The Sun Went Out To Work (Солнце вышло на работу)

Новости достигли ушей Дин Жуна ранним утром. Это означало, что у него было всего несколько минут, чтобы подготовиться и обдумать способ сообщить их Ван Чжи. Он прикусил губу, взвешивая варианты. Ребёнок, который передал информацию — мальчик восьми или девяти лет, чьё лицо было знакомо, но чьё имя ускользнуло от Дин Жуна, — многозначительно переминался с ноги на ногу. Дин Жун огляделся, вспомнив, что он всё ещё стоит во дворе между конюшнями и кабинетом Ван Чжи. — Спасибо, — сказал он и торопливо полез в карман, нащупывая пальцами кусок вощёной бумаги с османтусовыми конфетами внутри. Этого должно было хватить на какое-то время. — Приходи позже, и командующий Ван угостит тебя чем-нибудь ещё, — добавил Дин Жун, кладя конфету в протянутые руки маленького мальчика. Подношение, похоже, не впечатлило его, но он всё же взял конфеты и сунул сверток за пазуху. — Спасибо, дае. Дин Жун смотрел, как мальчик убегает в утро, и чувство беспокойства оседало в его животе, как камень. Его нежелание только усилилось, когда он медленно повернулся на каблуках, глядя на каменное здание, в котором располагался кабинет Ван Чжи. Ван Чжи… Дин Жун не думал, что он воспримет эти новости хорошо. Войдя в кабинет Ван Чжи, Дин Жун резко остановился и склонил голову в знак приветствия. В комнате царил полумрак, освещённый только утренним светом, проникавшим через окна вдоль восточной и западной стен. Ван Чжи тихо вздохнул, когда Дин Жун выпрямился. — Что такое? — протянул он. Дин Жун разбудил его, когда было ещё темно, и помог собраться во дворец, чтобы доложить Его Величеству о ситуации, которая произошла в борделе Хуаньи накануне. Теперь Ван Чжи развалился на своем диване на платформе у входа и отдыхал после напряжённого рассвета. Дин Жун подошёл ближе. Остановившись всего в нескольких шагах от дивана, он подождал пока Ван Чжи заинтересовано приоткроет глаза, а затем, сложив руки перед собой и уставившись на коврик под сидением Ван Чжи, сказал: — Тан Фань мёртв. Он скончался ночью. Тишина. Через мгновение Дин Жун поднял глаза и обнаружил, что Ван Чжи всё ещё лежит, хотя его прежде безмятежная поза теперь была жёсткой, застывшей в моменте, когда он получил неприятные новости. — Скончался? — переспросил Ван Чжи шёпотом. Выражение его лица было нейтральным, но взгляд скользнул куда-то вдаль. — Да. Мне только что доложили, — ответил Дин Жун. Он ждал, внимательно изучая Ван Чжи в поисках какой-либо реакции, но тот выглядел ошеломлённым. Отрицание. Дин Жун придвинулся ближе, и глаза Ван Чжи метнулись вверх. — Дугун, вы понимаете, о чём я говорю? — спросил Дин Жун. Между бровями Ван Чжи медленно появилась складка, и он сел, словно в трансе, ноги в одних носках упёрлись в коврик под ним. — Но он получил противоядие…. — Детали мне неизвестны, — Дин Жун, быстро опустился на колени у ног Ван Чжи и надел сапоги на не реагирующие ступни. — Возможно, противоядие дали слишком поздно, или он был слишком слаб, чтобы выздороветь. Или противоядие было приготовлено неправильно. — Он положил руку на колено Ван Чжи и сжал его, каким бы опрометчивым ни было это прикосновение. — Ван Чжи. Услышав своё имя, Ван Чжи поднял глаза от того места, где он смотрел в никуда. Его глаза блестели от нарастающих эмоций, а лицо покраснело от необходимости их сдержать. — Мне приготовить повозку? — тихо спросил Дин Жун. — Нет. — Ответ пришёл подобно удару по воздуху, выплюнутый так, будто Ван Чжи хотел причинить боль. Дин Жун склонил голову, колеблясь. — Тогда я… должны ли мы организовать людей, чтобы начать поиски Ли Цзылуна в столице? — Тебе нужно, чтобы я держал тебя за руку, чтобы сделать это? — рявкнул Ван Чжи. Дин Жун уставился на сапоги Ван Чжи, позволяя гневу в его голосе улетучиться. — Нет, дугун, — после соответствующей паузы Дин Жун поднял глаза и снова встретился взглядом с Ван Чжи. Увидев, что угроза слёз утихла и на лице Ван Чжи осталась лишь холодная суровость, он заверил: — Я сейчас же пойду и всё улажу. Что-то коснулось его пальцев, и Дин Жун почти вздрогнул. Он посмотрел вниз и понял, что его ладони