Когда я здесь, наверху, я даже не чувствую холода. Я чувствую… Свободу. Вот что значит быть драконом.
— Если ты собралась сердиться на него бесконечно, то твои чувства к нему не стоят ни цента. И не стоили, — весомо добавила Рапунцель, хотя надувшая губы в ответ на её предположение Мейси, продолжала гордо молчать. — А если ты ждёшь от него первого шага, то напрасно, — уверенным тоном продолжила уже Анна, — мы, конечно, девочки, и нам не пристало делать шаги навстречу мальчикам, но не в том положении Мигель, чтобы снова просить тебя стать его подругой. Я даже боюсь представить, что скажет тётя Аннабель, когда узнает, что за наследственная болезнь у семьи Гонсалес, — и она поёжилась, подумав о возможной реакции миссис Фрост. — Что вы обе ко мне пристали? — огрызнулась, но без особой злости, Мейси. — Я не хочу говорить о Майкле… То есть, о Мигеле. И мне всё равно, чего он хочет. — Дорогая, если бы тебе было всё равно, — ласково улыбнулась Златовласка, — мы бы не вытащили тебя сегодня в это кафе. — Вот именно, — кивнула Анна, — я же прекрасно вижу, как ты переживаешь. И что постоянно проверяешь соцсети, и сообщения в телефоне. Ты ведь давно его везде разблокировала, не прикидывайся, что это не так. Обе предприимчивые красотки — и рыжая, и златовласая — давно уже надумали нахально сунуть нос в отношения двух малолетних друзей-родственников. На правах приёмной дочери Эминьи и теперь уже официально оформляющейся опеки, Рапунцель стала проводить довольно много времени в кругу семьи Гонсалес. Она даже переехала к ним — в тот самый дом, который сняли для Имельды и где привечали Мейси после воскресных служб. Но только теперь там обитало всё семейство, которому уже не нужно было работать на низкооплачиваемых и, чего скрывать, тяжёлых работах; они ждали, когда завершится процесс оформления опеки сразу над двумя членами рода и можно будет вернуться на родину. Тем более, что Юджин, как и собирался, улетел в Колумбию — ему тоже пора было в открытую встретиться со своим прошлым и принять его. Пользуясь случаем, бывшая золотая принцесса свела более близкую дружбу с Мигелем; ещё до того, как стали известны его мотивы, они тоже общались, но мальчик был крайне осторожен, не желая сболтнуть лишнее раньше времени. Теперь можно было не переживать на этот счёт, поэтому их общение с новым членом семьи быстро наладилось. И Рапунцель прекрасно видела, что Мигель, не признаваясь остальным, внутри себя очень тяжело переносит ситуацию с Мейси. Нелегко ему пришлось, когда он был вынужден обманывать её, а потом и объясняться. Вечерами он часто сидел в одиночестве на заднем дворе и наигрывал на гитаре грустные мелодии. Одной из них Рапунцель даже заслушалась, настолько за душу тронуло:Не забывай, Просто должен я идти, Не забывай, Не плачь и не грусти, Пускай в далеком я краю, любимая моя, Ты знай, что песни я пою лишь только для тебя! Не забывай, Не уйти нам от судьбы! Не забывай, И будем снова вместе мы! Помни, что своей любви я не скажу «Прощай», Пока я не вернусь к тебе, Не забывай… Не забывай, Когда в беспамятном бреду, Не забывай Мои мечты, что я дарю, От сердца моего ключи Есть только у тебя, И в этой песне навсегда С тобою буду я. Не забывай, Пусть будет холодно вокруг, Не забывай, Тебя я песней обниму. У мира на другом краю Меня ты не забудь, Найди обратно к дому путь! Не забывай…
Анна, следуя договорённости, наблюдала тем временем за своей подружкой. Мейси, хоть и упрямилась и храбрилась, говоря, что ей не нужен её бывший парень, скрывала свои чувства ещё хуже, чем он сам. Вся её обычная смешливость, порывистость и полудетское выражение проказливости на лице куда-то испарились. Она стала серьёзнее и выглядела теперь не ребёнком, а именно подростком. И если поначалу, когда Мигель нашёл в себе силы признаться в двойной игре, она злилась, то потом, когда Анна объяснила ей и причины его поведения, и ситуацию с генетикой в семье Гонсалес, девочка вдруг успокоилась. Но успокоилась не так, будто от услышанного стало легче; её покой был иного рода, словно она впервые ступила в тот раздел жизни, о котором даже не слышала. А тут пришлось не только услышать, но и стать непосредственным участником. Никто тебя не спрашивал, но нервничать было поздно, оставалось смириться. Вот Мейси Фрост и смирилась. Это был её путь взросления, хотя она не стремилась к нему. Анна её понимала. Самой пришлось резко повзрослеть, когда погибли родители. Никто и никогда не будет готов к таким жизненным ситуациям. Но именно в таких случаях ты как будто бы понимаешь чуть больше про эту жизнь, и начинаешь смотреть на неё уже другими глазами. Мейси скучала по Мигелю, она поняла, что неожиданно для себя влюбилась. И понимание это пришло в тот самый паршивый день, когда она вдрызг разругалась с ним, а от драки её удержала Анна и вовремя появившиеся Иккинг с Астрид. Первая любовь не бывает лёгкой. Этому учат все истории, легенды, повести и обычные рассказы. Но тут речь шла даже не об обмане. В конце концов, Мигеля можно было понять. Поставив себя на его место, Мейси вынуждена была признать, что действовала бы точно так же, поставив во главу угла интересы своей семьи. И тут уже не имеют значения ничьи чувства, приходится действовать не только без всякой жалости к чужим людям, но ещё и сжимая в кулак собственное сердце. Не до политесов. И как бы девочка не отрицала, за ложь на Мигеля она не злилась. Она вообще быстро утихомирила свою ярость, тщательно обдумав ситуацию. А вот боль не проходила. Боль, причиной которой послужило осознание и принятие невозможности их отношений. Разные страны, разная культура, языковой барьер (пусть и не фатальный), семейные традиции, желания собственных родителей… Несмотря на юные, даже где-то детские взгляды на жизнь, у Мейси было понимание. В частности, и понимание того, что она — не Рапунцель Готель, которую вырастила и воспитала мексиканка-католичка, приученная к труду девушка и желающая жить не в штатах Америки, а мексиканском городе Оахаке. Она — Мейси Фрост, всю свою короткую жизнь прожившая в богатстве и комфорте, имеющая спортивные амбиции и желание достичь некоторого результата в фигурном катании. И она уж точно не хотела уезжать в чужую страну на ПМЖ. Не говоря уже о том, что ей и в страшном сне не могло присниться, что придётся связывать себя с потенциально нездоровым человеком. Вот примерно всё это она и высказала в пользу того, почему не желает видеться с Мигелем, когда две настойчивые подружки насели на неё с разговорами в кафе. — Да говори ты всё, что угодно, — пропела Рапунцель, — но тебя ведь тянет к нему? — Какая разница?! — едва не рявкнула девочка. — Я в том возрасте, когда любые привязанности быстро забываются. И не собираюсь зацикливаться на каком-то мексиканском гитаристе, которому я даже не нравилась по-настоящему. — Так тебя это беспокоит? — ухватилась за последнее предложение Анна. — Тебе кажется, что он ничего к тебе не чувствовал! Мейси краснела, с трудом сдерживала слёзы, но продолжала отбиваться от подружек с их разговорами, которые в своём счастье, очевидно, настолько поглупели, что захотели осчастливить всех в округе. Идиотская затея — брать на себя роль свах! Девушки не сдавались, задавали вопросы и напролом, и кружными путями, а Мейси старательно держалась. В эти минуты она старательно представляла себе Эльзу. Вот уж кто кремень. Вот кто любые вопросы одним взглядом пресекает. Но выдержки Разенграффе-старшей у Мейси Фрост не имелось. Так что по итогу она поругалась с подругами и, оставив их одних в кафе, удалилась домой. Может, она и повела себя грубо, но те, по крайней мере, на несколько дней отстанут от неё. А девушки расстроились. Правда, ненадолго. Вскоре ими было принято очередное решение: Рапунцель выведет на разговор Мигеля и попытается уговорить его навестить Мейси. Или встретиться с ней, якобы случайно. Явка была назначена на следующий день, в огромном саду Фростов, где их не должен был найти никто, чтобы, соответственно, не помешать тайному разговору. — Значит, он тоже не признаётся? — заговорщицким шёпотом спрашивала Анна, когда они спрятались в укромном месте среди кустов разросшейся ежевики. Колючий кустарник был выбран по очевидной причине — в нём искать их точно не будут. — Нет, — так же таинственно отвечала Рапунцель, — ушёл в глухую оборону, молчит и, видимо, говорить вообще не собирается. Сочинил