Обратный отсчет

Изабель поудобней усаживается в компьютерном кресле: компактно подобрав по себя правую ногу и умостив подбородок на коленке левой. Она шуршит полупустой упаковкой от сырных крекеров, полностью игнорируя недовольство брата количеством крошек на клавиатуре, пока выводит необходимые данные на заглавный экран и бодро тарахтит: - В нашем весьма рисковом предприятии по проникновению в лабораторию Валентина Моргенштерна нам поможет вот эта леди... , - вспыхнувшая фотография из личного дела заставляет её поумерить энтузиазм. Алек выразительно присвистывает позади кресла. - Ну... я надеюсь, что поможет. - Пристрелит быстрее, чем ты договоришь: "Здравствуйте", - делает ставку Алек, забавно коверкая псевдорусский акцент. Иззи уничижительно фыркает. На самом деле на языке Пушкина Лайтвуд говорит вполне сносно: бегло и без запинок, пряча округлый британский выговор за отрывистым славянским "аканьем" присущим коренным обитателям глубинок. Вот только даже забористая обсценная лексика, которой Алек щедро приправляет свою речь, не способна скрыть причудливое переплетение ирландских и итальянских кровей. Шестифутовый, атлетически сложенный мужчина с фарфоро-белой, нетронутой загаром кожей и небесно-голубыми глазами похож на сельского жителя так же, как африканская антилопа на лося. Иззи злорадно думает, что местные раскусили бы её братца за неполных шестьдесят секунд. Из него наверняка бы получился херовый псевдорусский агент. Херовый старший брат вот получился отменный. Где-то внутри противно ноет застарелая рана. Голодное раздражение прилежно разогревает в груди шкварчащие ядом слова. Каждое из них неуклюже ворочается в голове, подбирая наиболее обидное сочетание, цепляясь друг за друга острыми краями. Выигрышный "мэтч" Изабель метнет в лицо брату как римский гладиатор ядро из пращи. Пусть это совсем по-детски, но Иззи продолжает беспричинно цепляться к каждому слову и жесту Алека. Теперь, когда дала слабину за ужином с особенной тщательностью. - Обо мне не беспокойся, братец, - беспечно отмахивается она, навешивая на лицо скучающий вид. - Я за себя постоять смогу. А вот тебе она отстрелит яйца с девяти ярдов. Авансом. - Это ещё почему? Иззи увеличивает изображение. Дикий прищур глаз, окаймленных размазанной подводкой, и гневно раздутые крылья тонкого хищного носа заставляют чувствовать себя неуютно, словно под дулом Калашникова. Запечатленную по снимке заключенную исправительной колонии язык не поворачивается назвать леди. Она больше похожа на мифологическую фурию, сквозь жидкокристаллический экран учуявшую их мелочные гнилые душонки. - Она не любит "сладких" мальчиков, - выдает победный приговор Иззи. Брат ожидаемо дергается. Прямо в цель! Изабель удовлетворенно усмехается, глядя, как Алек кривится. Об открытой гомофобии среди русскоговорящего населения он наслышан, но слова, вылетевшие изо рта Изабель, выходят колючими и злыми. - Прелестно! Нам обязательно связываться с русской мафией? - хмуро спрашивает он. Ни слова упрека. Да. Он гей. Изабель известно об этом лучше других. Именно ей он открылся впервые: испуганный, подавленный, ищущий поддержки. Иззи немного стыдно. Ориентацию Алека их отец использовал как рычаг давления в семье долгие годы, пока был жив. Она ненавидела отца за то, что тот волок брата по карьерной лестнице с "дулом у виска". У Джейса был другой поводок: не менее тугой и шипастый. "Не родной сын" - отвратительное клеймо, которое юный Эрондейл пытался всячески облагородить. Наделить значимостью сам факт его существования в стенах Альма-матер Лайтвудов, надеясь на благосклонность Роберта. Джейс Эрондейл - танцующий на заточенных пиках отцовской отчужденности акробат, выделывающий немыслимые "па", в ожидании одних единственных оваций. Но его горячо любимый зритель всегда смотрел в другую сторону. У Иззи не было болезненных точек. Изабель была отцовской любимицей: стойким оловянным солдатиком, прилежно тянущим носок. Она шла следом