***
— Это часть твоей игры? — спрашивает Минхо, наблюдая, как Чан переодевается в белую ночную рубашку чуть выше колен. — Что ты имеешь в виду? — недоумевает тот, отдёргивая пышные рукава, и попытался прибрать свои буйные тёмные кудри, которые обычно прячет под шляпу капитана или убирает за уши. — Раздразнить Хонджуна, чтобы пробраться в его каюту? — хихикает Минхо, заставляя лежащего на кровати Чанбина неловко кашлянуть. У Чана вспыхивают уши, но он всё ещё пытается сохранять нейтральное выражение лица. — Понятия не имею, о чём ты. — Сонхва сказал мне, что никому нельзя входить в каюту Хонджуна без разрешения. Не принято… эм, знаешь, обычному члену экипажа навещать его, — ухмылка сползает с уголка рта Минхо. — Особенно ночью. — Я не член экипажа, так что, — фыркает Чан, — а теперь прекрати шутить глупые шутки. Мы пленные. — Не очень-то на это похоже, — бормочет Чанбин, — эти люди… слишком добры к нам. — Бандиты умеют быть обаятельными и умеют манипулировать, — отвечает старший, открывая дверь. — Не хочешь взять с собой шляпу? Чтобы утвердить господство? — дразнит Минхо. Рука крепче сжимает дверную ручку. — У Хонджуна моя шляпа, — выдавливает Чан. Краем глаза он замечает сменившееся от сожаления лицо Минхо, но не ждёт извинений и уходит, хлопнув дверью. Корабль огромен — это почти смешно. Чан дважды теряется, сожалея о том, что не нашёл времени лучше узнать окружение только из ярого негодования. Будь он настоящим капитаном, он бы прятался повсюду, планируя побег. Но нет. Конечно, стоит именно сейчас излишне капризничать, потому что… потому что что? Потому что на этот раз у него нет преимущества? Чан вздыхает, наконец отыскивая за углом нужную, солидную, благородную дверь. Он чувствует каждую неровность дерева под ногами, подходя к ней, и в конце концов тихонько стучит в неё (уже ненавидя, как робко прозвучало, но, чёрт возьми, дверь-то массивная). — Войдите. Капитан презирает расслабленный, ленивый тон, как будто Хонджун на все сто уверен, что Чан будет следовать его инструкциям. Скрип, два шага, и дверь снова закрывается. Дыхание сбивается при виде Хонджуна, сидящего на прочном столе, спустив одну ногу, его вес в основном сосредоточен на поднятом бедре. Светлые волосы переливаются под мерцанием свечей в бокалах, рукава рубашки закатаны, а спина согнута над большой картой в руках. — Ты, наверное, не привык к такому… хм, просторному судну, а? — наконец говорит Хонджун, откладывая карту в сторону и поворачиваясь на столе. — Ну, по крайней мере, я не воровал его. Хонджун свистит, ухмыляясь. — Остроумный ответ. Но корабль мне достался по наследству. Чан закатывает глаза, прижимаясь спиной к двери. — Наследие отморозка многого не стоит. — О нет, мой отец тоже служил во флоте, — усмехается пират, — одним из высших адмиралов с командой из ста человек. Он построил корабль со своими людьми. Неудивительно, что он такой громадный. Во-первых, Чан недоумевал, как они лишь ввосьмером смогли потянуть такой корабль, но Сынмин рассказал ему об их современной конструкции вёсел. К тому же у них на корабле не было большой загруженности, хотя Чан ожидал целую камеру с драгоценностями и золотом. — А теперь ты используешь его для грабежей, — шипит Чан, — разве твой отец не разочаруется? Хонджун снова смеётся, играя со своей косой. — Мой отец всегда считал мир несправедливым из-за разрыва между бедными и богатыми. Я просто забираю то, чего люди… заслуживают. Чан хмурится на его загадочные слова. — Не догоняешь? — дразнит Хонджун и тянется за чем-то. — Ты же у нас самый умный капитан, нет? Чан рычит. — Верни мою шляпу. — Прости, милый, но на этом корабле может быть только один капитан. Чан направляется к нему, дабы выхватить шляпу, но в конце концов его останавливает крепкая хватка на запястье. — Ты не ответил на мой вопрос. — Ты не в том положении, чтобы командовать. Хонджун поднимает бровь. — Неужели? Что ж, ты обещал сделать всё, чтобы оставить свою команду в живых. Чан автоматически расслабляется, а глаза становятся темнее моря. — Подумай хорошенько, Чан. Что может быть причиной того, что ты почти ничего не находишь на этом корабле? Что может быть причиной, что ты и твоя команда всё ещё живы? — спрашивает Хонджун, переходя на шёпот с каждым словом. Чан зажмуривается, пульсация в висках грозит перерасти