Лето. Тысяча четыреста шестьсот второй год.
Вот теперь ты и дома, Раду. Только теперь ты не желанный гость, а очередной пленник господаря Валахии. Руки и ноги в кандалах, делишь камеру с огромными крысами, вспоминая былые времена. О Мехмеде, о Владе и даже об отце, который остался в памяти лишь короткими урывками и, возможно, голосом. Раду думал о семье и доме не часто, чего не скажешь о Владе, который при любом удобном случае рассказывал про отчее гнездо, про родителей, про их величественный род, пытаясь разжечь в маленьком сердце великое пламя патриотизма. Брат старался изо всех сил, но иногда перегибал палку настолько, что семилетнему княжичу попросту надоедало слушать рассказы. Он хотел играть. Играть с такими же мальчишками, называл их своими друзьями, что опять же не нравилось старшему, а Раду не придавал этому особого значения, продолжая играть с Османскими (как называл их Влад) детьми. Старший брат не уделял этому большого внимания, мол, дитё малое, что поделаешь, однако всё вдруг изменилось и эти изменения поистине настораживали. Княжич стал водить дружбу с сыном султана Мурада, который был старше на добрых шесть лет, но разница в возрасте, как оказалось, не самое страшное, что может приключиться. Вот ты и дома, Раду. Только теперь в состоянии, от которого может ужаснуться любой человек. Ты совсем уж исхудал, искрящиеся глаза потускнели, покрывшись пеленой. В этой сырой темнице по обыкновению холодно, а тело пронзает жар. Дрожишь как осиновый лист, шмыгаешь носом, чуть ли не плача. Тебе двадцать пять, но ведешь себя так, что тебе десять, вспоминая, как брат ухаживал за тобой, когда ты болел. — Говорил ведь не идти куда попало! — ругался он. — Это всё Мехмед виноват, я ему такое устрою, мало не покажется. А ты хрипло кричал в ответ: — Нет, Мехмед тут ни при чём. Я сам. Влад закатывал глаза на это, в очередной раз говоря, что ты всё время его защищаешь, что не он твой брат, а этот отпрыск султана. Ты чувствовал вину за это, думал, что старший прав и пора уже перестать прикрывать шахзаде своей грудью, ведь тот, кого ты действительно должен был сейчас защищать носился с тобой, как угорелый, пытаясь поставить на ноги. Но ты не мог выбирать. Да, Влад был братом, родной кровью, но и Мехмед был не чужак. Он тоже был близок тебе, ты также считал его братом. Как быть теперь? Ведь если будешь защищать одного, то ранишь второго, а если не примешь сторону отвернуться оба. Как бы ты не старался усидеть на двух стульях, Раду, рано или поздно тебе придётся сделать окончательный выбор. И это самая страшная мука, которую может испытать живая душа.***
— Подумал над моим предложением, брат мой? — серьёзно спрашивает Влад, глядя прямо в глаза. Ты стоишь перед ним уже не как пленник, а как блудный брат, который наконец вернулся в отчий дом. Твои тонкие уста подрагивают, сердце же колотится так, будто бы вот-вот выскочит из груди. С удивлением замечаешь, как сильно брат изменился за эти четырнадцать лет. Влад возмужал, стал человеком, который действительно был достоин называться господарем Валахии. Грубые черты лица казались тебе такими родными, что невозможно было не улыбнуться внезапно нахлынувшим воспоминаниям. Брат всегда казался взрослым не по годам, возможно, и поэтому ты видел в нём названного отца. «Отец! Он похож на отца», — проскользнуло у тебя в голове. Тебе чудилось, что они были похожи взглядами. У них у обоих такой холодный и отстранённый взгляд, который мог запросто прочесть человека изнутри. От этой мысли стало не по себе настолько, что ты непроизвольно дёрнулся на месте. — Почему же ты молчишь? Или что же, успел Валашский позабыть? Качаешь головой и с маленькой дрожью в голосе отвечаешь: — Нет, не забыл. Брат растягивает губы в довольной улыбке. Влад встаёт с трона, медленно спускается с лесенок, пока не предстаёт перед тобой. Он кладёт руку тебе на плечо, похлопывает по нему, а после заключает в объятия. Ты робеешь, поскольку жест показался тебе