— Мои друзья, Хранители, наша обязанность оберегать детей и следить, чтобы они были в безопасности, дарить им чудеса, нести надежду, показывать сны. Я собрал вас здесь по очень серьезной причине — детям грозит опасность. Враг, которого нам веками удавалось удерживать на расстоянии, решился нанести удар, и только мы можем его остановить.
Карлос прекрасно осознавал свою отличительную особенность. Рядом с ним дети чувствовали себя счастливее, а взрослые снова возвращались в подростковый возраст. Его безмерно уважали все, он был кумиром миллионов любителей фотографии, многие готовы были жить на Северном полюсе, лишь бы иметь возможность учиться у этого великого человека. Но Карлос был уверен, что понять красоту весьма специфической местности может только он сам. Суровый, ледяной, иногда жестокий, но прекрасный и такой необычный северный край, так непохожий на родной Техас, был привлекательнее всего для Карлоса Клиффа. И с пониманием к этому относился лишь один-единственный человек — Мария Клифф, его покойная жена. Она и стала его женой только потому, что смогла по-настоящему понять его любовь к морозу и холоду. Она ждала его помногу месяцев, даже не помышляя о разводе или о возможной интрижке с кем-то из её вечных поклонников. Аннабель, их единственное дитя, была копией матери. И долгое время Карлос верил, что она унаследовала всю духовную красоту Марии. Но потом она вышла замуж за Оливера Фроста — весьма успешного и подающего большие надежды своего однокурсника. Мария была довольна, да и Карлос, познакомившись с ним, убедился, что молодой человек достоин своей невесты. Через какое-то время родился Джек, потом Мейси. Мария умерла через несколько месяцев после рождения внучки. С тех пор Карлос Клифф постоянно жил на Севере, возвращаясь на родину только в Рождество. Он видел, что с каждым годом в его дочери и зяте происходят перемены. Их захватывал бизнес, который стал приобретать более масштабные обороты, а дети всё чаще были предоставлены самим себе. А потом Карлос заметил очень холодное отношение Джека к родителям — и не стал задавать вопросы или что-то выяснять. Он был мудрым и проницательным человеком, чтобы считать себя вправе вмешиваться в семью дочери. К тому же в его присутствии всё шло почти гладко. Джек и Мейси предпочитали проводить с дедом всё свободное время, а их родители никогда не возражали отцу и тестю. Он устанавливал свои правила, и все Фросты их придерживались. Теперь же он жаждал разобраться в сложившейся ситуации, особенно узнав о смерти Стивена и Элизабет, о том, что их дети оказались под опекой его дочери и зятя, а так же о странном нежелании Эльзы говорить. Он просто не мог не вернуться в Хьюстон… И сейчас он испытующе смотрел на свою дочь, требуя от неё ответа. В диалог, довольно противоречевый, они вступили минут пятнадцать назад, когда Карлос поднялся в кабинет следом за сбежавшей Аннабель. — Я говорю о том, что Эльза молчит, потому что, в первую очередь, она не хочет говорить! Она закрыта изнутри, так глубоко и сильно, что даже Анна не может до неё достучаться! А ведь сёстры очень привязаны друг к другу, как я вижу. — Папа, ты не понимаешь! Из-за этого у неё было столько проблем в школе, она не стала бы молчать из-за одного только упрямства! — Нет, это ты не понимаешь! — Северянин покачал головой, — я не говорю об её упрямстве, Эльза не притворяется. Она не может говорить, это правда. Но сможет, когда по-настоящему захочет этого. Ей так легче, по крайней мере, сейчас. Что-то не даёт ей покоя, потому мира в душе её нет; как только там появиться гармония, Эльза снова откроется… — Она была в машине с родителями, когда случилась авария, — тихо и со значением произнесла Аннабель, — конечно, это сказалось на психике. — Возможно… Но есть что-то ещё… — Карлос задумчиво потёр подбородок, — она ведь замолчала не сразу, так? — Да, — кивнула его дочь. — Значит, дело не в одной аварии. — А в чём ещё? — Я не знаю, Аннабель, — мужчина решительно направился из кабинета, показывая, что разговор закончен. Около двери он высказал основную мысль: — Всё выяснится в своё время. Главное, чтобы девочки смогли назвать вашу с Оливером резиденцию своим домом. Вряд ли это получится, но попытаться стоит. И, я надеюсь, мне не надо объяснять, что ты со своим супругом ужинаете сегодня вместе со всеми, да? Очень довольный выражением лица дочери в тот момент, когда он поставил её перед фактом, Карлос отправился на первый этаж, уверенный, что Аннабель перебирает в голове всевозможные ругательства, боясь высказать их вслух.***
Едва он только поздоровался с Мартином, как через секунды к нему из столовой вылетели Джек и Мейси; оба вцепились в его бордовую шубу, не желая отлипать от неё, и наперебой выкрикивая радостные приветствия. — Я тоже соскучился по вам, — с улыбкой сказал мужчина, обнимая внуков. Мейси, едва не пища от восторга, проговорила: — Как хорошо, что ты так рано приехал, дедушка! Я не думала, что ты появишься на целый месяц раньше обычного! — Правда? — Карлос с удивлением перевёл взгляд на Джека. — А разве Доусон не предупредил, что у меня изменились планы? Джек, ты не сказал сестре? — Нет, дедушка, — Джек покачал головой, — я не хотел, чтобы Мейси знала заранее — иначе не получилось бы сюрприза. — Тоже верно, — Северянин одобрительно хлопнул того по плечу. После этого его взгляд стал серьёзнее, и он спросил: — Ну, а где же наши красавицы, новые обитатели дома? — в речи странным образом сочетались ирония и неподдельный интерес. Джек вроде бы слегка напрягся, а Мейси громко воззвала: — Эльза! Анна! Идите скорей сюда! Папа, мама, а вы почему ещё не пришли? Сам Карлос догадывался, почему дочь и зять оттягивают момент встречи с ним. Они его не ожидали так рано, не были морально подготовлены, к тому же им наверняка нечего сказать в своё оправдание насчёт умалчивания о последних событиях в их семье. В общем, он отлично знал, что Аннабель и Оливер относятся к нему с почтением и лёгкой формой фобии, иногда напрочь забывая, что он только гость в их доме; к тому же по непонятным причинам они не желали с ним спорить в любых семейных вопросах — в их бизнес он не лез никогда, точно зная, что ему там делать нечего. Естественно, первыми в холле появились сёстры Разенграффе. Карлос прекрасно помнил Стивена и Элизабет, потому не мог не отметить необычную схожесть старшей сестры и её матери, ведь если бы не цвет волос, он бы легко принял Эльзу за Элизабет. Приглядевшись, он увидел, что Эльза отличается от своей мамы ещё и необычайной серьёзностью, некоторой замкнутостью и большей изящностью. Анна произвела на него именно то впечатление, которое предполагал Джек. Карлос вслух