в головную боль. — Я. Не. Знаю, — чеканит он, отталкивая Хонджуна и оборачиваясь, и останавливается при виде больших полок, заполненных книгами, свитками, шкатулками и инструментами. Чан втягивает воздух, тайно впечатлённый коллекцией. Так окунувшись в свой гнев, он не заметил этого раньше. — Только не говори, что ты читаешь в свободное время, — фыркает он. — Знание — сила. Конечно, некоторые книги скучные, но можно тренировать выносливость при чтении. — Но знания не купят тебе еды. — Точно. Чан замирает и чувствует колотящееся чуть ли не в горле сердце, вспотели ладони, покалывают ступни. Затем он разворачивается, так резко, что чуть не натыкается на Хонджуна, который стоит намного ближе, чем ожидалось. — Ты раздаёшь всё бедным, — шепчет он. Впервые на лице Хонджуна не появляется насмешливое выражение. Его взгляд суров, но так же ясен и честен. — Ага. — Но… ты всё ещё… — хмурится Чан. — То есть, это всё ещё воровство. — Я знаю, — без колебаний отвечает Хонджун, — но мне всё равно. Я не вижу смысла в том, чтобы у людей было больше денег, чем они могут потратить за всю жизнь. — Даже имея так много книг, ты думаешь как-то… ограниченно. — Ты так думаешь. Ты всего лишь хорошо обученная собака, присланная правительством. Но, хей, иногда лучше быть ограниченным. Так… проще. Хонджун проходит мимо Чана к одной из полок. Он открывает шкатулку и достает из неё сокровище. — Ты можешь смотреть на драгоценный камень и просто думать, что он прекрасен. Ничего больше, — говорит он, обернув ожерелье вокруг указательного и среднего пальцев и задержав перед лицом Чана. Тот смотрит на изумруд, загипнотизированный его острыми, но деликатно отполированными гранями, от которых рябит в глазах. Но он видит больше, чем это. Он может точно сказать, откуда взялся этот камень — помнит дату прибытия, помнит корабль, который должен был благополучно доставить его правительству. Корабль, что так и не прибыл. Он хочет предъявить всё Хонджуну, обвинив его в преступлении, но слова остаются невысказанными из-за выжидающего взгляда напротив. — Красиво, правда? Чан только медленно кивает. — Думаю, он будет отлично смотреться на тебе. Прежде чем он успевает возразить, Хонджун встает позади него. Чан не понимает, почему он вдруг больше не способен двигаться, хотя, конечно, нет ничего странного в том, что Хонджун дышит ему в шею, или в его тёплых руках, касающихся кожи, или в его сердце, бьющемся прямо за спиной. — Повернись. Чан закрывает глаза, а стыд растекается по груди. — Я сказал, повернись. На этот раз капитан слушается с трясущимися коленями и пылающими щеками, ожерелье кажется тяжелым, а драгоценность горит на груди. Хонджун поднимает его подбородок, лаская свободной рукой изумрудный камень. — Я был прав, — выдыхает он, — ты чертовски красивый, — и подходит ближе, дыша Чану в шею и вызывая дрожь. Ещё один вздох, и его губы прижимаются к бледной коже. Чан выгибает спину, впиваясь пальцами в талию Хонджуна, и вздрагивает, когда тот проводит ладонью по боку. — Ч-что ты делаешь? — заикается Чан, в ушах гудит, между ног разгорается жар. — Не рассчитывай, что я буду владеть собой, когда ты выглядишь так, — говорит Хонджун, дергая подол ночной рубашки Чана, и усмехается: — Выглядишь таким очаровательным. Принарядился для меня. — Я собирался пойти спать после нашей встречи. Не более. — О, правда? Я подумал, что ты можешь остаться на ночь, — шепчут на ухо, проводя пальцами по кудрям Чана, — чтобы я показал тебе, что такое настоящая капитанская каюта. Чан задерживает дыхание. Веки трепещут, а пятки упираются в пол. Он слегка наклоняет голову, боясь резкого движения, но пытаясь избежать пронзительного взгляда Хонджуна. — Я не вижу кровати. — Это главная каюта. У меня отдельная спальня, — объясняет пират, проводя по спине Чана, пока не стопорится на позвоночнике. — А моя кровать нас легко выдержит. Чан уверен, что его щеки уже могут заменить свечи, но старается сохранять голос спокойным. — Да? Ты… проверял? — Ревнуешь? — Ещё чего, — бормочет он, смущённый близостью их лиц. — Я думаю… думаю, что мне пора идти. Он уже тянется к дверной ручке, как Хонджун начинает смеяться. — Поверить не могу, что ты капитан военного корабля. Ты даже не можешь посмотреть мне в глаза, не сломавшись. Чан стискивает зубы, расправляя плечи и сжимая