***
Песок. Песок везде в этой ебаной пустыне, забивается в складки одежды, в волосы, в открытые раны. Попадает в глаза, в рот. Много, много песка. Они ушли, конечно. Хотя в ушах все еще звучали крики на таком резком арабском, грохот взрывов и автоматные очереди. Хотя заклинивший затвор, говорящий о том, что патроны кончились, все равно страшнее. — Ты не боись, Шэрд, — сказала Кхорна сквозь зубы и сплюнула на дорогу кровь и чертов вездесущий песок, — донесём. Я тебя донесу. Шэрда, возможно, могла бы успокоить её вымученная улыбка, но он без сознания. Если совсем честно, Кхорна надеялась, что он и не очнётся — обрубки ног поневоле притягивали взгляд, и она то и дело смотрела на торчащую из остатков голени белую кость. Все, что она смогла там, она уже сделала, и в голове пульсировало, что долго жгуты держать нельзя, что на такой жаре и при движении, что он и так потерял больше, чем нужно, больше, чем мог. Кхорна знала, что до базы его не донесет. Но шаг, еще шаг, она кляла себе под нос пустыню, песок, развороченный Хамви, который пришлось оставить на месте перестрелки, и лежащие впереди километры. Через полчаса она начала тихо молиться. Еще через десять минут без сил опустилась на дорогу, аккуратно устроив рядом с собой труп. — Надо снять жетоны, — Грэхар подошел со спины, звеня снарягой, но у Кхорны не было сил оборачиваться. Она начала что-то отвечать, когда голос прервали раздающиеся вдалеке раскаты вертолетных лопастей. Оставалось совсем немного, и Кхорна подняла голову к небу, к Нему, и закричала в бессильной ярости.***
— Расскажешь? — прошептал Дохан в ночную тишину. Кхорна прижала его к себе еще крепче. — Незачем тебе на ночь страшилки слушать, — улыбка вышла неестественной, но уж какая есть, — хочешь поспать сегодня со мной? — Мне папа снился, — сказал Дохан почти на грани слышимости, и Кхорна бессильно прикрыла глаза. Она могла оградить Дохана от своих кошмаров — но не от его собственных. Всю ночь Кхорна лежала без сна, прижав к себе сына, и думала об Айеке. В груди поднималась привычная уже злость, почти ярость, пока она вспоминала, как лихо её развернули в участке. «Нет состава преступления», «там нечего расследовать, миссис Мкатили», «нам очень жаль». «Они и не будут ничего делать, — Миклен смотрел, как она судорожно прикурила сигарету, что позволяла себе вообще-то очень редко, — они все ебаные трусы. Я бы помог, ты знаешь, но нет полномочий, так все, на уровне слухов». Кхорна его поблагодарила, конечно, — Миклен дружил с Айеком, и он неплохой человек, — но ярость душила и рвала на части, и она прекратила общение с полицейскими в принципе. Каждый справляется с горем, как может. Он говорит, что нужно уметь прощать, но, кажется, в Кхорне остается все меньше и меньше хорошего и светлого, чтобы прислушаться к Нему. Она никогда не была правильной католичкой, но перед похоронами даже сняла крестик — Он бы точно не одобрил тот удар в нос начальнику Айека. Впрочем, сейчас крестик был на ней, болтался на тонкой цепочке вместе с чуть подкопченым широким золотым ободком, слишком большим для её пальца. Кхорна молилась тихо-тихо в предрассветных сумерках, надеясь, что сказанное в писании сбудется. «Да воздастся каждому по грехам его». Кхорна была готова ответить за свои — если и все остальные ответят.***