крайне неожиданным и странным для такого человека, как Влад. Но отталкивать ты его не спешил, напротив, прижался плотнее совсем как в детстве. Душу сразу же охватили двоякие чувства, которых ты не мог объяснить даже самому себе. Что будет, когда он узнает о том, что ты принял Магометову веру? Что он скажет, рассердится ли, проклянёт? И думать не хотелось. А Влад между тем повторял одни и те же слова, охваченный высшими чувствами⁚ — Я вернул тебя домой, как и обещал. — Сделав меня при этом заложником? — сразу же вырвалось у тебя. Влад, высвободив тебя из крепкой хватки, нервно засмеялся. — Это было вынужденной мерой, Раду, не обижайся, — качаешь головой, усмехнувшись. — Я не обижаюсь, Влад. Меня только беспокоит то, что ты по сути сделал меня своим козырем против Мехмеда. Ты ведь знаешь, что он придёт за мной, и знаешь, что он готов ради меня на многое, — брат кратко кивает. — И ты, прекрасно зная это, хочешь сделать меня своим приемником, не опасаясь того, что я могу предать тебя? — снова утвердительный кивок. — Да ты в своём уме, братец? — В своём уме и в полном здравии, Раду, — чеканит разом, а ты стоишь в полном недоумении, пытаясь понять, как такое могло произойти. — Я очень сильно облажался той ночью, и султан сочтёт это весомой причиной для того, чтобы покончить со мной раз и навсегда. Он пожелает сместить меня с трона и поставить своего человека на трон. И я хочу, чтобы этим человеком стал ты. Глаза забегали в разные стороны, и ты еле сглотнул ком в глотке. Как человек, правивший столько лет, так просто может отдать трон другому? Мысль просто не укладывалась в голове, и ты даже думал, что это сон, а ты просто спишь, что сейчас, по щелчку пальца ты проснёшься и всё будет как прежде. Но нет. Всё это было самой настоящей явью, которую было просто невозможно принять. — Мехмед наверняка собирает войско против меня и идёт на Валахию, чтобы убить. Оставаться здесь я больше не могу, а государство без правителя оставлять нельзя, ты ведь знаешь. Пойми, у нас одна кровь, один отец. Ты тоже имеешь право на этот трон, брат мой. Ты тоже Дракула! — Но я ведь не… — Никаких но, Раду! Ты нужен мне, ты нужен государству! — Влад, ты меня хоть голодом замори, но я не сяду на твоё место. Не заставляй меня, прошу. Из меня ужасный господарь. Если хочешь, можешь даже на кол посадить! — Ну, какой тебе кол, брат мой? — тихо смеётся он, словно не слыша твоего серьёзного тона. — На кол я только врагов сажаю, а ты мне не враг. Не враг… не враг… — Могу Мехмеда посадить, если так хочешь колов, — глаза твои стали как два больших яблока. — Влад, ради Алл… бога, прекрати! — возмущаешься, а сам тихо молишься, чтобы брат ничего не заподозрил. А государь тихо смеётся. — Ладно, будь по-твоему. Но Раду, я не услышал твоего ответа, ты согласен? Ты кусаешь губы, чуть ли не плача от безысходности. Боль разрывает ранимое сердце в клочья, а выбор стоит сложный. Тебе снова приходится выбирать, снова твоя душа находится меж двух бушующих огней. Перед тобою стоит брат, родная кровь, человек, который был рядом, когда ты трясся по ночам, а за спиной лучший друг, с которым ты проводил все свои лучшие годы. Он поддерживал не хуже Влада и делал намного больше. Когда Влада не стало и ты остался один, ты знал, на кого можно было положиться, знал, к кому идти. Ты не умел выбирать и до сих пор не научился. И как бы ты ни старался усидеть на двух стульях, Раду, рано или поздно тебе придётся сделать окончательный выбор. И это самая страшная мука, которую может испытать живая душа. Ты закрываешь веки, а после разом чеканишь сдавленное⁚ — Согласен. Тебя мучает ужасное чувство вины, внутри горит пламя горечи. Как бы сильно ты ни любил то место, в котором рос, долг оказался намного дороже собственных чувств. Влад на радостях снова заключает в объятия, а ты тихо плачешь, представляя, что будет с Мехмедом. — Ты предал меня, — скажет со злостью султан. А ты ответишь: — Нет, Мехмед. Я всего лишь выбрал семью.