пальцами бронзовую ручку. — И даже не можешь отвоевать свою шляпу. Жалкий. Чан слегка качает головой в надежде избавиться от кипящего гнева, потому что ему нужно уходить прямо сейчас. Но он едва успевает открыть дверь, и его тотчас прижимают к ней лицом. Он принимается извиваться и делает резкий шаг назад, достаточно резкий, чтобы оттолкнуть Хонджуна. Обернувшись, он встречает озорную улыбку, но уже раздражённую, и насмешливо поднятые брови. — Ты обещал служить мне. Разве такой верный человек, как ты, не должен следовать своим обещаниям? — Хонджун кладёт руку рядом с его головой, наклоняясь вперёд. Чан даже глазом не моргнул. — Правда? Именно этого ты хочешь? Он грубо хватает Хонджуна за шею, заставляя ахнуть от неожиданности и сжимая ткань на его груди другой рукой. — А как думаешь, чего я хочу? — выдыхает Хонджун, на самом деле пострадавший от жёсткой хватки. Чан надеется, что его нервозность не очень заметна, и ещё сильнее впивается пальцами в кожу пирата. Теперь, будучи так близко, он может получше рассмотреть лицо Хонджуна, от его глаз до острого носа и точёного подбородка. Чан чувствует тепло по всему телу, сбитый с толку, ведь он до сих пор невероятно зол, но его также странно тянет ко рту напротив. — Мы ещё даже не прикасались друг к другу, а ты уже до жути возбуждён, — шепчет Хонджун. Капитан пытается возразить, но давится собственными словами, когда Хонджун просовывает руку между его прижатых друг к другу ног. У него нет возможности как-то отреагировать, потому что Хонджун преодолел небольшое расстояние для короткого поцелуя. Этого достаточно, чтобы Чан затаил дыхание и покраснел. — Такой очаровательный, — повторяет пират, — может, мне согнуть тебя над столом и выбить из тебя всю дерзость? Чан прижимает ладонь к лицу Хонджуна, но в то же время поддаётся его рукам. Он быстро отступает, пытаясь скрыть подсознательное желание большего количества прикосновений, но Хонджун уже заметил это. — Хонджун, — рычит он с предупреждающим тоном в голосе. — Я думаю, тебе лучше называть меня «капитаном», пока я делаю тебя и твоих мальчиков частью этой команды. — Ты не можешь… Ты не заставишь нас. Смешок Хонджуна лёгкий, как перышко. — Мне и не нужно, милый, — он пресекает попытки Чана отбиться, снова соприкасаясь губами, и скользит вниз по его бокам. Чан начинает таять от его шаловливых ручонок, что сжимают мягкую кожу на талии, но пытается напористо ответить на поцелуй. Если он не может избежать своей участи, то по крайней мере хотя бы поборется за власть. Даже если приходится засовывать язык Хонджуну в горло, грубо хватать его за плечи и отталкивать назад. Так продолжается до тех пор, пока они оба не спотыкаются о стол. — Какой строптивый, — говорит Хонджун, удивляясь и тоже тяжело дыша. — Ты такой красный. Как мило, — он обхватывает лицо Чана удивительно нежными ладонями, упираясь бедром в его промежность, дразняще потирая её. — Должно быть, тяжело быть капитаном военного корабля, — и заправляет прядь волос ему за ухо. — Правительство эксплуатирует тебя. Они просто видят в тебе инструмент. — А ты не видишь во мне большего, — парирует Чан, хотя голос дрожит от внезапной неуверенности. Как бы он ни ненавидел заумное высокомерие Хонджуна, он не может отрицать, что действительно так ещё труженик, живущий только ради службы правительству. До этого момента всё было хорошо, потому что он был убеждён, что поступает справедливо. — Я вижу. Ты… сокровище. Вот почему я держу тебя на этом корабле. Ты особенный. Все это видят. — Ты меня почти не знаешь. — У меня отличная интуиция, — Хонджун наклоняет голову. — Кроме того, до тебя тут не было ни одного настолько храброго капитана. А ты знаешь, я многих выбросил в море. Чан чувствует проносящиеся по спине мурашки, словно тысячи иголок. — Правда? — говорит он, стараясь звучать ровно. — И что во мне такого особенного? Хонджун играет с тонкой тканью ночной рубашки Чана, оставляя лёгкие поцелуи на его подбородке. — Несмотря на то, что ты молод и довольно горяч… Чан хмыкает. — Ты просто… очень хороший человек. Ты волнуешься о членах своей команды. Видишь в них не только солдат. Они… они твоя семья, — пират проводит носом по шее, вдыхая его запах, и останавливается у уха. — В этом мы схожи. Чан не знает, почему вздрагивает, но ощущает, как дергаётся член