Не на своих местах

      Прошедшие три года оставили за собой боль в груди, море пролитых слёз, несколько нервных срывов.       После того случая маму навсегда прописали, если так можно выразиться, в больницу для душевнобольных. Лечебница располагалась за городом, на вид была похожа на санаторий. Большая территория в пару гектар была огорождена высоким забором. Здесь был небольшой садик для прогулок. Само здание было в три этажа.       Раз в месяц - два у мамы случались попытки наложить на себя руки, едва лечение хоть немного шло на пользу. Я приезжала к ней каждые выходные, она жутко злилась, когда видела Лаксуса. Он напоминал ей отца. Только мы появлялись на пороге палаты, в нас летело вместе с матами всё, что попадалось под её руку: цветы, лекарства, подушка, штатив для капельниц. Смирились. Он подвозил меня и оставался ждать либо в машине, либо в приёмной на первом этаже. Но стоило мне упомянуть его, мама сразу же выгоняла меня.       Я пыталась ей рассказать, как живу, но она меня не слышала. Лишь отстранённо смотрела в окно, что-то напевала себе под нос. А ведь мне пришлось бросить колледж. Устроилась на работу, все вырученные деньги уходили на лекарства и оплату больничных счетов. Тётя с Лаксусом меня отговаривали, предлагали перевестись на заочную форму обучения. Тогда пришлось бы откладывать деньги и на учёбу, чего бы я уже не потянула. Как-то раз мы пришли вместе с Мишель. Мама не узнала её. Вот тут уже стало страшно всем.       - Ты же знаешь, что можешь на меня положиться, - сказал однажды Лаксус, когда мы возвращались после одного из таких визитов в лечебницу. – Почему ты просто не можешь принять мою помощь?       - Мы уже много раз говорили, я не возьму твои деньги.       - Люси, это моё право распоряжаться ими так, как я хочу.       - Достаточно того, что ты оплачиваешь коммунальные услуги и кормишь меня. – Я улыбнулась и погладила его по плечу.       Почему я не принимала помощь? Совесть не позволяла. Лаксусу передали управление одной из автомастерских, рабочих рук остро не хватало, он работал иногда себе в убыток. К тому же совершенно недавно смог взять в кредит машину, на которой сейчас мы возвращались домой. Я без образования, без опыта работы скиталась от одной подработки к другой. К этому моменту мы жили вместе у меня и, таким образом, сводили концы с концами.       Отец, как и говорил, перестал оказывать мне какую-либо помощь, едва мне исполнилось восемнадцать. Маму навестил в больнице один раз, принёс корзину фруктов, оставил под дверью, даже не стал заходить, увидев её в таком ужасном состоянии. И исчез.       Мишель видела редко. Тётя старалась помогать, но и для их семьи это было тяжело. А я не хотела быть в тягость ещё и им.       Леви с Гажилом часто заходили к нам по пятницам. Это уже стало таким обыденным делом. Вот так собраться вместе парами, посмотреть фильм. Мы обязательно что-нибудь с Леви готовили вкусного, пока мальчики... Ну, обычно они в эти моменты ничего не делали.       В одну из таких посиделок Гажил обмолвился, что его знакомый продавал домик за городом. Эта мысль глубоко засела в голове Лаксуса. Свой дом… Укромным уголок за городом… Наш укромный уголок… Я бы могла сама там всё обустроить, создать свой дизайн-проект нашего участка. Он бы устроился на ещё одну работу, чтобы оплачивать счета. Годика, возможно, через два уже могли бы и задуматься о ребёнке.       Однажды Лаксус об этом заговорил, когда мы собирались ложиться спать. Он поделился своими мечтами и огладил мой живот. Я была совершенно не готова к такому серьезному разговору. Мне показалось это легкомысленным, с учётом того, что мы едва могли содержать себя. Это был первый раз, когда я его в чем-то не поддержала. Это была первая ссора. Где-то в глубине души я сама о таком же мечтала. Чтобы все прошедшие события оказались просто страшным сном. Семья была целой, приняла мои отношения. Мы бы вместе праздновали дни рождения и рождество, собирались в воскресенье сыграть в мафию или монополию. Возможно, мы бы уже поженились.       