несколько грустных песен за всё то время, что они не вместе. — Ну что за люди! — протянула Разенграффе-младшая, — скоро вы все уедете в Оахаку, и как тогда действовать? Как помирить людей, которые находятся в разных странах?! А Мигель и в самом деле не собирался откровенничать с новоявленной родственницей. И причины у него для этого были — такие же веские, как и у Мейси. Как и рассказывала Имельда, семья Гонсалес поколениями жила в одном городе, занимаясь кулинарией и процветая. Мало кто из династии находил себе другое занятие по душе, но такие всё-таки были. На их счастье, никто из глав рода не препятствовал, если кто-то предпочитал семейному наследию нечто иное. Однако именно ресторанный бизнес прославил фамилию Гонсалес, дал им имя и положение в обществе города Оахака. Разумеется, о семейном проклятии в виде душевной болезни, знал весь город, это вовсе не были секретом, и давно вошли в разряд городских легенд. Иногда поговаривали о том, что это расплата за талант; кто-то из далёких предков этого достославного рода пошёл на сделку с духами, выпросив для семьи божественный дар, распространявшийся на многие поколения вперёд. Взамен кулинарного наследия у кого-то из членов семьи духи отнимали разум. Но чтобы это происходило как можно реже, предок указал в договоре то, что иногда представители семьи не будут разделять всеобщее увлечение. Поэтому шизофренией страдали нечасто, а некоторые представители семьи Гонсалес находили себя на другом поприще. Вот такая вот легенда. Конечно, генотип с подобным дефектом — не повод гордиться, но весь город знал об этой особенности. И при таких обстоятельствах становится бессмысленным её скрывать. Кое-кого пугала перспектива породниться с членами фамилии Гонсалес, но многим она казалась захватывающей. Если говорить коротко, то все, кто входил в их семью, делали это с открытыми глазами, осознавая все возможные последствия. А учитывая то, сколько лет семья жила на одном месте, пользовалась уважением окружающих, то их воспринимали как почти обычных людей. И Мигель отчётливо понимал, что его будущая избранница изначально будет в курсе того, что может её ожидать. К тому же Имельда строго стояла на том, чтобы никто не связывал себя узами брака, пока не минует рубеж двадцати лет. У него было достаточно времени, чтобы определиться с девушкой, которую не смутит семейная история шизофренического расстройства; к тому же он давно объяснил всем, что в его планах нет поварского искусства, а есть только музыка. Всё складывалось наилучшим образом. Вот только Мейси ничего этого не знала, а Мигель вообще не думал о том, что влюбится в неё. Одно дело — девушки, знающие о нём практически с рождения, и готовые принять, либо изначально отвергая возможность отношений с носителем дефективного гена. И совсем другое — та девушка, которая не в курсе их семейного придания и наследственности от слова «совсем». Ему ничего не оставалось, как попытаться пережить внутренний кризис после скандального разрыва с Мейси, и постараться прийти в себя как можно скорее. Что у неё, что у него получалось так себе. И влезшие не в своё дело Рапунцель и Анна совсем не поднимали им настроения. — Думаю, надо действовать более радикально, — предложила рыжая после обдумывания сложившейся ситуации. — Что, если я просто привезу Мейси к вам домой, и мы запрём их вместе с Мигелем в его комнате? — Нет, это пустая затея, — не согласилась Рапунцель, — ты знаешь, сколько в доме сейчас народу? Кто-нибудь, да выпустит. Анна с серьёзным видом кивнула и через минуту снова открыла рот: — А, может, тогда… — А, может, вы обе угомонитесь уже? — совсем рядышком раздался спокойный и несколько подуставший голос. Обе умницы, естественно, напряглись, но, выглянув из кустов, облегчённо вздохнули — за их переговорами наблюдал не кто-то из обсуждаемой пары, а Шарлотта. Хотя насчёт соседки Фростов тоже обольщаться не стоило. — Что за совещание в ежевике? — спокойно, но требовательно спросила подруга Джека. — Вам обеим настолько делать нечего? — Нет, — качнула головой Златовласка, — мы просто хотим помочь Мигелю и Мейси разобраться между собой. — Так, всё понятно, — Шарлотта по очереди вытянула из несчастных кустов двух подружек, — знаешь, Рапунцель, я считала тебя мудрее в житейских вопросах. А тебе, Анна, я лично говорила о том, что нельзя вмешиваться в чужие отношения. Или ты забыла? Девушки дружно вздохнули, но промолчали. Их эксцентричная в чём-то, но весьма разумная подруга, была абсолютно права. Что ни говори, а заниматься сватовством — дело неблагодарное, и, если совсем честно, пустое. Шарлотта пристально смерила взглядом одну и вторую, а затем отчётливо произнесла: — Надеюсь, вы больше не будете пытаться устроить чью-то судьбу. Они разберутся сами, без вас. Если захотят. А если не захотят — это будет их решение, их ошибка и её последствия. Но не ваша.* * *
После семейного застолья было самое время ознакомиться с природой, окружающей виллу Кастильо. В провожатые Юджину опять-таки досталась Миретта, которая, по всей видимости, была вовсе не против занять себя чем-то помимо домашних дел. Она и в аэропорту его встретила, а с остальными членами фамилии он познакомился только по прибытии на виллу. Несмотря на пятнадцатилетний возраст, кузина показалась парню весьма смышленой, понимающей и очень-очень живой. Они сумели найти общий язык в первую же минуту общения — не в последнюю очередь потому, что Миретта, ни разу не видевшая потерянного родственника, сразу же опознала его среди толпы людей, прилетевших тем же рейсом. Пока такси неспешно везло их до виллы, молодые люди раскованно болтали всю дорогу на дикой смеси английского и испанского, и, кажется, оба были довольны тем, насколько ожидания соответствовали увиденному. Для начала Миретта представила его нынешним главам — своим собственным родителям, Августу и Илиане Кастильо. Дядя оказался высоким приветливым мужчиной, очень похожим на свою дочь и так же, как и она, носившим очки; а тётя — уже начавшей седеть женщиной, небольшой, но и не хрупкой. После церемонных приветствий и обнаружения у дяди и тёти неплохого английского языка (что, в целом, неудивительно для Колумбии), Юджин с радостью перешёл на родную речь, иногда перемежая её испанскими вставками. Август и Миретта под предлогом обсудить обеденное меню деликатно оставили тётушку и племянника наедине в гостиной. И до Юджина очень быстро дошло, что сейчас он, собственно и узнает, что же случилось с его родителями. — Знаешь, Эухенио… — довольно решительно, но грустно начала Илиана, — …ты не против, если я буду тебя так называть? — Называйте, тётя Илиана, — кивнул Юджин, — я прекрасно знаю, что так звучит моё имя на испанском. — Хорошо, — она вздохнула, явно собираясь с мыслями, — до того, как мы с мужем стали во главе фамилии Кастильо, здесь долго главенствовала моя мама. А так как мой отец давно умер, на вилле царил довольно жёсткий матриархат. — Я видел подобные семьи, — Юджина, в памяти которого сразу возникла суровая, но рассудительная Имельда Гонсалес, нисколько это не смутило, — и с уверенностью могу сказать, что подобный уклад вовсе неплох. — Возможно, но не в нашем случае, — покачала головой Илиана, — видишь ли, мы с моей младшей сестрой Хосефиной вышли замуж за жителей нашего города и остались жить на вилле. А Оскар… твой отец… он давно хотел уехать, поэтому даже учиться отправился в Боготу, а не остался в Медельине. С трудом, но мама проглотила этот его поступок. И несколько лет всё шло более-менее гладко. Но однажды, ближе уже к окончанию учёбы, он вернулся из Боготы не один, а с однокурсницей-американкой, представив её семье в качестве будущей невесты. Тут мамин норов и не выдержал. Американка — полбеды, но то, что Оскар осмелился поставить её перед фактом, не просил ни разрешения, ни благословения — это её вывело из себя надолго. Но младший братец всегда умел стоять на своём, поэтому он спокойно заявил нашей матери, что ему не нужно её благословение на свадьбу. После чего она прилюдно отлучила его навсегда от нашего дома и прокляла. — Круто! — присвистнул парень, но без особого удивления. Чего-то подобного он и ожидал, когда речь зашла о нелёгком характере его покойной бабушки. — Оскар и Марина, твоя мама, не очень огорчились, они не планировали задерживаться на вилле, да и жить в Колумбии не собирались, — продолжила Илиана. — Брат