POV: АНАДЖ
Я помню, как срывала волосы в отчаянии,
Стараясь болью излечить душевный язвенный нарыв.
Сдирая кожу на руках, искала дружбу в отражении,
Свой страх надёжно в памяти от всех сокрыв.
Я была одинока на протяжении всей своей жизни. Странно, но даже родители предпочитали отстраниться от меня всякий раз, когда я мысленно умоляла о поддержке. Откупаясь от меня одеждой или очередным образованием, они как будто бы снимали с себя ответственность или же попросту искупали чувство вины. У меня никогда не было интересных собеседников, ведь поддержать разговор на значимые для меня темы, в данной семье и сформированным её статусом окружении было некому, а искать новые знакомства, будучи подростком, я не могла из-за чуткого контроля моей матери. Когда я выросла и «показала зубы», начав огрызаться и отстаивать свои интересы от меня и вовсе отказались, выдав мне в распоряжение квартиру покойной бабушки. Родителям было проще таким образом заткнуть мне рот, но я не приняла от них даже этой подачки. Вместо этого я пахала на трёх работах, уже начиная приёмы людей и свой путь корректора их судеб. Иногда я уставала настолько, что не могла открыть глаз утром, а потому сползала с кровати, ударяясь коленями о пол, и через силу открывала глаза руками, ведь было необходимо начинать цикл нового дня. Иногда я забывала, как меня зовут, начиная реагировать даже на банальное «Эй, ты!». Иногда мне приходилось вкалывать в себя инъекции, название препаратов которых даже вспоминать страшно, и всё это лишь для того, чтобы выйти в смену и получить какие-то копейки. Я помню, как год прожила на обезболивающих и различного рода стимуляторах худшие 365 дней в моей жизни. Я была уверена, что не выкарабкаюсь. И всё это время рядом не было ни души. Лишь мой капризный пушистик. Мало кому по-настоящему знакомо чувство глубокого одиночества, ведь оно взращивается чередой предательств; измеряется количеством рубцов на спине, от вынутых кинжалов; исчисляется безлимитными нарушенными обещаниями и людьми, так и не сумевшими найти в себе силы сказать тебе банальное «прости». То одиночество, что испытывала я, было ещё усилено и тем, что моя душа помнила ощущение столь сильной любви, столь безбашенной страсти и столь волнующей нежности, что разум не справлялся и вводил меня раз за разом в эмоциональную кому. Стоило мне лишь на секунду всколыхнуться от воспоминаний об этих чувствах, как начинались панические атаки, справляться с которыми приходилось, забившись в угол. Мать говорила, что это плата за мой выбор помогать людям и, в конце концов, я попаду в Ад. Забавно. Разве можно напугать огненным пристанищем после смерти того, кто переживает мучительную агонию ежедневно? Разве можно запугать адскими пытками ту, кто каждый день отдирает кожу, вместе с носками, которые приходится снимать, приходя домой, а утром вновь надевать на незажившие мозоли, напоминающие язвы? Нет. Подобных мне нельзя ничем испугать. Такие, как я, привыкли добиваться поставленных целей любой ценой. Таких, как я невозможно запугать тем, что будет в незримом будущем. Я пролила слишком много крови, пота и слёз, чтобы бояться смерти и того, что будет после неё. Любая моя слабость возводила меня на новый уровень Силы. Любой мой страх, проникая в сознание и доводя до паралича, в итоге становился ступенью к бесстрашию.Даже если я разобьюсь о твою любовь…
Я хочу продолжать идти по этому пути,
чтобы не ненавидеть себя впоследствии за трусость.