и неистово колотится в груди сердце — обе смущающие реакции заставляют его уткнуться лицом в изгиб шеи Хонджуна. — Думаю, у нас особая связь, — продолжает тот, накрывая ладонью правую часть груди Чана. — Поэтому ты пригл… заставил меня прийти к тебе в каюту? Хонджун начинает обводить большим пальцем сосок Чана, ухмыляясь немедленной звонкой реакции. — Это… одна из причин, да. Чан впивается пальцами в его лопатки. — Что ещё? — он чувствует жаркое дыхание на своей щеке, челюсти, а затем на шее. — Потому что я хочу тебя. После этого Чан не успевает следить за действиями Хонджуна. Он впервые чувствует себя поверженным, весь мир вокруг рушится и не остаётся ничего, кроме разбитых вдребезги осколков правильного и неправильного. Чан ловит себя на том, что ему глубоко плевать, и концентрируется только на пальцах Хонджуна, прикасающихся к нему повсюду без каких-либо колебаний. Он не помнит, как избавился от рубашки, но ощущает холодный металл изумрудного ожерелья на груди, покрытой красными пятнами стыда. Откинувшись на стол, он опускает глаза и видит, как пылко Хонджун облизывает его соски, время от времени скользя руками между бёдер, тем самым поддразнивая. — Ты должен остаться на ночь, — повторяет пират, оставив несколько засосов под ключицей. — Иди на хуй! — Тогда уж лучше ты на мой, — смеётся он, в итоге соединяя их губы для очередного поцелуя, явно теряя контроль с каждым прикосновением к языку Чана. Не требуется много времени, чтобы стащить его со стола и отвести в спальню. Чан царапает спину Хонджуна, пытаясь показать, что он всё ещё так или иначе недоволен и разгневан, не только из-за Хонджуна, с завидной лёгкостью ломающего его мировоззрение, но и из-за необъятного пламени изнутри, подпитываемого желанием. Что-то, чего он никогда не чувствовал до такой степени. — Ты уже течёшь для меня, — практически восторженно бормочет Хонджун. Чан тянется к ожерелью, порываясь снять его, но Хонджун тотчас прижимает запястье к матрасу. — Тебе оно очень идёт. Ты должен оставить его себе. — Мне не нужны подарки. Пират ухмыляется. — Но ты их заслужил. Ты заслуживаешь гораздо большего, чем гнить на военном корабле, моё сокровище. Чан неохотно выгибает спину, смутившись от взгляда Хонджуна, в глазах которого кипят влечение и восхищение, потому что он точно уверен, что никто даже не смел смотреть на него так. Но теперь, раскрываясь, как лилия, и утопая в белых простынях, Чан просто человек, которого хотят с такой дерзкой страстью, от чего кружится голова. Впервые на него смотрят сверху вниз, а не снизу вверх, и Чан поражается, что между унижением и смущением в потоке эмоций, проносящихся по телу, есть ещё и возбуждение. — Откуда у тебя проколы? — спрашивает Чан, не давая Хонджуну снять рубашку. — К чему этот вопрос? — У тебя их… так много. Тот усмехается, небрежно отбрасывая верх. — Я сам их сделал по молодости. — Довольно-таки безрассудно. — Тебе нравится? — подмигивает Хонджун. Чан фыркает, отворачиваясь. — Неважно. — Нервничаешь? — смешок. — Я буду нежным. — Какая любезность. Я не нервничаю. Хонджун усмехается, проводя ладонью между ног Чана, и обхватывает его твёрдый член. — Ты так слаб передо мной, да? — комментирует он, проводя пальцами свободной руки по дрожащему колену. — Если вежливо попросишь, я тебе помогу. Чан прикусывает нижнюю губу, дергая бёдрами в предвкушении. — Сразу затих? — невинно спрашивает Хонджун, проводя губами по его животу, целуя молочные бёдра. Капитан судорожно вдыхает, когда Хонджун начинает кусать и посасывать кожу, окрашивая бледные ноги алыми отметинами. Он дышит на член Чана, смеясь под отчаянное хныканье. — Тебе никто никогда не отсасывал? Чан не отвечает, только слегка пинает простыни. — Может быть, кто-нибудь из твоей команды… — Давай не будем… об этом, — перебивает его Чан, — пожалуйста. — О, какое красивое слово. Повтори ещё раз. Он закрывает глаза и делает глубокий вдох. — Пожалуйста, заткнись, — шипит, за что получает жгучий шлепок по бедру. — Пусть ты и старше меня, а ведёшь себя по-детски. — А ты младше и шибко высокомерный. Хонджун облизывает верхний ряд зубов и поднимает его ноги, закидывая себе на плечи и раздвигая две мягкие половинки. — Я хорош в том, что делаю. И у меня есть планы получше, чем просто взять твой член в рот, — говорит он и дует в