there’s evil in my veins

крис не выпил ни капли крови с тех пор, как вся эта карантинная хрень началась. то есть он не питался недели три. локдаун усложнил все: теперь, даже если у него благодаря вампирским способностям получится незаметно выйти из дома, он все равно никого не найдет, кроме копов, а кормиться ими — идея, конечно, так себе, потому что копы не ходят одни, да и каким-то образом они постоянно на связи с властями; проникнуть в чье-то жилье и обойтись без массового убийства он тоже не может: дóма сейчас остаются целыми семьями, а убивать впустую ему не в кайф; поискать же кого-то, кто жил бы один, он попробовал, но в округе таких оказалось немного: даже у одиночек есть хотя бы один сожитель, как и у него самого есть рикки, потому что рента в этом районе не из дешевых. говоря честно, найти питание не то чтобы невозможно — просто труднее, чем было раньше, потому что на людные, шумные мероприятия, где можно просто выхватить кого-нибудь из толпы и убить, не обратив на себя ничьего внимания, ночью больше никто не ходит, да и ему просто не хочется рисковать. он вообще сначала надеялся, что карантин продлится всего лишь несколько дней — например, две недели, как было официально заявлено; такой срок он бы мог протерпеть, но увы: пандемия распространяется до сих пор, и потому правительство решило локдаун продлить, а когда это все закончится, им неизвестно. и это, блять, проблема. — крис, — вдруг зовет его рикки, вырывая из мыслей, — чувак… ты дерьмово выглядишь. застонав — потрясающе, это еще, получается, и очевидно!.. — крис поворачивается к нему и в ответ на последующее «когда ты в последний раз ел?» вздыхает: — три недели назад. — крис, ты… — начинает рикки тогда, но черулли перебивает, подняв руку в воздух — беспокойство друга он правда ценит, однако, что бы тот ни собирался сказать, это сейчас не поможет, — и после встает с дивана, чтобы уйти к себе в спальню: лучше уже начинать раздумывать, как добыть пищу, прежде чем сдохнуть с голоду; он становится слишком слаб. быть может, если… — а ты точно не можешь выпить меня, не убивая?.. крис оборачивается к рикки, широко распахнув глаза: он с ума сошел, что ли? знает ведь, что он убивает всех, кого пьет, и никогда не пытался даже кому-то дать выжить, вовремя остановившись и оставив жертве достаточно крови, чтобы она смогла восстановиться; его жертвы для него незнакомцы, а своему лучшему другу он никогда бы не смог навредить, и поэтому то уже, что он просто задал этот вопрос, черулли гневит: — сделаю вид, что не слышал этого. я спать. зайдя в свою комнату, он закрывает за собой дверь и, остановившись напротив рабочего стола, опирается на него одной рукой, а второй касается лба: как же, блять, кружится голова!.. открыв же глаза, он натыкается на свое отражение в висящем напротив зеркале — и да, рикки прав: выглядит он отвратно. тело бледнее обычного — едва не просвечивается, под кожей видны голубые вены, темные круги стали глубокими, черными, а взгляд — пустым, тусклым. проведя по волосам рукой, крис опускается на постель. он должен что-то придумать, но сначала лучше бы отдохнуть — восстановить хотя бы немного энергии. будит его тепло тела рикки — и запах. крис ощущает животный инстинкт вгрызться в горло мгновенно, но не дает этому импульсу взять над ним верх; будучи настолько голодным, контролировать себя сложно, но черт, ведь это же рикки! он никогда бы не смог на него напасть. тем не менее, кровь в его жилах так и притягивает внимание, пахнет остро и густо, и осознание ее близости вскоре захватывает само существо криса полностью, поглощает мысли, потребности, и, чувствуя, как рот полнится слюной, он сглатывает. — крис, — говорит рикки мягко, а когда замечает, что он проснулся, тверже: — тебе нужно поесть. я правда волнуюсь. — со мной все будет в порядке, но… — начинает черулли, а после осознает, что ему тяжело даже просто произносить слова; он вдыхает, и в отяжелевшей его голове бьется пульсация. — пожалуйста. держись от меня подальше. я не хочу… — и это последнее, что ему удается внятно сказать, прежде чем он, зажмурившись, закрывает рукой нос и рот, из-за чего окончание предложения звучит совсем глухо: — уходи! явно обеспокоенный, рикки встает с кровати, но не чтобы уйти, а наоборот — приблизиться к крису с другой ее стороны и наклониться, и тот просто не может в это поверить: нет, нет, не может ведь он быть таким придурком, какого он хера вообще творит? почему откидывает со своей шеи волосы, обнажая артерию? ему что, так не терпится сдохнуть?.. — крис, — шипит рикки, и черулли зло отворачивается, но сил сдвинуться с места ему не хватает. — я знаю, что ты мне не навредишь. знаю, что сможешь остановиться. да, это не полноценный обед, но пожалуйста! пей. и в этот момент крис правда готов сорваться. должно быть, рикки просто надоело жить. они ведь уже обсуждали это, он объяснил ему, что может произойти, так что олсон знает, во что ввязывается. блять!.. крис ненавидит себя, он не верит, что