***
Грозовая Крепость — уже сама по себе локация большая. Настоящий такой средневековый город и, как я уже говорил, одна из жемчужин Унии. А Аббатство — крупнейшая из местных зон. И не только снаружи, но и внутри. Его экстерьеры и интерьеры тянулись и тянулись, и, что примечательно, были неплохо так проработаны. Всюду возносились к небесам типично-готические пламенеющие башни и утяжелённые контрфорсами могучие стены. Бесконечные аркады и галереи выводили то в обшитые резными деревянные панелями залы, то в тенистые сады с журчащими фонтанами и ютящимися под кипарисами рассохшимися скамейками. И везде здесь сновали они… Трудолюбивые служанки, Молчаливые прислужницы, Смиренные послушницы, и, конечно же, сами Благочестивые монахини святой и бессмертной души! Иными словами — прекрасные представительницы всех веток жреческого класса, ведь Аббатство было не просто духовным центром Унии, или крепостью, но и женским монастырём. Если кратко — то самое, что требовалось моей израненной, измученной душе! И за эту тихую гавань, куда, после всех жутких штормов наконец-то вплыл буксируемый Леоном корабль моей жизни, я готов был благодарить всех богов и демонов. Лично и коленопреклоненно! Здесь, в этой обители, было почему-то легко забыть, что за её стенами — залитый кровью и охваченный пожарными огнями город. Город, где бесновались армии Кровавого Суверена… Но вот об этом ублюдке мне хотелось думать меньше всего. Желательно — вообще забыть. Вычеркнуть, будто нет его, скотины такой… Хотелось отдохнуть. От ёбнутых приключений, регулярно прилетающих на мой зад, от помешанных NPC, от тревог и волнений. От всего. ВСЕ-ГО! Благо, проблем с этим, кажется, не возникало, напротив — все условия предоставлены! Полный «ол инклюзив». Принц, как я уже говорил, включил полный игнор (ну и хуй с ним!). Не призывал ни меня, ни Флориана… Похоже, постоянно был занят обороной Аббатства и попытками выбить силы врага из города. Помогала ему в этом поистине королевская свита, заслуживающая отдельного упоминания… Двор Леона Сердца Дракона являл собой не только обитель чести и доблести! О, если бы только! Главной его частью были доблестные Рыцари-паладины — те самые, с которыми он отважно бросился на освобождение Грозовой Крепости! Со своими раззолоченными наплечниками, узкими талиями, тугими чулками и туфлями с длинными заострёнными носами, они стояли на дозорах, сверкая украшениями: брошами на туниках, эмблемами на поясах, воротниках и рукавах, цепочками на шеях… И все такие… такие… Породистые, что ли… Думаю, не стоит говорить, что от них я всячески старался держаться подальше. Единственным мужчиной, постоянно мельтешащим в кадре, оставался Флориан. В отчие от бедного меня, дампир после окончательной смерти герцога Василиска смог удержаться, и не провалиться в подземелья. Продолжив путь сквозь крипту, он благополучно достиг Аббатства… И, похоже, искренне за меня переживал! По крайней мере, встречал он меня горячо и радостно, чуть ли не со слезами! Даже объятия его — крепкие, горячие, ведь мышцами он не обделён, — не приносили никакой тревоги. Не было ни малейшего чувства угрозы для моего «передка» от этого исключительно положительного парня. И не смотри, что полуорк-полувампир, да ещё и сынок не абы кого, а одного из Маркизов Застывшей Цитадели! В свете всего постоянно происходящего со мной, отношение Флориана ко мне вообще — вещь удивительная, заставляющая ценить общество этого дампира… Но, опять же, вернусь к прежней мысли — очень хотелось отдохнуть. И ожидание, что так мучило Флориана, мне пришлось исключительно на руку! Отбросив всякие мысли, в особенности — об игнорирующем меня принце, я решил исполнить то, что давно следовало! Сам себе поставил новую цель: доказать, что всё ещё мужик. МУЖИК! А как это можно сделать? Вариантов не много. Учитывая, что вокруг — женский монастырь… Соблазнить