всё ещё покоятся на коленях Ван Чжи. Теперь одна из нежных рук Ван Чжи накрыла его пальцы. Она дрожала. Когда Дин Жун уже потянулся, чтобы поддержать её, он услышал отдаленные крики стражи у западных ворот. Не было времени для сентиментальности. Ван Чжи убрал руку. Дин Жун вскочил на ноги и, быстро обменявшись с ним настороженными взглядами, поспешил вперёд, чтобы посмотреть, что там за шум. Во дворе мимо нескольких стражников Западной ограды протискивалась фигура человека с распущенными волосами, развевающимися по ветру позади него. Это был Суй Чжоу, всё ещё одетый также, как и вчера в борделе Хуаньи. Пока он шёл через двор, Дин Жун по одной его позе — пригнувшейся, как у хищника на охоте — понял, что что-то не так. Инстинкт заставил его остановиться наверху лестницы, усиливая защиту. Он потянулся, чтобы схватить Ван Чжи за рукав, когда тот уже собрался выйти и встретиться с Суй Чжоу, но его намерение бросить предупреждающий взгляд на Ван Чжи сорвалось. Взгляд Ван Чжи был устремлён вперед. — Разойтись, — рявкнул он, и стражники, пытавшиеся преградить путь Суй Чжоу, отступили. Тогда, радикальные меры. Дин Жун толкнул Ван Чжи за спину. — Суй-дажэнь, остановитесь, где стоите, — сказал он и почувствовал, как Ван Чжи немного дёрнулся в его хватке, явно сбитый с толку. Суй Чжоу достиг подножия лестницы прежде, чем Ван Чжи перестал сопротивляться. — Суй-дажэнь! — теперь Дин Жун мог видеть в его глазах необузданную ярость. Из-за чего бы Суй Чжоу ни пришёл сюда, во что бы он ни верил, это ослепило его. Однако не Ван Чжи был источником ярости Суй Чжоу. Возможно, удивление от осознания этого заставило Дин Жуна замереть, когда Суй Чжоу потянулся к нему, и пальцы, похожие на когти, сомкнулись вокруг его плеча. Он отшатнулся назад, наткнулся на что-то твёрдое — стену — но встретив злобный взгляд, Дин Жун, по крайней мере нашёл в себе достаточно смелости, чтобы сунуть руку в карман и сжать пальцы вокруг лезвия, спрятанного в слоях его одежды. Глаза Суй Чжоу потемнели, зрачки расширились. Его пальцы вцепились в воротник фиолетовой формы, он оскалился, а костяшки его пальцев вонзились в грудь Дин Жуна. Суй Чжоу тряс его, словно пытался вытолкнуть из него что-то. Признание, может быть. — Этого вполне достаточно, — бросил Дин Жун. Он крепко схватил Суй Чжоу за шею, другой рукой прижал маленькое лезвие к горлу. Приложенного им давления было недостаточно, чтобы травмировать кожу, но достаточно, чтобы напомнить. Предупредить. Глаза Суй Чжоу вспыхнули, он замер, не приближаясь, но и не пытаясь отступить. Горячий влажный воздух ударил в лицо Дин Жуна. Он чувствовал пот на затылке Суй Чжоу и тепло, исходящее от его тела, но в то время, как пульс Суй Чжоу учащался, пульс Дин Жуна замедлился. Контроль снова был в его руках. — В чём дело, Суй-дажэнь? — холодно спросил Дин Жун. Где-то за Суй Чжоу он слышал, как Ван Чжи приказал стражникам отступить. Однако лицо Суй Чжоу заполнило его поле зрения, сердитое и тяжело дышащее. Дин Жун мог терпеть это, пока это означало, что агрессия не была направлена куда-то ещё. Он выдержал взгляд Суй Чжоу. — Ты убил его, — выпалил Суй Чжоу, и на его лице отразилась боль. Ах. Дин Жун глубоко вздохнул. Затем он нахмурился, потому что, хотя от Суй Чжоу в основном пахло потом и сальными волосами, под всем этим скрывался слабый прогорклый запах желчи. Металлический привкус крови. Значит, смерть Тан Фаня не была лёгкой. — Он тебе никогда не нравился, — выдохнул Суй Чжоу. — Ты, должно быть… ты… — Его глаза метались по сторонам, и Дин Жун подумал, что ему не особенно то большинство людей, по крайней мере, не слишком нравится Суй Чжоу в данный момент. — У меня нет причин убивать магистрата префектуры, — холодно сказал Дин Жун. — Суй Чжоу, — одёрнул Ван Чжи через плечо. — Не будь безрассудным. Дин Жун почувствовал, как тело Суй Чжоу слегка напряглось. Он позволил своим рукам упасть, и в следующий момент железная хватка Цзя Куя оттащила Суй Чжоу назад. В его глазах полыхнул огонь, но даже если бы Суй Чжоу не отвёл взгляд, Дин Жун не был поражен подобной одержимостью. Он взглянул на Ван Чжи, ожидая