―А можно я скажу глупость? Ты выйдешь за меня? ―Боюсь тебя ошарашить своей глупостью… Да!
Как она могла себе это позволить! Вбежав в комнату, Эльза захлопнула за собой дверь, впервые за всё это время повернув ключ в замке, и попыталась отдышаться. Великие Боги всех религиозных пантеонов, духи всея мировых учений… даже черти и мракобесы, коли верят в вас!!! Короче, кто-нибудь, объясните, что она натворила?! «Я. Только что. Поцеловалась. С Джеком Фростом». Девушка попыталась перефразировать, но лучше от этого предложение не становилось. Какой ужас… А самое ужасное, что ощущения во время этого злополучного поцелуя никак нельзя назвать неприятными! Да она едва на ногах устояла! И ещё… она ведь на него ответила! Не остановилась, не врезала пощёчину, а отозвалась! Ой, как всё плохо-то!.. Она в шаге от любви. И если не остановится сейчас, то сделает этот шаг, и тогда уже будет поздно что-то менять: любовь захватит её полностью и не отпустит от себя так просто… Ей нравится Джек. Очень нравится, больше, чем она могла себе представить. Несмотря на то, что он причинил ей немало страданий, несмотря на то, что вёл себя как моральный урод… Это чувство, которое крадучись подбиралось к её душе, обещало быть гораздо более глубоким и сильным, нежели её предыдущее. Только… хочет ли она этого? Ведь она до последнего была уверена, что Ханс отвечает ей взаимностью. Нельзя настолько ослепнуть от своей любви, нельзя настолько оглохнуть и не обращать внимания на то, что подсказывает тебе твой собственный здравый смысл! Эльза благополучно пропускала мимо все сигналы своего разума, которые яростно кричали о том, что Ханс не тот, за кого выдаёт себя. Но стоило ему прикоснуться губами к пальцам Эльзы и прошептать «Снежинка», как она списывала всё на излишнюю подозрительность и доверяла ему так, как раньше. Ведь в любви так важно доверие… Любовь! Эльза вдруг почувствовала настоятельную потребность в том, чтобы как следует обдумать: а была ли она на самом деле влюблена в Ханса Вестергорда? Уже не один раз ей приходили в голову слова мамы о том, что она перепутала тогда свои чувства… Правда, сейчас у неё возникли другие сложности — ей грозила влюблённость в Джека Фроста! И едва ли он больше подходит на роль потенциального возлюбленного, нежели Ханс! Конечно, теперь Эльза была намного более наблюдательной, осторожной, подмечающей всё — от мимики до жестов — и при этом обращающей особое внимание не на слова, а на выражение глаз. Она твёрдо усвоила, что человек на публике — не всегда ведёт себя сообразно своим внутренним принципам и моральным убеждениям. Настоящим он может быть только с самим собой. Хотя некоторые и самим себе умудряются лгать. Ярким примером такого поведения был один представитель элиты — Иккинг Хэддок. Эльза давно поняла, что встреться они при других обстоятельствах, то вполне могли бы подружиться, особенно после того, как она узнала историю про котёнка. Его преданность Джеку заслуживала уважения, его любовь к своей девушке не заметил бы разве что слепоглухонемой паралитик; но вот в отношении Астрид Иккинг явно обманывался. Причём абсолютно добровольно, как будто ему хотелось быть обманутым; ведь если принять на самом деле тот факт, что Астрид не любит его, то можно остаться с разбитым сердцем. Эльза была уверена, что лучший друг Джека Фроста понимает, но усиленно закрывает глаза на чувства своей дамы. Вернее, на полное их отсутствие. До конца она не могла представить мотивацию парня, ведь в его голове не лазила; но что-то подсказывало ей, что причина, как и во все века, одна — любовь. Тем более, на месте Иккинга вполне можно было примириться с этим, ведь Астрид Хофферсон вела себя очень пристойно. Являясь несвободной девушкой, пусть и одной из самых популярных в школе, она, тем не менее, подчёркнуто строго держалась с теми, кто делал хотя бы слабую попытку завоевать её внимание и расположение. Астрид даже не подозревала, что Эльза относится к ней с некоторым пиететом. Потому что та знала, как нелегко приходится постоянно быть лучшей в спорте, при этом надеясь не на имя или положение, а только на собственные силы. Да, как ни странно, Астрид Хофферсон происходила из среднего класса, её родители не занимались ничем выдающимся, а в элитную школу она попала как раз таки потому, что была подающей большие надежды девочкой, бегающей на длинные дистанции, за что ей дали шанс проявить себя. Впоследствии эти надежды и шанс оправдались сполна, потому она продолжала обучение в платной школе по минимальной цене. Эльза понимала, что это почти единственное отличие Астрид от остальной компании золотой молодёжи. Она всего добилась сама. Стала капитаном команды по лёгкой атлетике в «Arendelle High School», и с честью несла это звание, принося школе многочисленные победы на соревнованиях. Будучи очень недурной наружности, Астрид одевалась довольно скромно, при этом следуя молодёжной моде. И хотя Мерида Данброх называла её своей лучшей подругой, Эльза сильно сомневалась, что Астрид разделяет её мнение. Пускай она старалась не отставать от остальной тусовки в злоречии, но её мало интересовали сплетни и элитная жизнь. У неё была цель. После школы она собиралась заняться спортом всерьёз; ей нужна была не отличная, а золотая рекомендация от директора Данброха. А единственным гарантом такой характеристики могла выступить только его дочь. И разорви Астрид с ней отношения сейчас, то все её достижения будут хладнокровно спущены в унитаз. Будь она хоть трижды чемпионкой Хьюстона в своей категории, на это никто не посмотрит. Ещё один классический случай игры на публику, но на этот раз хоть без самообмана. Зачем Астрид понадобились отношения с Иккингом, Эльза затруднялась ответить. Впрочем, она не особенно задумывалась над этим вопросом: к чему ей знать то, что её не касается? Главное, Иккинга всё устраивает, Астрид — девушка очень себе на уме; про Мериду Эльза пока не могла сказать ничего определённого. Самое интересное, что при всей броской внешности Мериды, положении в качестве дочери директора и при её собственных достижениях в спорте, она не пользовалась таким успехом у противоположного пола, как та же Астрид. Хотя, в отличие от последней, бывшая пассия Джека Фроста кокетничала и флиртовала напропалую, одевалась на грани неприличного, и была свободна. Приветливая, но строгая Астрид привлекала к себе гораздо сильнее, чем развязная, а порой и вульгарная Мерида. Одной из особенностей Эльзы являлось умение быть незаметной, пусть даже в «Arendelle High School» это было умением из разряда фантастики. Но у неё зачастую получалось, поэтому кое-что подслушав, чуть более внимательнее приглядевшись, периодически сливаясь с толпой, Эльза смогла сделать собственные, уже не первоначальные выводы, основанные теперь на логических умозаключениях, а не буре эмоций. Несомненно, очень помог рассказ Шарлотты. Во всяком случае, в отношении Джека. Эльза и до этого понимала, что в нём больше хороших качеств, чем он стремится показать. Новая подруга подтвердила её догадки. Пусть Эльза и не стала посвящать её в подслушанный между семьёй Фрост скандал, она была уверена, что ничего нового Шарлотта не услышит, да и не скажет. Возможно, что и сама соседка Джека была не до конца откровенна с ней. Может, и не солгала, но не договорила — это