сказал, что рыжеволосая девочка — идеальная подруга для его внучки. Мейси тут же принялась подтверждать это заявление, а Анна покраснела от удовольствия. Эльзе, конечно же, понравились эти слова, а так же то, что Карлос, к слову, не задал ни одного вопроса по поводу её молчания. Наконец, в холл вошли Аннабель и Оливер, оба немного нервные, но сдержанные. Они поприветствовали старика, стараясь держать себя в руках. Тот в ответ тоже был спокоен, по очереди обняв каждого. Потом вместе с детьми Карлос прошёл в гостиную, вот тогда-то Аннабель и воспользовалась случаем сбежать на третий этаж. Оливер решил действовать более радикально — он поспешно уехал в офис. Скорее всего, от поездки в аэропорт его удержала только нецелесообразность этой идеи — как назло, в голову не приходило ни одного города в мире, где у их фирмы могли быть какие-то дела. В гостиной Карлос уселся в огромное кресло, на подлокотнике рядом устроились Мейси; Джек, а с ним и сёстры Разенграффе заняли диван, специально переставив его напротив кресла. Теперь можно было спокойно менять расстановку мебели, потому что на период гостевания дедушки сие действия не возбранялись. — Итак, девочки, — старик ласково посмотрел на сестёр, — Я, как вы уже поняли, дедушка Мейси и Джека, отец Аннабель и тесть Оливера. Меня зовут Карлос Клифф, но не стоит так официально… — Подождите! — удивлённо уставилась на него во все глаза Анна. — Карлос Клифф? Самый известный фотограф в штатах, снимающий Северный полюс?! — О, юная Анна, вы слышали обо мне? — похоже, он был приятно удивлён, — я, конечно, привык, что старшему поколению известны мои работы, но никак не ожидал, что среди молодёжи тоже увлекаются фотографией. — Конечно же, вас знают! — к Анне вернулась способность говорить, и предложение прозвучало с излишним восклицанием. — Мой друг, Кристофф, серьёзно увлекается фотоискусством, и именно от него я впервые услышала ваше имя! Он боготворит вас, мистер Клифф! — Ох, прошу! Мистер Клифф — слишком официально, — вежливо прервал её Карлос, — Зовите меня Карлосом, так проще. К чему ведь весь официоз? Подруга Джека, Шарлотта, вообще, с самого детства обращалась ко мне не иначе чем «дедушка», и это никого не смущало, — краем глаза он увидел, что при имени своей соседки Джек ощутимо вздрогнул. Значит, они всё ещё не помирились… Ладно. Карлос не знал причину разлада, Джек наотрез отказался её объяснять, но ежегодно старик, в секрете от семьи, встречался с Шарлоттой, дарил ей подарки и часами выслушивал новости, произошедшие за год, что они не виделись. На это, как правило, уходил целый вечер, и Карлос всегда предупреждал внуков, что он не сможет провести с ними это время. Сначала и Джек, и Мейси относились к этому с непониманием, но со временем привыкли. Как-то Джек попытался с обидой упрекнуть деда в том, что они и так редко встречаются, а он умудряется сократить своё пребывание с семьёй, даря вечер кому-то постороннему. Но Карлос строго велел старшему внуку вести себя по-взрослому. Истерики — прерогатива незрелой личности, и ему очень жаль, что Джек до сих пор остаётся ребёнком. С тех пор подобных ошибок тот не совершал, никогда не задавая вопросов, куда же на один вечер исчезает Северянин. Но для Карлоса Шарлотта имела такое же значение, как и его родные внуки, потому он не собирался ни оправдываться, ни отменять встречу с ней. Так же он раз и навсегда решил не задавать девочке вопросов, что же произошло между ней и её лучшим другом, потому что каждый имел право на тайну, а у Карлоса не было права допытываться. Но сейчас он остро ощущал, что с Шарлоттой необходимо увидеться как можно скорее, наверняка она знает больше, чем кто-либо в резиденции Фростов. Уделив внукам и гостям должное внимание, седой мужчина отправился разговаривать с дочерью, отчётливо понимая, что той очень этого не хочется. Но, в конце концов, он и Мария всегда учили Аннабель отвечать за свои поступки, и сейчас ей придётся доказать, насколько она это усвоила. Ведь ответственность — это тоже признак взрослой личности. Но единственное, в чём он убедился, так это в том, что и дочь, и зять, несмотря на свою репутацию акул бизнеса, по-прежнему мало отличаются от собственных детей. Не сказать, чтобы этот вывод как-то повлиял на настроение Карлоса, он почти не ожидал иного результата. Потому с воодушевлением предупредил Аннабель о том, что она и Оливер обязаны присутствовать на семейном ужине, и вновь спустился на первый этаж к детям. Он был рад убедиться, что сестры Разенграффе оказались именно такими, какими их описывал его ученик из Галвестона. Младшая Анна появилась рядом с его внучкой так вовремя, что лучше и придумать было нельзя. В прошлом году Карлос начал опасаться, что, вернувшись, он уже не застанет Мейси такой, какой он её запомнил. Она с самого детства обожала яркие и глубокие цвета, особенно оттенки бордового, и он знал, что из-за него, родного деда, она полюбила одеваться довольно броско. Его бордовая длинная шуба, алые штаны и чёрная шапка в грузинском стиле в своё время произвели на неё сильное впечатление, и очень долго на своих детских рисунках девочка именно в таком виде рисовала Санта-Клауса, чей образ был весьма далёк от общепринятого. Единственное, что роднило её деда и сказочного персонажа, так это длинная седая борода и усы. Со временем девочка, конечно, усвоила разницу, но на отношение к Северянину это не повлияло — именно он был тем, кто приносил в их с Джеком унылое существование настоящее чудо, он, Карлос Клифф, живой, из плоти и крови, а не ряженый в маскарадный костюм Санта, которых в праздничное время становилось чересчур много на улицах Хьюстона. Год назад Карлос заметил, что Мейси Фрост начинает чуть-чуть, но замыкаться в себе, что ему совершенно не понравилось. Он понимал, что влияние его дочери становится губительным для девочки, недавно вошедшей в подростковый период, и его не могла не пугать дальнейшая судьба внучки. До Джека родителям было не достучаться, что, несомненно, было плюсом в данной ситуации, но Мейси была сильно подвержена влиянию матери. Теперь Карлос Клифф мог с радостью наблюдать, что Мейси не сломалась, и он отлично понимал, что произошло это только благодаря Анне. Возможно, младшая Разенграффе сама не понимала этого, но он-то понимал… И он был так благодарен ей за это, что решил сделать всё, лишь бы сёстры были счастливы здесь. Несмотря на кажущуюся беспечность, Карлос, разумеется, не мог не понаблюдать и за старшей сестрой. Он уже сообразил, что той неприятно излишне пристальное внимание, она чувствует себя комфортно только с теми, кто не воспринимает её какой-то другой. Кто не обращает никакого внимания на её молчание, а