Близнецы на вкус и ощупь

Остановись, мгновение, ты прекрасно. В мозгу Фреда зажглась горячая свеча. На секунду ослепнув от видения, он потряс головой, приводя в движение рыжие пряди, но чувство и не думало исчезать. Гул людного коридора замолк, словно улетев под потолок. Сердце ускорилось, потребовав нового кислорода в кровь. Высвободившись из расслабленных пальцев, папка с конспектами сегодняшних лекций полетела вниз и осталась лежать на сером полу. Налево, вправо, обогнув статую, прочь от двери маггловедения, через пролёт, сквозь арку несли его ноги в чёрных кедах наугад. Внезапно остановившись, не имея на то причины и едва не потеряв равновесие, он поднял глаза. До боли необходимое зеркальное отражение улыбалось Фреду с вершины парадной лестницы. — Поможешь мне перетащить барахло назад? — разнеслось эхо по мраморному туннелю. Старший кинулся наверх, перескакивая ступеньки по три, боясь, что мираж пустится наутёк, как только он его достигнет, но Джордж замер на месте, следя за бегущей фигурой и ощущая, как с каждым метром приближения ему становится спокойнее и теплее даже до того, как было произнесено хоть одно слово в ответ. Уизли столкнулись грудными клетками, принимая друг друга в мощные объятия. Перекрестились руки, сжимающиеся на лопатках, ерошащие волосы, и всё стало правильным в одно мгновение. — Джорджи, — прошептал Фред, не в состоянии извлечь громких звуков из севших от волнения связок. Словно ключ попал в пазы, и замок расцепился в его груди: брат снова вошёл в периметр его мира, оживив мёртвую землю покорёженной души живительным дождём. Джордж, разомкнув объятия, прикрыл лицо рукой, смущаясь от эмоций, проступавших на нём. Маятник нервозной дёрганности от разыгравшихся чувств в теле замедлял свой мах, пока не остановился полностью, освобождая сжатые лёгкие и сведённые мышцы пресса. Всё его тело стало мягким, текучим. Он — маленький бунтующий кусочек паззла, случайно затерявшийся под ковром. И, возвратившись, сделавший незаконченную картину идеальной. Навсегда? Навсегда. Аура Фреда впустила блудного близнеца, как дом, в котором его всегда ждали, оставляя на ночь горящим камин в надежде на возвращение. Джордж знал, что тот никогда ни за что его не бросит, даже перед лицом конца света, как в десять лет, когда тот, оттеснив младшего, оборонял его от змеи на заднем дворе Норы. Не зная, как точно действовать, но выбирая в случае атаки жертвовать собой. Стыд за собственную глупость готов был проступить влагой меж ресниц, когда Джорджи, избавленный, наконец, от любовного помешательства, вспомнил, что наговорил Фредди в стеллажной. Да и позже, уйдя без оглядки после того, как брат девять часов просидел с ним на поле, готовый кинуться на помощь при первом же зове. Фред снова притянул Джорджа к себе, наклоняя голову к плечу, позволив тому скрыть лицо. — Я знаю, знаю… *** Братья зашли в спальню, словно пастухи вереницы левитирующих позади их спин Джорджевых вещей. — Разорви меня горгулья! — подскочил Ли Джордан со своего стула. Черная мятая голова больного, и поэтому проводившего время под одеялом, Дина высунулась из-под лебяжьего пуха в полном смятении. — Теперь-то можно узнать, что произошло? — Ли кинулся к Джорджу, чтобы приветственно опустить на его спину несколько дружественных шлепков. — Нет, — отрезал Фред. — Мы будем жить, словно ничего не было. Джордж удовлетворённо кивнул, направляя палочкой воздушный паровоз из вещей на терпеливо ожидавшую его назад кровать. Атмосфера родного места способна излечивать не хуже настоящих лекарств, и красивая улыбка, делавшая Джорджа непривычно милым, никак не хотела покидать лицо. Скоро они с братом и вовсе переберутся домой, чтобы провести лето среди других Уизли, а седьмая спальня, после генеральной уборки полчищем домовиков, будет ждать их в следующем году. В выдвижном ящике Фреда уголок к уголку будут лежать книги и пергаменты, а вместилище Джорджа, усыпанное яблочными чипсами, перьями и забытыми девчонками браслетами, законсервирует на три месяца всю сущность младшего, чтобы затем быть вывернутым, как каждые 365 дней, в