открывшуюся взгляду дырочку. Каждое слово прокручивается в голове Чана, как только Хонджун скользит языком между ягодиц, проводя кончиком по сжатому кольцу мышц. — Давай, скажи «пожалуйста». — Н-но именно ты тут на грани. — Да, я безусловно влюбился в тебя, — признаётся Хонджун, — тебе повезло, что ты милый. С этими словами он прижимается губами к дырочке Чана. Чан удивляется, насколько быстро Хонджун отказывается от самоконтроля, просовывая язык внутрь, позволяя слюне обильно стекать по подбородку. Он стискивает пальцами упругие бёдра, рыча будто от голода и небрежно и быстро качая головой. Податливое тело гудит от адреналина, и Чан издаёт тихое, пронзительное «ах», а внутри всё сжимается от жалкого стона. Он тянет вперёд напряжённые руки, рассчитывая остановить Хонджуна, но в следующую секунду его захлёстывает волна чистого возбуждения, отбрасывая обратно на матрас. Чан цепляется за лодыжки, и Хонджун стонет, посылая вибрацию в живот. — Такой нетерпеливый, — выдыхает он, явно впечатлённый тугим теплом около головы и языка. Чан скулит, отодвигаясь назад, моля о большей тишине. — Словами, милый. Из груди доносится низкое ворчание. — Ну же. Скажи «пожалуйста». Капитан откидывает голову в сторону, упираясь правой пяткой в спину Хонджуна, что-то бормоча. — Что это было? — издевается Хонджун, дразняще покусывая его бёдра. Чан резко втягивает воздух. — Пожалуйста. — Что, прости? — Пожалуйста, продолжай, — жмурится. Хонджун всё ещё занят маленькими засосами и отметинами на мягких бёдрах, усмехаясь, когда Чан нетерпеливо сворачивается калачиком. — Ты кое-что забыл, — мурлычет пират, проводя руками к талии Чана, пока тот смотрит вниз. Чан сводит ноги вместе, поражённый зрелищем между своими бёдрами. Щёки Хонджуна горят румянцем, губы блестят, а глаза пожирают. Он чувствует себя так близко к оргазму, член дёргается при малейшем шорохе. Он хочет сделать ещё одно язвительное замечание, но язык словно заплетается, и из головы внезапно вылетают все слова. А в следующие секунды он не узнаёт свой голос: — Пожалуйста… К… капитан. Не теряя ни секунды, Хонджун припадает обратно, не в силах контролировать себя и делая всё сразу: сосёт, целует, погружает кончик внутрь, стонет. Чан закатывает глаза, восхваляя язык Хонджуна всхлипываниями и стенаниями. В какой-то момент его речь становится едва разборчивой, но, похоже, это делает своё дело, раз Хонджун бесстыдно водит языком повсюду. — Ах, боже, ты меня раздавишь этими ногами, — бормочет он, отстранившись с хлюпающим звуком, который отдаётся эхом в ушах Чана. — Не то чтобы я жалуюсь, — он нависает над Чаном, облизывая его нижнюю губу, и после покрывает всё лицо поцелуями. — Но я ещё не закончил со своими планами насчёт тебя. Старший хватает Хонджуна за волосы, другой рукой потирая русую косу и погружая палец в промежутки между соединёнными прядями. — Думаю, мне следует сначала оценить твои планы. Пират довольно кивает. — Ты невероятен, — и наклоняется, целуя мочку уха и причмокивая. — Жду не дождусь узреть, как ты сдашься от моего члена. Думаю, тебе бы этого очень хотелось. Чан хмыкает и хмурится, хотя данная мысль отдаётся спазмом внизу живота. Мысль, которая никогда раньше не приходила ему в голову. Наверное, это к лучшему, что у него нет никаких больших ожиданий, потому что он принимает скользкие от какого-то масла пальцы, не испытывая шока по поводу жжения, лёгкой боли, будучи слишком сосредоточенным на обеспокоенном лице Хонджуна. Чан находит это странным, но в то же время милым, и почти считает это забавным. Чан теряет чувство времени, стонет при каждом движении пальцев. Он ожидал, что с ним будут обращаться намного грубее, но сейчас расслабляется благодаря медленным толчкам Хонджуна. Они разделяют поцелуй, который больше похож на выдох друг другу в рот, но и от этого сердце ёкает. — Хватит? Чан моргает и поводит плечами. — Кажется, да. Хонджун подавляет смешок и садится, задирая его ноги. — Видел бы ты себя. Ты очень красивый. Красивее, чем всё, что я когда-либо крал. Чан обхватывает пальцами ожерелье, — камень уже нагрелся от жара тела, и тяжело сглатывает. Он польщён и в равной степени напуган желанием в глазах Хонджуна. Он знает, что пути назад нет, потому что сгорает от предвкушения, кольцо мышц сжимается от нужды снова быть растянутым. Кроме