монашку, конечно же! Это элементарно и сразу приходит на ум. Думаю, я даже повеселел, и ко мне вернулась прежняя уверенность… Или хотя бы её часть. Хищник вышел на охоту. Трудолюбивых служанок я даже не рассматривал. Все эти судомойки, прачки и поломойки… Не мой уровень! Молчаливые прислужницы — тоже мелковато. Смиренные послушницы — уже лучше: девицы из благородных семейств, только собирающиеся принять на себя священный сан… Неплохо. Весьма неплохо! Но — НО — не то. Для врачевания моих душевных ран, таких глубоких, таких кровоточащих, требовалась настоящая Благочестивая монахиня! Вся такая трепетная и нежная под слоем небесно-голубых священных одежд, беззащитная без расшитых серебряными молитвами покрывал… Но, как соблазнить такую? Для меня прежнего — для священного мстителя сотого уровня — это было бы минутное дело! Но и сейчас, на 58-м, я ещё кое-что мог. По крайней мере, я хотел в это верить. Мне было это необходимо, чтобы видеть перед собой свет счастливого будущего. Никак иначе! И вот — охота открыта. Первым делом — наметил цель. Ею оказалась Благочестивая монахиня, подолгу просиживающая за книгами в библиотеке Аббатства. Здесь, в этой мини-зоне, громоздился целый лабиринт из уходящих в невидимую тёмную высь стеллажей. На потемневших от времени деревянных полках зиждились тяжеловесные книжные тома. Они глядели на редких посетителей своими пожелтевшими обрезами, тогда как украшенные золотом, медью или драгоценными камнями корешки были обращены внутрь — их отягощали надёжные цепи, оберегающие особо ценные фолианты от похищения. Рядом, в кожаных папках, хранились разрозненные пергаментные страницы, или свитки в тубусах и без, а также ларчики с обрывками шёлковых листов. Впрочем, все эти богатства меня не волновали. Моя истинная жертва проводила всё своё время у маленького окошка. Опасаясь пожаров от свечей или ламп, она работала при дневном свете — сидя за тесным столиком, водила изящной ладонью, и перо под её рукой переносило на девственный пергамент буквы из киновари и лазури… Не только красавица, но и умница! Разумеется, подходил я к цели не просто так! Важно было первое впечатление… Ах, вот где мне не хватало моего верного Адамантинового доспеха! Он был бы весьма, весьма полезен. Видя меня в нём, любые благороднейшие дамы теряли голову и сами падали к моим закованным в латы ногам. Но… приходилось обходить тем, что есть. А раз уж последний мой костюмчик изрядно пострадал в «схватке» с Драконом из кровавой слизи… В общем, большое спасибо Флориану, неведомо как раздобывшему для меня из монастырских закромов «Гардероб аристократа» — комплект одёжки аж 50-го уровня. Шик! Правда — совсем не для моего класса… Однако, что поделать, — пришлось довольствоваться. Правда же, в соответствии с реалиями, всё это отобразилось на мне весьма интересным образом. «Кюлоты дворянина» из какого-то подобия штанов превратились в издевательски короткую юбчонку, а «Старомодный мундир дворянина» принял вид вроде как рубашки, но с таким широченным воротником, что она бы свалилась с меня, когда не чёрный корсет. Туго стянув талию, он таки задержал рубашку так, чтобы самый край «воротника» всё же прикрыл соски на приподнявшихся грудях. Совсем нескромно. СОВСЕМ. Следом, конечно, и «ботфорты дворянина» превратились в облегающие сапожки, чуть не доходящие до колен. «Что же, — вздохнул я, оглядывая эту «красоту», — может, в задуманном деле оно мне даже поможет». Увы, не помогло. Первая цель… сорвалась! Занимающаяся переписыванием священных гимнов монахиня больше любила свою работу, чем приятных собеседников, и как я ни пытался, как ни прыгал вокруг неё, не дождался ничего, кроме взглядов, как бы говорящих «не мешай». Пришлось отступить. То же произошло и со второй целью. Только эта монахиня уже коротала дни не в библиотеке, а трудилась в монастырском лазарете. Там она до изнеможения