мусорное ведро и начать наполняться по новой. Джорджи видел, слышал, ощущал себя наконец-то в той же гамме чувств, что и все прочие. Обещанные книгой Гермионы волны стихли после воссоединения с братом, тело привыкло к новой реальности, приняв её, как улучшенную версию жизни, пропуская Джорджа в негу радости от мелочей. Сатин простыней теперь будет скользить, словно чья-то нежная рука, по коже. Хруст перьев в подушке напоминать скрип снега под ногами на прогулке по Косому переулку в тишине ночи, когда все лавки уже закрылись. Как давно он так не гулял… Почему? Родинка на щеке Фреда, теперь всегда так отчётливо видимая, напоминала Джорджу, что, в отличие от всех остальных, этот человек рос рядом с ним ещё до того, как их обоих увидел мир. И, Мерлин, как же хотелось домой, чтобы прожить заново три потерянных года ощущений: мамин пирог из груш, папину лампадку из маггловского магазина и собственный фейерверк, на чью пороховую вонь постоянно жаловалась Джинни. Джорджи разбирал вещи, складированные на кровати и у её подножия, когда Ли снова подал голос: — Ну наконец-то хоть один член клуба вернулся в строй! И как вовремя! Через три дня возобновляем встречи. Парень застыл с кружкой «Уизли рулят», на которой была изображена вся его семья. — Боюсь, и я разочарую тебя, Ли. Фред, забравшийся было на кровать с учебником зельеварения, удивлённо вскинул голову. — Э… Джо, ты кое-что забыл. *** Найт в простой черной рубашке сидел на пуфе в стороне от основной массы участников возобновившихся встреч. Публики заметно поубавилось, два галеона пересыщенные развратом партнёры решили отложить на летние развлечения за пределами кончавшегося учебного года. Он увидел её, как только глаза привыкли к знакомой полутьме. Сири в новом белом платье и всё том же шарфике направлялась к нему с удалённого диванчика, где сканировала пространство в поисках человека, которому послала ранее громовещатель. Она была ослепительна. — Тут всё так же негде присесть, — опомнился он, как только знакомая незнакомка дошла до пуфа. — Пошли в приват? — Я сегодня не за сексом, — сказала она спокойно, переплетя пальцы рук. — Аналогично. Просто прикинемся. Как только они оказались в закутке, а шторы были плотно задернуты, и на этот раз не для того, чтобы скрадывать стоны, Сири присела на краешек круглого фиолетового дивана, подобрав бахрому платья и аккуратно поставив рядом две тонкие щиколотки, продолжающиеся узкими стопами в балетках. Найт остался стоять, убрав руки в карманы брюк, но притягательный и тёплый образ Сири, доступный теперь чувствам Нового Джорджа, не позволил долго продержаться в этой формальной позе. Шелковистые волны её светлых волос лежали на плечах в какой-то геометрической красоте. Золотой кулон с незнакомым символом на длинной цепочке практически терялся в затемнении V-образного разреза декольте. Он знал этого человека, чувствовал его сильнее, чем когда-либо, и было странным думать о том, что он не настоящий. — Прости за прошлый раз. Я был не в себе. «И мне теперь ещё долго предстоит говорить это всем окружающим» — подумал он параллельно. — Не следовало бросать тебя в пользу не пойми кого, вломившегося в наш приват в сиюминутном порыве. — Ерунда. Ревность для слабаков, — махнула коротко рукой девушка. — Человек всегда находит свой маяк, бесполезно стоять у него на пути. Тогда ушла, потому что поняла, что если тебе перестало быть интересно, то моё присутствие уже излишне. Она скинула балетки и поставила голые ступни на пол, чтобы охладиться. — Но поскольку дня, когда снова встречу тебя, я прождала так долго, решила всё же поговорить через неделю, убедиться, что мне причудилась искра, и потрахушки в этих стенах — максимум, чего я достойна. Кто же знал, что Ли отменит клуб на такой длительный промежуток времени? Джордж от волнения начал по привычке расхаживать из стороны в сторону, стараясь не отвлекаться на вытянутые на полу изящные голые ноги. — Не надо так про ревность. Ревность — полезный механизм, позволяющий понять, что происходит нечто за пределами разумного поведения с той стороны. Девушка