предупредил, что будет звонить и сообщать о своих делах, но только так, чтобы мама ни в коем случае об этом не узнала. А все наши звонки и связи она контролировала В общем, о твоём рождении нам было известно, но о том страшном пожаре, в котором выжило всего несколько человек, и ты в том числе, мы ничего не знали. А когда узнали и захотели забрать тебя… Мама едва от криков не охрипла, доказывая мне и сестре, что порченой крови не место в её доме. В тот момент нам стало понятно, что необходимо менять уклад фамилии Кастильо, иначе от семьи ничего не останется. К счастью, моё решение поддержали все, потому что никому не улыбалось идти на поводу у помешанной старухи, которая давным-давно потеряла способность мыслить здраво. Ей могло прийти в голову отлучить от себя кого угодно, не только Оскара, но и любого из нас. Мы наняли адвокатов, потребовали обследования и заключение врачей, которые признавали недееспособность Амалии Кастильо, и, как вытекающее следствие, полное аннулирование её прав на ведение семейных дел. О, cielos sagrados, каких усилий нам это всё стоило! Покоя в доме не стало совсем, мама ежеминутно обещала нам всем адские муки! Илиана выдохнула и потянулась к графину с, очевидно, красным вином. Воспоминания о тех днях были особенно тяжёлыми. — Это сангрия, — пояснила тётушка, наполняя напитком два стакана и протягивая один племяннику, — напиток из вина, фруктов и специй. Она особенно хороша в летнюю жару, попробуй. Наша Миретта очень хорошо её готовит, — с легкой гордостью добавила женщина, — хотя она вполне может показаться непривычной… — Спасибо, — глотнув холодную смесь, улыбнулся Юджин, — действительно освежает. Но моя невеста давно приучила меня к мексиканской кухне, так что не могу сказать, что сангрия сильно меня удивила. Хотя всё равно впечатляет. — О, у тебя есть невеста? — оживилась Илиана. — а почему ты не привёз её с собой? Мы бы с радостью приняли её здесь. — Потому что она несовершеннолетняя, — вынужден был признать очевидный факт парень, — ей только шестнадцать лет, и покидать пределы штатов ей пока нельзя. Не успела тётя задать очередной вопрос, как двери в гостиную распахнулись и на пороге показались новые лица — две непохожие друг на друга девушки. — Мама, он здесь?! Миретта сказала, что встретила его! — это произнесла высокая крупная шатенка в спортивном костюме, который отлично демонстрировал рельефные мускулы говорившей. — Это наш кузен? — сей вопрос озвучила уже красивая брюнетка, выпачканная в земле и перемазанная, кажется, соком многочисленных растений. Обе девушки, во все глаза рассматривая Юджина, застыли на месте. — Девочки, не надо с порога набрасываться на мальчика, — с небольшим укором, но улыбаясь, произнесла Илиана, — Эухенио, — обратилась она уже к парню, — это мои старшие дочери. Инес, — брюнетка чуть кивнула, — и Лидия, — шатенка не стала стесняться, а, подойдя к новоявленному брату, заключила того в крепкие объятия (от которых ощутимо хрустнули рёбра), после чего громогласно заявила: — Добро пожаловать в семью! Обе кузины, несмотря на общую между собой непохожесть, чем-то напоминали Миретту. Во всяком случае, за обеденным столом Юджин убедился в том, что все представители семьи Кастильо неуловимо похожи друг на друга. Так сразу даже невозможно было понять, чем именно, но ясно становилось с первой же минуты знакомства, что они родственники. Почти все имели вьющиеся волосы, у кого-то — буйные кудри, у кого-то — аккуратные волны; только дядя Август и его старшая дочь Инес отличались гладкой шевелюрой. Запомнить всю фамилию по лицам и именам удалось довольно быстро. Тётушка Хосефина, которую упоминала Илиана, отличалась моложавостью и некоторой нервозностью, но её энергичный супруг Фаустино умудрялся вовремя перевести настроение жены в спокойное русло, если в этом возникала необходимость. Их дети — старшая Лола, средний Карлос и младший Тоньо понравились Юджину так же, как и дочери Илианы. Карлос на фоне остальных выделялся артистичностью, напоминая собственного дядюшку Оскара, как не уставали повторять остальные члены семьи; и Юджин внутри гордился тем, с каким восторгом и тёплой ностальгией здесь вспоминают его отца, которого ему не дано было узнать. Доброжелательная Лола, недавно вышедшая замуж, уже не носила фамилию семьи, а знакомиться с кузеном пришла вместе со своим мужем Маркусом. Она больше всех расспрашивала Юджина о Рапунцель и искренне сожалела, что судьба не свела их раньше — ведь тогда можно было сыграть две свадьбы одновременно! Тут её поддерживали и все остальные, хотя и не так бурно. Но парень успел понять, что традиции в этой семье имеют особое значение, в частности, свадебные. По большому счёту, во время трапезы он в основном рассказывал, хотя кое-какие факты про своих кровных родственников выяснить ему всё же удалось. А ещё во время обеда Юджин впервые смог по-настоящему понять свою возлюбленную невесту. Точнее, её желание перебраться в Мексику. Конечно, он в любом случае не собирался оспаривать её решение покинуть штаты; как парень и сказал ей изначально, ему было всё равно, где именно они будут жить. Лишь бы быть вместе. А где она обретёт душевное спокойствие — не столь важно. Но, говоря правдиво, Юджина немного удивило решение, которое приняла Рапунцель. Ведь по большому счёту, семью Гонсалес она видела впервые в жизни, и оснований доверять им имела немного. А своих друзей, которые стали ей по-настоящему близкими людьми, знала несколько месяцев. И, тем не менее, она решила довериться Имельде и другим новым родственникам. Только сейчас Юджин полностью осознал, почему Рапунцель приняла такое решение. Ей, как и ему, нужна была семья. Своя собственная, где тебя принимают таким, какой ты есть, не пытаясь переделать. Они оба могли сколько угодно уговаривать себя в том, что в нынешнем возрасте такие вещи не имеют значения, но в глубине души каждый надеялся на то, что когда-нибудь в их жизни появятся те, кто будет считать и девушку, и парня родными и любимыми людьми. В случае Рапунцель это оказались не кровные родственники. Абсолютно чужие люди, с которыми она могла никогда не встретиться, если бы не психический диагноз Эминьи Гонсалес, который соединил маленькую златовласую девочку из Техаса и целую династию из мексиканского города. Соединил накрепко, заставил встретиться и узнать друг друга. И понять в один миг, что больше нет нужды расставаться. Нечто похожее испытали сами юные молодожёны при первых встречах в подвале, только это была любовь другого порядка. А вот Юджину, как он сам сейчас видел, повезло иметь в родственниках прекрасных людей. Про пожар в многоквартирном доме, который унёс жизни его родителей, он вычитал из документов, предоставленных Корделией Энджелс. Из всего того, что ему поведала Илиана, выводы он сделал сам. Ситуация оказалась почти трагикомичной: пока Кастильо вели внутрисемейную войну, затем делали запросы в Америку, потом занимались документами для выезда из страны — Юджин успел сбежать из приюта и затеряться в воровском мире на долгие годы. Группировка Крюка стала его приёмной семьёй, и парень по-прежнему испытывал к ним благодарность. Не только за достойную опеку, но и за то, что, благодаря им, он встретил Рапунцель. Если вдуматься, то судьба привела их друг к другу весьма причудливым способом. По идее, девочка должна была жить в роскоши и богатстве, наслаждаясь всеобщим восхищением, не прикасаться к кастрюлям и сковородкам, учиться в престижных заведениях, и не иметь ни малейшего понятия о том, где находиться ближайший католический храм. А Юджину, в свою очередь, следовало жить в городе вечной весны, столице орхидей и бывшей штаб-квартире печально известного Пабло Эскобара — одном из крупнейших городов Колумбии, Медельине. Парень бы так же, как и его кузины и кузены, с лёгкостью болтал на испанском, и с некоторым трудом — на английском, занимался бы любимым делом из серии «чем чуднее, тем лучше»; даже, возможно, их семья была бы больше, ведь Оскар и Марина тоже не хотели ограничиваться одним ребёнком. И никто из них до конца своей жизни даже не задумался бы о том, что где-то далеко живёт человек, который может очертя голову влюбиться в тебя, идти на безумства, совершать ошибки, и быть очень и очень счастливым именно рядом с тобой… И при случайной встрече, если бы таковая вдруг случилась, и Юджин, и Рапунцель даже не