облегчала муки рыцарей, потрёпанных в вылазках в город. В сам лазарет я, конечно, не заходил — опасался влияния Привлекательности находящихся там мужчин — но прекрасно и со всеми удобствами поджидал свою «жертву» за его дверями, справедливо рассудив, что утомившейся от тяжкой работы монахине непременно захочется расслабиться в приятной компании, но... Нет. Однако сдаваться я не собирался. Никогда! Охота продолжалась. Третья цель обреталась в малом монастырском садике, где в тени орешника журчал прохладной водой мраморный единорог на фонтане. Рядом, на узенькой скамеечке, сидела она — монахиня моей мечты. Прямо идиллическая картина. Порой моя блистательная избранница поднималась — очень плавно, изящно, — и подходила к фонтану, чтобы взглянуть в его чистые воды. И тогда получалось оценить её целиком. Благо, оценивать было что! Высокая и стройная, с кожей белой, как снег, и оттенком весенней розы на губах. Под золотистыми, высоко поднятыми бровями сияли голубые глаза… «Бинго!» Подкатывал я осторожно, издалека. И вот тут-то и понял, что всё не так уж здорово, как хотелось бы. Уровень моей пассии на два пункта превышал мой, а я, к тому же, малость подрастерял в Харизме. Например, не хватало дающих бонус к этой характеристике меток «Рыцарь Меча» (бонус к Интеллекту, Мудрости и Харизме) и «Рыцарь Розы» (бонус к Телосложению, Мудрости и Харизме), которых я лишился из-за парочки сатиров в эльфийском подземелье, взамен приобретя «Продажность»… Оставалась, конечно «Золотая Ухмылка», но чувствовалось, что этого маловато. И даже не было никаких способностей, как у того же барда Стилиана, чтобы запудрить «жертве» мозги — я ведь предпочитал развиваться в совсем другом направлении! Приходилось импровизировать и полагаться, главным образом, на Удачу. Последняя, к счастью, в этот рад повернулась ко мне передом. Через чёрт знаёт какое время мучений, наблюдая, как меняется выражение лица моей собеседницы, следя за мельчайшими колебаниями её губ, я был вознаграждён: Системная справка теперь именовала мою счастливую избранницу не безымянной монахиней, а «Благочестивой сестрой Фелисией». «Успешный успех!» Ещё немного мучений, неловких фраз, и я увидел несколько из её скрытых черт. Одна из них — «Благородное происхождение» — навела на мысль… Я пустился в неудержимую и совершенно неприкрытую лесть. И, о чудо, щедрой рукой рассыпанные перед Фелисией комплименты принесли свои сочные плоды. Она явно обратила на меня внимание. В правильном смысле. Разумеется, она ещё не таяла в моих жарких объятиях, но можно было не сомневаться, что движение в этом направлении есть. И весьма уверенное. Я подключил к делу руки. Надо сказать… из памяти почти стёрлось, каково это, касаться женщины. И теперь, даже сквозь щёлк монашеских одеяний, получалось искренне насладиться этим вновь обретённым чувством. Конечно, начинал я невинно, но постепенно направлял ладони к более интересным целям… Благо, у моей монахини было чем заинтересовывать. — Нет, — Фелисия пыталась отвести мои руки, но голос её — чистый и мягкий — дрожал, заставляя меня лишь усиливать напор. — Не волнуйся, ведь здесь только… только девушки... — удивительно, но сказать это (разумеется, исключительно ради дела!) оказалось почти легко. Просто одна маленькая ложь ради собственного блага. Я продолжал. — К тому же, ты такая милая, когда смущаешься. И твоё тело такое… удивительное. Фелисия ещё вяло сопротивлялась, но я видел, что ей нравятся мои слова. Едва ли здесь, в монастыре, она могла часто слышать подобное в свой адрес. От кого бы? Скорее уж, здесь пытались прививать ей совсем другое, а для девушки благородного происхождения осознание своей исключительности — не последнее дело. На это я и упирал.***