действительно позволяет голоду им овладеть. да, с глобальным карантином за все свое вампирское существование ему сталкиваться не приходилось, но он не думал, что не протянет и трех недель, не думал, что три эти недели — это так долго. говоря откровенно, он сильно проебался, и вот — теперь его лучший друг в опасности. он осторожно оборачивается к рикки — и вновь видит его обнаженную шею, пульсирующую артерию, кровь, взывающую к нему из нее словно по имени, и его влечет к ней, и он не может оторвать от нее глаз, и клыки выходят наружу. вот и все. конец. его зубы вонзаются в плоть рикки страстно, разрывают ее мгновенно. адреналин захлестывает, и он снова способен двигаться, в нем теперь отвратительно много энергии, а рука дрожит, когда он обхватывает ею шею олсона с другой стороны, чтоб аккуратно придерживать, пока пьет, и пламя горит во всем его теле, но увлечься, однако, он просто не может: этого человека иссушать нельзя. наверное, он с этим справится. разум его проясняется. как раз тогда, когда крис отстраняется, у рикки вырывается протяжный стон удовольствия — и томный этот звук вызывает желание не останавливаться, пускай даже голод удовлетворен. это не ново: с ним такое уже случалось; людям свойственно получать наслаждение от укуса в шею и прикосновения к ней, от ощущения губ на чувствительной коже и того, как осторожно скользят по ней зубы. крис улыбается, потому что это очаровательно, а потом отпускает рикки, который выглядит усталым и бледным, но ничего — будет в порядке, слава, блять, Богу: случись с ним что, крис бы себя не простил. он укладывает олсона на постель, после приносит ему из кухни сок; тот пьет — и понемногу его кожа приобретает свой прежний оттенок. — спасибо, — благодарит крис, присаживаясь с ним рядом. — я не понимал, насколько мне это было нужно, — а рикки в ответ смеется: — придурок. я знал, что ты остановишься, если захочешь. тревожишься постоянно по пустякам. — просто я не люблю неоправданных рисков, — отзывается крис, а затем протягивает руку, чтобы вновь убрать волосы с шеи рикки, и пальцем проводит по двум оставленным на ней точкам, оценивая урон. — а знаешь, мне вроде… — начинает тот, вздрагивая под этим прикосновением. — понравилось?.. и крис усмехается, понимая прекрасно, что он имеет в виду. — ну да. вампиры должны быть… сексуальными. это один из способов привлечь жертву. соблазнение — это наше оружие. — а ты бы хотел… — нарушает рикки ненадолго повисшую тишину. — ты бы хотел, ну… сделать это снова? крис глядит на него расширившимися глазами, а после его лицо растягивается в улыбке. — посмотрим, как ты вылечишься и как долго еще будет длиться этот ебаный карантин. надеюсь, мне не придется снова делать тебе больно. однако… — он заправляет прядь волос рикки ему за ухо. — я знаю, как еще можно заставить тебя стонать. как неожиданно все обернулось. рикки, его — горячий — лучший друг и сожитель, приподнимается на локтях и целует его так коротко, как будто боится, как будто хочет сначала увидеть его реакцию; крис же, расслабившись, лукаво ему улыбается — какой рикки, блять, милый в этом ожидании и робости!.. — а затем склоняется над ним и возвращает поцелуй, в этот раз уже по-настоящему, вплавляется в его губы своими, и неясно, влияние это долгожданной сытости или нечто иное, однако это пиздец как хорошо: тепло манкого рта ускоряет биение его сердца, зажигает его желанием. голод сменяется яркой, требующей срочного удовлетворения плотской страстью, и он даже не пытается ее подавить. одной рукой он обхватывает челюсть рикки, углубляя поцелуй, и тот, когда он кокетливо прикусывает его нижнюю губу, мягко стонет, отчего член криса дергается в штанах. намеренный извлечь из красивых этих уст еще больше звуков, черулли ведет ладонью дальше и, остановившись на затылке, сжимает несколько прядей волос в кулаке и оттягивает, не прекращая вылизывать чувственный рот, и рикки не подводит: не сдержав еще одного стона, долгого, низкого, он отстраняется от криса, лишь чтобы откинуть голову и отдаться этому ощущению — и о, так его заводит боль?.. какая прелесть. внимание криса привлекает вновь открытая ему шея — рикки, должно быть, дразнится?.. если так, то что ж, у него получается: сонная артерия, из которой крис только что пил, отчетливо вновь видна, и он проводит вдоль нее пальцем, прощупывает, как стучит горячая кровь под нежною плотью бледной шеи. — какой ты холодный, — произносит внезапно рикки жалобным, тонким голосом; будучи знакомым с вампирской сущностью криса, он, конечно, знает и о том, как холодно к нему прикасаться, но тем не менее им еще не приходилось трогать друг друга столь чувственно, и крис может только представить, как странно для рикки осязать нечто такое… безжизненное; усмехнувшись, он вновь припадает к его горлу губами — прямо над следами укуса, и рикки шипит и ерзает, однако спустя всего лишь мгновение подается навстречу этому прикосновению, накрывает затылок рукой криса, чтоб притянуть его ближе, и тот призывает весь