взглянули бы в сторону друг друга. — Ты чего задумался? Юджин понял, что уже долгое время не прислушивается к тому, что рассказывает Миретта об истории виллы Кастильо. Он и опомнился только лишь потому, что кузина тронула его за рукав. — Да, собственно… ни о чём. Просто у каждого из вас такое специфическое занятие, — он неловко улыбнулся, стараясь сгладить впечатление от своей фразы. — Лидия, к примеру, такая ранимая и нежная и вдруг — спорт. Да ещё и тяжёлая атлетика! Поневоле задумаешься. — О, тут я с тобой согласна, — девочка, расслабившись, кивнула, — но мы все давно привыкли к её выбору. Понимаешь, с тех пор, как главой семьи стала мама, она ввела правило: каждый член семьи имеет право заниматься тем, к чему лежит душа. А сестрица всегда хотела притащить домой олимпийское золото. Кстати, при этом у Лидии немало поклонников, может быть, не меньше, чем у Инес. — Здесь я не удивлён, — кивнул Юджин, — твоя старшая сестра имеет очень яркую внешность, даже при её увлечении ботаникой и постоянной возне в оранжерее, она не теряет своего шарма. — Ну, её увлечению никто и не удивился. Она всегда любила растения, но её не привлекали традиционные цветы. Её тянет к необычным, по-своему очень интересным экземплярам. — Например? — Например, у неё собрана приличная коллекция кактусов, самых разнообразных. Есть венерина мухоловка, ты наверняка слышал о таком растении. Недавно притащила неприхотливую, но довольно милую стапелию — это пустынный цветок. А если вечером зайти в определённую часть её оранжереи, то неподготовленный человек может и инфаркт получить. У неё там находиться такка, она похожа на помесь летучей мыши с гигантским насекомым. Тётя Хосефина как-то раз зашла, мы потом ей врача вызывали. Теперь Инес заранее предупреждает, если собирается обзавестись чем-то необычным. — Значит, вам не мешает оригинальность её увлечения? — Нет. К тому же Инес постоянно участвует в выставках для садоводов и тому подобных мероприятиях, так что к своему хобби она весьма серьёзно относится. А на конкурсах она довольно часто занимает призовые места. — Ясно, — Юджин мысленно поаплодировал дочерям Илианы, — а у каждого из семьи Кастильо такие своеобразные привязанности? — Не у всех, — рассмеялась Миретта, — мои мама и папа несколько лет назад открыли кондитерскую, и она пользуется спросом, а я помогаю там на каникулах. Тётя Хосефина и дядя Фаустино работают на местном канале — она известная телеведущая, а он — её продюсер. Их дочь, Лола, имеет прекрасный музыкальный слух и учится в консерватории на факультете оперного пения. Маркус никогда не возражал, чтобы она закончила учёбу после замужества, и, несмотря на то, что он хотел бы иметь детей, не против подождать, если сначала Лола захочет построить музыкальную карьеру. Она, кстати, пока сама не решила, чего ей хочется. Ну, а кузен Карлос очень хорошо ладит с детьми и планирует после школы поступать в педагогический. Он даже сейчас практикуется на Тоньо — младший брат никогда не остаётся без присмотра, когда их родители задерживаются на телевидении. За обедом Юджин, которого, с лёгкой руки Илианы, очень быстро стали называть исключительно Эухенио, конечно, познакомился со всеми членами фамилии Кастильо. Но они так рьяно стали расспрашивать о его жизни, друзьях и, особенно, о Рапунцель, что тому ничего не оставалось, как рассказывать. Потому о них самих он толком ничего не успел спросить, и теперь Миретта спешно просвещала его. — А кем был мой отец? — решается спросить парень. Миретта дарит ему понимающую улыбку и говорит: — Мама рассказывала, что его увлечением были цирковые представления. Его магическая составляющая, если конкретно. Они с Мариной и познакомились в цирке — её родители выступали там, и в то время у них были гастроли в Боготе. Просто нашей бабушке подобную информацию доносить было опасно. Поэтому ей просто сказали, что дядя Оскар учится с ней в одном университете. Так и было, на самом деле, только поступила она туда, когда решила остаться в столице, поняв, что встретила человека, с которым не захотела больше расставаться никогда…* * *
— В общем, захватывающая история, хоть и немного жутковатая, — закончила Ваяна. Полдень выдался людный, но все посетители «Мотунуи» забыли про собственные заказы, внимательно слушая рассказ Ваяны о похищении Эльзы, который та вдохновенно вещала внимающим ей Мериде, Иккингу и Астрид — эту парочку рыжая лучница притащила с собой. Только пришлось сделать лёгкую авторскую правку, опустив магическую составляющую, ведь про способность Эльзы знало и так достаточно человек. Она сама приходила на днях в это экзотическое место, чтобы посоветоваться с барменшей. Старшая Разенграффе, едва переступив порог кафе, увидела поражённый и обрадованный взгляд мулатки. — У тебя пропало чувство вины, — не здороваясь, произнесла Ваяна, — я вижу, что теперь ты свободна! — Да, — не менее радостно, кивнула Эльза, — я свободна. Но мне нужно поговорить с тобой о другом. Конечно, её не могло не беспокоить то, что её тайна теперь уже не тайна. Пусть в это посвящён и не такой большой круг лиц, и все заслуживают доверия, но дар от Луноликого не предназначался для того, чтобы о нём болтать. Даже если ситуация сложилась подобным образом, и зависела совсем не от тебя, это было слабым оправданием. Ваяна успокоила подругу, сказав, что Эльзу никогда не окружали случайные люди. Так что да — все, кто приехал тогда за ней в Луизиану действительно будут молчать. А затем она попросила Снежную королеву всё же не злоупотреблять чужим терпением и выложить подробности своего похищения, пообещав, что мистический аспект будет убран при дальнейшем пересказывании этой истории посторонним лицам. Не став кокетничать, Эльза выполнила просьбу ясновидящей. У Ваяны оказался неплохой талант к сказам с романтической подоплёкой. Даже Руди, который никого и никогда не слушал, кроме себя, высунулся из кухни, потому что ему стало интересно. Что уж говорить про посетителей и троих друзей, занявших места в партере… — С ума сойти, — заворожено произнесла Астрид, которая была полна впечатлений и от кафе, и от новой подруги Мериды, и от самой истории. — Даже не верится, что такое может случиться на самом деле. — Да, мне тоже, — согласно кивнул Иккинг, — надеюсь, теперь они будут вместе. Я имею в виду, Эльзу и Джека. — Сто процентов, — уверенно тряхнула волосами Мерида, — я даже не сомневаюсь. Ещё когда мои братья продули в регате Ваяне, я уже тогда сказала Эльзе, что она точно станет встречаться с Джеком. Это просто вопрос времени. — Ну, пока они не вместе, — остановила поток предположений барменша, — во всяком случае, Эльза ничего не говорила мне об этом. Да я и сама не заметила в ней никаких предпосылок к тому, что она наконец-то дала волю чувствам. — Конечно, романтика — это не про меня, — задумчиво сказала Астрид, — но разве девушке её склада не будет трудно устоять после такого приключения? Обычно, когда парень рискует собой, это производит сильное впечатление. — В её случае, скорее, потрясение, — поправил наречённую Иккинг, — всё-таки похищение — это серьёзное испытание, пусть оно и длилось не так долго. — Тьфу ты! — эмоционально высказалась рыжая, — да сколько ж можно? Джек по ней страдает, кажется, с того момента, как она появилась в их доме. Меня аж переворачивало от ревности, когда я заметила, как он на неё смотрит. — Думаю, обсуждать их отношения не имеет смысла, — подытожила Ваяна, — давайте лучше поговорим о вас. Насколько я знаю, Иккинг, у твоих родителей произошёл серьёзный прогресс в отношениях? — И правда, — повернулась к другу и его девушке Мерида, — вы же мне так ничего и не рассказали. Хлоя Грей вернулась к Доусону? Польщённый тем, что про его дела знают и интересуются ими, друг Джека Фроста выдержал небольшую паузу, а затем просто сказал: — Они расписались. Тихо и незаметно. — Что?! — воскликнула младшая из клана Данброха. — И вы молчали! — Я тоже ничего не знала, — растерянно проговорила Астрид, — почему ты мне ничего не сказал? — Потому что я сам ничего не знал, — примирительно отозвался парень, обнимая обеих девушек за плечи. — Ну серьёзно, они меня не предупредили. Вчера утром съездили в мэрию, вернулись и заявили мне за ужином, что снова женаты. — Но это прекрасные новости! — улыбнулась Ваяна, доставая красивые ёмкости и делая коктейли всем троим. — Думаю, вам стоит отметить