Сад с орешником и мраморным единорогом на фонтане располагался неподалёку от внешних стен Аббатства, а потому совсем рядом имелось достаточно хозяйственных строений и тёмных уголков, чтобы два жаждущих уединения человека смогли найти себе местечко. Такое, где их никто не потревожит. Дверь за нами едва успела закрыться, а я перешёл в самое решительное наступление. Следовало ковать разгорячённое моими собственными руками «железо»! Не то, чтобы я опасался, что Фелисия может передумать… Просто, не стоило отбрасывать и такую возможность. Расшитое серебряными молитвами покрывало полетело в сторону, обнажив роскошные золотые кудри монахини, довольно небрежно собранные в пышный низкий хвост. На это я уже не смотрел. Мои руки искали подол её девственно чистых одежд, и, совладав с внезапным, но всё же слабым сопротивлением освящённых тканей, коснулись наконец неприкрытой плоти. Горячие бёдра Фелисии подрагивали под моими касаниями, и вся она затрепетала, точно пойманная в силки птица, когда было достигнуто самое сокровенное. С первой влагой на кончиках пальцев я понял, что вся она в моей власти, и уже через мгновение наши губы сомкнулись в поцелуе. Я вёл. Наконец-то, лидерство принадлежало мне! Фелисия лишь робко уступала под моими интимными атаками, которые — ха-ха — радовали меня весело бегущими столбцами зелёных чисел. Это придавало уверенности и, кажется, сил. — Ты так невинно реагируешь, — я прервал наш поцелуй не только ради этих слов, но и чтобы взглянуть в лицо монахини. Оно приятно раскраснелось, а ведь мы ещё только начали! — Я не желала ничего подобного, — неуверенно пролепетала она в ответ. — Остановись! В этих словах не было ни капли искренности: не нужно было обладать спечифическими чертами, чтобы определить это. — Почему? Я бы остановилась, — чтобы не внести в происходящее дисгармонии, мне вновь пришлось говорить о себе в женском роде, — но ты уже намокла, — как бы в доказательство своих слов, я запустила свой пальчик, пока — всего лишь один, — в Фелисию, заставив её издать целую симфонию миленьких звуков. — Это значит, что тебе хорошо. Верно? — Прекрати это... — её уста говорили одно, но глаза… Эта птичка в моих силках закатывала их, словно была уже пронзена моей стрелой под самое крылышко. — Нет, — я и не думала отступать. — Я ведь пытаюсь заставить тебя почувствовать небывалое наслаждение. — Это неправильно… Но что бы Фелисия там ни говорила, а руки мои, да и её — тоже, уже сбрасывали на пол монашеские одеяния. Передо мной засверкали белизной прекрасные сочные груди. Я даже почувствовала маленький укол ревности, ведь мои были заметно меньше… «Блядь! Я же собирался завалить монахиню не для того, чтобы сравнивать себя с нею, а чтобы вспомнить, кто я есть!» Мне понадобились обе руки, чтобы сполна оценить попавшие в мою власть прелести. Думаю, если Фелисия и выдохнула с облегчением, когда я перестал искать с её киской, то скоро пожалела об этом. — Если ласкать твои соски таким образом, — я действовал решительно, не делая скидок на нежность монахини, на аристократическую бархатность её кожи, — они затвердеют, и ты испытаешь лёгкую эйфорию, — я сжимал эти упругие груди, и жалел только о том, что у меня больше нет члена, чтобы присунуть его между них. — Тебе приятно? Твои соски такие миленькие и твёрдые. Фелисия не отвечала. Она могла лишь похотливо всхлипывать. Стоны срывались с её розовых губ всякий раз, как она переставала закусывать их в экстазе. Пора было идти дальше. — Я не прощу себя, если не позволю тебе ощутить настоящее наслаждение, — произнесла я, прежде чем губы мои и язык коснулись одного из нежных сосочков. От моих умелых, настырных рук он уже затвердел. Я переключился на другой — проверил его, и удостоверился, что имею полный успех. Судя по всему, Фелисия тоже оценила мои таланты. «Быть может, дело в моём профессиональном навыке «Оральные ласки» уровня Ученик? Вдруг он распространяется не только на мастерство в минете?..» — мысль была интересная, но я не стал на ней долго концентрироваться. Тем более, что Система, явно довольная моими успехами в нанесении интимного уровня, подсунула новое оповещение: я не просто получил опыт, но ещё и новую черту — ««Ловкие пальцы»: постоянный бонус к Ловкости». «Ну, ура, что ли?»***
