И два бесчувственные глаза Презрели радость и печаль, Как два холодные алмаза, Где слиты золото и сталь.
За последнюю неделю лепестков становится как-то многовато — думает Син Цю. Что это такое, он прекрасно знает — слишком уж много читал инадзумских романов, просто верить не хочет: этому наверняка есть научное объяснение, это какое-то проклятье, дендро энергия или что-то такое. А впрочем, — думает он, — это довольно поэтично. И красиво - красное с белым. Мысль не дает закончить очередной приступ кашля; на ладони остаются четыре лепестка да немного крови. Почему-то не страшно и почему-то хочется что-то по этому поводу написать. Син Цю берется за перо. Стихи не идут сами собой на ум, и, повертев перо в руках пару минут, юноша его откладывает. Надо бы к доктору сходить, а то я скоро с ума сойду от этих цветов зла. В списке дел появляется графа «встреча с Бай Чжу».***
—Итак, что вас беспокоит? - Бай Чжу вежливо улыбается (Чан Шэн, или как ее там, тоже). —Хана-хаки (слово-то какое музыкальное, думает Син Цю. Двустопный хорей из одного слова). Цветами я кашляю, доктор. Брови Бай Чжу приподнимаются. —И.. давно? —С месяц, наверное. Не считал. Конечно, считал - тридцать пять дней и семнадцать часов с первого лепестка. Но признаться в этом значит признать слабость, признать страх. Непозволительная ошибка для сына владельца гильдии Фэйюнь и ученика школы Фухуа. Бай Чжу делает пару записей в блокноте и захлопывает его. —Объект, кхм, привязанности известен? С полминуты в комнате висит тишина. —Пожалуй, нет. Есть несколько версий, но ни в одной я не уверен. Ложь в каждом слове — прекрасно он знает, о ком думает перед сном —, но врать Син Цю отлично умеет с детства. —Печально. Если я правильно понимаю, вы… знакомы с концепцией болезни? Син Цю делает неопределенное движение рукой. —В общих чертах. Читал в легких романах, понимает Бай Чжу. Дальше следует стандартная лекция о «болезни неразделенной любви», а на самом деле - простом паразите растительного царства, питающемся исключительно продуктами выработки особых гормонов. О том, что при положительном ответе гормон перестает вырабатываться. О том, что без лечения летальный исход неизбежен - цветы сначала начнут лезть через кожу, потом цветочный сок будет течь по венам, смешиваясь с кровью, а потом… либо в легкие не останется места, либо кровь не сможет насыщать тело кислородом. И от человека остаётся клумба с удобрениями. Зато могила красивая будет, думает Син Цю, пока слушает про то, что единственный способ кроме положительного ответа субъекта влечения — операция, из-за которой гормон не будет вырабатываться вообще. Со всеми вытекающими: пациент никогда не полюбит вновь. —На операцию я не согласен, доктор. Сколько… — тут он запинается, проявляет слабость и дает себе внутреннюю пощечину, — Сколько мне осталось? Бай Чжу понимающе усмехается. Он тоже когда-то был молодым и мечтал о романтике. И тоже когда-то боялся показаться слабым. —Без моего вмешательства - не больше сорока дней. Я могу, кхм, облегчить страдания и продлить жизнь, но… Юноша, попытайтесь добиться согласия, настоятельно рекомендую. Син Цю не обращает внимания на последнюю фразу — они с Янь Фэй виделись один раз. Вряд ли она его помнит по имени, что там говорить о чувствах? —А с вашим вмешательством? И… Как вы вообще это собираетесь делать? Бай Чжу вздыхает. Все же молодежь ничему не учится. —Каждый вторник буду проводить операцию. Какую - не скажу, личная тайна. Если все пройдет удачно - доживете до праздника морских фонарей, но не сильно дольше. Начнем сегодня. Бай Чжу приглашает юношу в комнату по соседству и предлагает лечь на кровать. Последнее, что видит Син Цю перед тем, как потерять сознание, — это Чан Шэн, обвившаяся вокруг шеи доктора в причудливом танце. Потом пропадает и она, и остаются две сверкающие точки - глаза змеи, в которых заключена, кажется, мудрость всего мира. У Янь Фэй были такие же, когда она говорила о законе — думает Син Цю перед тем, как провалиться в небытие.