воссоединение родителей Иккинга. И что-то мне подсказывает, что это не все новости на сегодня. — Точно, я забыла спросить, — опомнившись, Мерида теперь сосредоточилась на Астрид, — а что касается твоей младшей сестры, Герды? Она ведь не хочет оставаться в доме Биргитты и Гарри, когда ты уедешь учиться в другой штат? — Кто же захочет остаться один на один с нездоровой обстановкой и невменяемыми родственниками? Я её прекрасно понимаю, — подтвердила Астрид, — хотя наша Ингрид сумела навести порядок в доме, теперь её слушаются все, даже бабушка. А ещё раздала всем сбежавшим сёстрам ментальных пинков, чтобы они не вздумали не явиться на её свадьбу. И теперь в доме полно людей, потому что Сольвейг срочным рейсом прилетела из Австралии со своими детьми, а Тордис привезли с юга штата другие наши родственники Хофферсоны. Они — нынешние хозяева фермы, на которой рос Гарри, — Мэри и Джордж; и на правах родственников они получили приглашение от Ингрид присутствовать на семейном торжестве. Так что теперь Симона появляется у нас редко, а Биргитта вынуждена была оставить излюбленное ею уединение и переехать в спальню мужа. Свою комнату ей пришлось уступить детям Сольвейг. Гарри, по-моему, до сих пор пребывает в шоке от такого подарка небес. А Биргитте, по особому настоянию Ингрид, приходится учиться разговаривать с мужем. Причём именно как с мужем, а не как она привыкла — с бесправной прислугой. — Ага, — подтвердил Иккинг, стараясь не расхохотаться при воспоминании о лицах, которые видел у Биргитты и Симоны, когда Ингрид самым любезным образом приглашала фермеров на свою свадьбу. Иккинг, теперь уже официально представленный семье Хофферсонов в качестве молодого человека Астрид, присутствовал при этой сцене, поэтому он понимал, о чём говорит его подруга. — К счастью, у тётушки Мэри в Хьюстоне живёт отец, Пол, поэтому до свадьбы они с мужем решили погостить у него. — Я смотрю, у вас дома сейчас очень весело, — с некоторой завистью протянула Мерида, от души жалея, что она не может так запросто «построить» свою мать, как это сделала сестра её подруги. — Очень, — невозмутимо кивнула Астрид, — даже инфантильная Хельга стала чаще проводить время с нами, чем с мужем. Но он, кажется, не возражает, у него очередной научный прорыв, так что дома он бывает не особенно часто. — Так, а что там с Гердой? — вернула всех к изначальной теме Ваяна. — Если я не ошибаюсь, то старшую школу ей предстоит заканчивать только через два года. — Всё правильно. И она не хочет доживать это время с матерью и бабкой. Мы предлагали ей переехать туда, где живут совершеннолетние сёстры и есть нормальное жильё. Но ни в Австралию, ни в Канаду, ни на юг Техаса она ехать не хочет. Ни даже к Хельге и её вполне адекватному мужу. — А что не так с Хельгой? — притормозила Мерида блондинку. — Нет, я понимаю, что Сольвейг и Тордис вообще не варианты, у них давно своя жизнь, и Герда там вряд ли нужна. Но Хельга и Ингрид — вполне нормальные девчонки. — У одной муж — учёный, у другой будущий муж — политик, очень известный в Канаде, — весомо ответил за подругу Иккинг, тоже имевший беседу с Гердой и уже получивший достаточно информации, чтобы понимать, в чём именно проблема. — Так что сама подумай. — Ладно, и что тогда делать? Или вы ещё не решили? — Решение есть, — пара переглянулась, и парень решительно заговорил: — У Герды хороший математический склад ума. Поэтому мы подумали доверить моим родителям, которые, напоминаю, снова в официальном браке, взять на себя воспитание Герды. Я не хочу брать на себя управление компанией отца, да и не получится это у меня. А ей подобные вещи будут интересны, я уверен. — Мы уже посоветовались с Ингрид, — продолжила Астрид, — и она нас поддержала, пообещав, что поможет с документами как можно быстрее. Всё, разумеется будет устроено в рамках закона. Гарри и Биргитта Хофферсон, а так же Симона Браун, откажутся от опеки над самой младшей дочерью из нашей семьи, а Доусон Хэддок и Хлоя Хэддок удочерят её. — Секунду, я не успеваю на поезд ваших мыслей, — прервала их Мерида, — а Герда, мистер Хэддок и миссис Хэддок знают о ваших грандиозных планах? Или вы им потом сообщите, так сказать, постфактум? — Знают, не беспокойся. Завтра вечером мы их знакомим, — Астрид с удовольствием отпила ещё тропического коктейля, который ей подлила Ваяна, — я ужинаю у Иккинга и приведу с собой Герду. — Должна признать, у вас просто космические замыслы, — покачала головой лучница, — и это только ведь начало лета! Ещё даже экзамены не начались. Что же потом будет? — Кстати, у меня к тебе тоже вопрос, — молчавшая до этого Ваяна обратилась непосредственно к рыжей собеседнице, — ты подумала над предложением моего брата? Поедешь с ним в Полинезию? На кухне мгновенно стих аккомпанемент из грохота посуды и пения Руди. Мерида невольно поморщилась: подумать-то она подумала, вот только ни к какому выводу не пришла. Руди Тейлор вызывал в ней весьма двоякие чувства, да ещё с запасным дном! Попробуй тут разберись. Конечно, его нельзя назвать плохим человеком, хотя она сама, к примеру, о себе такого сказать не могла. Видя, что все ждут от неё ответа, она неохотно протянула: — Нет, я ещё не решила. Грохот возобновился с утроенной силой, а Руди, кажется, громко выругался. Поскольку Мерида не сочла нужным посвятить в предложение, последовавшее от брата барменши, своих друзей, Иккинг и Астрид с интересом уставились на подругу, ожидая продолжения разговора. Ваяна закатила глаза и спросила прямо: — Что тебя смущает? — Ваяна, у твоего брата есть только одна положительная черта — умение готовить. Но его феноменальное свойство расхваливать самого себя, не затыкаясь ни на секунду, никакая еда не перекроет, — тут Мерида недовольно покосилась на хихикающую парочку, — я его не переслушаю, скорее, утоплюсь в океане. Тут Астрид с Иккингом заржали самым бессовестным образом. Видимо, вспомнили, что собой представляет их рыжая подруга в стенах школы. А Ваяна покачала головой и с улыбкой произнесла: — Я знаю, что Руди не самый идеальный спутник, о котором мечтает любая девушка, но это твой реальный шанс научиться общаться. А заодно и попутешествовать. Ты ведь до сих пор не знаешь, чем хотела бы заняться после школы. Потрать время с пользой — по-моему, прекрасное решение. — Я обязательно скажу, когда решусь, — пообещала Мерида, и вдруг, будто что-то вспомнив, заулыбалась. — А, я чуть не забыла. На этот уик-энд мои братцы возвращаются в Хьюстон. Они очень хотят тебя увидеть. Все трое. Иккинг и Астрид присвистнули от неожиданности. И масштабов симпатии, если честно. — Да? — Ваяна, похоже, и не удивилась вовсе. — Ну, приходи тогда вместе с ними, я буду рада.* * *
Дорогие Джек, Эльза и Анна! Это случилось! Софи сделала свой первый шаг! Да, на костылях, и всего один, но она смогла встать с коляски, и даже удержалась на собственных ногах! Я так счастлив, а Дороти, мне показалось, с трудом сдержала слёзы. Мы так надеялись, что всё получится, но боялись, что ждать придётся ещё долго! Так, ладно, я взял себя в руки, сейчас постараюсь изложить всё по порядку. Софи вполне спокойно перенесла вторую операцию, но через день буквально пожаловалась, будто бы ноги покалывает. Ей провели ряд исследований, по которым стало ясно, что чувствительность к ней возвращается. После этого физические нагрузки увеличили, назначили дополнительную терапию; и вот вчера она смогла сделать свой первый шаг. Софи призналась, что ей очень больно, но если есть возможность снова ходить, то она будет терпеть. Я очень стараюсь её поддержать, она такая храбрая. Видно, что ей нелегко двигаться, но она всё равно старается. Папа Софи снова нам звонил, чтобы увидеть дочку и рассказать об её маме. Медленно, но она пошла на поправку. Вчера в Берлин прилетел папа Джека, Оливер, он тоже был в том городе, где лечится Оливия, и видел её. Он говорил с Дороти. А потом она рассказывала мне и Софи, что её мама действительно приходит в себя. С ней работают невропатологи, психотерапевты и другие врачи (я всех не запомнил). Томас Лапин от неё не отходит, всё никак не поверит, что дождался. Она хочет увидеть Софи, но не по телефону, а вживую. Поэтому мы решили, что после того, как Софи заново научится ходить, мы все поедем в Израиль! Потому что, как нам объяснила Дороти, Оливии ещё долго не позволят покинуть пределы больницы, слишком велик риск тромба или инсульта.