добровольно, гонимая страхом, что если ослушается, то отец и на неё накопает что-нибудь мерзкое. Тот проделал нечто подобное с мамой, прочно подсевшей на коктейль из алкоголя и успокоительных. Иззи никогда не спрашивала ее об этом. Боялась стать такой же. Боялась, что мать станет ее рычагом воздействия. Все они были послушными цирковыми обезьянками на авансцене Роберта Лайтвуда - на потеху публике, на усладу чрезвычайно раздутому эго их гребанного папаши. Было что-то особенно пикантно-приятное в том, чтобы эффектно разрушить иллюзию образцово-показательной семьи, сразу после его смерти. Иззи шумно сглатывает и разворачивается на кресле. Смотреть на перекошенное лицо женщины с фотографии неприятно, а на брата неловко. Она колупает корочку на содранных коленях и тщательно подбирает тон, стараясь звучать мягче: - Дело в том, что она не совсем мафия. Она скорее... - Индивидуальный предприниматель, - озвучивает Бейн, заставляя их обоих вздрогнуть. - По крайней мере, так она себя называет. В Камилле претенциозности всегда было в избытке. Иззи откидывает голову на спинку и шумно выдыхает. Воздух покидает грудную клетку, ослабляя стянувшее тугим ремнем ребра напряжение. Вот из кого вышел замечательный агент. Ни Иззи, ни Алек даже не заметили, как задница Бейна незаметно материализовалась на уголке компьютерного стола. Если Магнус и слышал их неловкий диалог, то никак не показывает своей заинтересованности, увлечённо ведя раскопки в шуршащей пачке со снеками. Изабель кидает короткий взгляд на столешницу: сырных крекеров возле клавиатуры предсказуемо нет. - Знаком с красоткой? - Алек угрюмо кивает в сторону монитора. Магнус выуживает щедро присыпанную специями печенюшку и придирчиво изучает, прежде чем отправить в рот. - Ага, было дело, - легко признается он, усиленно жуя, и неопределенно машет упаковкой в сторону. - Хотя тогда она была милой наивной девушкой, мечтающей о Париже. Отсюда и имечко, кстати. Нравилось ей все французское до дрожи. Мечтала стать примой и выступать в "Мулен Руж". Пришлось объяснить малышке, что богадельня для богатых любителей посмотреть на дамские ляжки не имеет ничего общего с белым оперением лебедей в пачках. - Она совсем не похожа балетную фею, - ворчит Изабель. На снимке Камилла презрительно вздёргивает алую верхнюю губу, словно вампирша, демонстрирующая клыки. Вся её напускная яркость и неприкрытая агрессия прёт наружу неоновой вывеской:"Не влезай! Убьет!". Сложно представить эдакую дамочку в балетных туфлях прилежно выводящую "батман тандю жете*". Скорее, с выездковым стеком в руках, с наслаждением душащую жертву гибким стержнем. - Скорее на Илону Силадьи*, - согласно хмыкает Лайтвуд. - Отличное сравнение, - одобряет Бейн и подсовывает ее брату пакет с крекерами в награду. - Венгерской аристократией там, конечно, не пахло. Но интересная параллель с династией Цепишей прослеживается. Погоди-ка.... Магнус бесцеремонно отпихивает кресло в возмущенной Иззи от стола и щелкает мышкой. Алек рассматривает подаяние с гримасой лёгкого отвращения и опасливо заглядывает в недра упаковки, как в паучью нору. А затем - Иззи таращит глаза и разевает рот - проворно выуживает сырный кругляш и суёт в рот. Лицо у него при этом покаянно-страдальческое, как у библейского мученика. Челюсти стоически пережевывают эту: "Зачем ты жрешь химозную дрянь, Иззи? Задумайся о желудке!". Вот ведь гнус! Иззи, значит, трактаты о здоровом питании нудит, а с рук Бейна готов силос жрать. Впрочем... Иззи украдкой косится на оголившуюся поясницу Магнуса, склонившегося над клавиатурой... оно и понятно. Алек агрессивно жуёт, не отрывая глаз от задницы Бейна. - Вот! - Магнус взмахивает ладонью в приглашающем жесте, - Разрешите представить вам: Катерина Николаевна Резникова. Урождённая села Запрудня, где-то на окраине Московской области. - Это Камилла? - недоверчиво уточняет Иззи. Тут есть чему удивляться. На зернистом плёночном снимке, слегка засвеченном с правого края, сидит