спокойно общается с ней, как с равной, хоть и не ожидает ответа. Карлосу Эльза тоже понравилась, хотя она была так не похожа на Анну. Но в единый миг к нему вдруг пришло странное чувство родства… Он не мог его обозначить, но совершенно точно знал, что он сам и Эльза Разенграффе имеют нечто общее… Это было неуловимо, точно так же, как и его схожесть с внуком. Никто не мог бы найти между Карлосом Клиффом и Джеком Фростом нечто общее, хотя оно у них было. Но увидеть это мог лишь тот, кто достаточно хорошо знал обоих. Именно от деда Джек унаследовал цвет своих глаз — очень светлый, серо-голубой, как замёрзшие воды рек в Норвегии. Карлос дал себе слово разобраться в том, что же объединяет его с Эльзой. А ещё попытаться понять, действительно ли, а может, ему только показалось, между его внуком и этой девушкой есть незримая связь, которую опять-таки мало кто способен заметить. Однако сейчас предстояло кое с кем встретиться, чтобы получить ответы на некоторые вопросы. Поэтому Северянин спокойно спустился вниз, в гостиную, где его ждали внуки и гостьи. Он радостно сделал объявление: — Итак, сегодня День Благодарения, так что семейный праздничный ужин состоится, — он выдержал небольшую паузу, подождав, пока радостный визг, последовавший за его предложением, стихнет. — Я уже предупредил вашу маму, а она предупредит отца. Так же я свяжусь с Доусоном и попрошу его составить нам компанию. Уверен, что Иккинга он захватит с собой, Джек. — А Иккинг захватит Астрид, — усмехнулся в ответ внук. Карлос невозмутимо отозвался: — Ну и что? Я никогда не видел его подругу, буду рад познакомиться. Девочки, а вы хотели бы кого-нибудь пригласить? — Да, дедушка, — за всех ответила Мейси, — у нас есть одна хорошая подруга… — Ты про Рапунцель? — уточнил Джек у сестры. Та кивнула: — Да, про неё. Ты же не против? — Почему я должен быть против? — пожал плечами её брат. — Ей у нас всяко будет лучше, чем дома с её нудной и на редкость туповатой семьёй. — Джек, выбирай выражения, — одёрнул его Карлос, но Джека неожиданно подержала Анна: — Да нет, дедушка, он прав. Рапунцель и правда очень хорошая девушка, но ей не повезло с семьей. Причём с родными родителями. — А по-подробнее? — Карлос опустился в кресло, приготовившись слушать. Говорили в основном Анна и Мейси, но Джек иногда вставлял свой комментарий. Эльза же периодически сурово кивала, явно выражая неодобрение к семье Голден. Северянин вспомнил эту давнюю историю похищения, о которой частенько трубили в СМИ. Теперь же, когда история получила продолжение, она вызывала в его душе и гнев, и сочувствие, и смех. Особенно, когда он услышал о том, как вела себя Рапунцель Голден на приёме в семье Фрост. Карлос, конечно же, понимал, что девушка с волосами цвета солнца, как его заверили дети, скорее всего, так же несчастна, как и сёстры Разенграффе. Имея и настоящих родителей, и приёмную мать, она была сиротой. Потому возражений против кандидатуры Рапунцель в качестве гостьи с его стороны не последовало; только он настоятельно рекомендовал не вписывать в приглашение имена мистера и миссис Голден. Все горячо поддежали эту идею, а Карлос, тем временем, обратился только к Анне: — Значит, твой друг — фотограф, и ему нравятся мои работы? — Нравятся?! Да он мечтает когда-нибудь отправиться на Северный полюс, чтобы вживую увидеть всё, что вы снимали! И… — девочка запнулась, — и… он понимает, что он — лишь один из тысячи ваших поклонников, но он хотел бы познакомиться с вами… — Так в чём проблема, Анна? Пригласи его к нам. — Вы… серьёзно? — Конечно! Пусть выберет самые лучшие свои снимки, я с удовольствием посмотрю. — Спасибо… Спасибо вам! — кажется, ей легко далось обращение к нему как к родному. Эльза, услышав их разговор, радостно заулыбалась, а когда Анна отошла, чтобы позвонить, приблизилась к креслу и благодарно взяла Карлоса за руку, стараясь выразить всё, что не могла сказать. Он внимательно посмотрел на старшую сестру, а затем серьёзно и спокойно сказал: — Я знаю, что она сделала для Мейси. Вряд ли она полностью осознаёт, что лишь благодаря ей моя внучка осталась прежней. Поэтому это самое малое, чем я могу отблагодарить её. Анна ненадолго оторвала телефон от уха, чтобы обратиться к Северянину: — Дедушка, Кристофф говорит, что он с удовольствием бы к нам присоединился, но они всегда проводят этот праздник вместе с его дедом. Это традиция… — услышав удручённый тон, Карлос даже раздумывать не стал: — Пусть приходят вместе! Конечно, День Благодарения — праздник семьи, почему они должны быть разделены сегодня! — Надо же, — удивлённо произнесла Мейси, когда Анна вернулась к разговору, — у нас очень давно не было в доме столько приглашённых. — Ну да! — фыркнул Джек, — если не считать скучнейших приёмов, когда отец с матерью тащат в дом кучу незнакомых людей! — Но в этот раз всё по-другому! — живо прервала его девочка, — у нас впервые будут в гостях друзья, а не их партнёры по бизнесу! И не твоя дурацкая школьная тусовка, с которой даже поговорить не о чем. — Подумаешь… — пробурчал уязвлённый парень, — как будто твои друзья из секции могут говорить о чём-нибудь, кроме фигурного катания. — Так я и встречаюсь с ними на нейтральной территории, — резонно заметила сестра, — а не приглашаю их сюда! Я ведь понимаю, что только мне они интересны, а не всем окружающим. — Кстати, Мейси, — положил конец семейной перепалке Карлос, — как я понял, у тебя скоро выступление? — Да, — она утвердительно кивнула, — а у Эльзы на днях концерт в школе! Она у нас пианистка в школьном оркестре. — Вот и замечательно, — мужчина удовлетворительно улыбнулся, — значит, оба этих мероприятия я внесу в программу нашего времяпровождения. И можете не сомневаться: ваши родители, — он взглянул на внуков со значением, — тоже будут на них присутствовать.***