увидеть его стоящим с высоко поднятой головой, с вызовом в глазах — возможно, даже увидеть его взведённый пистолет. Но его не было, и его не было. Когда Цзя Куй отвел Суй Чжоу на приличное расстояние, Ван Чжи просто наблюдал с неопределённо угрюмым выражением лица, опустив руки по бокам. «Без сомнения, — сказал себе Дин Жун, убирая нож, — Ван Чжи видел, что я могу справиться самостоятельно». Да, именно так. Дин Жун провёл рукой по своей одежде. Суй Чжоу споткнулся и сделал ещё несколько шагов, шатаясь, как пьяница. — Суй-дажэнь по понятным причинам расстроен, — дипломатично прокомментировал Дин Жун, нарушив странное молчание. Взгляд Ван Чжи остановился на нем. — В самом деле? В его голосе было обвинение, скрытое в скорости, с которой Ван Чжи задал вопрос. Уверенность Дин Жуна пошатнулась. — Я помог Пэй-дайфу определить, сколько компонентов потребуется для воспроизведения противоядия, которое он получил, — ответил он через мгновение, озадаченный пристальным взглядом Ван Чжи. Несомненно… Но он отбросил сомнения, зная, что сейчас не время для этого. Только не с Суй Чжоу, который всё ещё слонялся вокруг в поисках чего-нибудь — чего угодно — чтобы утолить свои подозрения. Дин Жун повернулся к нему. — Надеюсь, вы не вините и доброго доктора в смерти Тан-дажэня? — спросил он. — Ты мог солгать, — проскрежетал сквозь зубы Суй Чжоу. Он покачал головой и прочистил горло, но стало ясно, что его энергия угасает. — Противоядие — ты дал список ингредиентов… — Неполный список, — поправил Дин Жун. — Вы преувеличиваете, Суй-дажэнь. Настоящий вопрос заключается в том, откуда взялось противоядие, и, как вы знаете, ответ остаётся загадкой. Но, уверяю вас, не от меня. — Он посмотрел на Ван Чжи. — Суй Чжоу скорбит о потере своего друга. Мы не должны винить его за… — «Момент безумия» звучало как насмешка. — …недальновидность. Ван Чжи поджал губы и кивнул. Его взгляд скользнул в сторону. — Цзя Куй, проследи, чтобы Суй Чжоу без проблем вернулся домой. Суй Чжоу выдернул руку из хватки Цзя Куя, но не сдвинулся с места. Он просто смотрел на Ван Чжи, и, кажется, был на грани того, чтобы что-то сказать. На грани того, чтобы что-то сделать. Дин Жун снова потянулся за ножом, принимая оборонительную позу. Но через мгновение плечи Суй Чжоу опустились, и он снова покачал головой. — Прошу прощения, — сказал он. Его слова были неестественной формальностью. Его внимание ненадолго переключилось на Дин Жуна, и, хотя он не выглядел особенно извиняющимся, он больше не был в ярости. Дин Жун узнал, что это был за взгляд. Он коротко кивнул. Затем Суй Чжоу развернулся и пошёл через двор, а Цзя Куй покорно последовал за ним. Несколько стражников Западной ограды, которые слонялись по двору, наблюдая за происходящим, внезапно исчезли — разбежались как мыши, по своим постам, прежде чем им успели отдать приказ. Дин Жун позволил себе немного расслабиться и подошёл к Ван Чжи, стоявшему лицом к воротам, в которых исчез Суй Чжоу. — Дугун, — позвал Дин Жун. Взгляд Ван Чжи остановился на нём. — Обвинения, конечно же, беспочвенны, — бросил он, но это не было заверением в доверии. Это был вопрос. Дин Жун не позволил неверию отразиться на лице, но его слова всё равно прозвучали с запинкой. — Д-да, Ван-дугун. Ван Чжи кивнул, и повезло, что его глаза смотрели в пустоту. Он слишком потерялся в своих мыслях, чтобы увидеть ощущение предательства, которое, несомненно, просачивалось из каждой поры Дин Жуна. — Хорошо, — просто сказал Ван Чжи и развернулся, чтобы вернуться в свой кабинет. Дин Жун задержался снаружи. Жара уже набирала обороты, как и положено в очередной знойный летний день, но Дин Жун чувствовал, как его окатывает холод. *** В слабом свете покоев Ван Чжи каждый звук усиливался. Ван Чжи застонал, и чувственные звуки удовольствия, сорвавшиеся с его губ, казалось, разнеслись по всей комнате. Его тело перекатывалось лёгкими волнами, которые следовали за медленным нарастанием его возбуждения. Он был таким замечательным — мягким, податливым и восприимчивым к прикосновениям Дин Жуна. Так легко обожать. Легко простить. Когда он требовал привязанности Дин