очевидно. Впрочем, если кому и разглагольствовать об откровенности, то уж точно не Эльзе, с её глубоким колодцем тайн. У неё с Джеком, как ни парадоксально, оказалось гораздо больше общего, чем они оба думали. Оба жили в заключении — страшном месте, где ничего не было. Кроме страхов. Местом заключения Эльзы был ледяной замок — так ей как-то сказала Анна, и старшая сестра с ней согласилась. Как Джек представлял своё место заключения, девушка не знала. Но смысл от этого не менялся. Они оба были одиноки. Одиноки и несчастны. От внезапно пришедшего осознания Эльзу затрясло, по позвоночнику потёк холодный пот. Контроль утратил силу, в комнате стремительно упала температура. Эльза увидела, как на окнах появляется толстый слой льда. Магия рвалась наружу, требовала выхода, как и нахлынувшие чувства. С потолка пошёл снег, который кружился и падал всё быстрее, превращаясь в ледяной вихрь, грозивший устроить в комнате настоящую бурю… Заслон падал. Стена от внешнего мира, с таким трудом возводимая, рушилась. Эльза с ужасом смотрела на вышедшую из повиновения магию, боясь дышать. Её чувства к Джеку были тем катализатором, который взрывал любое подавление эмоций. И если она хоть на минуту решиться дать им волю… Нет! Ни за что! Она изо всех сил воспротивилась нарастающей силе. Джек не любит её! Он не испытывает к ней того, что могла бы испытывать она… Незачем мечтать и думать о том, чему не суждено быть никогда! Пурга начала стихать. Эльза ухватилась за эти мысли как за спасение. «Джек любит Шарлотту. Он просто увидел её во мне. Я ничего для него не значу. Она — его единственная любовь. Не я. И я не стану для него особенной». Снег прекратился, лёд постепенно растаял. Убедившись, что чувства утихли, а комната приобрела прежний вид, Эльза поняла, что в очередной раз ей удалось взять верх над магией. Выдохнув, она без сил рухнула на пол…***
Вероятно, боги всё же милостивы к нам, коль они придумали выходные. Особенно после тяжёлого дня, когда с трудом соскребаешь себя с кровати поутру, а мир вызывает стойкое желание повеситься. И причина тому не выпитый накануне алкоголь, а всего лишь опрометчивый поступок. Эльза тянула с выходом из комнаты на завтрак, сколько могла. Да, сегодня не надо было в школу, но увидеться с Джеком предстояло в любом случае. Прямо сейчас. Особенно с учётом того, что теперь они сидели рядом за столом. Пересаживаться Эльза не собиралась, потому что тогда появится масса ненужных вопросов и подозрений, чего ей совсем не хотелось; а в глазах Джека это вообще будет расценено как позорное бегство. Ибо начала — иди до конца. Нельзя сворачивать на полпути, не следовало тогда вообще начинать. А раз уж мы продолжаем игру, то… Эльза распахнула двери гардеробной. Ей никогда не нравилась одежда, которую купила для неё и Анны Аннабель. Они были красивы, удобны и более чем хорошего качества, но даже самая скромная, казалось бы, вещь словно кричала о модном модельере и заоблачной цене. Однако сегодня девушка решила наплевать на детали, от которых портилось настроение, и надеть один из подарков. И на этот раз любимые джинсы и свитера исключались, она хотела быть чуть иной, чуть более другой, нежели обычно. Придирчивый взгляд остановился на шёлковом костюме, состоящем из блузки и брюк изумительного сапфирового цвета. Костюм был довольно простого покроя, без всяких пайеток, стразов и гламурных надписей, но цвет делал его волшебным. Оглядев себя в зеркале, Эльза вспомнила, что вот так же готовилась к их с Джеком встрече неделю назад, когда ей не хотелось подчёркивать свою внешность, а каждая выбранная вещь, как нарочно, только это и делала. Никакая одежда не могла спрятать её женственность, особый шарм и природную красоту. Собственно, костюм тоже не собирался ничего прятать, да и надет был для других целей. Эльза подобрала к нему обувь, бросила взгляд на часы, которые вежливо намекали на то, что через минуту она опоздает на завтрак, и покинула своё убежище. В столовой уже собралась вся семья. Но Джека не было. — Доброе утро, Эльза, — первой заметила её Мейси, и тут глаза её расширились от восхищения, — какая ты красивая!.. — закончила она с придыханием. Остальные тоже посмотрели на девушку, молча улыбавшуюся и садившуюся на своё место. Аннабель приветливо с ней поздоровалась, Оливер одобрительно кивнул, а Мартин незаметно для остальных показал большой палец. Анна почему-то поперхнулась, когда сестра уселась рядом. В отличие от всех, младшая Разенграффе выглядела немного взвинченной, говорила непривычно мало и бросала на Эльзу обеспокоенные взгляды. Кажется, она единственная не радовалась произошедшим переменам во внешнем облике той. Заметив это, Эльза напряглась: она не собиралась посвящать Анну в свои непонятные отношения с Джеком, но если девочка о чём-то узнала, то так или иначе, но объясниться придётся. Но что она могла узнать? Возможно, Эльза в последнее время и вела себя чересчур смело, но это пока не вызывало вопросов у младшей сестрёнки. Может… может, она увидела вчера то, что не предназначалось для чужих глаз?.. Тогда её положение прямо сейчас стало хуже, чем было ещё утром. При отсутствии речи Эльза не могла предположить, как именно облечь своё объяснение в нужные слова, ещё и чтобы при этом тебя правильно поняли. Да и что объяснять, если она и сама не может понять, что вообще происходит между ней и Джеком! Эльза искоса понаблюдала за Анной ещё некоторое время, пока все завтракали. Вроде бы девочка увлеклась разговором с Мейси, но нервозность всё ещё была заметна. Она роняла приборы, дважды чуть не пролила на себя шоколад, и один раз всё же пролила, а потом смахнула тарелку с едой на пол — что даже для неё было чересчур. Быстро извинившись, она убежала наверх переодеваться. Как следовало из разговора Анны и Мейси, девочки сразу после приёма пищи уходили вместе на каток. Эльзе предстоял очередной визит к психиатру (вслух это не произносилось, условно обозначив такие посещения как «дела»), а Оливер и Аннабель вместе отправлялись на сделку. В связи с этим у Мартина возник вопрос: а вернётся ли кто-нибудь из господ к обеду? У Эльзы же в голове назрел другой вопрос, который она бы не задала, даже если бы дар речи у неё не был отнят, а миру, в случае молчания, грозила бы атомная война. «Где Джек и почему он не пришёл завтракать? Он хоть и опаздывает, но ведь приходит же… А иногда и не опаздывает…» Не то что бы Эльза хотела его увидеть — скорее наоборот — но знать, где он, было необходимо, в первую очередь, для собственного спокойствия. К счастью, она дождалась ответа на свой молчаливый вопрос. — Мартин, я точно знаю, что мы не приедем, — ответила Аннабель дворецкому, — скорее, даже к ужину не успеем. Джек уехал на гулянку к одному из своих друзей, дай бог, если вернётся к завтрашнему утру. Мейси, вы с Анной придёте обедать? — Нет, мама, — девочка допила остатки шоколада, — мы решили сходить в одно уютное кафе рядом с моей секцией. А вот ужинать придём. — Хорошо. А ты, Эльза? Та решительно покачала головой. И хотя она не собиралась нигде задерживаться после очередного сеанса с доктором Смитом, ей не понравилась идея того, что бедная прислуга исключительно для неё одной будет готовить. Ладно бы ещё один раз — как вчера, например, — но каждый день?.. Это явный перебор. Эльза решила прогуляться где-нибудь