— А ты выросла! Но в целом — почти не изменилась! Такими словами встретил Карлос Клифф Шарлотту, едва появившуюся в кафе «Мотунуи». Это было их обычное место для встреч. Оно находилось в отдалённом районе Хьюстона, поэтому там они встречались без всяких опасений быть увиденными кем-то из знакомых. Так было уже несколько лет. Шарлотта с радостью подошла к нему и крепко обняла. — Я вижу, вы тоже не изменились, дедушка, — ответила она, оторвавшись от его шубы. Поняв её намёк, Карлос сбросил с себя этот тяжёлый и ненужный в Техасе предмет гардероба. Ему сложно было расстаться с привычной одеждой, но необходимость этого он понимал и принимал. Они, как обычно, сели за барную стойку, заказав мулатке-баристе два кокосовых коктейля. Кафе имело специфическую отделку в полинезийском стиле, поэтому на девушке был красивый венок из пышных цветов, простая юбка до колен из светлой ткани и довольно пёстрый топик. Несмотря на то, что Шарлотта и Карлос встречались раз в год, девушка их запомнила, поэтому поприветствовала, поставив перед ними коктейли: — Приятно видеть вас снова, мистер Карлос, мисс Шарлотта. — Спасибо, Ваяна, — одновременно сказали они, и Ваяна, улыбнувшись, отошла. — Наверное, вы уже всё знаете, — произнесла Шарлотта, берясь за коктейль. Карлос ответил предельно честно: — Не уверен, что всё, но многое мне известно. Но я хочу знать твоё мнение, а так же то, что здесь происходило, пока я был на Севере. Стараясь ничего не упустить, названная внучка принялась рассказывать. Она доверяла этому человеку целиком и полностью. Когда Джек разорвал с ней все отношения, то Карлос не стал выяснять, что случилось или следовать примеру внука. Он сохранил с ней общение и не прекращал его все эти годы. Он никогда не уставал напоминать ей, что она ему тоже родная, и что он дорожит её дружбой, пусть даже Джек этого не оценил. И потому Шарлотта не видела причин скрывать от него то, что происходило в семье Фрост. — По-твоему, у Эльзы есть какая-то тайна? — уточнил Карлос, когда девушка завершила рассказ. — Уверена, и даже не одна, — не сомневаясь, выдала та. — Но ты не стала пытаться узнать, что она скрывает? — Нет, зачем мне это? У меня другая задача. Она появилась в жизни Джека как раз тогда, когда я уже отчаялась вернуть нашу дружбу. И только она сейчас может помочь не только мне, но и ему. — Я понял ход твоих мыслей, — Карлос понятливо улыбнулся, — но неужели ты и в самом деле никогда не испытывала к моему внуку нечто большее, чем просто дружеские чувства? — Нет, — твёрдо сказала Шарлотта, — мы же с вами это уже не один раз обсуждали, дедушка. Как вы считаете меня своей внучкой, так и для меня Джек не больше, чем брат. Самый близкий, самый родной, но — только брат. И ничего большего. Я уверена, что Эльза — это та девушка, которую он ждал всю свою жизнь. — Знаешь, тут я, пожалуй, поддержу тебя. Она и правда тебе нравится? — Очень, дедушка. Я нисколько не жалею, что познакомилась с ней, — слова Шарлотты звучали искренне, — и её сестра мне тоже понравилась. Мне кажется, они обе появились в жизни вашей семьи, чтобы что-то в ней поменять… — Возможно, Шарлотта, — задумчиво отозвался Северянин, — хотя мне будет довольно сложно понять, как именно они должны помочь моей семье, но… возможно кое-кто сумеет нам ответить. — О ком вы? — Шарлотта заинтересованно уставилась на него. Мужчина улыбнулся и сказал: — Как ты думаешь, почему я прихожу именно в кафе «Мотунуи» для встречи с тобой? Ведь в Хьюстоне немало мест, где у нас нет общих знакомых. — Я никогда не задумывалась над этим, — пожала плечами девушка, — мне казалось, что это нечто вроде дани сложившейся традиции… — И это тоже. Но что ты думаешь о Ваяне? — Девушке за барной стойкой? Ну… она милая, воспитанная… — Да, а ещё она очень сильна духом! Такие, как она, избираются высшими силами и могут вести за собой народы! — Почему вы так решили? — Шарлотта никак не могла понять, причём тут Ваяна, а у её собеседника горели глаза. — Несколько лет назад у меня произошла большая драма. Умерла моя жена, Мария, а ты знаешь, что я безмерно любил её. Тогда это кафе уже существовало, и я каким-то образом из тысячи мест выбрал именно его, придя сюда после похорон. Владелец, увидев моё состояние, спросил, может ли он чем-то мне помочь. Я был разбит, и неожиданно выдал ему, что не знаю, как мне теперь жить, ведь я лишился той, которую боготворил. Тогда владелец позвал свою дочь, Ваяну, которой тогда было всего семь лет. Девочка оказалась неожиданно решительной и смелой. Она вывела меня через чёрный ход, а потом спросила, что я собираюсь предпринимать. Я ответил, что мне, видимо, лучше остаться в штатах, но она вдруг перебила меня. Какое-то время она велела молчать, рассматривала меня, и в конце концов ответила: «Ваше сердце успокоится не здесь, а лишь в краях лютой стужи, где находится ваше предназначение. Не бойтесь за семью — когда она будет в вас нуждаться, вы это почувствуете и окажетесь рядом с ними.» Поэтому я и уехал, Шарлотта. Север довольно быстро привёл меня в чувство, хотя тоска ещё долго не проходила. Но потом осталась просто память о той любви, которая была в моей жизни. — Так, значит, эта Ваяна — что-то вроде ясновидящей? — Нет, её отец мне потом рассказывал, что они верны заветам природы, так что к ясновидению это не имеет никакого отношения. Она просто чувствует, что именно может помочь человеку, какая из природных стихий, ну и немного спрашивает у этой самой природы. — Странно слышать это от вас, — улыбнулась Шарлотта, — вроде бы вы христианин, а здесь речь идёт о язычестве… — Неважно. Может, семья Ваяны и язычники, но от них нет вреда; к тому же игнорировать законы природы нельзя — поверь мне как человеку, который выжил на краю земли. — А почему она работает в баре своего отца? — полюбопытствовала девушка, — украдкой разглядывая мулатку, необычный дар которой не мог не вызвать интереса. — Она не только здесь работает, она сейчас учится парусному спорту, — ответил Карлос, — потом она уедет в Галвестон, где окончательно будет рядом с морем — это её сердце, её мечта. Ей почти двадцать, Шарлотта, и она точно знает, с чем будет связана её дальнейшая жизнь. — Подождите… — внезапно глаза девушки расширились озарением, — вы хотите привести к Ваяне Эльзу?! — И ты полностью права, — Карлос был весьма доволен догадливостью собеседницы. — Но так нельзя! Эльза никогда не пойдёт сюда добровольно, а если её обмануть… Ой! Да я представить боюсь, что с ней будет! — Зубная фея, да ты с ума сошла? — тот только головой покачал. — кто же тебя просит обманывать её? Когда Эльза будет готова, тогда ты и приведёшь её к Ваяне. Поэтому я тебе и рассказываю это сейчас, чтобы ты знала, как нужно действовать. Я ведь всё равно вернусь к своим ледникам, а мы не знаем, когда Эльзе будет необходима помощь. — Ладно, — выдохнула Шарлотта, — если только с её согласия… — И никак иначе, — подчеркнул Северянин. — А Ваяна согласится нам помочь? — Она всегда помогает, когда видит, что человек в этом нуждается. — Хорошо, тогда я буду ждать. — Вот и ладно, — Карлос встал со стула, — а теперь, раз вы с Эльзой друзья, и ты снова вхожа в дом Фростов, то не хочешь ли ты присоединиться к празднованию Дня Благодарения? — Спасибо, дедушка, — сердечно улыбнулась Шарлотта, — но вы же знаете, что я праздную вместе со своей семьёй. Для меня они очень много значат. — Да, я знаю, — тот не мог не улыбнуться, глядя на сияющее лицо девушки, — тебе очень повезло с мачехой, дорогая. — Я предпочитаю называть её мамой, — поправила она. — И это мне тоже известно. Ладно, Шарлотта, думаю мы скоро увидимся, — Карлос поцеловал в лоб свою названную внучку и обнял её. — Счастливого Дня Благодарения!***