Очень жду от вас весточки, ваш Джейми Беннет.
— А разве вы ему не пишите? — спросил Кристофф после того, как Анна прочитала ему послание от их маленького приятеля. — Почему же, пишем. И я, и Джек. Сообщаем все новости. Просто для него они сейчас не имеют такого глобального значения, как здоровье его подружки. Он читает наши письма, но вряд ли они задерживаются в его голове надолго. — Вполне объяснимо, — согласился парень. Они проводили время за школьным ланчем, с удовольствием отказавшись от кафетерия в пользу своего любимого места за школой. У Джека, Эльзы, Иккинга, Астрид и Мериды шли активные подготовки к экзаменам, так что теперь Анне и Кристоффу часто доводилось оставаться только вдвоём. Даже хакерша Хелена не присоединялась к ним — у неё тоже шёл предэкзаменационный период. А Мейси училась в корпусах средней школы, которые находились достаточно далеко от старшей. Не то, чтобы парочка сожалела об этом, им нравилось проводить время вместе, просто Мерида Данброх только-только смогла научиться общаться по-человечески, и ребятам хотелось познакомиться с её нормальной версией. Так же эти моменты напоминали всем, что близится расставание. Может, и не навсегда, но уж точно надолго. И по-прежнему уже точно ничего не будет. Одна эпоха закончилась, зато начиналась другая. Пабло Бьоргман на днях смущённо сообщил своему внуку и его девушке о решении жениться. Ребята едва не лишились дара речи от неожиданности. Они оба знали, что доктор Бьоргман никогда не был женат и последние годы пребывал в уверенности, что вряд ли кого-то встретит, староват он для романов. Когда он назвал имя своей избранницы, Кристофф радостно подбежал к деду с объятиями, да и Анна тоже обрадовалась. Оказалось, что Пабло сделал предложение одной из своих медсестер, Морин, которая работала с ним, кажется, с самого основания больницы. — Какая-то эпидемия всеобщего брачного помешательства, — прокомментировал ситуацию Джек, когда Кристофф сообщил ему эту новость. Это был тот редкий случай, когда они обедали вчетвером — сёстры Разенграффе и два парня. — Почему же всеобщая? — не поняла Анна, хотя она и видела по глазам Джека, что тот, скорее, одобряет действия доктора Бьоргмана. — Родители Иккинга снова расписались, — пояснил тот, — теперь вот дед Кристоффа женится. А Рапунцель и Юджин вообще обвенчались несколько месяцев назад. Кстати, он прислал сообщение, в котором упоминал, что одна из его кузин-колумбиек тоже недавно вышла замуж, он немного не успел на её свадьбу. А, чуть не забыл! Одна из сестёр Астрид этим летом выходит замуж. — Да, а мы, получается, так ни на одной свадьбе и не были, — подвёл немного грустный итог Кристофф. — По-моему, это не повод расстраиваться, — отозвалась Анна, не высказывая вслух, что ей тоже хотелось бы присутствовать хоть на одной свадьбе. — Послушайте, каждый справляет собственное бракосочетание как хочет, и согласно тем традициям, которые соблюдает, — заметила молчавшая во время обсуждения чужих свадеб Эльза, — в конце концов, это дело каждого — приглашать толпу народа, или просто расписаться тихо и без затей. — Ты права, конечно, — помолчав, вздохнул Кристофф, — но всё равно очень хочется порадоваться за близких, организовать настоящий праздник… — Ты хоть представляешь, сколько усилий требует организация подобного мероприятия? — старшая Разенграффе скептически приподняла брови, — хватит предаваться меланхолии, у вас всех достаточно друзей, так что на свадьбах вы точно погуляете. — Вот бы поскорее, — мечтательно произнесла Анна. — Как думаешь, Эльза, а кто из наших общих друзей первым решится на женитьбу? Блондинка улыбнулась и пожала плечами: — Кто знает?* * *
Шарлотта не позволяла себе вмешиваться в дела, которые её не касались. Это же касалось и чужих разговоров, мыслей, отношений. Когда она решилась помочь Рапунцель и Юджину, она вовсе не считала их проблему не своим делом. К тому времени она уже достаточно их знала, чтобы признавать их если и не родными, то близкими людьми. То же самое касалось и Джека. Все годы, что он с ней не разговаривал, она понимала, что у него есть право на гнев. Но у неё было право на оправдание, которым он не позволил ей воспользоваться. Как она и говорила своему другу детства всё это время: «Это ты перестал со мной дружить. Но не я». И этой парадигмы она придерживалась со всей ужасающей бесцеремонностью, на которую только была способна. Она подтолкнула к нему Эльзу, сумев подружиться как с ней, так и с её сестрой. Она сделала так, чтобы Эльза сумела разглядеть настоящего Джека Фроста, о котором Шарлотта никогда не забывала. Она активно участвовала в истории с похищением, помогая друзьям и случайно узнав секрет Эльзы. Даже понимая, что Эльза почти наверняка знает, что скрывал Джек от подруги детства и за что возненавидел своих родителей, Зубная фея не лезла к ней с расспросами и разговорами на эту тему. Её роль в отношении этих двоих была отыграна. Теперь она просто их подруга, и её более чем устраивала сложившаяся ситуация. Она приучала себя к умению отступить в нужный момент. И теперь понимала, что рядом с таким человеком, каким был Максимус, эта особенность может ей очень пригодиться. Максимус Медина был и остаётся самым безэмоциональным, спокойным и холодным гранитным камнем, который только можно встретить на пути. И Джулиана, и Николас честно предупредили об этом Шарлотту, когда она случайно наткнулась на эту парочку в кофейне. Они слишком давно его знали и посоветовали девушке не питать иллюзий насчёт того, что Макс может быть другим. Другим он не станет. И если она не готова принимать его таким, какой он есть, то ей проще сразу уйти. И ему не будет больно, и она время не потеряет. Шарлотта уходить не собиралась, о чём честно сообщила напарникам. Даже после признания офицера в том, что она ему нравится, школьница вовсе не поверила в чудеса. Каких усилий стоило венесуэльцу признать собственную слабость к ней, девушка не могла даже представить. Их неловкость в общении, его упорное обращение к ней на «вы», никаких попыток к телесному контакту (то есть он не возражал, когда Шарлотта прикасалась к нему, но сам инициативы не проявлял) — всё это никуда не делось. И, тем не менее, Зубная фея любила этого неприветливого и сдержанного полицейского. Пусть и бывшего. Она понимала, что Максимусу не по себе и от того, что она намного младше, и от её пока ещё статуса школьницы. Последний аргумент, конечно, сотрётся через пару месяцев, стоит лишь немного подождать. Но вот знакомство с родителями, которое сам Максимус ей и предложил, вгоняло её в ступор. Она поняла, что он не шутит. Какие уж тут могут быть шутки, раз Пилар Медина Палмер сказала ей лично, что чрезвычайно рада тому, что её сына судьба свела с их безудержной компанией подростков, и особенно — с Шарлоттой. Тут даже речь не идёт о том, что в их небольшой семье Зубную фею могут не принять. Даже учитывая сурового отца Макса, Теодора. Как стало ясно из рассказов Максимуса, он всё же сумел наладить отношения с супругой, и теперь в доме царила атмосфера дружелюбия и спокойствия. Только на одну минуту Шарлотта попыталась представить реакцию родителей, когда она скажет им, что хочет встречаться с человеком, который старше её на семь лет. К тому же уволенным из полиции со скандалом собственным отцом. В довесок к этому шёл так же