Жуна и шептал затаив дыхание ободрение, Дин Жун легко чувствовал желание делать что-то ещё, кроме как доставлять ему удовольствие. Дин Жун уже знал, что нравилось Ван Чжи — медленное развитие — одна рука дразнила чувствительные места, другая двигалась между его ног, открывая его пальцами, пока Дин Жун осыпал поцелуями шею Ван Чжи. Время от времени он останавливался, чтобы насладиться восторгом Ван Чжи, насладиться звуком его судорожного дыхания. Он воображал, скользя свободной рукой по горячей коже, что сможет собрать тепло тела Ван Чжи и сохранить его на всякий случай. На случай, когда воздух между ними станет холодным. Дискомфорт возник внезапно в ту ночь. Дин Жун почувствовал, как напрягся Ван Чжи, поцеловав его в горло, и понял, что что-то не так. — Стоп-стоп, — сказал Ван Чжи через несколько секунд. Его пальцы с сопротивлением впились в талию Дин Жуна, и тот тут же отпрянул. — Мне жаль. Расстояние, которое их разделяло, было меньше длины вытянутой руки, но для Дин Жуна оно казалось таким же широким, как море. Ван Чжи уставился в потолок, огонь свечи в комнате высветил бледную кожу его вздымающейся груди. Он всё ещё был раскрасневшимся от прикосновений Дин Жуна, но его выражение удовольствия испортилось. Он нахмурил брови и стиснул зубы, его настигли беспокойные мысли. Желудок Дин Жуна скрутило. Он боялся, что что-то подобное произойдёт. — Нехорошая ночь, — сказал он, уже двигаясь, чтобы дать Ван Чжи больше места. — Твой разум где-то в другом месте. Ван Чжи сел и схватил его за руку, прежде чем он смог слезть с кровати. — Подожди, — он подался вперёд и притянул Дин Жуна ближе. — Я хочу… — Его глаза встретились с глазами Дин Жуна, мерцая тьмой и голодом. Отчаянием, может быть. — Я хочу кое-что сделать для тебя, — прошептал Ван Чжи, положив руки на бёдра Дин Жуна. — Могу я? Лицо Дин Жуна вспыхнуло жаром, и он кивнул, взволнованный внезапной просьбой, но готовый. Он подождал, не совсем понимая, чего хотел Ван Чжи, пока тот не засунул палец ему под ремень, дергая его. Тогда его намерение стало ясным. Дин Жун встал на колени, расстегнул ремень и сразу же начал раздеваться. Он разделся в той же степени что и Ван Чжи, а затем превзошёл его, кусая губу, когда Ван Чжи протянул руку, провёл пальцами по его груди и коснулся живота, пока он отбрасывал слои ткани. По крайней мере, выражение лица Ван Чжи было благодарным. Когда Дин Жун сел, сбрасывая штаны, Ван Чжи рванулся вперёд, обхватил руками его лицо, и их рты встретились в страстном поцелуе. Дин Жун оказался на спине прежде, чем успел осознать это, ошеломлённо наблюдая, как Ван Чжи перелезает через него, отбрасывая оставшуюся одежду и явно вздрагивая от внезапного отсутствия укрытия. Дин Жун слегка улыбнулся и провёл ладонями по бедрам Ван Чжи, ожидая встретиться с ним взглядом и увидеть, как он улыбается в ответ, ожидая какой-то мягкости в его выражении лица. Ничего из этого он не нашел. Ван Чжи только наклонился, тщательно скрывая эмоции, и захватил губы Дин Жуна в ласковом поцелуе, ладонями гладя его грудь. Несмотря на это, его рот был нежным, а губы мягкими, как всегда. Дин Жун довольно хмыкнул, когда Ван Чжи поцеловал его в открытый рот, облизывая изнутри. Он был тёплой, желанной тяжестью над Дин Жуном — не таким изящным, каким иногда ему казался. Разница в их размерах была гораздо менее заметна, когда они лежали в постели, а Ван Чжи нависал над ним, находясь в центре его внимания. Они обменялись глубокими поцелуями, и Ван Чжи удовлетворённо застонал в губы Дин Жуна. Через мгновение он отстранился, пробормотав что-то, что Дин Жун не смог уловить, а затем полностью отодвинулся. — На животе, — бросил Ван Чжи. В его глазах мелькнуло знакомое намерение, и Дин Жун перевернулся, без дальнейших раздумий, и схватил подушку с изголовья кровати, чтобы запихнуть её себе под руки. Он услышал, как Ван Чжи ёрзает позади него, уходит и возвращается обратно. Потом его спина ощутила тепло — руку, скользнувшую по пояснице, и губы, прижавшиеся между лопатками. Ван Чжи целовал его позвоночник, блуждая руками по телу Дин Жуна и исследуя кожу, которая обычно остаётся