Кроме Шарлотты, от приглашения никто не отказался. Кристофф и Пабло Бьоргманы первыми прибыли в резиденцию. Пожимая руку своему кумиру, Кристофф едва ли верил в происходящее. — Сэр, для меня большая честь познакомиться с вами, — проговорил он, в то время как Анна здоровалась с его дедом. Карлос понял, что Анна не предупредила его заранее о том, кому он будет представлен, просто попросила захватить с собой фотографии. Это стало понятно, едва парень услышал имя отца Аннабель. Надо отдать ему должное, он не затрясся в нервическом припадке, не стал глупо хихикать и не лишился дара речи. Он просто во все глаза смотрел на человека, чьими работами восторгался уже много лет. Доктор Бьоргман тоже произвёл на Северянина положительное впечатление. Уже старый, но всё ещё держащий себя в форме, не сломленный, довольно бодрый и воспитанный человек. Он признал, что внук разбирается намного больше в фотографах и фотографиях, в то время как сам он слишком занят работой, потому имя Карлоса Клиффа ему мало о чём говорит. В ответ Карлос пригласил его в гостиную, дабы выпить немного рома перед ужином. Молодёжь осталась в холле встречать гостей. Следующей прибыла Рапунцель, к которой почти сразу бросились Мейси, Анна и даже сдержанная Эльза. Девушки провели гостью к Карлосу, представили ему её. Она, как и её волосы, не оставили его без впечатления, и он был рад с минуту понаблюдать за ней. Рапунцель вежливо поклонилась обоим пожилым джентльменам — вполне очевидно, что ей приятно это знакомство. Выслушав пару вопросов и так же ответив на них, она уточнила насчёт ужина и понеслась на кухню, где все с прошлого визита запомнили её слишком хорошо. Анна и Мейси увязались за ней, заметив, правда, что у них сегодня не мексиканская кухня, на что девушка невозмутимо ответила, что в остальных она тоже неплохо разбирается. Кристофф и Эльза остались в гостиной вместе со стариками. Парень показывал свои фотографии, а Эльзе, видимо, тоже было интересно на них посмотреть. Так же среди них были и снимки с французского проекта, о котором Карлосу уже успели рассказать, к тому же он закончился лишь накануне. Таким образом, в холле остался один Джек — ему предстояло встретить лучшего друга и его отца. Аннабель и Оливер отсиживались в столовой под предлогом сервировки стола. Вскоре Доусон и Иккинг прибыли; Астрид, как Джек и предсказывал, была с ними. В гостиной крёстный и кресник радостно обнялись и продолжили вместе с остальной молодёжью смотреть фотографии с проекта. Карлос, достаточно тепло относящийся к Иккингу, не мог не уделить некоторое, пусть и молчаливое, но внимание его девушке. Он заметил, что она красива, очень спортивна и независима. Так же он не мог не отметить, что в сравнении с Иккингом, Астрид настроена к нему несколько прохладнее, чем он сам относится к подруге. Этого Северянин не одобрил, потому что считал Иккинга достойным более сильных чувств. Его немного покоробило подобное отношение, но, как и все остальные, он считал, что не вправе решать за других, чего кто-то заслуживает или хочет. Потому заранее решил, что не станет заводить разговоры на подобные темы. Выбор Иккинга — это только его выбор, а другие должны уважать его. Работы Кристоффа произвели на Карлоса большое впечатление. Он и не предполагал, что Анна не преувеличивает способности своего друга. — Я не ожидал, юноша, что вы так серьёзно относитесь к фотографии, — говорил он парню, отойдя с ним от остальной компании. — Признаюсь, я думал, что ваша подруга несколько приукрасила ваши способности, но вижу, что ошибся. — Благодарю вас, мистер Клифф, — проникновенно поблагодарил его Кристофф, — я и не надеялся удостоиться вашей похвалы. — Я заметил, что работа над проектом несколько отличается от более ранних ваших фотографий. Чем вызван такой прорыв? — Организатором проекта была одна пара, Марлена и Эндрю Дюпон-Агрест. Марлена — профессиональный фотограф, она занималась со мной все две недели, пока длились съёмки для календаря. — Две недели? — Карлос поражённо взглянул на парня. — Вы достигли такого прорыва всего за две недели?! Невероятное усердие! — Марлена сказала, что мне не хватает мастерства и предложила занятия фотографией в обмен на участие в съёмках. Кстати, она тоже восхищается вами, утверждает, что вы — настоящий художник, и что ей самой никогда не постичь вершин вашего искусства, — прозвучало последнее предложение как неприкрытая лесть, но Карлос понимал, что Кристофф только цитирует то, что он слышал. К тому же он был таким простодушным, что открыто говорил то, что думает. Карлос Клифф никогда не брал учеников на Северный полюс. Даже когда он вёл лекции во времена, пока была жива Мария, он не собирался нести ответственность за чужую жизнь в подобном месте. Потому все его ученики, теперь уже состоявшиеся как фотографы, не бывали на Севере, тренируясь только на Родине. Прошло достаточно времени, и Карлос давно перестал преподавать, но многие до сих пор вели с ним переписку, регулярно принося благодарность за уроки ремесла. Теперь знаменитому мастеру фотографий предстояло решить, насколько он готов поменять свои взгляды… И решить он должен был за срок, отведённый на пребывание в семье дочери… В оживлённом и приподнятом настроении компания отправилась в столовую, так как появившиеся из кухни девушки объявили, что ужин готов, и сейчас его будут подавать. Еда была очень традиционной для Дня Благодарения: запечённая индейка с сухарями и розмарином, подлив с перцем и солью, клюквенный джем, стручковая фасоль в супе с добавлением поджареного лука, брюссельская капуста с беконом, свежая зелёная фасоль со спаржей и пармезаном, ветчина, оливки, сдобные булочки и, конечно же, тыквенный пирог с кремом! Северянин был усажен во главу стола своей заботливой дочерью, которая хорошо понимала, что в данный момент именно он является главой их семьи, к тому же самым старшим из присутствующих. Поскольку всем остальным из гостей и хозяев было совершенно всё равно, где сидеть, то проблем не возникло. Затем в руки была взята зажжённая свеча, и Карлос, который объявил, что сейчас каждый из присутствующих скажет, кому и за что он благодарен, передал свечу дочери, сидевшей по правую руку от него. Надо признать, Аннабель быстро взяла себя в руки, проговорив благодарность всей семье, и передала свечу Мейси. Дальше пошло веселее. Когда свеча оказалась у Эльзы, Карлос попросил её высказать свою благодарность мысленно, а потом молча отдать свечу следующему. Никаких проблем не возникло, никакого