазами. Если пальцы всё же не превратятся в кусочки льда и не отломятся в скором времени, Тэхён обязательно напишет об этом мелодию. Он выпотрошит свои эмоции на рояль и заставит клавиши играть то, что у него на душе. И пусть пройдут сотни лет, достаточно вернуться сюда, под эту крышу из звёздного неба, и вдохновение само найдёт его. Оно найдёт его, плачущего, в форме французского солдата, мокрого, замершего перед могилой двух детей. Таких же, как и он сам. Единственное, что Тэхён знает наверняка, — он сделает задуманое и никогда не вернётся в это место. Если жизнь Тэхёна будет длиннее пары часов, его нога уже не вступит на эту проклятую землю. Сжав ладонь в кулак, он вытер слёзы, лишь размазав пепел по своему лицу.
— Тэхён? Готов? — Ким задержал дыхание и развернулся. Сзади него стоял Чонгук с канистрой в руках. Как долго он тут? Судя по мрачному лицу, достаточно, чтобы пережить подобный спектр эмоций. Из его кармана торчал цветок, но Тэхёну было больно смотреть, больно думать и дышать. Всё, на что согласилось его тело, — это слабо кивнуть. — Хорошо. Давай всё сделаю я. Не против?
— Нет, — тихо сказал Тэхён и посмотрел на брата и сестру. — Лей только пожалуйста на кровать и вниз. Не хочу… Я не хочу.
— Понял.
Пламя охватило Ариэль и Марселя мгновенно. Чонгук кинул небольшой уголёк в бензин, и он разгорелся в ту же секунду. Тэхён даже не успел приготовиться к тому, как огонь поглотит его прошлое. Последние его остатки. Слова молитвы каким-то магическим образом начали всплывать в его голове. Чонгук встал рядом с ним, и его лицо до сих пор оставалось непроницаемым. Пожар полыхал на его радужке. Он не верил и не хотел думать, что, по сути, двое мальчишек предали огню таких же подростков. Совесть душила его за неизвестных ему людей, но даже не смотрела в сторону бывшего напарника. Он был на поляне слишком долго, и теперь у них точно нет времени оттащить тело в какой-нибудь угол.
— Тэхён, прости. Но времени уже не осталось. Я сделал всё, что ты сказал. Теперь мы можем уйти отсюда? — сказал Чонгук. Тэхён и не думал спорить. Он не хотел смотреть, как огонь стремительно забирает его друзей, и ждать их убийц. Он кивнул Чонгуку и заметил облегчённый выдох. Почему ему так важно, чтобы они ушли вместе? Он и сам не знает, где находится дом лесника. С ним или без, у них немного шансов. — Тогда пошли. Они могут подъехать с любой стороны. Нужно двигаться осторожно. Я взял оружие.
— Думаешь, они вернутся, чтобы проверить, как вы? — Тэхён по-злому усмехнулся, но Чонгук проигнорировал его. Глаза Тэхёна до сих пор были безжизненными, такими же стеклянными, как и у мертвецов.
— Нет. Они вернутся, чтобы доказать, что никакая крыса не сбежит с их корабля просто так. А именно ими мы сейчас и являемся, — они вышли вниз и оглянулись. Впереди дорога освещалась луной и звёздами. В лесу им будет намного тяжелее передвигаться и ориентироваться. Еды у них нет, воды — минимум. Немцы могут стать не самой страшной участью с пулей в спину у стены, но странные звуки выдернули Чонгука из раздумий. До леса их разделяла дорога в триста метров вниз с холма. Он повернулся на слишком знакомый звук.
Далеко, размером с точку, практически незаметную, ехал автомобиль. Если бы не фары, он ни за что не рассмотрел бы его. Он мысленно начал прикидывать, сколько им потребуется времени, чтобы понять и отследить. И будут ли они вообще гнаться за беглецами? Разве им не нужно склонять на колени весь мир? Они, не сговорившись, начали спускаться вниз по горе.
Сердце оглушительно стучало в ушах Тэхёна. Какое дыхание открылось у него за сегодня? Откуда силы? Он не знал ответы на эти вопросы.
Тэхён бежал. До леса оставалось не больше сотни метров, и тогда их сокроет плотная живая изгородь. На секунду Чонгуку показалось, что он должен остаться и задержать внимание. Он даже остановился, но Тэхён отреагировал мгновенно, оборачиваясь с дикими глазами, полными страха и вопроса. Чонгук задержал дыхание и уставился на него в ответ. Он решил его судьбу следующими словами.
— Чего встал? Бежим! — Тэхён махнул рукой и шагнул в чащу.