того, Чан искренне ненавидит бросать начатое. Тем не менее, ничто не могло подготовить его к жгучей растяжке, которая буквально разрывает его тело, когда Хонджун погружает член во влажную, подготовленную дырочку. Он цепляется за смятые и мокрые простыни под собой, запрокинув голову, а ноги сводит судорога. — Ш-ш, всё в порядке. Расслабься, — шепчет Хонджун. — Легко сказать, — шипит Чан сквозь стиснутые зубы, цепляясь за его запястья на своей талии. Он морщится, вероятно, создавая на лбу вечные складки, прикусывает внутреннюю сторону щеки и приподнимает спину. — Господи, остановись, — и Хонджун тут же замирает. — Ах, чёрт. — Хочешь, чтобы я остановился? — спрашивает пират, водя большими пальцами по талии Чана. Тот качает головой. — Нет, просто… блять, дай мне минуту. Во-первых, он думает, что, возможно, не сможет вместить всю длину Хонджуна, но через несколько минут машинально начинает немного расслабляться, заставляя Хонджуна скользить чуть дальше. Затем Чан дергает его за руку, показывая, что готов продолжать. Прижимаясь бёдрами к шикарной заднице капитана, Хонджун наклоняется вперёд и упирается лбом в плечо Чана, выдыхая. — Бля, ты такой узкий. Чан дрожит и зарывается пальцами в волосы пирата, ухватив его за косу и расплетая её. — А ты тёплый, — слабо шепчет он, словно боится нарушить атмосферу, повысив тон. — Ну, в конце концов, я же человек, — хихикает Хонджун. — Ты пират. Хонджун ставит руки по обе стороны от головы Чана, приподнимаясь. — И? В нас течёт кровь одного цвета. — Ох, хватит поэтизировать и трахни меня, — бормочет Чан, пряча лицо в его плече. Хонджун оттягивает его голову назад и кусает за шею, немного толкаясь, но лёгкого соприкосновения члена со стенками достаточно, чтобы изо рта Чана вырвался крик. — Чёрт, ты… ах, ты великолепен, — выдаёт Хонджун, двигая бёдрами. Чан прикрывает глаза, протестующе постанывая, представляя собой прекрасное зрелище: лицо превращается в зеркало возбуждения, раскручивающегося в животе, а драгоценный изумруд мерцает в свете свечи на прикроватной тумбочке. Свечение обрамляет тело, как скульптуру, созданную для жадно блуждающих по ней рук Хонджуна. Чан вонзает ногти в его спину, оставляя красные полумесяцы, хныкая от ошеломляющего чувства. Трудно совладать c нахлынувшими чувствами, но сердце тает при взгляде на очаровательное лицо Хонджуна, и жжение в заднице внезапно уходит на второй план. Чан кладёт руки на плечи Хонджуна, слегка прижимая большие пальцы к острым скулам. — Ты делаешь это со всеми капитанами, которых пленяешь? — спрашивает он со смесью насмешки и неуверенности. Уголок рта Хонджуна дёргается. — Я же говорил, что выбросил их в море, — бормочет он в губы Чана: — Ты будешь первым сокровищем, которое я захватил и оставил для себя. — Это не… Ты такой… — хмыкает Чан. — Я не вещь, идиот. — Для тебя всё ещё «капитан», — растягивает Хонджун, двигая бёдрами и неглубоко толкаясь. Когда Чан положительно отвечает, он, целуя вдоль линии подбородка, набирает скорость, сохраняя нежность в движениях, чтобы понаблюдать за каждым лёгким подёргиванием на лице перед собой. Близость, разворачивающаяся между ними, подпитывает желание Чана так же, как и его смущение, и он пытается прикрыться руками, сложив их на груди, и тихо стонет от установившегося постоянного темпа. — О, да ладно, не смеши. Капитан ожидает, что Хонджун отшвырнёт руки, может быть, придавит их, но тот просто переплетает пальцы и прижимает их руки к матрасу. — Неужели я не заслуживаю восхищения своим сокровищем? Чан может ответить только высоким скулящим стоном, обвив ногами талию Хонджуна. Слишком много ощущений смешивается в этой неразберихе, заставляя всё внутри воспламеняться, но он отчётливо чувствует их сжатые пальцы и задается вопросом, делает ли держание за руки всё лучше или хуже. Кровать начинает трястись и скрипеть, из-за чего Чан откидывает голову набок, дабы от стыда зарыться в подушку. Однако от того, что он закрывает глаза, легче не становится, потому что это только увеличивает чувствительность и осознание, что его тело инстинктивно дергаётся на матрасе, а Хонджун вдалбливает его с большей силой, держа за талию. Пульсирующие пальцы Чана прикасаются к соскам Хонджуна, прищипывая их, но пират почти не реагирует, пока те не напрягаются. — Ох, милый, — усмехается он, — я