ступора, все вели себя так, будто никто не замечал её немоты. Но судя по сосредоточенному взгляду Джека, который сидел рядом с девушкой, судя по тому, как пристально он вглядывался в её лицо, пока она держала в руках искомый предмет передачи, ему очень хотелось именно услышать её благодарность. Карлос говорил последним, закончив свою речь довольно быстро и предложив всем приниматься за ужин. Взяв на себя роль гостеприимного хозяина и, заодно, решив узнать тех, с кем он не был знаком, он решил сделать вполне заслуженный комплимент Рапунцель: — У вас определённо талант к кулинарии, Рапунцель, — сказал он девушке, — я уже наслышан о том, какой фурор вы произвели на моих домашних мексиканской кухней! Признаю, ужин в традиционном стиле Дня Благодарения вам тоже удался. — Спасибо, Карлос, мне было нетрудно, — весело отозвалась девушка, — сегодняшняя еда довольна безыскусна; в этом смысле мексиканская кухня сложнее. Но я вообще люблю готовить. — Это я понял в тот момент, когда после знакомства со мной не прошло и минуты, как вы сбежали на кухню, — улыбнулся мужчина, — а вместе с вами — моя внучка и её подруга. — Дедушка, но с ней так интересно! — запротестовала Мейси, — она всё понимает в приправах, травах, кореньях, она по запаху может определить, сколько времени блюду ещё стоять на огне! — Рапунцель, простите, но с какого возраста вы готовите? — поднял брови Северянин. — С двух лет, — пожав плечами, ответила она. Карлос хотел было ещё что-то спросить, но тут его взгляд упал на тарелку Астрид, которая, кроме ложки брюссельской капусты, себе вообще ничего не положила. — Мисс Хофферсон, вы не будете ужинать? — спросил он, осознанно используя официальное обращение. — Вам не по вкусу наши блюда? — Нет, что вы… — замялась та, — просто у меня спортивная диета… Я далеко не всё могу употреблять в пищу из-за тренировок и соревнований. — А отчего же вы нас не предупредили? — тут Карлос по-настоящему удивился. — Это большое упущение с обеих сторон — с вашей и с нашей. — А что ты ешь обычно?! — подскочила с места возбуждённая Рапунцель. — Скажи, я всё приготовлю, и очень быстро! — Господи, Рапунцель, да сядьте вы уже! — не выдержала Аннабель. — В конце концов, по вашей милости мой штат поваров уже второй раз лишается работы. Ешьте спокойно, а Мартин внимательно выслушает Астрид и отдаст соответствующие распоряжения на кухне. Рапунцель, похоже, немного расстроилась, но послушно села и продолжила есть. Астрид, которая видела её лишь на съёмках и не была знакома с первым появлением золотой принцессы в доме Фростов, некоторое время посматривала на эту девушку с недоумением, но потом, получив салат и фреш, принялась за еду. Тем временем, к Карлосу обратился Доусон Хэддок: — Кстати, крёстный, а до какого времени ты хочешь пробыть в Техасе в этот раз? — Ещё не знаю, но до Рождества останусь точно. Не представляю только, как пережить отсутствие снега в ваших краях! В этот момент Анна вдруг подняла на старшую сестру глаза и со значением уставилась на неё. Эльза поймала этот взгляд, какое-то время размышляла, а затем медленно покачала головой. Анна мимикой изобразила вопрос и недовольство, но Эльза была непреклонна. Младшая молитвенно сложила руки, словно упрашивая, однако старшая твёрдо мотнула головой ещё раз и оглянулась по сторонам, проверяя, не заметил ли кто их молчаливого диалога через стол. Но поскольку все были заняты дискуссией о погоде, на сестёр не обратили внимания. После обсуждения климатических условий в штатах и на Северном полюсе, все ненадолго переключились на Доусона — он рассказал об охотничьих делах и рыбацких удачах, акцентируя внимание на первых и особо не увлекаясь вторыми. Собственно, сильно ему расписывать свои похождения этого года не позволили, всё хорошо в меру. Затем Карлос снова дал слово гостям, спросив у Рапунцель о праздниках в Мексике и узнав о Дне Мёртвых, практически совпадающий с американским Хэллоуином. Потом он попросил Астрид рассказать о своих нынешних достижениях и планах на будущее. — Я планирую поступить в Академию спорта США, — ответила девушка, перечислив все свои школьные регалии. — Кстати, о поступлении, — тут Карлос посмотрел на дочь и зятя, — уже проходила встреча с Лигой плюща? Джек и Эльза учатся в школе последний год, надо определяться с университетом. Да и тебе, — он обратился к Доусону, — уже пора задуматься над тем, где продолжит обучение Иккинг. — Тут у нас дилемма, — сказала Аннабель, — мы с Оливером учились оба в Гарварде, как ты знаешь. И мы были бы рады, если дети поступят туда же. Но если Джек не возражает, то Эльза уже решила поступать в Йель. — И Гарвард, и Йель входят в тройку самых престижных университетов страны, — произнёс Северянин, — что не так? И там, и там хорошее направление по изучению бизнеса. Не понимаю, что вас смущает? — А с чего ты вообще взяла, что я не возражаю? — неожиданно подал голос Джек. — Меня ваш Гарвард тоже не привлекает, я хочу в Дартмут. Там, между прочим, со школой бизнеса тоже всё в порядке. — Ну, начинается, — Аннабель всплеснула руками, — теперь уже двое не согласных. Чем вам Гарвард не угодил? И ладно бы ещё только Йель, так ведь Дартмут не считается престижным университетом, Джек! — Он входит в Лигу плюща, мама, — напомнил ей сын. — И что? — И только поэтому может считаться престижным. — Нет уж, я не отправлю тебя в этот колониальный колледж! — То есть Йель тебя уже устраивает? — не преминул поинтересоваться Карлос. — Он находится на одном уровне с Гарвардом и Принстоном, — твёрдо сказала его дочь, — и меня вполне устроили бы все три варианта, но в Принстоне нет хорошего бизнес-обучения. А им обоим предстоит наследование бизнеса: Джеку — автомобильного, а Эльзе — морские порты её семьи. — У них и сейчас все занятия — профилирующие. То есть общая база состоит из двадцати процентов, — вставил Оливер, — а остальные восемьдесят — это изучение предметов по выбранной специализации. — Иккинг тоже учится по специализации бизнеса, — Доусон с гордостью взглянул на поникшего сына, которого совсем не вдохновляла выбранная тема для разговора. — Но университет пусть выберет сам. Мне, собственно, без разницы… — Может, тогда ты не будешь возражать, если я выберу другую специализацию? — вдруг довольно громко произнёс парень. За столом возникла пауза. Иккинг ожидал реакции отца, несколько подобравшись. Разумеется, он не случайно задал свой вопрос прилюдно — скорее всего, ему хотелось, чтобы в кои-то веки отец его хотя бы выслушал. — И как же ты собираешься наследовать мою компанию, если не будешь к этому подготовлен? — пока тихо, но с угрозой спросил Стоик Обширный. — Да не хочу я ничего наследовать, папа, — по всей