в обед, потому что она довольно редко уделяла время прогулкам в последние месяцы, а потом вернуться домой к ужину, как Анна и Мейси. Наверное, больше всего Эльза радовалась тому, что Джека нет дома, и она не увидится с ним, скорее всего, до завтрашнего дня. Представить себе их встречу после произошедшего было невозможно!.. Оставалась надежда, что до завтра всё как-нибудь разрешится само собой. Эльзу беспокоила ещё и вероятность того, что Анна каким-то образом оказалась введена в курс ситуации. Но в холле, когда девушка собиралась выходить, сестра как раз спустилась вниз уже переодетая; заметив, что Эльза стоит перед открытой дверью, Анна всё же улыбнулась ей и помахала рукой на прощанье. Старшая сестра ответила тем же, облегчённо выдохнув и покидая дом. «Нет, Анна ничего не знает, она была на вечеринке. Просто у неё какие-то личные сложности, вдруг Кристофф вчера сказал что-то лишнее?..» Тем не менее, эти размышления успокаивали. Эльза догадывалась, что Кристофф не просто так уделяет столько внимания её сестре. Он был влюблён в Анну, хотя и самым тщательным образом скрывал свои чувства, догадываясь, что взаимностью ему не ответят. Во всяком случае, пока не ответят. Анна относилась к идее любви скептически, и со всем подростковым максимализмом, подобающим её возрасту. К тому же она имела возможность наблюдать неудачные отношения Эльзы и Ханса, что не могло не сказываться на её взглядах и принципах. Наверное, Анна была одной из немногих девочек, которую полностью устраивает то, что она не пользуется особой популярностью у юношей. Она относилась довольно трезво к своей внешности, считая себя самой обычной, и невероятно довольной этим обстоятельством. Но Эльза видела, что ещё год — и её сестра расцветёт, к тому же занятия фигурным катанием с Мейси начинали давать эффект. Если она продолжит заниматься, пусть и непрофессионально, но регулярно, то через несколько месяцев её неуклюжесть полностью уйдёт. Что ж, Кристофф готов ждать, это понятно. Нелегко ему придётся, но если он сумеет дождаться, то это будет лучшим доказательством того, что он достоин её сестры. Несомненно, Эльзе нравился этот вполне обычный, ничем не привлекательный, но добрый и отзывчивый парень. Она мало знала о нём, потому что в школе им не интересовались как объектом, не заслуживающим внимания. Но уже то, что он в своё время дал отпор Джеку и его прихвостням, заступился за Анну и стоял за неё горой до сих пор, помогал своему деду в больнице — всё это говорило о высоких духовных качествах. Эльза никогда не выступала за фамильную гордость, считая, что социальное положение человека определяется только его поступками, а не кастой. Поэтому кандидатура Кристоффа на роль ухажёра Анны её вполне устраивала. Интересно, когда до самой Анны дойдёт, что её друг относится к ней гораздо более трепетно, чем она предполагает? Машина ждала Эльзу у ворот. Открывая дверь, чтобы сесть внутрь, девушка вдруг заметила Шарлотту, которая работала у себя в саду. Это было видно по старому комбинезону, рабочим перчаткам и убранным под платок волосам. Она улыбнулась Эльзе и махнула рукой. Та хотела ответить, но внезапно сердце защемило — засевшая в нём тупая игла ревности снова дала о себе знать. Шарлотта ясно дала понять, что в Джеке она видит только друга, но вот сам Джек… Казалось, что переживать вроде бы и не о чем, раз он так бесстрастен в отношении подруги детства, но её рассказ сводился к тому, что он всё ещё что-то чувствует к ней. И пускай Шарлотта категорически отрицала любовь между собой и Джеком как нечто невозможное, Эльза не могла не думать, что какие-то чувства имеют место быть. Во всяком случае, в отношении Джека к Шарлотте. Эльзе стало так больно, что она в одну секунду разозлилась на соседку Фростов. Она не собиралась быть чьим-либо заменителем, слишком себя уважала. И никакая симпатия к Джеку не заставит её быть для него второй Шарлоттой! Коротко кивнув, Эльза моментально села в машину и больше не смотрела в сторону дома Фэй. По дороге в клинику пришли запоздалые мысли о том, что Шарлотта сама обратилась к Эльзе за помощью, и сама же уверенно сказала, что Эльза интересна Джеку. Её тон звучал твёрдо, словно она не сомневалась в своих словах. Если она лицемерила, то зачем так сложно действовать? Просить другую девушку повлиять на парня, к тому же указать его слабые места, на которые можно надавить… Нет, любые эмоции мешают мыслить здраво! Едва только появляется ревность, как у Эльзы отключается разум. Надо срочно с этим что-то делать. Может, просветить подругу насчёт того, как сработал их план?***
— Эльза, очень рад вас видеть в столь цветущем образе, — такими словами встретил девушку Дуглас Смит, — приношу свои извинения, но совместный сеанс с Рапунцель Голден я определил на следующее посещение. Сегодня я лично хотел бы побеседовать с вами, — она в ответ ровно кивнула и опустилась в кресло. Да, она доверяла своему врачу, но всё же не настолько, чтобы распространяться о своих успехах в отношении дружбы и… чего-то, похожего на отношения… Тьфу, даже неясно, как окрестить-то их с Джеком головоломный то ли роман, то ли чёрт знает что! Она постаралась выкинуть из головы Джека Фроста и сосредоточиться на насущном. В частности, на словах доктора Смита. — Итак, как я правильно понял ваших опекунов, вы теперь входите в состав оркестра «Arendelle High School»? Тут Эльза с удовольствием кивнула — эта тема её не вводила в смятение. К тому же игра на рояле была самой настоящей отдушиной для пепла её сожжённой фактически дотла души. Благодаря инструменту она ощущала себя всё ещё живой. Инструменту… и Джеку. Не следовало думать об этом, но мысль уже пришла и паразитом захватила её мозг… Каждую минуту своего существования, даже унижая её, но он вызывал в ней чувства. Она испытывала эмоции из-за него, она боролась за Анну и её счастье, потому что он и его компания могли причинить ей вред, она согласилась помочь Шарлотте и потому сменила линию поведения — тоже из-за него!.. Всё это заставляло её жить и вести себя как живая, а не как тень, в которую она едва не превратилась. — Эльза, что с вами? О чём вы столь усердно думаете? — вернул её из недр подсознания голос психиатра. Девушка опомнилась. Надо же! Она забыла, где находится. Протерев лицо руками, она ощутила, как горят её щёки… Сердце тоже забилось сильнее, мысли о Джеке, особенно такого характера, не проходили даром… — Я спросил, вызывает ли у вас гордость то, что теперь вы снова вернулись к музицированию? — тактично не заметил её растерянного вида доктор Смит. Эльза медленно кивнула, даже толком не зная, гордится она собой или нет. — Думаю, ваши родители тоже гордились бы вами, — мягко заметил он, а девушка наконец-то сфокусировала внимание на разговоре. Он зашёл о родителях. А эту тему не стоило пропускать мимо ушей. — Я знаю, вы скучаете по ним, — осторожно продолжил развивать тему доктор Смит, — но, как мне известно, у вас не ладились с ними отношения в последний год. Вы не против, если мы затронем эту тему? Эльза, быть может, и возразила бы, но зачем запираться дальше? Сеансы помогали ей, а значит то, что раньше было под строжайшим запретом, теперь можно выпустить… Ну… Хотя бы попытаться. И она написала в блокноте:Я не стану протестовать, если вы считаете нужным поговорить об этом.