нетронутой. За те месяцы, что они были близки, Дин Жун не мог не признать то, что была определённая разница в том, кто к кому прикасался. — Это было давно, не так ли? — спросил Ван Чжи. — Да, — ответил Дин Жун и уставился на простыни перед собой, слегка покусывая щёку изнутри. Наступила пауза, рука Ван Чжи больше не трепетала по коже Дин Жуна. Дин Жун опёрся на локти, чуть приподняв бёдра и приготовившись к ощущению скользких пальцев. Когда это произошло, он резко втянул воздух и вздрогнул несмотря на усилие оставаться спокойным. Иногда Ван Чжи дразнил его, что Дин Жун, не возражавший против боли пыток, был пуглив, когда дело доходило до чего-то более нежного. — Старшие евнухи много раз издевались над тобой во дворце, не так ли? — спросил он однажды, когда Дин Жун инстинктивно вырвал свою руку из руки Ван Чжи. — Никто не запугивал меня, Ван Чжи, — возразил Дин Жун, и это было правдой — в подростковом возрасте он был слишком безразличным, чтобы кто-то мог получить удовольствие, запугивая его. Из-за этого, а также из-за того, что он был известен тем, что позже давал отпор своими собственными скрытыми способами. — Расслабься, — попросил Ван Чжи. Дин Жун глубоко вздохнул, сбрасывая напряжение со своего тела, как будто это было ему приказано. Он снова дёрнулся, когда почувствовал, как подушечка пальца прижимается к его входу, но на этот раз Ван Чжи был настойчив. — Всё в порядке, — сказал он, и его тело коснулось Дин Жуна, когда Ван Чжи наклонился, чтобы поцеловать его в спину, дыхание огладило кожу. — Это я, Дин Жун. Палец Ван Чжи скользнул внутрь него — сначала принося странное ощущение вторжение, но оно быстро перестало его беспокоить. Дин Жун закусил губу, сомнения исчезли, когда Ван Чжи двинул палец дальше, и дискомфорт исчез. Ван Чжи осыпал его спину лёгкими поцелуями и начал двигать пальцем туда и обратно, сгибая его и вызывая волну возбуждения у Дин Жуна снова и снова. Он удовлетворённо фыркнул, кожа покалывала. В голосе Ван Чжи послышался намёк на улыбку: — Видишь? — Свободной рукой он провёл по позвоночнику Дин Жуна. — Ты всегда слишком много волнуешься в начале, но позже тебе это нравится. Дин Жун позволил своим глазам закрыться, наклонившись вперёд к подушке перед ним. Ван Чжи придвинулся ближе, меняя их положение. В конце концов, он полулежал на коленях Ван Чжи, чувствуя, как кожа нагревается от его прикосновений. Время от времени он издавал тихий звук, чтобы выразить своё одобрение, но в основном он молчал, пока Ван Чжи гладил его. Дин Жун тяжело дышал через нос, просто наблюдая за эффектом, возникшем от того как его медленно разбирали на части, и задаваясь вопросом, было ли это тем, что чувствовал Ван Чжи — чувствовал ли он себя… уязвимым — было ли в этом, помимо удовольствия, что-то ужасающее. В том, чтобы быть таким незащищённым. Должно было быть. Через некоторое время второй палец помассировал вход Дин Жуна, дав ему небольшое предупреждение, прежде чем Ван Чжи проник им внутрь. Дин Жун застонал глубоким голосом, дёрнувшись, когда нежность прикосновений Ван Чжи начала исчезать, сменившись чувством безотлагательности. Вцепившись в простыни, Дин Жун распахнул глаза, и его пульс начал учащаться. Общее чувство удовольствия, в котором он купался, превратилось во что-то более горячее — более жадное. Он думал, что хочет большего и, когда Ван Чжи прижался к нему, немного выгнулся назад, цепляясь за более глубокое давление. Дин Жун тяжело вздохнул, но как только его удовольствие всколыхнулось, Ван Чжи полностью отступил, даже тепло его тела у бёдер Дин Жуна исчезло, когда он оттолкнул его. — Ван Чжи, — начал Дин Жун. — …Подожди, — строго сказал Ван Чжи. И Дин Жун повиновался, горячее покалывание прокатилось по его коже, пока он лежал нетронутый на кровати, отслеживая звуки над собой. Наконец он почувствовал, как Ван Чжи возится позади него, и почувствовал успокаивающую руку на ягодице Затем раздался тихий шорох завязываемого шёлка, и, хотя Дин Жун знал, что может оглянуться через плечо, он преданно ждал, кипя в пьянящем оцепенении предвкушения и цепляясь за волну желания и нужды, которая начала