свой самоконтроль: тепло, запах крови сильны, но сейчас они пробуждают в нем голод уже иной — голод, от которого напрягается член. легонько покусывая и целуя аппетитную шею, крис осторожно берет ладонь рикки в свою и ведет ее к своему паху; тот издает низкий и слабый, едва слышный меж его приоткрытых губ стон и поднимает глаза, чтобы встретиться с ним снова взглядом, и по одному уже их выражению, полному похоти, понятно, насколько же он возбужден, и большего доказательства крису не нужно. на рикки он оказывается сию же секунду. быстро, неаккуратно раздевает его, а потом — себя и, опять впившись в его рот поцелуем, ощущает дикое биение его сердца; осознание, что он заставляет рикки чувствовать себя вот так, распаляет его вожделение до предела, и все, чего он теперь желает, это довести его до еще большей потери рассудка. потому он обхватывает в кулак его твердый, влажный член и начинает двигать рукой сверху вниз, а проведя большим пальцем по головке, размазывает предэякулят, чтобы было не так сухо, и рикки не против, если судить по вырывающимся у него тихим сладким звукам — некоторые из них крис ловит собственными губами, вновь страстно его целуя, и ощущает, как ладони рикки оглаживают его спину и плечи. — ты ледяной, но… блять. как же я тебя хочу, — говорит рикки, и вторая часть предложения сливается с коротким стоном; крис замечает бег мурашек по его телу, и почему-то это его охуеть как заводит. он тянется к тумбочке и выуживает из ящика тюбик смазки — увидев это, рикки выдыхает, после чего снова смотрит крису в глаза и обхватывает ногами его поясницу — тот же выдавливает немного жидкости на ладонь и протягивает ее между их телами; едва почувствовав прикосновение его пальцев, олсон ойкает, а когда крис осторожно вводит один в него, прикусывает нижнюю губу — и блять, он просто великолепен сейчас, когда его лицо искажено выражением боли и удовольствия одновременно. еще раз: почему это они не трахались раньше?.. вскоре к первому пальцу добавляется второй, затем третий, и хотя крис наслаждается уже одной этой лаской сполна, восхитительные звуки, которые издает рикки, и опьяняющий запах секса, от него исходящий, заводят так, что член от желания толкнуться в него прямо сейчас словно лопнет; распределив по нему смазку, он медленно входит и внимательно всматривается рикки в лицо: его веки закрываются мгновенно — так же, как раскрываются губы, и он склоняет голову набок, щекой к подушке, и матерится беззвучно: «пиздец». и крис согласен: да, это пиздец; по тому, что олсон так сильно мнет простыню, что у него белеют костяшки, понятно, как интенсивны для него эти ощущения, а ведь это еще даже не половина длины. — я отымею тебя хорошенько, — произносит крис, — мой сладкий, — и рикки смотрит на него в ответ, потому что ирония эта очень точна. ухмыльнувшись этому, черулли начинает его трахать — и выбивает громкий стон; рикки такой удобный и узкий, он скользит ладонями по его спине и ногтями впивается в холодную плоть — просит ускориться, и просьба эта не остается непонятой, и от удовольствия у него закатываются глаза. крис рычит: и от того, как прекрасен открывающийся ему вид, и от того, как сладко каждое движение, и он жаждет разрядки, но еще сильнее — того, чтобы рикки продолжал выглядеть так: уязвимым, зависимым от него и отчаянно его же желающим, маленькой блядью, бешеная пульсация чьей крови раздается во всем теле эхом и чей мозг захлестывает адреналином, пока сердце колотится как одержимое… мелочи, заметные только вампиру. однако вампиром быть необязательно, чтобы увидеть, как рикки горит желанием угодить, подчиниться — крис понял бы это, даже будучи человеком, уже по тому, какую похоть выражают его черты, как он стонет и как одним взглядом голубых своих глаз умоляет выебать из него душу. и разве крис может ему отказать?.. он грубо в него толкается, уверенный, что в уголках век рикки собираются слезы, после неспешно почти полностью выходит, чтобы затем снова жестко войти, и так до тех пор, пока не видит, как красивое личико рикки меняется от яркого, головокружительного наслаждения, и тот тут же кончает, вцепившись ему в плечи, стремясь прижать его к себе ближе, и глубокий, низкий звук слетает с его припухших розовых губ. черт. глядя на это, не так-то легко сдержаться и самому, и еще одна сильная фрикция — и крис со стоном в него изливается, а после еще несколько раз качает медленно бедрами и падает прямо на выдохшегося рикки, липнет к поту на его коже. — чувак, — немного погодя, зовет тот, восстановив наконец-то дыхание, — я же горячий, а ты, ну… простужусь из-за тебя еще. и тогда крис, рассмеявшись, освобождает его от веса холодного своего тела и просто ложится рядом с ним. — ну да. а врачи подумают, что это корона, и запрут тебя в больничку. — удачи найти пропитание, если это произойдет, — шутит рикки в ответ и прижимается к нему, и черулли запускает ладонь ему в волосы. — рад, что мы нашли способ развлечься во время этого карантина. — м-г. и я тоже.