— Договорились, — прочитав, отозвался врач, — как мне известно со слов Аннабель Фрост, потому что ваша мама советовалась с ней, дело было в некоем молодом человеке, с которым вы ранее состояли в близких отношениях? Она кивнула. Разумеется, Ханс являлся виновником всех её горестей. Конечно, она и сама хороша, потому что не разглядела его истинную натуру. Так влюбилась, что вообще не видела ничего вокруг. Анна верно заметила: этот человек не стоил ни её любви, ни её слёз, ни того, чтобы жалеть об утрате. — Эльза, простите меня за уточнение, — кажется, доктор Смит испытывал некоторое смущение за вопрос, который собирался задать, — но… я не ваш духовный наставник, вы можете не отвечать… Однако не было ли за всё время ваших с ним отношений факта… непредусмотренной беременности и, как следствие, аборта? Эльза едва не рассмеялась. Можно подумать, среди американской свободы нравов этот вопрос считался неприличным! Да он был едва ли не таким же естественным, как осведомление об имени собеседника! Элизабет Разенграффе нельзя было назвать консервативной в вопросах сексуального аспекта, но она умело вложила в головы дочерей парадигму семейных ценностей. И поэтому Эльза твёрдо придерживалась принципов того, что сначала стоит не только убедиться в собственном выборе, но и повзрослеть. Это и удержало её от того, чтобы связать себя с Хансом более интимными узами. Поэтому Эльза совершенно не обиделась, а в письменном виде пояснила психиатру свои взгляды на отношения. Доктор заметно успокоился и с радостью оставил эту тему. — Значит, проблема заключалась в том, что вы с молодым человеком разошлись, причём весьма эмоционально, инициатором разрыва был он, а вы решили, что это вина ваших родителей? Из-за этого у вас были непонимания в последний год? Девушка написала в блокноте только один короткий ответ:50/50
— То есть я прав лишь наполовину? Кивнула. Если Дугласу Смиту открыть правду даже частично, то рано или поздно, но вопрос её ледяной магии возникнет. А эту тайну Эльза намеревалась сохранить теперь уже ото всех. И неважно, как сильно ей захочется её поведать. — Хорошо, Эльза, пусть так, — врач, видимо, решил не настаивать, — но неужели у вас не было ощущения, что вам не хватает родителей? Не хватает общения с ними, семейного тепла, прежней идиллии? Разве стоило закрываться от них? Нет, не стоило. Потому что они её никогда не разочаровывали. Никогда не давали плохих советов. Никогда не вмешивались в её личное пространство, если она не хотела. Но всегда были рядом, когда она в них нуждалась. Эльза не просто тосковала по ним. Она сожалела об упущенном времени за тот год, что провела в изоляции, хотя могла бы быть счастлива, как и раньше, до того, как Ханс Вестергорд вмешался в её жизнь… Она много чего могла… Только не сделала…***
Можно сказать, сеанс удался. Эльза покинула кабинет врача не с лёгким сердцем и довольно грустными мыслями, но отвлечённая от проблем, над которыми ломала голову утром. Единственное, чего ей немного недоставало — это встречи с Рапунцель. Солнечноволосая девушка стала неотъемлемой частью жизни Эльзы. Она чувствовала, что соскучилась по подруге, которую обрела в столь специфическом месте. Но день сегодня был богат на сюрпризы. Выйдя из клиники, первое, кого заметила Эльза, это Рапунцель в сопровождении мужчины и женщины. Беглого взгляда хватило, чтобы оценить дорогие костюмы, уверенные движения, ювелирные украшения женщины и брендовую обувь обоих. Пара являлась копией Оливера и Аннабель, наверняка они нашли бы общий язык. С той лишь разницей, что тут женщина была блондинкой, а мужчина — брюнетом, а чета Фростов — наоборот. Эльза усмехнулась про себя, догадавшись, что перед ней — родители Рапунцель. — Привет, — как всегда жизнерадостно поприветствовала её подруга, подбегая с объятиями. Эльза, не обращая внимания на подозрительные взгляды со стороны представителей высшего общества, горячо обняла её. Затем Рапунцель схватила её за руку, подвела к молча следившей за ними паре и официально представила: — Эльза, это мои родители — Бенджамин и Элис Голден. А это моя подруга, Эльза Разенграффе, я вам говорила про неё. Чета Голден приклеила на лица подобие улыбок и сухо кивнула. Нисколько не удивившись, Эльза решила, что, пожалуй, её опекуны при всех недостатках будут удобоваримее, нежели владельцы золотых приисков. Они даже не скрывали, насколько неприятно им общение Рапунцель с пациенткой элитного психиатра, пусть их дочь тоже его посещала. Рапунцель, вероятно, чувствовала стыд за их манеру поведения, но не растерялась, а весомо добавила, решив сбить с них спесь: — Её опекуны — Оливер и Аннабель Фрост. — Фрост? — переспросил Бенджамин, недоверчиво рассматривая Эльзу. — Ты имеешь в виду тех самых Фростов? — Элис адресовала вопрос Рапунцель, хотя смотрела при этом тоже на Эльзу. Лицо солнечноволосой девушки расплылось в улыбке: — Да-да, те самые Фросты, владельцы самой крупной автомобильной компании. Элис… ой, прости, мама! Так вот, Эльза не говорит, я ведь тебе это уже объясняла, потому они и записали её к доктору Смиту. Если бы Эльза была в состоянии сказать, то сейчас не стала бы церемониться и забыла бы о хорошем воспитании и том, что вбивали в её голову родители. Она прямо бы сообщила этим людям, что её тошнит от их присутствия. Потому что после последней фразы их лица поменяли свои выражения так быстро, словно и не они только что поливали подругу их дочери молчаливой брезгливостью и презрением. — О, так вы родственница этой семьи!.. — залилась соловьём Элис, — мы даже не знали, что у нашей Рапунцель есть настолько влиятельные друзья! Её дочь не стала комментировать слово «родственница», предоставив матери таять от улыбок — главное она услышала. Зато Эльза, оставаясь внешне очень холодной и не желая отвечать на эту приторно-сладкую до омерзения любезность, мысленно, но едко сказала то, что не смогла сказать вслух: «Были бы вы чуть более внимательны, и до вас давно снизошла бы очень простая мысль. Доктор Дуглас Смит — высококвалифицированный, а потому — очень дорогой специалист. Кого попало в этой клинике не принимают! Сами же отдали к нему на перевоспитание свою дочь! Хотя вот она во враче точно не нуждается. А вам бы он не помешал!..» Эльза не собиралась даже улыбаться, смотрела сквозь этих людей, адресуя взгляды только подруге, пока Бенджамин не произнёс: — Ну, что же, дорогая, уверен, что вы хорошо проведёте время с мисс… Разенграффе, — не сразу вспомнил он фамилию, — я не против твоего желания пройтись по магазинам. Тем более что вы об этом договорились… Неудобно отменять планы в последний момент. — Спасибо, Бен… папа! — Рапунцель опять сбилась, обращаясь к одному из родителей, и бросила предостерегающий взгляд на Эльзу, которая, естественно, впервые слышала о том, что на сегодня у них с подругой запланирован шопинг. Но Шарлотта не зря сделала ей в своё время комплимент, сказав, что она быстро ориентируется в ситуации. Потому она просто утвердительно кивнула, понимая, что вопросов ей не последует — у немой бесполезно интересоваться чем-либо. — Да, милая, так и быть, — присоединилась Элис к словам мужа, — сегодня мы пообедаем у Филдзов без тебя, и субботняя партия на бильярде тоже состоится без твоего участия, пусть это и не совсем прилично — ведь играть должны трое на трое… Но через две недели у Остина день