видимости, тот был настроен серьёзно это обсудить сейчас. — Бизнес — это не для меня. — А что же тогда для тебя? — глаза отца недобро заблестели. — Например, медицина, — твёрдо глядя на него, ответил Иккинг. За столом пока никто не решался вмешаться, понимая, что Хэддоки должны договориться сами. — Так ты хочешь быть врачом? — лицо Доусона немного разгладилось. — Это, конечно, неожиданно, но… — Нет, папа. Я хочу быть ветеринаром. На какое-то время Доусон, кажется, онемел и застыл изваянием. Затем осипшим голосом переспросил: — Кем? — Ветеринаром, — отозвался Иккинг, понимая, что только что подписал себе приговор. А затем последовал безобразный скандал, который наблюдали как заинтересованные стороны, так и незаинтересованные вообще: — Да о чём ты думаешь?! Лечить всякую живность, которая не принесёт тебе ни денег, ни славы! — Я в этом не нуждаюсь! Я люблю животных, в отличие от тебя! — Не нуждаешься?! Ты в этом не нуждаешься, потому что понятия не имеешь, как живут люди без денег! — Правда? — голос Иккинга спустился до зловещего шёпота. — Мама, кажется, тоже не знала, как без них живут. Но сбежала от тебя, наплевав и на деньги, и на положение! — Твоя мать бросила тебя! Не смей вспоминать её! — Может, она меня и бросила, но я слишком хорошо её понимаю! Невозможно жить с таким человеком, как ты! — Человеком, как я? Что, интересно, ты имеешь, в виду? — Очень просто: ты эгоистичный, самовлюблённый, никого не слышащий и плюющий на мнение окружающих, чокнутый на охоте, болван!!! С этими словами, очевидно, давно сформировавшимися, но применёнными только сейчас, Иккинг встал из-за стола и вышел вон. Доусон, оглянувшись на невольных слушателей, и не подумал пойти за сыном. — Извините, — только и сказал он. Карлос не стал следовать этикету и делать вид, что ничего не произошло. — А почему ты перед нами извиняешься? Догоняй сына и проси у него прощения. — Почему я должен просить у него прощения? — от неожиданности Доусон забыл даже рассердиться. — Ты же слышал, какую ёмкую характеристику он мне подобрал! — Да, очень исчерпывающая. Полностью с ним солидарен. — Так ты его поддерживаешь?! — Разумеется, — голос Северянина словно доносился с его обычных мест обитания — настолько холодно он звучал. — Ты уважаешь его выбор? Нет. Тебя хоть раз волновало: а что же хочет он? Нет. Ты хотя бы перестал постоянно сравнивать его с моим внуком и вслух сожалеть о том, что Иккинг так не похож на Джека? — Нет, — на этот раз ответ исходил от самого Джека. — Мистер Хэддок, я много раз вам говорил: я — не лучше вашего сына. Даже не так — я много хуже. — Видишь, Доусон? Мой внук гордится дружбой с Иккингом, а не делает ему одолжение, удостаивая чести звания лучшего друга Джека Фроста. — Крёстный, ты меня не понимаешь… — кажется, до заядлого охотника стало понемногу доходить, -… я просто хотел бы… чтобы у Иккинга была такая же деловая жилка, как и у Джека… чтобы он шёл по моим стопам… — Да-да, чтобы он разделял твои увлечения и так далее! — нетерпеливо перебил его Карлос. — Может, ты и не в курсе, но вообще-то близких людей любят такими, какие они есть, а не такими, какими они, по твоему мнению, должны быть! Особенно своих детей! — Мистер Хэддок, а разве Иккинг делает что-то плохое? — неожиданно вмешалась Рапунцель. Тот в диком недоумении уставился на золотую принцессу («а ей-то какое дело?»): — Нет… что вы имеете в виду? — Ну, я просто уточняю: у него нет проблем с алкоголем или наркотиками, он хорошо учится, имеет голову на плечах, друзей, не агрессивен, не социопат или потенциальный преступник. Так? — Так, — кивнул не пришедший толком в себя рыжий мужчина. Девушка пожала плечами: — Тогда я не понимаю: а чем вы недовольны? — Так никто не понимает, Рапунцель, — снова подал голос Джек. — Всё верно, — подтвердил и Карлос, — короче, Доусон: отстань от сына. — Простите, если позволю себе замечание, но я поддерживаю вашего крёстного, — обратился к охотнику доктор Бьоргман, — это, конечно, не моё дело, но выбор вашего сына касается только его. Я тоже хотел бы, чтобы Кристофф занялся медициной, но я отчётливо понимаю, что это — не его предназначение. И я не настаиваю. Мне вполне хватает того, что в свободное время он мне помогает. — Да, а ваш сын к тому же и учится на бизнес-потоке, — вставил словечко и сам Кристофф, — по вашей прихоти. Хотя он хочет совсем другого. — Я что-то не понял, — Доусон растерянно и в то же время возмущённо оглядел всех участвующих в разговоре, — вы что мне все тут советуете?! — Тебе не советуют, а настоятельно рекомендуют, — ответил за всех его крёстный, — дай Иккингу идти своим путём, не влияй на его решение. Если он и совершит ошибку, то это будет только Его ошибка. И ты к ней причастен никак не будешь. — Я не могу позволить ему заниматься ветеринарией! — вспылил Доусон, — ничего хорошего она ему не принесёт! — А вот об этом не тебе судить! Если откажешься предоставить ему право выбора — потеряешь его так же, как потерял жену! Вы никогда не будете с ним друзьями после этого. Подумай над этим, Доусон.***
В комнате Карлоса был балкон. Туда он и вышел, захватив фужер с ромом. Ему было слегка не по себе от последствий Дня Благодарения, но он по-прежнему не сомневался в правильности своих действий. Так же он не сомневался в том, что теперь у Иккинга Хэддока начнутся испытания. Вряд ли Доусон так просто откажется от бредовой идеи воспитать из сына преемника своего бизнеса. Несмотря на то, что несколько разных человек высказали по этому поводу своё мнение, Карлос Клифф понимал, что этого недостаточно. В своё время он лично уговаривал крестника завязывать с рискованными видами охоты — обычной вполне хватает. Но тот его не слушал, лишь усмехаясь и отговариваясь фразами, типа: «Настоящий мужчина должен быть охотником!», «Женщина должна ждать мужчину у очага, пока он на охоте!» и так далее. Его жена после очередной охоты сбежала. Хлоя Грей была отважной, коль смогла стать женой мужчине, подобному Доусону. Карлосу она напоминала валькирию: немного воинственная, крепкая, сильная, очень целеустремленная и давшая свои внешние данные Иккингу: зеленоглазая, с каштановыми волосами; такая же, как Доусон, блестящая футболистка, и такая же, как её сын, любительница животных. Она приходила в восторг от собак, кошек, хомяков, крыс, морских свинок и прочих представителей фауны. Карлос, после знакомства с ней, долго умилялся, как их вообще судьба, таких разных, свела — Доусона и Хлою? Она приняла его таким, какой он есть, со всеми его прихотями, увлечениями и закидонами, вроде того, что Хлоя не может профессионально заниматься спортом, ведь она жена и будущая мать. Она смирилась. Ей абсолютно не