нарастать в глубине его тела. Он и так знал что увидит: Ван Чжи завязывает приспособление для секса, которое он собирался использовать на Дин Жуне. Капелька пота скатилась по его шее сзади. Затем руки Ван Чжи снова оказались на теле Дин Жуна, сжимая его бёдра и раздвигая их. Колени Ван Чжи коснулись внутренней части бёдер Дин Жуна, когда он подошёл к нему сзади. — Ты доверяешь мне, — сказал Ван Чжи. Это поразило Дин Жуна своеобразным напоминанием. Разве это не было само собой разумеющимся? Разве Ван Чжи не доверял ему? — Да, — прошептал он и задохнулся, когда Ван Чжи толкнулся в него. Прохладная, скользкая тяжесть секс-игрушки давила на него, безжалостно, в манере, явно принадлежащей Ван Чжи. Медленно, но недостаточно, чтобы Дин Жун мог сразу привыкнуть. — Ван Чжи, — сказал он просто для того, чтобы сказать. Пот выступил на его коже, и Ван Чжи поправил свою хватку, поглаживая тазовую кость Дин Жуна, когда вошёл глубже. — Ты хорошо справляешься, Дин Жун, — похвалил Ван Чжи. Затем его бедра прижались к бёдрам Дин Жуна сзади, и бескомпромиссное давление прекратилось. Руки Дин Жуна задрожали, и он практически упал вперёд. Прижался лицом к прохладной ткани подушки перед собой, чувствуя себя измотанным — на грани бреда от давления Ван Чжи внутри него. Он хотел видеть Ван Чжи. Ему хотелось протянуть руку и прикоснуться к нему — поцеловать его. Тем не менее, характер этой позиции не позволял этого сделать, что Ван Чжи должен был знать, когда сказал перевернуться. И Ван Чжи знал, что Дин Жун ценил его присутствие там, где Дин Жун мог его видеть. Это же не… Дин Жун вздрогнул. Да? — Ван Чжи, — выдохнул он. Ван Чжи склонился над ним, на мгновение переместившись внутри него, и обнял рукой живот Дин Жуна. Поцелуй, который он прижал к его плечу, был лёгким как перышко. — Да? Дин Жун не был точно уверен, что заставило его задать вопрос. — Меня… меня наказывают? — спросил он, и когда слова вырвались наружу, он молился, чтобы их встретили замешательством. Ван Чжи снова поцеловал его и сделал неглубокий пробный толчок внутрь и наружу. — Тебя не наказывают, — он снова качнулся вперёд, утоляя голод, царивший внутри Дин Жуна, требовавший удовлетворения. — Я не нака… — конец его слов оборвался вздохом, когда бёдра Ван Чжи дернулись вперёд — раз и ещё раз. Темп, в котором двигался Ван Чжи, не был грубым, но он был… беспощадным. Сердце Дин Жуна колотилось в груди, желание яростно обрушивалось на него, утягивая вслед за собой подобно подводному течению. На самом деле не имело значения, что сказал Ван Чжи, понял Дин Жун, и у него перехватило дыхание. Он выслушает ответ, но это не изменит его чувств. Естественно, немного подумав об этом, Ван Чжи добавил: — Зачем мне наказывать тебя? Тан Фань выпил яд по собственной воле. *** После этого Дин Жун прижался к боку Ван Чжи, обхватив рукой его тело, и свернулся калачиком, будто занимал больше места, чем должен был. Будто место рядом с Ван Чжи никогда не было меньше, чем сейчас. Ван Чжи издал раздраженный звук. — Ты весь вспотел, — он потянулся за одеялами с другой стороны и подтащив их к себе, начал насухо вытирать кожу Дин Жуна. Дин Жун перекинул через него ногу, крепче обнял Ван Чжи и прижал лицо к изгибу его шеи. — Ван Чжи, — медленно произнёс он, и почувствовал, как рука Ван Чжи поднялась, чтобы накрыть его собственную руку. Губы Дин Жуна коснулись мочки уха Ван Чжи, когда он говорил, прижимаясь к пламени, которое лизало его внутренности и жгло сердце. — Никогда больше не трахай меня, думая о ком-то другом. Никогда. — Он сглотнул комок, образовавшийся в горле. — Я ясно выразился? Ван Чжи на мгновение замер, а затем отвернулся, отклонившись так, чтобы его глаза могли встретиться с глазами Дин Жуна. При нынешнем освещении Дин Жун мог видеть, как он хмурится, но ничто не освещало выражение глаз Ван Чжи. — Всё было не так, — сказал Ван Чжи. — Я не… Дин Жун прижал руку к его щеке и почувствовал, как румянец заливает лицо Ван Чжи. — Я не прошу многого от тебя, не так ли? Дугун? Ван Чжи закрыл рот. — Я даже не прошу тебя… не прошу… любить меня, — сказал Дин Жун, голос наконец