рождения, и ты просто не можешь пропустить его! — Да… мама, — послушно отозвалась Рапунцель, всем своим видом демонстрируя полную покорность родительской воле, — но позвольте мне сегодня просто провести время с подругой, хорошо? И не стоит вызывать Паскаля, — предупреждая её следующую фразу, сказала она, — у него очень редко бывают выходные, а его сестра не видела своего брата больше года! Дайте ему спокойно с ней пообщаться, пока она в Хьюстоне! — Ладно, детка, мы тебя поняли, — видимо, Элис была очень довольна уступчивостью дочери, и решила не настаивать на звонке телохранителю. Очевидно, что присутствие Рапунцель на дне рождении этого Остина было очень важным для Элис. Бенджамин с молчаливой улыбкой протянул дочери карточку. Эльза с трудом удержалась, чтобы не фыркнуть. Она знала, что это за карточка — точно такая же была у неё, Анны, Джека, Мейси… Она не знала только, сколько на ней денег, потому что та так и лежала в одном из ящиков стола. Эльза никогда ею не пользовалась, хотя Аннабель подарила её ещё в начале учебного года. Видимо, Рапунцель тоже пользовалась своей редко, потому что, кажется, колебалась, принимая её у отца. Карты самого престижного банка Америки. А судя по виду, ещё и VIP. Впрочем, было бы странно, если бы семейство Голден не являлось бы VIP-клиентами. Как и семейство Фрост. Расцеловавшись с дочерью, вполне довольные родители Рапунцель наконец-то сели в машину и покинули территорию психиатрической клиники. И едва только их машина скрылась из виду, как на лице солнечноволосой девушки перестала цвести счастливая улыбка, и она с досадой произнесла: — Чтоб тебя! — и всякое выражение абсолютного послушания напрочь слетело с её лица, — теперь предстоит провести целый день в обществе этого маменькиного сынка и его таких же бестолковых дружков! — переведя взгляд на Эльзу, поспешила с объяснениями: — Извини, что не могла сказать заранее, но мне очень нужен сегодняшний день полной свободы. Паскаль так вовремя взял выходной, и ты сегодня пришла на приём… Нельзя было упускать такой момент! Рапунцель схватила её за руку и повела к служебным воротам, где стояли машины для персонала, а не для посетителей. Вдали от всех, удачно прячась за более дорогими и большими машинами, скромно стоял старый, очень подержанный «Форд». Окно со стороны водителя было открыто, и Эльза разглядела улыбающегося им Юджина. Рапунцель повернулась к подруге и сказала: — Понимаешь, я хочу навестить маму… Уже давно, но случай представился только сегодня и неизвестно, будет ли следующий раз. Надеюсь, ты не сердишься, что я воспользовалась тобой, как прикрытием? — девушка тревожно смотрела на подругу, — это немного нечестно, я знаю, но я не остаюсь в долгу… Она продолжала что-то ещё говорить и оправдываться, а Эльза не знала, какое чувство в ней сейчас сильнее: недоумения или восхищения. Она понимала, что речь идёт об Эмме Готель, приёмной матери Рапунцель, заключённой под стражу где-то в федеральной психиатрической лечебнице. Вряд ли туда легко проникнуть, не проще, чем попасть в Синг-Синг. Эта девочка изображала перед родителями фифу, которой просто охота прошвырнуться по дорогим бутикам, заглянуть в салон красоты; она купила себе всего несколько часов свободы, согласившись пойти на день рождения к крайне неприятному человеку — Эльза вспомнила фамилию Филдз, одна из процветающих сетей ресторанов высшего класса принадлежала этой семье. Наверняка Голдены лелеяли надежду, что Рапунцель станет женой старшего сына и преемника семейного бизнеса, двадцатилетнего Остина Филдза. Другое дело, что у Рапунцель Голден была та же проблема, что и у Эльзы: при всех деньгах её семьи и хорошенькой внешности, в глазах большинства окружающих она была сумасшедшей, прожившей много лет в подвале под надзором шизофренички. Понятно, что такое положение не устраивало Бенджамина и Элис, зато полностью устраивало девушку. Она не собиралась никому нравиться из этого тоскливого высшего общества, не хотела новых знакомств с богатыми и знаменитыми, а будь у неё чуть больше сумасбродства — давно сбежала бы вместе с Юджином. Она не могла привыкнуть называть родных родителей мамой и папой, потому что интуитивно считала своей матерью ту, которая её вырастила. Она собиралась совершить невозможное, но только чтобы увидеть её, убедиться, что с этой женщиной всё в порядке… насколько это возможно в подобном заведении. Эльза, понимая, какая сила духа должна быть у человека, чтобы решиться на всё это, и испытывая невероятный подъём от того, что Рапунцель ещё благороднее, чем казалась, без предупреждения села на заднее сиденье «форда». Юджин, дождавшись, пока то же самое сделает его возлюбленная, спросил у Эльзы: — Тебя отвести в особняк Фростов? Только я не особенно хорошо знаю те места, подскажешь, если вдруг заплутаю? Девушка покачала головой и вырвала из блокнота листок.Я еду с вами.
— Ты хочешь поехать со мной? — Рапунцель как будто впервые увидела её. Неудивительно, что она спрашивает об этом. Ведь если что-то пойдёт не так, если их вдруг поймают, до Фростов очень быстро дойдёт информация, и не избежать ей объяснений, а может, чего и похуже. Но Эльзу волновало только благополучие Анны, остальное не имело значения. А если всё пройдёт гладко, то визит в психлечебницу — это испытание не для слабонервных. Однако Эльза уже приняла решение. Лицо Рапунцель озарилось, она больше не спрашивала — поняла. Юджин тоже выглядел радостным из-за того, что Эльза отправилась с ними. В общем, путешествие обещало быть нескучным. Несомненно, золотая принцесса и молодой вор не были обыденной парой. Эльза никогда не спрашивала у подруги, как вообще свела их судьба, но они вместе и каждый в отдельности интересовали её очень сильно. И, пользуясь редчайшей возможностью, девушка решила понаблюдать за ними. — Ты переживаешь из-за того, что родители сватают тебя этому Филдзу? — сочувственно, но абсолютно неревниво спросил Юджин у своей девушки. Та сморщила нос и ответила: — Боюсь, он переживает больше меня! — О чём ты? — удивленный её беспечным тоном парень даже на секунду оторвал взгляд от дороги. Рапунцель едва не рассмеялась. — Так ведь я ему не нравлюсь, моя репутация мне на руку. А он вынужден вести себя как джентльмен, говорить комплименты, давно набившие оскомину, ухаживать, развлекать меня… Честно говоря, при нашей последней встрече я ему почти посочувствовала, если бы он, думая, что я не слышу, не назвал бы меня «тупой куклой». Правда, я очень старалась именно так и выглядеть… — Знаешь, родная, даже если бы ты вела себя по-другому, — Юджин, похоже, не рассердился на незнакомого ему недалёкого богатого обормота, — всё равно он слишком ограничен, чтобы разглядеть в тебе то, что вижу я. — Тебя совсем не злит то, что почти все поголовно считают меня сумасшедшей? — наверняка это был риторический вопрос, но ей хотелось услышать на него ответ. Юджин пожал плечами и спокойно сказал: — Главное то, что я знаю: ты гораздо умнее, чем некоторые, да и поблагоразумнее собственных родителей. И меня не волнует, что о тебе думают кретины, которые не знают о тебе ровным счётом ничего. А на болванах не принято срывать гнев — они же не виноваты в том, что болваны. — Остин, конечно, тот ещё недоумок, но он очень послушный сын, — кивнула его собеседница, — попробуй не быть послушным, ведь от этого зависит, передадут