— Мы прибыли, — едва уловимый мужской голос и лёгкое потряхивание плеч Амфером. Казалось, я безмолвно плакала всю дорогу не в силах открыть глаз — всего хорошего. — И вам, — прикосновения стали сильнее — просыпайся, девочка. Мы приехали. — его забота ощущалась во всём: в тембре голоса, в невесомых прикосновениях, во взгляде и, конечно же, поступках. — Мы дома? — я попыталась встать, но сразу же потеряла контроль над телом. Очень сильно кружилась голова, а от воспоминаний моего пути становление сердцебиения стало сбивчивым. — Я понял, держись крепче, — Амфер аккуратно вынес меня из машины — ты в порядке? Да. Я хочу по привычке соврать и сделать вид, что мне не нужна ничья помощь, но не могу. С ним не могу. Демон достоин правды и искренности. — Нет. Не в порядке. — Прости за глупый вопрос. — Он неглупый. — я слегка отстранилась, намекая на освобождение меня из объятий. — Скорее, это проявление твоей заботы и мне очень приятно. — Открывай. — только сейчас я поняла, что стою перед вратами моего дома. Дома, который строился по моему проекту. Дома, который дался мне кровью, потом и слезами. — Ты знаешь, я… — увидев знакомое строение, меня охватывает паника и, кажется, что я потеряла возможность хватать воздух. — Я не считаю это больше своим домом, — я обессиленно падаю на колени, а Амфер садится на землю рядом и смотрит на меня, пытаясь понять степень моего опустошения. — Столько лет я хотела благоустроить это место, а теперь хочу… — я не могу объяснить своего отчаянья; не могу понять, что изменилось и привело к такого рода осознанию. — Оставить его. Из меня словно вырвали кусок той жизни, в которой я уничтожала собственное здоровье ради этого дома. Словно мне влепили пощёчину, заставив таким образом протрезветь после длительного запоя. — Ты оставишь его в любой момент, но не сегодня. Сейчас мы идём в этот дом, чтобы отдохнуть. — Держи, — я протягиваю Амферу ключ — я действительно не ощущаю это более своим домом. — Иди на ручки, — Амферу не нравилось моё состояние, но он делал вид, что всё хорошо. Взяв меня в очередной раз на руки, он смотрел на меня фиолетовыми глазами. Этого взгляда я ещё не видела. Казалось, что я вообще вижу всё сейчас иначе. То, что я с таким трудом и рвением выстраивала и оформляла под себя, сейчас выглядело совершенно чужим. Как будто кто-то забыл спросить меня и перекупил это место. Хвоя во дворе вдруг стала синего цвета. Ночная подсветка вокруг дома стала намного ярче и менее дружелюбна. Тут всё было чужим. — Успокойся, Анадж, — ему каким-то образом удавалось поддерживать меня даже в тот момент, когда у самого сердце полыхало и болело не меньше — сейчас выпьешь травяного чая и станет легче. Сон всё исправит. Ни я, ни он, не верили в эту фразу, но, по всей видимости, надуманная значимость сна была в данную минуту хорошим антидотом от того яда нашего настоящего, что не давал сейчас функционировать в допустимых пределах нормы. — Душа в этом ребёнке тебе настолько хорошо знакома, что ты чувствуешь боль… — Да, травяной чаёк необходим нам обоим. — его попытки поддержать позитивный настрой восхищали. Не знаю, чем являлись мои к нему чувства и какова была их природа, но я была уверена в одном — демон готов преодолеть все мыслимые и не мыслимые препятствия лишь для того, чтобы я была защищена. Преодолев порог дома, демон легко ориентировался в пространстве, и это удивляло. Он нашёл кухню за считаные секунды. Можно было подумать, что Амфер уже не единожды находился в этом месте. — Я так понимаю, о чём-то крепче мы сегодня не говорим? — Нет, увы, этот вечер нам предстоит заниматься твоим исцелением, — усадив на стул, Амфер укутал меня в плед — хотя, виски был бы под стать ситуации. — демон недовольно скорчился и засуетился у столешницы. — Согласна, — я вымаливающе смотрела на озадаченного Амфера — было бы очень кстати. — Нет, — передо мной появилась полная чашка ароматного напитка — пей это. — Да когда ты успел? — мне казалось, что не прошло и минуты. — Пока ты мечтала о виски, — Амфер выглядел уставшим и, казалось, вот-вот заснёт — пей давай. — усевшись напротив, он смотрел на меня, но его взгляд был каким-то измождённым. Я помню такой взгляд — он смотрел на меня в отражении много лет. Эта та самая жизненная стадия, при которой у тебя пропадает