тут не очень чувствительный. Чан моргает, хмурится и тянется к русому затылку, и Хонджун восторженно стонет. — М-м, да, вот так. Чан, как и раньше, впивается в его затылок, другой рукой скользит вниз по спине, массируя и оставляя длинные следы, с радостью наблюдая, как суровое отношение Хонджуна рассыпается под его прикосновениями. Он надрывно смеётся, стон шипит под смешком — настолько сладкий и нежный, что Хонджун не может удержаться, чтобы не запечатлеть нежный поцелуй под его подбородком. Щёки сгорают от звука соприкосновения их кожи и шлепков друг о друга, и Чан спускается ниже и пытается удержать его зад, который покачивается при каждом особенно сильном толчке. — Руки… Держи их… — стонет Хонджун. — Держи свои руки на мне. Он выпрямляет спину, поднимая бёдра Чана с матраса. Чан вскрикивает от внезапной смены позы и немного поворачивает туловище. — Как я должен… ах… — жалобы растворяются на языке, когда Хонджун снова врывается в горячее нутро, слишком охваченный похотью, чтобы замедляться. Чан цепляется за спинку кровати одной рукой, вздрагивая при попытке дотянуться до ноющего члена, но его быстро ставят на место, отбрасывая ладонь. — Ты кончишь только со мной внутри или вообще без меня, — говорит Хонджун, ухмыляясь, и ловит озадаченный взор. — Что ты как дитё… а-а… — Чан запрокидывает голову от очередного резкого толчка. Ноги дрожат и пытаются сжаться от напряжения в животе, но Хонджун продолжает разводить их в стороны. — Или ты можешь… можешь вежливо попросить, — говорит он между рыками и стонами, стискивая кожу на бледных ногах. — Давай. Попроси… ах… попроси своего капитана как следует. Чан сжимает губы, пытаясь отстраниться и закричать, пока пират поднимает его ноги выше и укладывает себе на плечи. Чан готов потерять сознание от нарастающего давления, не в силах найти источник чистого удовольствия, поражающего всё тело. — Боже мой, боже… — взвизгивает он, взволнованный силой толчков уже под особым углом. — «Капитан», — выдыхает Хонджун, — а не «боже». Чану хочется стереть ухмылку с его лица, но он даже не может составлять связные предложения, ошеломлённый новой волной удовольствия. — Тебе хорошо? Чан прячет лицо в ладонях, чувствуя влагу на подбородке и спрашивая себя, как долго у него текут слюни. Он неохотно сжимает член внутри себя и резко убирает руки, ведь Хонджун входит слишком глубоко и склоняется над ним. Чан не теряет ни секунды и притягивает Хонджуна к себе для грязного поцелуя, обводя его язык своим, но их губы должным образом не соединяются. Он отчаянно стонет на его коленях, взъерошивая хаос на светлых волосах. Хонджун подтягивает Чана к себе на колени. Тот улыбается его измученному выражению лица, обхватывая его лицо ладонями. — Разговор о капитане окончен? Пират закатывает глаза, упираясь лбом ему в плечо. — Трудно думать, когда в тебе мой член. — Если вернёшь мне шляпу, я могу помочь тебе с этим вопросом, — дразнит Чан, тяжело дыша, накручивая волосы Хонджуна. — Хм… это несправедливая плата, если я не знаю о качестве твоих услуг. Хонджун ахает от острой боли на щеке и слегка отшатывается. Пощечина была несильная, но определённо потрясла его, вынудив недоумённо взглянуть на Чана. — Причём тут качество моих услуг? — шипит капитан. — Ты просишь меня взять инициативу, потому что у тебя хреново выходит. Это ложь, что горчит на языке, но у него ещё есть эго. И если способ подпитывать его — это скакать на Хонджуне, пока тот окончательно не забудет, как дышать, он может привыкнуть. Оказавшись на простыни, Хонджун немного сбит с толку внезапной сменой контроля, но откидывается назад, наблюдая, как Чан двигается вверх и вниз. Чан морщит нос от дрожи в ногах и пытается ускориться. Изумрудный камень ощущается не чем иным, как раскалённым грузом между грудными мышцами, ударяясь о кожу каждый раз, когда он падает на колени Хонджуна. Со стоном он царапает его грудь, который уже не сдерживается. Удовлетворённый, Чан дёргает бёдрами, скользя рукой к затылку Хонджуна и массируя его. — А-а теперь? Ах, как насчёт… принять сделку? — выдыхает Чан. Хонджун обхватывает рукой его ствол и сильно сжимает, задерживая подступающий оргазм. — О, да ладно. Тебе же так хорошо. Ты просто без… ах… — он сглатывает, закрывая глаза. — …без ума от моего члена. Чан толкает пирата на спину, после