ли родители тебе право владения сетью ресторанов, особенно с учётом того, что у тебя два младших брата. А мистер и миссис Филдз очень хотят видеть меня его невестой, им всё равно, душевнобольная я или же нет. Им важно моё потенциальное наследство. — Бедняга, представляю, как он скрипит зубами, когда ты приходишь, — покачал головой Юджин. — Может, он найдёт себе невесту сам? — Это вряд ли, — девушка перекинула тяжёлую волну волос за плечи, — для того, чтобы её одобрили родители, она должна либо иметь такой же статус в обществе, как у меня, либо — ещё выше. Да он бы и на мне женился без разговоров, но его так пугает перспектива связывать жизнь с ненормальной… Похоже, в отличие от Эльзы, которая вздрогнула, когда парочка подняла болезненную для неё тему адекватности, Рапунцель она забавляла. Собственно, и раньше было заметно, что она не чурается своего столь заметного и эксцентричного отличия от большинства. Её волновал вопрос будущего с тем, кого выбрало её сердце, но кого отнимали социальные предубеждения. А Юджин и Рапунцель действительно подходили друг другу, несмотря на разительное отличие в происхождении. Может, существует какой-то хитрый виток судьбы, при котором у этих двоих всё получится? Эльза видела, что почему-то эта самая судьба сводит её с людьми, у кого схожая ситуация с её собственной: Рапунцель, Юджин, Кристофф, Шарлотта… Все они выбивались из общей массы и весьма нервировали этим окружающих. И точно так же придерживались мнения, что это проблемы только окружающих. Интересно, а подходит ли Эльза Джеку? Какой они были бы парой, если взглянуть со стороны? Эльза закрыла глаза, давая волю фантазии… Они с Джеком вместе приезжают в школу (ладно, пусть даже на его мотоцикле), вместе идут на занятия, сидят рядом на уроках, о чём-то шепчутся, вместе смеются над каким-то весёлым моментом или чьей-то шуткой, потом обедают в кафетерии, а после едут вместе домой, заезжая по пути в какое-нибудь романтичное место, потому что обоим захотелось на свидание… Да вся школа взорвётся от смеха! И в первую очередь — друзья Джека, мнением которых он очень дорожит. Эльза открыла глаза. Но… Возможно, Джек не так уж и дорожит их мнением, и вполне вероятно на мнение учащихся в «Arendelle High School» ему тоже в основном чхать. И стал бы он целовать тогда Эльзу, если бы считал их такой уж смешной и неподходящей друг другу парой! При воспоминании об этом поцелуе Эльзе снова стало жарко, и пунцовый румянец опять залил белые щёки. Да зачем он, в конце концов, это сделал? Уж не для того ли, чтоб она… заговорила?.. Но тогда он прогадал. Если он всё ещё уверен, что молчание — это просто каприз, то зря. Да, её вполне устраивает это, но ведь она на самом деле не может сказать ни слова… Интересно, поверил бы ей кто-нибудь, вернись к ней внезапно дар речи, и расскажи она об этом инциденте? — Приехали, — возвестил Юджин, отвлекая Эльзу от мыслей, — вот она, эта лечебница. Девушки уставились на печально известное здание. Да, оптимизма оно не внушало. Обнесённое перегородкой из металла, по которому скакал ток — ошибиться было невозможно; несколько высоких белых зданий, а вокруг, как назло, какой-то пустырь, как будто сложно было насадить деревьев и кустарников, чтобы смотрелось не столь обречённо. Эльза даже не собиралась спрашивать, какая тут охрана, потому что ответ напрашивался сам собой: минимум из ФБР. — Мы что же, попробуем вломиться через центральный вход? — ошеломлённо спросила Рапунцель, разглядывая федеральную психиатрическую клинику. Юджин начал объяснять: — Нет, мы пройдём через один из чёрных ходов. Там есть один вход, он ведёт прямо на кухню, охрана там тоже квалифицированная, но кое-кто нам поможет. — Ты о ком? — девушка перевела взгляд на парня. Тот чуть ухмыльнулся. — Помнишь моего знакомого Аттилу? — Того головореза, что тебя чуть не лишил печени? — нахмурилась Рапунцель, видимо, очень хорошо помня бандита со столь яркой кличкой. — Вы, насколько я знаю, не ладили? — До определённого времени — да, но я оказал ему одну услугу, а он в ответ — мне. Видишь ли, Аттила теперь имеет кулинарное образование, и он весьма неплохой повар. — Только не говори, что он… — Именно, вот уже полтора месяца, как он устроился сюда работать! — Но как его взяли? С его-то прошлым! — Не забывай, что его не ловили ни разу, так что перед законом он чист. Он нас и пропустит. Я надеюсь. — Так он в курсе, что мы придём? — все трое направились из машины к хозяйственным постройкам. — Я предупреждал его, что приду навестить одну из пациенток. Он за это время выучил план каждого корпуса, расписание, график всех дежурств, так что скажет, как обстановка в данный момент здесь. Юджин вытащил телефон — такой же старый, как и его «Форд» — и стал набирать кому-то сообщение. Эльза, понимая, что затея вора — это чистой воды авантюра, от души понадеялась, что их не поймают. При этом за себя она не боялась, Фросты ничего ей не сделают, только на нервы подействуют в течение месяца; а вот Юджину и Рапунцель придётся забыть друг о друге и о свободе. Скорее всего, навсегда. Парня запрут в тюрьме, навеки заклеймив преступником, а девушку насильно выдадут замуж за какого-нибудь богатого полудурка. Ждать пришлось минут двадцать. Тяжёлая, но небольшая железная калитка скрипнула, и в проходе показалась голова в белом поварском колпаке. Голова была прикреплена к массивному телу в таком же белом поварском халате. — Райдер, ты здесь? — спросила голова. Юджин подошёл ближе. — Конечно, здесь, я же написал. — Уф, — повар вытер пот со лба, — прости, что долго, ждал, пока охранник на обход пойдёт. — Я говорил тебе, что как-нибудь зайду. Так что пропускай нас внутрь, пока охрана не заметила. — Нет, Райдер, — голова отрицательно замотала колпаком во все стороны — я тебе должен, но сегодня никак нельзя, у нас главврач здесь, да ещё и сегодня проверка из министерства была, он нескоро уедет. — Так она была, а не будет, — Юджин сделал попытку протиснуться через ворота, но Аттила не собирался пропускать его, — слушай, будь ты человеком! Я, между прочим, свою часть уговора честно выполнил! — Так я и не отрицаю, Райдер, но день реально не подходящий для твоего визита. — Да причём тут я!.. Это не мне нужно, а ей, — и он указал в сторону, где скромненько стояла Рапунцель. Аттила повернул голову, увидел её и вдруг тепло улыбнулся: — А-а, так это твоя Златовласка. Как же, помню… Заступалась она за тебя усердно, хоть и девчонка. Отчаянная и храбрая, а мне такие по душе… Так это тебе нужно к одному из пациентов? — девушка подошла ближе и кивнула. — А кто он тебе? И как зовут? — Это моя мама, Эмма Готель, — негромко, но ясно произнесла Рапунцель. Здоровяк Аттила присвистнул и приоткрыл калитку шире: — Ну, если матушка, то проходи, конечно. Я что-нибудь придумаю, — и все трое прошмыгнули на территорию строго охраняемой психлечебницы. Эльза не ждала ничего весёлого от подобного заведения. Более того — ждала мрачности, навеваемой тоски и суицидальных мыслей. Но всё равно оказалась не готова. Здесь преступники содержались только в одиночных камерах, за каждой дверью мог скрываться маньяк, психопат, садист или каннибал. От подобного осознания становилось, мягко говоря, не по себе. И хотя она знала, что приёмная мать Рапунцель оказалась здесь несколько по другой причине, на секунду ей стало страшно за подругу. Однако