непростой и закрытый нрав… Дальше воображение девушки отказывалось работать. Она хорошо знала и Дэниела Фэя, и его нынешнюю жену, чтобы понимать: не такого человека они представляли рядом с дочерью. К её счастью, Максимус больше не поднимал тему знакомства. Они виделись достаточно регулярно; гуляли, общались, соблюдали негласную дистанцию. Эти встречи нельзя было назвать полноценными свиданиями, но ведь они и не заявляли о себе как о паре. Мужчина и девушка действительно просто пытались лучше узнать друг друга, прежде чем решиться на по-настоящему серьёзный шаг. Сегодня Максимус попросил её об одолжении. Ему требовалась встреча с Эльзой и разговор наедине. Без лишних вопросов Шарлотта созвонилась с подругой, передав ей просьбу офицера. И вот теперь они втроём находились в парке «Central-Berk». Точнее, Шарлотта сидела в беседке, а Максимус и Эльза прогуливались неподалёку, о чём-то разговаривая с серьёзными лицами… — Надеюсь, вас вполне успокоит эта информация, мисс Разенграффе, — говорил бывший полицейский, — конечно, в нашей стране судебные дела могут тянуться бесконечно, но учитывая то, что Дуглас Смит официально признан невменяемым, я думаю, можно смело утверждать, что на свободу он никогда не выберется. — Я думаю, что психиатрическая лечебница намного хуже тюрьмы, — задумчиво произнесла Эльза, вспоминая о своём единственном визите в закрытую клинику для преступников. — Совершенно верно, — согласно кивнул Макс, как будто прочитав её мысли, — он будет заперт именно там, где отбывала наказание приёмная мать вашей подруги Рапунцель. — Думаю, теперь не совсем правильно называть Эминью Гонсалес именно «приёмной» матерью, — поправила его девушка, — сейчас Рапунцель имеет подтверждённое документально родство с семьёй Гонсалес, а её матушку на днях забрали из этого страшного места. Осталось совсем немного времени, и скоро их династия покинет штаты. — Я рад за неё. А что касается вас, то не стоит переживать — никто всерьёз не воспринял бредовую болтовню вашего похитителя о снежной магии. Поверьте мне, полицейские психиатры и не такое слышали. Конечно, несколько визитов на допросы вам ещё предстоят, но не думаю, что кто-то сомневается в отсутствии у него здравого смысла. К тому же его признание в вашем похищение и убийстве ваших родителей у нас имеется, так что я уверен в том, что эта история получила своё завершение. — Спасибо вам, — искренне поблагодарила Эльза, — и за помощь в расследовании, и за то, что не выдали моей особенности. — Я ведь пообещал вам. А я привык держать слово. — Разрешите мне спросить вас кое о чём, офицер Медина. — Уже не офицер, — чуть скривившись, ответил тот, — вы же знаете, я оставил свою работу в полиции. Так что зовите меня по имени. — Хотите сказать, что вам всё ещё не предложили другое место? В это Эльза в жизни бы не поверила. После того, как Максимус засветился со своими несгибаемыми принципами в паре громких дел, его наверняка заметил не только полицейский департамент, но и ФБР, и наверняка Интерпол. Дураков, конечно, везде хватает, но и думающие люди имеются. Так что вряд ли такого человека, как офицер Медина, предпочтут не заметить вместо того, чтобы всеми силами переманить к себе на работу. — Почему же? — Максимус пожал плечами. — Несколько предложений я получил, и уже даже выбрал подходящий вариант. Просто к работе я приступлю только через несколько месяцев. — Полагаю, вы не ответите, что именно выбрали? — Почему же, вы всё равно узнаете, так что отвечу: ФБР. — Вот как? — Эльза улыбнулась, отметив про себя, что это лучший выбор, который мог сделать Максимус. — Но, если я правильно помню, их штаб-квартира находится в Нью-Йорке? — Правильно помните. И я намерен переехать туда сразу же, как только улажу все дела здесь. Вы хотели задать вопрос о моей работе? — Нет-нет. Просто вы сами затронули эту тему, так что я решила поинтересоваться. Но мой вопрос совсем о другом, — и в этот момент девушка остановилась, внимательно вглядываясь в лицо своего спутника, — почему вы решили дать шанс вашим с Шарлоттой отношениям? Я понимаю, что вы не совсем равнодушны к ней, но она действительно любит вас. Не думаю, что вы можете ответить ей тем же. — Вы правы, — абсолютно не разозлившись, всё так же спокойно ответил Максимус, — я не испытываю к ней схожих по силе чувств, и не собираюсь лгать об этом. Но меня удивила её готовность попытаться. Она выбрала меня с открытыми глазами, прекрасно понимая, кто я и видя все мои неприятные черты. Она не собиралась говорить мне о своей влюблённости, не желая навязываться; но едва я признался, что она нравится мне, как она позволила себе ухватиться за этот весьма и весьма призрачный шанс. — Вы считаете, что Шарлотта Фэй — это та девушка, которая сможет понять вас? — Скажу вам честно, мисс Разенграффе. На меня ещё никто и никогда ТАК не смотрел. Поэтому я уверен, что она сможет понять и принять меня. И я бы хотел узнать, способен ли сам на глубокие чувства. Да, я не люблю её. Пока что. Но я бы хотел этого. — То есть вы хотите полюбить? По-настоящему? — Да. И хочу я полюбить именно Шарлотту Фэй. Она стоит того.* * *
В этот раз было новолуние, так что прохаживаться по ночному саду пришлось в полумраке. Джеку не спалось уже которую ночь подряд, и обычно он просто лежал в постели с закрытыми глазами, ожидая наступления рассвета; или же открывал ноутбук и бороздил просторы интернета, просматривая соцсети, фильмы, а иногда и просто красивые картинки. Но сегодня всё было иначе. Он настолько был вымотан морально, что решил пройтись по саду, хотя и прекрасно понимал, что там его настигнут воспоминания, от которых он стремительно убегал. Очень скоро он стоял возле перголы, где не так давно признавался в любви. Вздохнув, парень опустился на землю, сознаваясь самому себе, что его поведение очень сильно отдаёт мазохизмом. Зачем, спрашивается, он, так старательно пытающийся не думать о девушке, которая и является единственной причиной его бессонницы, в итоге припёрся туда, где все воспоминания о ней обостряются, становятся ярче и живее? Чтобы в очередной раз напомнить себе, как его отвергли на этот самом месте?! Да, в отличие от себя прежнего, нынешний он всё понимал. Теперь он знал и причины, по которым Эльза упорно говорила ему «нет», и её категоричные отказы уже не вызывали в нём ярости. Вместо неё к Джеку пришла тоска. Чувство, прежде незнакомое, было много хуже, нежели гнев или ярость. Оно обволакивало его душу такой чёрной безысходностью, что не хотелось ни есть, ни спать, ни что-то делать — ничего. И жить тоже. Но с отсутствием такого желания приходилось мириться, потому что, хвала богам, он отнюдь не собирался бросаться головой вниз с небоскрёба или топиться в бассейне… В конце концов, какое право у него есть требовать любви от Снежной королевы? Да и требовать ли? Любви не вымолить на коленях, не выпросить как милостыню. А уж приказами и требованиями тем более не заполучить. Девушка с невероятным, данным свыше Даром Зимы, которая даже спасла сама себя во всех смыслах — и ментально, и от своего похитителя, — сумела вернуть себе потерянный голос, возглавить семейный бизнес, руководствуясь только интуицией и теми знаниями, которые дали ей родители… Конечно, он и раньше знал, что не достоин её. Но после разборок с Кромешником и открытия последнего секрета