хрупкая девочка в белом платье с нелепыми оборками, делающими её похожей на воздушное безе. Тонкие ручки-палочки прилежно сложены на пышном подоле. Ровные кудельки волос обрамляют узкое личико со сжатыми в тонкую полоску губами. Только взгляд напоминает о фурии в тюремной робе: тяжёлый, острый, выжидающий. Так смотрят голодные ротвейлеры на цепи - прицениваясь, с какой стороны удобней вцепиться в глотку. - Не самый её лучший снимок, - соглашается Бейн, - единственный, который удалось сохранить с тех пор. Камилла скрупулезно уничтожала все, что напоминало ей о том времени. Иронично, что до самой ненавистной ей карточки руки так и не дотянулись. Интерпол подшил свадебный снимок в дело, прежде чем она смогла его уничтожить. - Свадебный? - удивляется Иззи, позабыв о неприязни, разглядывает девочку на фотографии. - Да она же совсем ребёнок! Сколько ей здесь тринадцать? Пятнадцать? - Семнадцать, - поправляет Магнус. - Она выглядела значительно младше. Её мало кормили и наряжали в детские тряпки. Носорог был падок на малолеток. - Носорог? - Алек подскакивает на месте, машинально выпуская смятую упаковку из рук. Магнус ловко подхватывает ее на лету. - Нестор "Носорог" Прохоров. Ты о нем? - Ага. Магнус жизнерадостно кивает и возвращается на свой насест на краю стола. Алек смотрит на него такими круглыми глазами, словно Бейн только что признался, что видел Бигфута своими глазами. Иззи готова поклясться, что обманчиво равнодушный Бейн кайфует и тащится, как обсаженный валиумом буйно помешанный от пристального внимания её братца. Охотник и жертва. Жертва и охотник. Выбранными ролями они менялись виртуозней, чем опытный шулер тасовал флориш*. Если этих двоих адреналиново помешанных психов не придавит усиленно раскачиваемыми эмоциональными качелями, и они не перестреляют друг друга раньше, чем нейронные связи их перенасыщенных тестостероном мозговых клеток свяжут воедино то, что очевидно для Иззи уже сейчас, то Изабель Лайтвуд с чувством выполненного долга блеванет шипучим Просекко на их возмутительно роскошной гейской свадьбе где-нибудь в жаркой Калифорнии. Но для этого им придётся попытаться выжить. Иначе, значительно раньше, Иззи придётся блевать собственными внутренностями. Так себе перспектива. - Только не говори что ты был шафером на свадьбе у самого скандально известного наркобарона постсоветского времени, - издевательски тянет она. - Вообще-то, это не подлежит разглашению. Так что не очень то болтай, - советует Бейн и дважды щелкает мышкой. Фотография сменяется другой. Качество все ещё отвратительное, но разобрать действующих персонажей мизансцены можно. Камилла опять в центре кадра. Её платье - единственное яркое пятно в кадре, но теперь восседает на колене здоровенного лысеющего мужика. В огромных лапищах хрупкая несовершеннолетняя невеста выглядит куклой чревовещателя: лицо застыло восковой маской, глаза мёртвые и стылые. Сам Нестор "Носорог" старательно тянет толстые губы в улыбке, прижимаясь к детскому плечу. Иззи передергивает плечами от отвращения. Нестор Прохоров по кличке "Носорог" был одной из самых значимых и тяжеловесных фигур на игорной доске преступного мира. Как в прямом, так и в переносном смыслах. Вес бандита зашкаливал за двадцать три стоуна*, а ручищи были размером с ковш небольшого экскаватора каждая. Ими Носорог искусно ломал чужие шеи, как куриные кости. Свое прозвище Нестор получил за характерную горбинку на переносице: в тюремных застенках, в боях за лидерство среди контингента, его нос ломали с такой завидной регулярностью, что хрящ нарос, словно рог. На заре девяностых среднестатистический преступник сумел оседлать крупную волну и подмять под себя азиатский транзит героина, следующий в далекую Европу через отстойники российских городов. В Прохорове проснулся недобитый коммерсант, и он железной рукой направил поток на земли колониальных индейцев вместе с нескончаемыми "челноками"* и беглыми репатриантами. Словно призрак Рождества, он