Эльза быстро погасила свои непрошенные эмоции, пытаясь, пусть и молчаливо, но побыть полезной. Вряд ли Рапунцель, или тот же Юджин чувствуют себя здесь комфортно, однако никто из них не собирается биться в истерике, ныть и проситься домой. — Так, вот её палата, — инструктировал Аттила, когда они, наконец, остановились, — я же не только готовлю, я и приношу еду, поэтому ключи у меня есть почти от всех дверей. Камеры наблюдения я из строя вывел, не все, конечно, а по которым вас можно засечь. Сейчас запущу вас примерно минут на тридцать, максимум — сорок. Потом надо будет разносить ужин, так что придётся уходить. Потому что дежурная проверка и раздача лекарств может начаться в любой момент. Лады? — Да, мы поняли, — Рапунцель от нетерпения сцепила руки в замок и подпрыгивала, когда Аттила открывал двери. Эльза внутренне вся тряслась, до неё поздновато дошло, что из всех троих она самая уязвимая в этом месте. Её чёрная тайна, её прошлое, её травмированная душа — всё это будто стало подниматься из глубин памяти — медленно, как зомби из могилы. Лечебница давила своей атмосферой. В какую-то секунду Эльза остро поняла, что она и сама может оказаться в этом месте… если хоть кто-то узнает… Липкий страх заставил кончики пальцев покрыться льдом. Но толчок в спину и крик «Матушка!» разорвал в клочья этот сонм кошмара. Эльза вспомнила, для чего она здесь, с кем и смогла понять две вещи. Первое: толкнул её Юджин, потому что она притормозила прямо в дверях палаты, а он входил за ней. Второе: крик «Матушка!» был адресован женщине, которая с отсутствующим видом стояла у окна, а Рапунцель со слезами на глазах обнимала её за плечи. Наконец, она медленно повернулась к дочери. — Рапунцель? Это ты, дорогая? — Да, матушка, — выговорила та, улыбаясь сквозь слёзы, — это я, и я пришла к тебе. Эмма Готель как во сне обняла ту, которая называла её матерью. Выглядела женщина неважно, хотя следы былой красоты всё ещё имели место быть: когда-то смолисто-чёрные, а теперь почти седые волосы кудрями рассыпались по плечам; осанка, несмотря на годы и место заключения, была гордой, как у настоящей леди; иссиня-чёрные глаза смотрели со смуглого широкоскулого, как у цыганки, лица. Одета она была не в традиционную для таких мест белую прямую рубаху, а в тёмно-бордовое платье в пол. Смотрелось это довольно странно, особенно с учётом того, что оно местами выцвело. Видимо, она наотрез отказалась с ним расставаться, и ей пошли на уступки, бог знает почему. На шее Готель висел шнурок с довольно большим, но не огромным, деревянным крестом. Внезапно лицо женщины приобрело осмысленное выражение, и она строго одёрнула дочь: — Сколько раз я говорила тебе, чтобы ты не ревела! Женщина должна уметь держать себя в руках и не показывать, если она чем-то расстроена! — О… прости, мама, — Рапунцель спешно вытерла слёзы, — я просто так счастлива… что наконец-то вижу тебя! — Это по-прежнему не повод для слёз, — женщина отошла от окна и присела на кровать, — итак, как твои успехи? Как проходит твоя жизнь у чужих людей? Терпимо, я полагаю, коль ты не забыла обо мне? — Матушка, я очень соскучилась, — девушка присела возле колен матери и положила на них голову, как, наверное, делала в детстве. Эмма Готель провела рукой по её волосам, довольно сдержанно, но с лаской, потому что Рапунцель даже зажмурилась от удовольствия. Юджин и Эльза так и продолжали стоять возле двери, по возможности стараясь дышать как можно тише. Парень молчал, любуясь по-настоящему счастливым лицом своей возлюбленной, а Эльза, сумевшая преодолеть страх, задумалась над увиденным. Ведь по факту Эмма Готель похитила двухлетнюю Рапунцель, разлучила её с семьёй, лишила тех благ, на которые девочка имела право, держала в подвале… И всё равно та приехала. Она не хотела быть золотой принцессой, она хотела обратно в ту жизнь, которая у неё была. С этой женщиной, которую называла мамой, пусть и с подвалом, но тем не менее! Наверное, это и есть любовь. Каким-то образом чужой по сути человек, нездоровый душевно, сделавший тебя своей пленницей, отыскал ключ к твоему расположению и по-настоящему понимал тебя. А родные родители не сумели сделать так, чтобы дочь, с которой они были в разлуке четырнадцать лет, доверяла им и любила. Ведь не зря Рапунцель постоянно сбивалась, обращаясь к ним. Ей не нужны были их деньги. Потому что в глубине души она отчётливо понимала, что такой, какая она есть, они её не принимают и не любят. И даже не стараются полюбить. В их понятиях есть выражение «так положено». Им они и руководствуются в отношении дочери. Рапунцель знаком осторожно попросила Юджина подойти. Тот так же молча приблизился, не желая взволновать пациентку. Готель его пока не замечала. — Матушка, — обратилась к ней Рапунцель, — помнишь, ты как-то говорила мне, что главное — это найти правильного человека? — та степенно кивнула. — Так вот, я его нашла, и уверена в том, что это именно он, — она взяла юношу за руку, и тот опустился на колени рядом с ней, — это Юджин, матушка. Когда приёмная мать Рапунцель взглянула на Юджина, Эльза всё же перестала дышать. Женщина вела себя весьма своенравно, хоть и спокойно. Лекарства давали свой эффект, но кто знает, что может выбить из равновесия психически нездорового человека? С минуту Эмма Готель смотрела в лицо юноши своими глазами, которые напоминали молнии, а потом… опустила вторую руку ему на голову. — Рапунцель… а где я видела этого юношу? — она вроде бы касалась его волос, но при этом и не отводила цепкого взгляда от его лица. У Эльзы возникло нехорошее подозрение, что она размышляет: вцепиться ему в волосы или же не стоит. — Всё в порядке, мама, — севшим голосом произнесла её дочь, тоже чувствуя опасность. — Он — одна из немногих радостей в моей нынешней жизни… Не волнуйся… — Да… я помню… — женщина одёрнула руку, движения её немного замедлились, а выражение лица снова стало далёким, — это с ним ты была тогда… когда навсегда покинула меня… Готель уронила голову на руки. Рапунцель попыталась дотронуться до края её платья, но Юджин рефлекторно отвёл её ладони. И вовремя. Потому что приёмная мать вскочила с неясно откуда взявшейся проворностью и едва не схватила дочь за горло. Парень оттолкнул Рапунцель плечом и с помощью какого-то приёма вдруг весьма деликатно уронил озлобившуюся Эмму Готель на её кровать. Дверь распахнулась, на пороге возник Аттила. — Райдер, у вас минута, потом надо будет бежать! Юджин кивнул, затем поднял подругу с пола, поклонился растерявшейся пациентке и вежливо, но быстро сказал: — Простите нас, матушка, но мы вынуждены вас покинуть, — он начал уводить желающую попрощаться с матерью Рапунцель, а женщина вскрикнула: — Рапунцель! Ты снова уходишь?! И снова — с ним? — Матушка, прости, но я не могу остаться, я должна уходить, — девушка медленно, но верно перемещалась к двери, потому что парень не отпускал её, продолжая вести. Повар, глядя на весь этот ритуал, похоже, немного впал в прострацию, но ненадолго. — Скорее, Райдер! Юджин, решив, что промедление — смерти подобно, ухватил за руку сначала Рапунцель, потом Эльзу, и троица вслед за поваром, спешно захлопнувшим дверь в камеру, припустила по коридорам больницы. Где-то в противоположной стороне слышались голоса, становившиеся громче, но друзья удалялись от них, немало не заботясь о тишине. Аттила на самом деле прекрасно изучил план здания, так как вывел он их самым коротким и безопасным путём к той же калитке. — Спасибо, друг, — Юджин пожал ему руку, — теперь ты можешь уйти отсюда в любой момент, если захочешь. Считай, что долг ты оплатил сполна. — Да нет, Райдер, я останусь, — здоровяк почесал висок и неловко потупился, — понимаешь, мне тут… как бы понравилось, что ли… Так что, ежели у вас будет ещё желание навестить матушку твоей барышни, то я проведу, даже не сомневайся. — Благодарю, Аттила, — проникновенно сказала Рапунцель, — ты даже не представляешь, что сделал для меня! — Не за что, — он по-доброму улыбнулся всей компании, — ты не волнуйся за маму, я за ней теперь присмотрю. Не сомневайся. А теперь бегите. Тут везде камеры, они уже заработали, не ровен час, вас засекут; хотя охрану я и отвлёк ненадолго с помощью слабительного в их пепси-колу, но время дорого. — Всего хорошего, — друзья развернулись и помчались к машине.***