дрогнул. Его желудок сжался от этого признания — оно звучало так жалко, если произнести вслух. Но это было правдой. Он был просто… компанией. Такие люди, как они, всё ещё искали подобных вещей, в конце концов. А Ван Чжи любил компанию. Ван Чжи нравились руки Дин Жуна и его рот. Что-либо более глубокое, более значимое, чем прикосновения, не имело значения, если Ван Чжи не хотел об этом говорить, чего он, впрочем, никогда и не делал. В конце концов, Ван Чжи потянулся, чтобы накрыть руку Дин Жуна своей. — Хорошо, — сказал он тихо. — Хорошо? — Я понимаю, — продолжил Ван Чжи, поглаживая тыльную сторону руки Дин Жуна большим пальцем. Затем он убрал его руку, снова опустил голову и придвинулся ближе. Он повернулся к Дин Жуну, обнял его и, казалось, больше не обращал внимания на липкое ощущение высыхающего пота. — Ты не должен был так страшно это говорить, — проворчал Ван Чжи, кончик его носа был слегка холодным, когда он потёрся лицом о плечо Дин Жуна. Дин Жун подавил свою затянувшуюся боль — он сказал то, что хотел сказать. Он снова может хорошо играть. — Ты не испугался. Руки Ван Чжи сжались крепче вокруг него. — Может, и испугался, — возразил он. Дин Жун посмотрел вниз на макушку Ван Чжи. — Тогда мне жаль. Прости меня. На мгновение Ван Чжи замолчал. Затем он вздохнул, горячий воздух пощекотал кожу Дин Жуна, когда Ван Чжи откинул голову назад и взглянул на него, надув губы. — Ты слишком легко умоляешь о прощении, Дин Жун. — Не пытайся манипулировать мной, если тебе не нравится то, что ты заставляешь меня говорить, — ответил Дин Жун. Глаза Ван Чжи сузились, но он слабо улыбнулся, прежде чем наклонить голову, прижимаясь к Дин Жуну, как будто изгибы его тела были самым удобным местом, которое он когда-либо знал. — Это то, что мне нравится в тебе, Дин Жун, — сказал он. — Ты понимаешь меня. Дин Жун крепко держал Ван Чжи, уставившись в потолок. Он полагал, что в этом и была проблема. Он мог видеть большую часть лжи Ван Чжи и предугадывать его привычки. Удовлетворять его желания. Но он больше не питал иллюзий относительно понимания Ван Чжи. То, что это не так, становилось для него всё более очевидным, начиная с тех месяцев в Гуаннине. Он не понимал, в кого начал превращаться Ван Чжи, хотя теперь ему было интересно, продолжит ли Ван Чжи идти по этому пути. Возможно, мягкость, которую он всегда хранил внутри себя, продолжит выплескиваться наружу, а может быть, она снова будет остановлена этой потерей, как превентивной мерой против повторной траты подобных чувств. Дин Жун, конечно, не мог осуждать Ван Чжи в любом случае. Он знал, что уже давно сделал свой выбор. — Ван Чжи, — прошептал он, главным образом для того, чтобы посмотреть, не задремал ли тот. — Хм? — он не задремал. Дин Жун повернул голову и наклонился, чтобы поцеловать Ван Чжи в висок. — Спасибо. Ван Чжи весело хмыкнул, подняв лицо в ожидании очередного поцелуя. Губы Дин Жуна коснулись щеки Ван Чжи, и Ван Чжи изогнулся в его объятьях, чтобы он мог соединить их рты. — За что ты благодаришь меня, Дин Жун? — пробормотал Ван Чжи, его слова щекотали губы Дин Жуна. Он целовал Ван Чжи снова и снова, и, в конце концов, Ван Чжи ответил ему глубоким поцелуем, желая большей близости. Он снова переместился в объятиях Дин Жуна, прижался ближе и нашёл место, где можно было бы лечь так, чтобы не напрягаться. Дин Жун поднял руку, проводя ею по волосам Ван Чжи, и когда он погладил Ван Чжи по спине, в том наконец победило любопытство. — Почему ты благодаришь меня, Дин Жун? — вновь спросил он с придыханием и слабой улыбкой на лице. Почти скромной, пока ждал правильного ответа. Дин Жун посмотрел ему в глаза и понял, что Ван Чжи что-то ищет в его лице. Он задался вопросом, было ли это то же самое, что он сам искал в Ван Чжи. — Потому что ты мне тоже нравишься, дугун, — наконец пробормотал он. — Ты всегда позволяешь мне ясно видеть тебя. *** Ван Чжи не просил Дин Жуна выйти с ним из повозки, за что Дин Жун был благодарен. Он ждал в одиночестве возле похоронного зала, прислонив голову к деревянной стене у одного из окон, чувствуя, как температура внутри постепенно повышается. Вокруг