Подъем как-то не задался — все-таки задремавшая под утро, Кхорна почти проспала, и собирались они с Доханом в дикой спешке. Она успела-таки сунуть ему в руки обед — он всячески отбрыкивался обычно, но в это утро почему-то не стал. Он вообще был какой-то задумчивый и чуть грустный, то и дело потирал плечо, на котором Кхорна сама обрабатывала до полного заживления шрамы от ожогов, и односложно отвечал на её вопросы. Хорошо было бы найти ему психолога. И сменить школу. И на то, и на другое нужны были деньги, и Кхорна только поморщилась про себя. Они никогда особенно не откладывали, и зарплаты Айека в сочетании с оплатами её командировок вполне хватало на безбедную жизнь; вот только их квартира сгорела, машину продавать она не стала бы до последнего, а деньги с последнего выезда в пустынное ничто постепенно таяли. Много сожрали похороны, еще больше — её попытки разобраться с тем, что именно произошло. Не разобралась. Она больше не могла рисковать собой; по крайней мере, не так, как раньше. У Дохана больше никого не осталось. Единственный её брат, что был жив, Олдех, не отказывался присмотреть за племянником, пока она была занята — все-таки смерть… всех сильно ударила и по нему; но они с супругом точно не стали бы брать Дохана к себе в случае её смерти. Да и она не хотела для него такой судьбы. Кто, если не она, знал, каково это — быть нежеланным и нелюбимым в собственном доме. Забросив Дохана в школу, — «спасиб мам, забирать не надо, давай», — она поехала к своему хорошему другу, с которым договорилась встретиться. У Алиесара, вроде как, могла бы быть для неё вакансия. Войдя в высокое стеклянное здание, Кхорна почувствовала себя не в своей тарелке. Это ощущение только усилилось, когда она увидела Алиесара — лощёного, в дорогущем костюме и пижонских очках с тонкой оправой. Такого местного, подходящего этому чудовищу из стекла и бетона, будто-бы-не-знающего-жизни. То, что она помнила, как выглядят его кишки, и то, как без каких-либо сомнений он нацеливал винтовку на любую цель, живую и неживую, несколько примиряло её с действительностью. — У нас запросили именно тебя, — начал он без особых предисловий, когда они устроились в его просторном кабинете, — не знаю уж, почему. Достаточно рутинная история — мальчишка-археолог, очень восторженный, кстати, едет в Ирак на раскопки, ему не помешал бы кто-то, кто умеет держать в руках винтовку. Ориентировочно на три недели. Опасно не должно быть. — Ирак? — лицо Кхорны чуть потемнело, но Ирак сейчас — не самое плохое место. Есть варианты похуже, — какого хуя он забыл в Ираке? Его камешки там сотни лет лежали, еще полежат. — «Опасность повреждения этих экспонатов может иметь критическое значение для современной науки», — Алиесар отчетливо кого-то передразнил, — я ебу, скажи мне? Мне платят не за то, чтобы я советы давал. Деньги хорошие, Кхорна, я бы подумал на твоем месте. Она вчиталась в контракт, лишь мельком взглянув на нули внизу страницы. Вроде бы все стандартно, и вправду — не опасно. Конечно, это дело такое, любое спокойное место там, в пустынном ничто, может оказаться безумным в считанные минуты, но риск был… приемлемым. Стоящим этих нулей. Они обговорили прочее важное — выезд через неделю, все расходы на себя берет заказчик (это было критическим для общего плана, Кхорна не была уверена, что нашла бы деньги на билет в Ирак в обе стороны), экстренные контакты, снабжение… Наличие спутникового телефона приятно порадовало, как и сроки. Она успевала на окончание учебного года Дохана, да и день рождения его не за горами. — Ну, тогда встретишься с ним сегодня? Я, если что, уже договорился, не то, чтобы это вопрос. — Конечно, — Кхорна только глаза закатила. Алиесар оставался собой, не смотря ни на что, — у меня же совсем нет планов. Встречусь, куда подъехать? — Бар на 116-й Западной, около корпусов Колумбии. Я так понял, он там работает, — Алиесар протянул ей визитку. Что же, значит, некий Эвлиад Анис ждал её на обед в баре на 116-й Западной через полтора часа. Кхорна привычно отдала честь, — и ничуть не была удивлена получить такой же автоматический ответ, — и вышла из кабинета, а потом и из здания, вдыхая полной грудью. Загазованный воздух не подвёл, все такой же отвратительный, он неплохо прочищал мозги. Шумные улицы Нью-Йорка придется снова променять на ебаный песок. К счастью, не так уж надолго.