нравилось, что муж строит из себя охотника, но и это она проглотила. И жили они вполне себе счастливо, Карлос видел это, когда навещал крестника. Жена из Хлои получилась хорошая, хозяйственная, хотя футбол она не забросила — просто стала спортивным журналистом. Так было до рождения Иккинга. А спустя несколько месяцев после этого радостного события у новоявленного отца появилась очередная блажь. На тот момент речь зашла об экстремальной охоте впервые, и на очереди стоял африканский буйвол. Хлоя устроила дорогому супругу самый настоящий треш, во-первых, из любви к животным, во-вторых — из опасения за его дурную голову и жизнь. Она требовала проявить уважение не только к окружающей природе, но и к семье. Доусон не стал её слушать — как Карлос и предполагал, он посчитал себя умнее. И пребывал он в этом сознании собственной правоты довольно продолжительное время. Видимо, жена слишком сильно любила его, продержавшись рядом до третьего дня рождения Иккинга. А когда глава семьи выдал, что день рождения сына подождёт, а вот опаснейшая змея — чёрная мамба, которую он вознамерился добавить в свои трофеи — ждать не будет, долготерпение у женщины закончилось. Она ничего не сказала в ответ на это заявление, решив, что раз он несколько лет упорно не желает к ней прислушаться, то незачем попусту сотрясать воздух. К чему? Он не понимал и не хотел понимать то, как сильно Хлоя за него боится. Он не принимал тот факт, что люди — это не высшие существа, которые поработили животных и теперь делают то, что хотят. И он точно не воспринимал всерьёз слов своей жены о том, что охота ради тщеславия и стремления доказать себе и всем вокруг, насколько ты хорош в своём роде, — не принесёт ничего. Кроме потерь. Вернувшись домой через два месяца, Доусон не обнаружил в нём Хлою. За Иккингом присматривала няня, которой было уплачено аж на год вперёд; на рабочем столе лежали бракоразводные бумаги, в которых было чётко указано, что бывшая супруга не претендует ни на имущество, ни на деньги, ни на опеку над сыном. Карлос, в отличие от крестника, сразу понял, почему она так поступила. Она решила, что теперь, когда у ребёнка формально был только отец, тот поостережётся рисковать головой, дабы не оставить Иккинга совсем одного. И на ближайшие несколько лет её расчёт оправдался — Доусон забыл об охоте надолго, пока его сын не вступил в подростковый период. Жену он никогда не искал, хотя, к его чести, не скрывал от Иккинга её наличие и причину её побега. Иккинг, в свою очередь, тоже не пытался найти мать. Он понимал, что похож на неё, хотя дома не сохранилось фотографий — от них его отец сразу избавился. Так же он знал, что эта схожесть не даёт покоя знаменитому Стоику Обширному. Потому он и старался не расстраивать отца лишний раз, хотя и понимал, что своей покладистостью лучше не делает — себе, во всяком случае. Отец так привык к этому, что решил, будто бы сын смотрит на этот мир его глазами. А на самом деле это было далеко не так. Хлоя оставила болезненную память о себе, когда решила, что не может быть в вечной тревоге и столь же вечном ожидании. Но только когда она ушла, Доусон понял, как же она нужна ему. До этого он относился к её чувствам с лёгкой снисходительностью, считая, что не такой уж драгоценный приз ему достался. Потому он не учитывал ни её желаний, ни её стремлений, уверенный в том, что в их семье желания могут быть только у него. А женщина… Что женщина? Она подстроится. Особенно, если любит. Карлос хорошо помнил начало и печальный конец истории Хэддоков. И оттого решил не жалеть крестника за ужином; один раз тот уже лишился родного человека, нечего повторять ту же ошибку. Пора уже усвоить этому болвану, как верно назвал своего отца Иккинг, что важно не только собственное мнение, но и чужое, и учиться идти на компромисс! Карлос Клифф был крайне недоволен не только поведением крестника. Ему так же не пришлось по нраву бездействие девушки Иккинга. Астрид за всю беседу не проронила ни слова. После ухода парня она не пошла за ним, что было бы логично; а, оставшись за столом, не приняла попытки защитить своего друга перед его отцом. Даже посторонние люди вступились за него! В дискуссии не приняли участие только Фросты-старшие, но тут Карлос понимал зятя и дочь. О чём им говорить или пытаться советовать, когда они буквально только что отговорили Джека от поступления не в тот колледж? Да тут только молчать и остаётся, дабы не испортить ситуацию в собственной семье. Тем более, что Джек толком не выразил своего согласия на Йель. Но хотя бы на Дартмуте уже не настаивал. Другими хранителями за ужином обета молчания были младшие девочки — Анна и Мейси. Стеснение — это, конечно, не про них, но что-то подсказывало Карлосу, что именно оно удержало юных леди от высказываний мнения. К тому же за столом и без них хватало желающих образумить Хэддока-старшего. Скорее всего, они просто не знали, как деликатно подойти к этому вопросу. И уж точно не ждали в такой счастливый день семейных разборок. С другой стороны, кроме Астрид и дорогого крестника, остальные произвели очень положительное впечатление на Северянина. Так же он был очень рад заметить, что Шарлотта всё такая же наблюдательная: Джек и Эльза определённо были неравнодушны друг к другу, хотя вели они себя почти как обычно. Но этого «почти» вполне хватило знаменитому фотографу. При мысли об этой донельзя странной паре Карлоса охватила необъяснимая тревога. Да, к романтическим отношениям они оба не склонны. К тому же у каждого из них внутри такая боль, что отвлечься от неё невозможно. Она будто бы блокирует остальные чувства, не давая проснуться нежной привязанности, которая могла бы дать обоим хотя бы намёк на счастье. Карлос понимал, что и у Джека, и у Эльзы есть свои, вполне оправданные причины для того, чтобы не желать любить, бояться надеяться и не доверять ближнему. Особенно тому, кто ближе других. Он не знал, что скрыто у обоих в голове и сердце. Понимал лишь, что если вмешаться, то вектор этих отношений может повернуться в нежелательную, опасную сторону, при которой оба причинять друг другу ещё больше душевных страданий. Как им помочь? Ни в коем случае нельзя пытаться что-то объяснять или рекомендовать; только осторожно направлять. Даже подталкивать не стоит, это тоже может всё испортить. Шарлотта именно направила Эльзу в нужном направлении, попросив о помощи и объяснив, почему же она может справиться. Видимо, Карлосу остаётся делать то же самое. Он не должен ошибиться… Когда на следующее утро известный фотограф Северного полюса вышел на балкон, ему понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя. Весь Хьюстон был усыпан слепящим пушистым снегом…