хмыкнула. — Если бы я пеняла на этот механизм, то давно бы ёбнулась с тобой, Джордж. Коктейль из ледяной шрапнели словно провалился в горло Найта, и он не был уверен, что смог сохранить при этом бесстрастное лицо. Какое лицо? Теперь это только маска. — Что ты несешь… — застыл парень. — Не прикидывайся гиппогрифом, — вздохнула Сири, глядя снизу вверх из-под пшеничных бровей. — Если ты планируешь ломать эту комедию, то разговор наш бесполезен. Волоски на теле Найта вздыбились, словно от Сири дунуло северным ветром. — Я давно знаю, что это ты. Давно уже наблюдаю тебя на факультете. Эти манеры графа Дракулы не скроют твоей сути. — Ты с Гриффиндора?! — ахнул Джордж. — Ну да, — пожала плечами девушка. — Я узнала тебя, как только мы первый раз разделись, и ты провёл пальцами от губ по ключице к груди, — она показала движение, пока затуманенный взгляд прошил Уизли насквозь, направляясь куда-то в бесконечность. Он помнил этот момент. — Мне было честно плевать на тебя все эти годы, пока ты не тронул меня вот так. Причём, сколько раз я видела, как ты делаешь это Дженни или Алисии, и они, дуры, ничего не понимают. Для них ты просто красивая картинка, популярный хулиган. Они и на йоту не проникаются тем, какой ты внутри огонь. Рецепторов не выросло. Пустые оболочки. Замеревший по началу от испуга Джордж продолжал стоять неподвижно уже от другого шока: как из губ этой фактически незнакомки вылетает осмысленно то, что он всегда чувствовал, но никогда не мог осознать? — Кто ты? — Я не могу сказать, — незнакомка опасливо поёжилась. — Почему? — Мне страшно. Сейчас я Сири, с которой у тебя небольшая история, и поэтому ты всё ещё здесь. А произнеся имя я растворюсь в толпе. Мы с тобой постоянно видимся на буднях, но ты меня не замечаешь. Скажи, Джордж, мне показалось, что наша клубная любовь какая-то другая? Гриффиндорец сдался, осознавая бесполезность игры в прятки с человеком, который ведь на самом деле видел его что в образе, что без него, насквозь. Он присел рядом на диван, захотев стабилизировать себя в пространстве. От бока девушки веяло теплом, настоящим человеческим теплом, и Джордж ощутил, как намагнитился воздух, когда они оказались так близко. — Всё так. И в постели, и в общении ты — словно тёплый нож в масло. У меня не было времени думать об этом во всей суматохе последних недель, но я потому и пришёл, что уже тогда понял: «Она — что-то иное». Я с тобой будто был собой даже в этой дурацкой маске Найта. — Я же вижу, ты чувствуешь меня. — Чувствую. Ты как будто бы меня не осуждаешь, — нашёл слова Джордж. — Разрешаешь мне быть таким, каким я хочу. Неидеальным. И сама отдаёшься на сто процентов, без условностей. — Оно внутри, — Сири коснулась грудной клетки кончиками пальцев. Я просто знаю тебя, Джордж. Мы сделаны из одного теста. Я видела, что твоя голова в другом месте. Готова была отпустить тебя туда. Через горечь, да, но сначала — объясниться самой. А знаешь ли, каково мне с другими? Они боятся. Я для них — too much. За неимением лучшего они это называют «шлюха». Я не шлюха, Джордж. — Конечно нет, — тёплая ладонь легла на женское колено совсем так же, как рука Фреда ложилась на его, когда тот успокаивал брата. Она помолчала, пока Джордж взволнованно прислушивался к своим снова живым и ярким эмоциям. — Помнишь, в прошлый раз я спросила: «Знаешь, чего мы ещё не пробовали?», а ты ответил: «Целоваться»? Это не так. Я целовала тебя в ночь победителей, в темноте Перуанского порошка. Пальцы, нащупавшие штанину, перебравшиеся потом на лицо. Губы, мягкие, влекущие за собой, и полукруги ногтей на щеках, пушистые длинные волосы. Одно мгновение на столе в гостиной Гриффиндора Сири без всякого заклятия стояла рядом. Она могла быть кем угодно из той комнаты! Джордж обомлел. — Я хочу знать, кто ты, — сказал Уизли уверенно, взял её подбородок в руку, приблизил и поцеловал в нижнюю губу. — Ты не так ощущалась тогда. Я хочу тебя настоящую. — Не время, — губы девушки накрыли его в ответ в коротком скользящем мазке. — Давай встретимся в следующий раз где-нибудь ещё, не в этом клубе. Только… будь Джорджем.