Эльзы, внутри него как будто всё оборвалось. Понимание было таким ясным, что Джеку стало невыносимо больно. И эта боль не отпускала, не примиряла с тем, что Эльза — теперь уже понятная, свободная от груза вины, такая знакомая и в тоже время немного новая — не сможет ответить на его чувства. Не потому, что обижена на него — ни в коем случае! В чём Джек и был уверен, так это в наличие у его возлюбленной духовного благородства, которое позволило ей принять извинения всей золотой молодёжи, а так же облегчить груз ответственности мистера и миссис Фрост. Она не ответит на его чувства просто потому, что она другая. По-прежнему непостижимая, ещё более загадочная. Самым странным было то, что окружающие как будто бы негласно решили дать ему и Эльзе возможность самим разобраться в собственных отношениях. Они принципиально не обращали внимания на хмурый вид и недосып парня, а потому не задавали вопросов; а так же старательно не комментировали некую настороженность девушки. Их друзья ни о чём не спрашивали, не обращали внимания на взаимную неловкость этих двоих, а просто ждали, когда же всё разрешится. Наедине их почти не оставляли, потому что предпочитали общение в ещё более расширившейся компании, а сами они к этому не стремились. — Верни мне моё сердце, — прошептал Джек, глядя на усыпанное звёздами небо, — я так не хочу больше страдать из-за неё… Устало поднявшись и так и не найдя никакого решения, парень хотел было двинуться в сторону дома, но не успел: из-за очередного фигурного кустарника показался девичий силуэт, в котором не сразу, но юноша опознал Эльзу. Из-за отсутствия луны девушка тоже разглядела его позже, а приблизившись и увидев, не смогла скрыть растерянность во взгляде: — Джек? — она остановилась так близко, что он заметил нездоровый блеск в её глазах. — Что ты тут?.. — А ты? — неожиданно он понял, что у неё тоже бессонница, и, похоже, как и у него, не первый день. — Тебе снова снятся кошмары? — заботливо уточнил Джек, плюнув на собственный душевный бардак — её состояние волновало его гораздо сильнее, чем собственное. — Нет-нет, — поспешила успокоить его Эльза, — просто не могу уснуть… — не удержавшись, она всё-таки отступила от него. Заметив этот манёвр, Джек едва зубами не скрипнул. Тоска в груди заныла сильнее; однако шагать он следом не стал. Вместо этого предложил, стараясь говорить ровно: — Если хочешь, я уйду. — Ты… ты мне вовсе не мешаешь, — отозвалась девушка, видимо, догадавшись, что её жест могут понять как нежелание находиться рядом. Она поймала его измученный взгляд, и выражение её лица изменилось на обеспокоенное. — Что с тобой? — она осторожно шагнула обратно и положила руку ему на плечо. — Что случилось, Джек? — от её прикосновения он вздрогнул, как от удара, но одёрнуть руку не позволил — схватил за кисть и притянул к себе как можно ближе. — Не могу больше, — выдохнул парень почти в её губы, — мне так больно, как в жизни не было… Знаю, это всё звучит как в дурацких фильмах, но у меня всё внутри как будто плавится от кислоты, когда я думаю о том, что ты можешь быть с кем-то другим!.. Я правда всё понимаю, но… мне трудно смириться… — Смириться с тем, что я могу быть с кем-то, кроме тебя? — дрогнувшим голосом уточнила Эльза. Она больше не отстранялась, позволяя Джеку сжимать её в своих объятиях. — Мне казалось, что стоит сделать ещё немного усилий — и ты сможешь полюбить меня, — продолжил парень страстным полушёпотом, — но потом я понял, что это чувство нельзя заслужить… Оно приходит вне зависимости от нашего желания… — Но… почему?.. Джек, ты же сам отдалился от меня после моего похищения, — едва не вскрикнула она, — я подумала, что тебе нужно привыкнуть к мысли о моей необычности, и немного сдвинула объяснения на потом. А ты решил, что я не хочу быть с тобой?! Эмоции хлестали через край. Парень боялся поверить в то, что его сокровенная мечта, оказывается, может сбыться. И что счастье для них двоих всё-таки возможно… Он не успел больше ничего сказать. Эльза, сократив и так мизерное расстояние между их лицами, вернула ему поцелуй. Тогда, в свой день рождения, когда он поцеловал её сам и сказал, что будет ждать. Это был их последний поцелуй, ведь больше подобных попыток Джек не делал. Он держал слово. Страсть, накрывшая обоих, затапливала и не давала ни отдышаться, ни прийти в себя. Оторваться друг от друга получилось, когда оба поняли, что поцелуями сейчас стоит и ограничиться, иначе есть опасность увлечься, что пока рановато. Правда, несмотря на это, Джек не стал разрывать объятия и продолжил прижимать к себе любимую девушку. Несколько минут спустя, Эльза произнесла сбивающимся голосом: — Я знаю, тебе было сложно всё это время, пока я тебя отталкивала… Но мне тоже пришлось непросто. Я не могла позволить себе быть рядом с тобой, быть счастливой!.. Потому что всё это время я была уверена, что виновата в смерти своих родителей… А жить с таким грузом… Проще было умереть самой, но оставить Анну… — Почему ты сразу не сказала мне?! — взволнованно перебил он. — Мы ведь стали достаточно близки, я бы не обвинил тебя!.. — Как ты себе представляешь этот разговор? — она устало и печально улыбнулась. — «Джек, я хочу быть с тобой, но я боюсь, что убила тех, к кому ты был сильно привязан, и меня постоянно гнетёт чувство вины из-за этого». — Нет, не так, конечно!.. — А как? Я бы не смогла тебе открыться, даже если бы захотела. Мне ведь пришлось скрывать и свою особенность. Я смогла рассказать о ней только Юджину и Рапунцель. Но и то лишь потому, что они сами находились в тяжёлой жизненной ситуации. — Ты не доверяла мне? — прямо спросил парень. — Как и ты мне, — пожала плечами Эльза. — Мы оба узнали о секретах друг друга только потому, что так сложились обстоятельства. И ты это понимаешь. Джек вздохнул, молча признавая правоту девушки. Он знал, что сам никогда бы не рассказал о том, каким образом его родители смогли построить свою автомобильную империю. Даже если бы ему грозила перспектива никогда больше не увидеться с Эльзой. Просто для него это было самым страшным наказанием. — Хорошо, — произнёс он, — да, у нас взаимное недоверие. Но это не отменяет того, что я люблю тебя! И я хочу, чтобы мы хотя бы постарались выстроить отношения. Если… — тут он нервно сглотнул, вспомнив, что прямого признания так и не услышал. — … если ты хочешь этого. — Хочу, — тут она смело смотрела ему в глаза, — я мечтала о том, что когда-нибудь скажу, как же сильно люблю тебя, Джек Фрост! Очень люблю и хочу стать твоей девушкой. — Значит, я не ошибся? — заблестевшие счастьем глаза Джека, кажется, смогли бы осветить весь сад. — И ты действительно любишь меня! Вместо ответа она снова поцеловала его, стараясь вложить в поцелуй всю нежность и страсть, которые испытывала к нему. За месяцы вынужденной сдержанности она так измучилась, что сейчас готова была потерять голову, лишь бы больше ей не пришлось скрывать, как много для неё значит парень, обнимающий её и отвечающий на душевные порывы с не менее жгучим пылом. Конечно, они далеко не гармоничная пара. И наверняка отношения, выросшие из холодной страсти, как однажды выразилась Шарлотта Фэй, обречены на испытания. Но раз самые первые, очень трудные для обоих, учитывая их юность, они всё же преодолели, то неужели не справятся с остальными? Теперь, по крайней мере, у них есть время.