— Ты знала, что твоя мама меня вспомнит? Обратная дорога проходила в молчании. Самой поездкой и её результатом, казалось, были обескуражены все, даже Эльза, которой произошедшее почти никак не коснулось. Вроде бы и не случилось ничего плохого, вернее, удалось предотвратить попытку убийства… Но, похоже, и Рапунцель, и Юджин понятия не имели, что делать с этим событием. И заодно решали, как к нему относиться. — Что ты, я понятия не имела, — девушка выглядела задумчивой и непривычно серьёзной. Юджин, видимо, не думал, что реакция подруги будет настолько тяжёлой. Эльза чувствовала себя лишней, она понимала, что этим двоим необходимо поговорить наедине. Парень явно переживал, считая, что Рапунцель теперь жалеет о том, что представила его матери как своего возлюбленного. Что на эту тему думала сама Рапунцель, понять было невозможно. Но по крайней мере, в душе у Эльзы не осталось того мерзкого осадка, который могло оставить посещение федеральной психлечебницы. Сцена вышедшей из себя Эммы Готель, попытавшейся задушить свою приёмную дочь, перебила всё! Сцена прощания, в свою очередь, получилась несколько смазанной. Возле особняка Фростов Эльза по очереди обняла сначала Юджина, а потом Рапунцель, но из-за того, что торопилась оставить их одних, не выслушала никаких прощальных слов. Уже возле ворот до неё донёсся голос подруги: — Спасибо, что была в этот день со мной, Эльза! Для меня это очень много значит… Дом встретил Эльзу неожиданно. Первое, что было неожиданностью — это громкая музыка, в основном рэп и попса; второе — толпа народу, половина из которого была знакома девушке по школе. Ею был забит холл и столовая, а так же частично лестница на второй этаж; всюду стояли бутылки с алкоголем, некоторые парочки целовались в укромных, как им казалось, углах. Прислуга молча взирала на это безобразие, периодически убирая мусор или вытирая кем-то разлитый коньяк. Мартин стоял с каменным лицом возле лестницы, периодически делая кому-то из горничных знак, если в их услугах нуждались. Видать, не только на торжественных вечерах, устраиваемых Аннабель Фрост, дворецкий знал, как себя вести; такие вечеринки ему тоже были знакомы, и в них он ориентировался столь же блестяще, как и на приёме. Увидев Эльзу, все начали перешёптываться, хотя из-за музыки нельзя было разобрать, о чём конкретно. Всё как обычно, без этого никуда — Эльза даже послала несколько воздушных поцелуев своим зрителям, не собираясь заострять на них внимание. Она двинулась в гостиную, заметив на лестнице Анну, пытавшуюся пробраться сквозь толпу. Так, её сестра в порядке, это хорошо. Но где же виновник торжества, который воспользовался тем, что родители домой вернутся поздно и устроил тут настоящий шабаш? Эльза прошла в гостиную и увидела его. В отличие от холла и столовой тут было не так много народу. А сам Джек находился на одном из диванов, слившись в страстном поцелуе с сидящей на его коленях девушкой. Эльза ощутила недоумение, удивление, замешательство — всё, что угодно, но только не ревность. Потому что Мерида Данброх не могла вызвать подобного чувства. Эльза лишь головой покачала: о чём только думает Мерида? «Они же расстались. Джек её вроде бросил. Неужели у неё совсем нет гордости?» В какой-то момент парень вдруг, словно опомнившись, спихнул со своих ног девушку и, пошатываясь, встал. Мерида взвизгнула, попыталась подняться с дивана, но не преуспела. Оба были, мягко говоря, далеко нетрезвы. «Я думала, он не пьёт… Первый раз вижу его таким…» С Джеком что-то происходило. Он странно дёрнулся, прижал руки к животу… и тут его стошнило прямо на роскошный персидский ковёр, которым так гордилась Аннабель! Стошнило, кстати сказать, неслабо. Эльза только и успела мысленно посочувствовать прислуге, как ещё громче заверещавшая Мерида заставила её действовать решительно. Девушка направилась прямо к Джеку. Правой рукой приобняла парня за талию, левой перехватила его конечность, перекинув её через свои плечи, и потащила невменяемое тело из гостиной. — Куда?.. — еле шевелящимся языком проговорил Джек, — н-нет… по… по… подожди… я… Мерида тоже попыталась возразить, но в связи с сильнейшим опьянением её речь звучала более бессвязно, чем у собутыльника. Эльза с удовольствием бы высказалаим обоим пару резких предложений, но за отсутствием таковой возможности просто продолжала тащить Джека сначала по холлу, потом по лестнице, а потом и коридору второго этажа. Стоящий в холле Мартин благодарно ей улыбнулся, воодушевившись, видимо на то, чтобы прекратить этот массовый разгул молодёжи. К счастью, второй этаж был пуст. Наверное, считался неприкосновенной территорией, куда тусовщикам был вход заказан. Эльза добралась до комнаты Джека, опустила его бренное тело на кровать, сняла с него обувь, накрыла одеялом и смогла перевести дух. Всё же нечасто ей доводиться таскать парней после гулянок! Девушка мимоходом оглядела уже знакомую ей обстановку. Что-то зачастила она в эту комнату… Суток ещё не прошло с последнего визита. И всё-таки, что же случилось? Ещё ни разу за эти месяцы Джек не уходил в такой отрыв, да ещё и у себя в доме. И с алкоголем у него проблем не было. С чего он решил напиться до такой степени? Внезапно взгляд Эльзы зацепился за одинокий предмет на столе. Девушка подошла ближе, не веря своим глазам. Склеенная ею кружка, которую она отдала парню на их неудавшемся свидании, бережно стояла на красивой подставке. Джек не избавился от неё, не выбросил, сочтя бесполезной… Мысль оборвалась, потому что возле кружки лежал раскрытый на середине блокнот, а рядом валялась ручка. Только внимание привлек не сам блокнот, а строки, начертанные в нём…Эльза, я хотел Я хотел бы объясниться Этот поцелуй Прости, я не должен был Мои чувства к тебе Прости Да, я веду себя как урод, но ты мне нравишься, странно
Ненаписанная записка. Которую он так и не решился ни закончить, ни отправить. И вряд ли решится. Почему-то стало легко и тяжело одновременно, а сердце сжалось то ли от боли, то ли от радости… Особенно при взгляде на последнюю строчку… Безумно жаль, что нельзя забрать этот клочок бумаги с собой… Это совсем мизерное, но всё же доказательство того, что Джек Фрост неравнодушен к ней… Выйдя из комнаты, Эльза почти нос к носу столкнулась с Анной. Ещё одна ситуация, в которую попадать нежелательно… Анна красноречиво посмотрела на дверь, затем на сестру. — Опять на те же грабли, Эльза?