и вовсе придавливая своим телом. Ему требуется несколько секунд, чтобы полюбоваться лежащим под ним Хонджуном с разметавшимися по простыням светлыми волосами. Чан медленно опускается и вдруг взвывает от неожиданного толчка. Они смотрят друг на друга пронзительным взглядом, после чего начинают бесконтрольно двигаться друг против друга. В какой-то момент Чан боится сломать кровать, особенно сильно вжимая в неё Хонджуна и снова подпрыгивая, потому что Хонджун тут же толкается вверх. Их поцелуи сводятся к беспорядочному обмену стонами и слюной, но они жаркие и полные желания — достаточно, чтобы внутри всё начало кипеть. Удивительно, но Чан не кончает от резкого толчка. Его оргазм наступает, когда Хонджун целует его в щеку, тянется к груди и мягко сжимает в ладонях. Пик подобен ощущению, будто Чан танцует на костре, а пламя медленно распространяется по всему телу. Он купается в этом потоке удовольствия, изливаясь на Хонджуна и на себя. Слишком потрясённый оргазмом, он не замечает возню под собой. Но как только упав на Хонджуна, член выскальзывает из него, и Чан морщится от влаги, стекающей по ногам. — Чёрт. Нет… Как мне… — стонет Чан, пряча лицо в груди пирата. — Как мне помыться? Тот усмехается. — Не волнуйся, у нас достаточно чистой воды, — и проводит пальцами по кудрявым волосам. Чан только ворчит. — Ты до сих пор не веришь, что мы не обычная, вонючая пиратская команда? — Я… Нет, ты… Ты только что выебал мне мозги в кашу. Я сейчас ни во что не могу поверить. — Хорошо, давай приведём себя в порядок, и, возможно, после этого твой мозг заработает. Во время мытья они мало разговаривают, но Чан принимает помощь Хонджуна, чтобы очиститься изнутри, хотя ему трудно бороться со стыдом. После сеанса они меняют простыни и вновь ложатся в постель, всё ещё голые. Чан молчит, а Хонджун начинает целовать его обнажённые плечи, но когда он чувствует руку на внутренней стороне бедра, то резко отстраняется. Это даже не казалось сексуальным. Но, возможно, именно в этом проблема. — Что? — Не делай этого. Хонджун хмурится, посмеиваясь. — Мы только что занимались сексом. Почему ты стесняешься? Чан прячется под одеялом, свернувшись калачиком. — Не спрашивай. — Не можешь перестать командовать, да? Видимо, мне следовало взять тебя силой. Чан пинает ноги Хонджуна, высовывая голову из-под одеяла. Не говоря больше ни слова, он целует пирата, обвивая руками его шею и прижимаясь к груди. — Мне интересно… — шепчет Чан ему в губы. — …это же просто глупая игра власти? Хонджун растерянно моргает. — Забудь, — бормочет он, очередной раз вздыхая и отрицая происходящее.***
Океан поёт свою песню, мечтательную и спокойную, волны бьются о днище корабля, мягко раскачивая его взад-вперёд. Чан наклоняется, вдыхая свежий бриз. Он никогда не устанет смотреть на заходящее за горизонт солнце, подводящее день к мирному завершению. Он никак не ожидал, что окажется на пиратском корабле и станет наблюдать за этим чудом природы, но жизнь, в конце концов, похожа на море — загадочна и полна сюрпризов. — Капитан. Чан легко улыбается и поворачивается лицом к своей команде и Чанбину, который приветствовал его впереди всех. — Мы хотим извиниться. Он хмурится, терпеливо ожидая дальнейших объяснений. Все в нерешительности смотрят друг на друга. — Нам следовало больше тебя слушать, — говорит Феликс, — ты прав. У нас были обязанности как у экипажа военного флота. Чан вздыхает, махнув всем в сторону перил корабля. Когда все подходят к нему, он произносит: — Я согласен. У нас были обязанности, но вы, ребята, тоже оказались правы. На мгновение он оглядывается через плечо и смотрит на Уёна и Ёсана, намывающих палубу. — Эйтиз другие, но я был слишком упрям и горд, чтобы слушать как следует, — тихо смеётся он, краснея. — И не похоже, что у меня здесь есть право голоса. — Но мы по-прежнему твоя команда, — говорит Чанбин, — так что тебе решать, что нам делать. Не Хонджуну. Со слезами на глазах капитан смотрит на свои руки, цепляющиеся за перила. — Честно говоря, я не знаю, что делать, — и качает головой. — Сомневаюсь, что для нас есть путь назад. Все кивают, тихо соглашаясь. — Но это нормально. Главное, мы вместе, — усмехнувшись, он переводит взгляд на горизонт и улыбается, а ветер осыпает его лицо солёными поцелуями. — Думаю, отныне мы бродячие дети.