прочно обосновался в родине джинсов и хот-догов, физически оставаясь на далеких мерзлых землях России. Интерполу понадобилось шесть с половиной лет, чтобы подобраться к Носорогу вплотную. Арест Прохорова стал самым глобальным событием в середине девяностых. Не без помощи Бейна, как оказалось. Магнус действительно обнаруживается на снимке. Он стоит позади молодожёнов в небрежно расстегнутой рубашке с нелепейшей из всех когда-либо виденных Иззи причёсок на голове и широкой улыбкой, обнажающей... - Зуб! - визжит Изабель, почти уткнувшись носом в монитор. - У тебя золотой зуб! - Тогда они были у многих, - чёрный ноготь Бейна указывает на своего соседа по фотографии. Тот фотогенично улыбается золотым рядом зубов, наводя на мысль о медвежьем капкане. Жутковатое радушие. - Говаривали, что это признак благополучия. На деле стоматология в те времена была дрянной. Верстали клыки на коленке, прилаживали там же, на кухонном столе. Знаете, сколько бабок я спустил на дантиста по возвращению в Штаты? Да я их озолотил... Чёртов каламбур получа.. - Это что, химия? - невежливо перебивает Алек. Сбитый с мысли Бейн удивлённо моргает. - А? - На голове, - уточняет Алек, внимательно изучающий изображение. - Это что-то вроде химической завивки, правильно? - А вот и нет! - поспешно возражает Магнус и тянется к мышке. Иззи ловко тянет за провод. Устройство юрко высказывает из-под чужих пальцев. - Точно-точно, - не унимается Алек, - я видал нечто подобное у попсовых звёзд восьмидесятых. - Нихрена подобного! - Да ты похож на Шер! - Иди в на хрен, Лайтвуд! Она икона! - Значит, "ты веришь в жизнь после любви?"* - неожиданно затягивает Алек и своевременно подныривает под занесённую для подзатыльника руку. - "Внутренний голос подсказывает мне, что едва ли у тебя достаточно сил для этого, "* - со смехом подпевает Иззи, вспархивая с кресла. Бейн в холостую пинает офисную мебель. Они с Алеком с выражением поют самый нашумевший сингл американской поп-дивы. Бейн отмахивается от них, как от назойливых комаров. Его боевых навыков достаточно, чтобы скрутить их в бараний рок за доли секунды, но вместо этого он... краснеет. Алек замирает, словно налетев на невидимую стену. Магнус смотрит на него нахмурив брови. - Не думал, что путь к твоему сердцу лежит через поход к цирюльнику. Я надеялся на что-то более каноничное: цветы, поход в ресторан, секс на лепестках роз. Кто же знал что тебе нравятся такие извращенские штучки, Лайтвуд. Количеству яда в голосе Бейна может позавидовать австралийский тайпан*. Алек в ответ лучезарно улыбается: - Нравятся. - Нравятся? - недоверчиво щурится чующий подвох Бейн. - Ага, - искренне соглашается Алек, сияя ярче полуденного солнца в безоблачный день. - Ты на фотографии жутко похож на Бо. Магнус смотрит на него так, словно Алек пригласил его наступить на противотанковую мину, уверяя, что это совершенно безопасно и ему не оторвет ногу. Напряженно и выжидающе. Потом переводит взгляд на багровое лицо Изабель с вытаращенными глазами, что-то прикидывает про себя и неохотно предполагает: - Бо - это твой первый парень, верно? - выходит неуверенно и немного заискивающе. Изабель радостно хрюкает в ладошку, безуспешно глотая истерических хохот, и трясет головой. - Это какая-то дурацкая кличка для твоего кумира, на которого ты наяривал в свои прыщавые пятнадцать? - предполагает Бейн. Его явно раздражают конвульсии младшей Лайтвуд и буддийские спокойствие старшего. - Лучше, - обещает Алек. Магнус пренебрежительно фыркает, но выглядит заинтригованным. - Так тебе, значит, нравился этот Бо? - Больше. Я его любил. Магнус восхищенно присвистывает: - У Железного Дровосека, оказывается, есть сердце, - он стреляет глазами в трясущуюся Изабель. - Я начинаю ревновать. Колись, конфетка, кто заставил мистера Ледышку испытывать такие нежные чувства? Он лучше меня? - Ну... он умел подавать голос, - выдавливает из себя Изабель. - А? - И приносил палку, - ностальгически вздыхает Алек, кусая