желание отстаивать собственное право на жизнь. Этот тот уровень усталости, когда ты уже не способен ничего делать для себя и способен цепляться лишь за спасение других. Этот уже та степень безумия, когда ты готов выть от непонимания собственных желаний, но тебе приходится сдерживаться, так как тем, кто рядом с тобой, от этого будет больнее, чем тебе. Как я и сказала, я хорошо помню этот взгляд. — Спасибо тебе за всё. — Не привыкай благодарить, а то замучаешься это делать в будущем, — он улыбался, а я не верила. Его блеф был раскрыт и, уверена, Амфер понимал это. Он всеми силами сдерживал бурю внутри, чтобы окутать меня теплом и спокойствием, создав так необходимый сейчас штиль. — Тебя очень задели слова Души в том ребёнке. Я заметила. Не надо со мной притворяться. — Да, задели. Даже живя тысячи лет, всё равно неприятно узнавать, что тот, кого ты похоронил, лгал о своей смерти. — Уверена, у него были на то причины, — я медленно потягивала горячий чай, согревающий изнутри лучше любого крепкого алкоголя — его взгляд был достаточно грустным. Разве ты не заметил? — Мне было не до оценки его взглядов. — демон едва сдержался, чтобы не закричать. Насколько же глубоко ему удалось спрятать когда-то в прошлом мысли о допустимости испытывать боль и обиду. Казалось, что Амфер запретил себе даже думать о том, что имеет право на переживание эмоций любого формата. — Просто имей в виду, что он, похоже, испытывал боль. — Окей, я записал это в программу своих воспоминаний. — Я, если что, буду рядом и напомню тебе. — мне хотелось подарить ему самую тёплую улыбку их тех, что я ещё была способна прорисовать на своём лице. Для него мне хотелось вспомнить о том, какого это уметь быть не озадаченной грузом ответственности и тяготой проблем, наваливающихся каждый день подобно снежному кому. Мне хотелось научиться быть для демона опорой и наполнением. От него я не хотела только брать. Нет. Он пробуждал во мне необъяснимое желание снять броню и открыться, позволив душе предстать перед ним в первозданном виде. — Анадж, спасибо, что не задаёшь вопросов, — он коснулся моей руки — правда, спасибо. Я очень благодарен тебе. — Не благодари, а то привыкнешь. — Я не против привыкнуть, Госпожа… — Эй, я же просила, — меня злили его попытки, даже шуточные, навязать мне это звание — никаких формальностей. — Ты допила? — Да. — Тогда спать, — демон присел рядом — давай, хватайся, — он игриво показал на свою шею. — На ручки и в кроватку. — Я постоянно оказываюсь на твоих руках. — Пока доводишь себя до такого состояния, привыкай находиться в этом положении, — демон улыбнулся — мне надо излечить твои раны и заняться своими делами. — Прости, что заняла так много твоего времени. — Вот за это точно не смей никогда извиняться передо мной. Я буду рядом всегда, когда нужен. — я знала, что он не врёт. Эта странная связь, что столь незамысловато образовалась между нами, была намного сильнее нас самих. Я знала, что он преодолеет любые расстояния, чтобы оказаться рядом, когда я буду в нём нуждаться. Уже в первую нашу встречу, когда он был палачом и даже в том ужасном состоянии, в котором я прибывала тогда, я осознавала, что с этого момента наши пути не разойдутся. Он заботливо уложил меня на кровать и сел рядом. — Давай-ка я немного поправлю, — Амфер ловко расправил подушки, — а теперь просто закрой глаза, девочка. Когда ты проснёшься, все раны заживут. — демон аккуратно прилёг рядом и окутал своей заботой и нежностью. Мне откуда-то было знакомо это ощущение. Странно, ведь в этой жизни, совершенно точно, никто не проявлял по отношению меня ничего подобного. Я всегда делала всё сама: лечила себя, ухаживала за собой, готовила еду и даже сама себе желала «спокойной ночи». Не являясь сиротой, я была самым брошенным и никому не нужным ребёнком, познающим на собственном опыте значение таких слов, как: преданность, честность, ответственность, понимание, любовь… Так откуда мне может быть знакомо проявление заботы? — Спасибо за всё, Амфер. Я чувствовала, как тепло проникало в меня и расплывалось по телу. С каждой секундой мне становилось легко, и я с удовольствием погружалась в сон. Мне кажется, впервые за много дней я по-настоящему смогла расслабиться. — Не благодари, — слышу недовольное ворчание — а то привыкну.