Лаксус стал задерживаться на работе. Мы стали реже видеться. Помириться удалось, но между нами сохранилась эта напряжённость.       Как-то вечером, когда мы уже сели ужинать, тишину прервало разъярённое кряканье дверного звонка. Лаксус прошёл открыть дверь. Как только замок щёлкнул, я услышала крики Леви, из-за чего подавилась чаем.       - ЛЮСИ, ТЫ НЕ ПОВЕРИШЬ, ЧТО ПРОИЗОШЛО! – кричала подруга и упала рядом со мной в кресло. Её глаза слегка блестели, возможно, плакала, щёки горели. Она что-то пищала, никак не могла собраться, чтобы уже рассказать.       На пороге в комнату появились смеющийся Лаксус и потрепанный Гажил с тупой улыбкой на лице.       - Что… Что происходит? – я одна не понимала происходящего, лишь глупо осматривала всех, не знала, что мне делать и как реагировать.       Леви прикрыла лицо руками и провизжала, явно пытаясь сделать это тихо, но ничего не получилось. У Гажила покраснели как лицо, так и уши, и он попросил подругу успокоиться, но та не переставала дергаться, подпрыгивая на месте, крепко обняла меня, стиснула, от чего я испугалась, как бы ужин не вылез обратно. Лаксус широко улыбался и похлопал по плечу друга.       - Это надо отпраздновать, - проговорил он и ушёл на кухню.       - Лев, объясни, наконец, что происходит!? – я попыталась её успокоить, взяв за руки, пока не нащупала нечто странное на её пальце. – Неужели? – к глазам подступили слёзы, как и у неё.       Опустила взгляд, заметила на безымянном пальце её правой руки кольцо. Посмотрела на Гажила, он улыбнулся и пожал плечами, мол, да, Люси, всё так и есть. Вновь посмотрела на Леви, сама не сдержалась и заплакала вместе с ней. Мы обнимались и плакали, пока Лаксус открывал шампанское. Парни долго не могли понять, нормальна ли такая реакция. Но какая уже разница?       Шампанское разлилось по бокалам. Утёрли слёзы друг другу. Я чмокнула Леви в щёчку, как же была рада за неё, это не передать словами. Парни начали парадировать нашу реакцию, скривили рожи, как будто плачут, обнялись. Мы долго смеялись. Лаксус протянул нам бокалы, Леви отставила свой в сторону. На наш вопросительный взгляд коротко ответила:       - Мне теперь нельзя, - и отвела слегка смущенный взгляд в сторону.       - С чего вдруг? – Гажил ничего не понял, ну, что с него взять.       Я дотянулась до бокалов парней, чокнулась, сделала пару глотков и закричала. (Шампанское было безалкогольное – большее я не воспринимала). Мы вновь заплакали от радости. Лаксус также сделал пару глотков и ещё раз похлопал Гажила по плечу. Второй долго смотрел на нас с непониманием.       - Поздравляю, - улыбнулся Лаксус и присел на диван рядом, - папаша.       - А… - единственное, что смог выдавить Гажил, и глупо улыбнулся. Он подумал, это глупая шутка, начал пить напиток. Мы наблюдали, как медленно на его лице появлялось осознание сказанных слов, как глаза увеличились в удивлении, часть шампанского пролилась мимо рта. – Папа… - ляпнул он и медленно опустился на пол.       Мы испугались, подумали, сейчас его придется откачивать, вызывать скорую. Леви вскочила, села рядом с ним на пол. Он молча смотрел на Леви, глупо хлопал глазами, пытался что-то сказать.       Это был самый счастливый момент за прошедшие годы.

The end is where we begin Конец там, где мы начинаем, It's crawling back Он ползёт обратно, When we run away, run away Когда мы убегаем, убегаем. Cause the end is where we begin Конец там, где мы начинаем, Where broken hearts mend Где склеивают разбитые сердца And start to beat again И заставляют их биться снова. The end is where we begin Конец там, где мы начинаем.