Этот распрекрасный принц Сердце Дракона мог и дальше сколько угодно игнорировать меня и строить из себя мистера таинственность, сверкая рубиновыми глазками из-под хмурых бровей, или развлекаться со своими рыцарями-паладинами за стенами Аббатства. А мне и без него замечательно. Просто заебись. И вообще — насрать, что он там думает обо мне. Пусть думает! Чего бы ни надумал, я был и остаюсь мужиком! И даже если сейчас у меня между ног кое-чего не хватает, я ещё очень даже могу играть на первых ролях. Млеющая подо мной монахиня — вот доказательство моей силы… Фелисия протяжно застонала. Её нежные ладони напряглись, и я ощутил робкое, но осмысленное давление. Уловив желание своей девушки, я глубже втиснул лицо в жаркое пространство между её бёдрами, а мой язык заработал с удвоенной силой. Под его напором киска Фелисии раскрывалась, позволяя прочувствовать сладкий аромат её тела. Словно колдовское зелье, он наполнял моё тело желанием. Я буквально набросился на монахиню, и от моих ласк её стоны становились всё громче, а дыхание — чаще. Скоро она уже сама начала двигаться, подмахивая, а мне… Мне хотелось того же! Вернее, я хотел бы, подмяв монахиню под себя, ворваться в неё по-мужски, и овладеть ею. Грубо, полноценно, но… это было невозможно. Впрочем, Фелисия всё же могла помочь мне. Чтобы ощутить её губы и язык, я начал постепенно менять позу, приближая её к хорошо известному, можно сказать классическому номеру шестьдесят шесть. Благо, составляющая нижнюю часть моего наряда короткая юбчонка никаких преград не создавала. Сам я подавал пример, старательно напрягая язык, нажимая всё сильнее, проникая глубже, проходя то по кругу, то сверху вниз, то слева направо, но неизменно соблюдая темп. «Давай…» Фелисия не сразу, но всё же поняла, что мне нужно от неё. Она поддалась. Видя, а скорее — чувствуя мою силу, мой напор, она неизбежно принимала условия игры. Признавая мой лидерство в нашем тандеме, она подчинялась моим настойчивым желаниям и это было… невообразимо приятно! Едва ли не приятнее, чем сам физический контакт. Я наконец-то, после бесчисленных унизительных насилий, снова стал главным. Я доминировал в нашей паре. Моё желание имело значение. И всё же… Фелисия была… другой, не такой, как я. Как бы ни разжигал я наше общее пламя страсти, мой костёр был ярче, она же… была лишь его отражением — априори менее сильным. «Давай же…» Сперва я ощутил лишь лёгкое касание пальчика на моём бедре. Постепенно, очень плавно он скользнул дальше. Прикосновение к киске заставило задрожать уже меня: как бы там ни было, перевозбуждение оказалось слишком уж велико. Буквально перехлёстывало через край. А когда место пальчика занял кончик языка, раздиравшее меня пламя и вовсе вспыхнуло до небес. Это было сладко, томно, пошло, но… НО… Мало! Хотелось большего. Даже если какая-то часть меня понимала, что нельзя… Не стоит… И, хотя сперва нежные прикосновения Фелисии становились всё более упорными и резкими, даже в чём-то жёсткими, всё крепче утверждался в моём затуманенном похотью мозгу один железобетонный факт: «нужен член…» «Мне нужен член». Да, вот так просто… Но, как говорится, есть нюанс… Пара пальчиков, которые монахиня решила присоединить к языку, вдруг скользнули внутрь меня, превратив стоны в громкий сучий взвизг. И не успел он стихнуть, как нечто совсем другое заставило мои колени подкоситься: — Ба! Да вы тут милуетесь! — рассёк наше с Фелисией единение чужой грубый голос. Следом воцарилась тишина, нарушаемая лишь моим тяжелым дыханием. Фелисия замерла, не дыша. «Попадос», — вспыхнула в мозгу алая табличка. Спорить с ней смысла не было.