губы. Глядя на обескураженное лицо Магнуса, Иззи кажется, что ещё чуть-чуть и у неё порвутся щеки. Лицо сводит судорогой, а внутри замирает от страха скорой расправы, но она мужественно продолжает: - А ещё он всегда давал почесать свое брюшко. В раскосых глазах вспыхивает огонек понимания. - Ах вы... - Бо был лучшим пуделем на свете, - выкрикивает Алек напоследок, перемахивая через спинку дивана и спасаясь бегством. Потоком брани Бейна можно сбить в полете ворону. Иззи переживает её залп, корчась от смеха на полу. *** Иззи проводит под душем больше часа. Она блаженствует под обжигающе горячими струями, подставляя под напор воды искалеченное тело и выполаскивая из волос бетонную пыль с мелким стеклянным крошевом. Многочисленные порезы и ушибы протестующе ноют, а ноги подламываются от усталости, но Иззи упорно не покидает душевой кабинки, снова и снова натирая раскрасневшуюся кожу куском душистого мыла. Медитативный ритуал смывает напряжение последних суток, словно придорожную пыль, и помогает упорядочить мысли. Иззи в сотый раз прокручивает в голове их план, позволяя ему обрастать деталями, как скелет мышцами. Вместе с плавными движениями рук шлифуется её тело и их дальнейшие действия. И в том, и в другом Иззи соблюдает неторопливость и методичность профессионала. Её никто не торопит. Разобиженный Бейн залег вместе с телефоном на диване, демонстративно не обращая на семейство Лайтвудов внимания. Голубоватые тени бросали причудливые блики на его угрюмое лицо, пока он торопливо набирал сообщение. Его собеседник на том конце отвечал оживленно: приглушенный перестук виртуальной клавиатуры прерывался коротким рингтоном входящего сообщения каждые тридцать секунд. Посредством виртуального общения Магнус налаживал реальные мосты с далёким континентом, на котором осталась их единственная надежда на спасение мира - это требовало изрядной доли концентрации и тонну непревзойдённого Бейнова флирта. Алек, окопавшийся за компьютером, бросал на него короткие взгляды, но заговорить не пытался. В ответ на первую попытку Магнус метко запустил в него взявшимся из ниоткуда ножом, восклицательным знаком застрявшим в столешнице. Во второй - красноречиво щёлкнул предохранителем на Глоке, обрубив дальнейшие поползновения на корню. Алек оскорбился в ответ и засел за подделку документов, выразительно стуча по клавиатуре. Словно гвозди забивал. И улыбался при этом на редкость паскудно. Проходя мимо, Иззи, не удержавшись, заглянула брату через плечо и шумно вздохнула. Бейн точно его убьёт. Алек всегда выбирал самые идиотские варианты подкатов. Магнус определённо впечатлится. А потом застрелит её идиотского старшего братца посреди просторного холла аэропорта Хитроу прямо под табло с информацией о предстоящих вылетах. Раз уж им все равно конец, она не отказала себе в удовольствии навести прощальный марафет и как следует отмокнуть в ванной. По крайней мере, в лапы к Смерти она попадёт с хорошо отскрабленной, идеально увлажненной, бархатистой кожей. А это уже кое-что... Выйдя из ванной комнаты, она обнаруживает Алека, мрачной горгульей застывшего посреди комнаты. В руках он сжимает что-то, что поначалу она принимает за подушку, которой её полоумный братец намеревается задушить Бейна во сне. Магнус заснул на диване прямо в одежде, неловко подложив под отяжелевшую голову ладонь. Наверняка, на утро у него будет болеть шея, что однозначно не прибавит ему настроения. Иззи немедленно меняет слово "застрелит" на "освежует тупым перочинным ножом". И, чуть подумав, добавляет: "с особой жестокостью". Алек внимательно наблюдает за тем, как мерно вздымается его грудная клетка, сжимая в руках сложенный плед. Он явно добыл его для Магнуса. Магнуса, который безмятежно спит, не подозревая, как ее придурочный братец медитирует на его телом, как безутешный Ромео над бренными останками безвременно почившей Джульетты. Иззи, проходя мимо, бросает ему негромкое: "Придурок" и конфискует одеяло в свою пользу.