его воротника и под шляпой начал собираться пот, но Дин Жун мог переносить жару так же хорошо, как и холод. «Чего нельзя сказать о Ван Чжи», — лениво подумал Дин Жун. Но, по крайней мере, этим летом лёд должен быть дешёвым — хотя бы потому, что чёрный рынок каким-то образом заполучил излишки как раз к самым жарким дням. Дин Жун закрыл глаза, погрузившись в нечто вроде сонного оцепенения от жары и неразборчивого шума повозок на улице. Резкий стук по деревянной стенке повозки вернул его в состояние полной боевой готовности. Дин Жун выпрямился и отдёрнул занавеску, чтобы увидеть пару широко раскрытых глаз, смотрящих на него. Он моргнул, быстро прочищая горло, чтобы попытаться скрыть тот факт, что дремал. — У Ван-дугуна есть сообщение? Дун-эр покачала головой. — Могу я войти? Дин Жун просто смотрел на неё, а она переминалась с ноги на ногу, покачиваясь в его поле зрения. — Тётушка Дун плакала, но уже вернулась к работе. Сейчас в похоронном зале слишком тихо. О. Дин Жун снова откашлялся и молча кивнул, вставая, чтобы нырнуть к двери и открыть её. Возница ушёл, понял Дин Жун, опуская короткую лестницу, чтобы Дун-эр могла подняться. — Я думаю, ему нужно было пойти в уборную, — прокомментировала Дун-эр, взяв предложенную им руку. — Возница? — добавила она, когда Дин Жун взглянул на неё. — Вы его искали, не так ли? — Да. — Дин Жун вернулся назад к скамейке, на которой сидел ранее, Дун-эр последовала за ним с гораздо меньшей необходимостью наклоняться, чтобы не удариться головой о потолок. Она была одета в белое и серое, как и было принято, и Дин Жуна поразило, насколько её облачение отличалось от девичьей одежды, которую, как он помнил, она всегда носила. Сев на скамейку рядом с ним, Дун-эр оглядела повозку и отметила какая простая внутри отделка, будто и не ездила в ней раньше, как минимум один раз. Её глаза, как заметил Дин Жун, были красными, но сухими, как будто она выплакала свою долю слёз и теперь они закончились. Или, может быть, её горе просто было зрелым — возможно, она была похожа на Дин Жуна, который не плакал даже из-за смерти своей матери, когда был немного моложе, чем Дун-эр сейчас. — Здесь жарко, — заметила Дун-эр через некоторое время. Дин Жун наклонился, открывая второе окно, чтобы впустить ветер. — Жаркий день, — он сжал губы, откинувшись назад и внимательно глядя на Дун-эр, рассматривая, как она осторожно сидела перед ним, сложив ладони перед собой, как будто стараясь удержать себя в руках. — Ты что-то хотела мне сказать? Дун-эр посмотрела вниз, качая головой. Её руки сжались на коленях. В конце концов она выпалила: — Я боюсь, что Доэрла-цзецзе тоже умрет. Дин Жун наклонил голову, думая, что он видел, как слеза упала с её опущенного лица. Он напомнил сам себе, что, да, два человека были отравлены. Один всё ещё жив. — Её состояние ухудшилось? — спросил он спокойно. Дун-эр влажно фыркнула, подняв голову, чтобы показать две чёткие дорожки слёз на щеках. Её нижняя губа дрожала. — Она ещё не очнулась, — прошептала она едва слышным голосом, пытаясь сдержать себя. Это было далеко от той истерики, которую описали Дин Жуну, когда она ворвалась в Западную ограду, зовя Ван Чжи всего несколькими днями ранее. Возможно, она беспокоилась о том, что громкий плач в небеса воплотил её страхи в реальность. — Пэй-дайфу… он говорит, что она сильнее, чем… Тан-да… Тан-сяньгэ… — Дунэр быстро заморгала, всё больше расстраиваясь, не зная, как его звать. Она откашлялась и всё же тихо закончила: — Тан-дагэ. Дин Жун посмотрел на внутреннюю борьбу, ясно выраженную на её лице, и покопавшись в своём халате, вытащил платок, который обычно лежал в одном из его внутренних карманов. Он протянул его ей, и она, тихо взяв его, вытерла глаза. — Если Пэй-дайфу говорит, что у барышни Доэрлы есть шанс, то она может скоро проснуться, — сказал Дин Жун. Дун-эр всхлипнула. — Но что, если противоядие оказалось недостаточно сильным? Пэй-дайфу разбавил оригинальную пилюлю, чтобы воссоздать его. — Да, — протянул Дин Жун, задаваясь вопросом, что знала Дун-эр. Обвиняла ли и она его в том, что он помог Пэй Хуаю определить список ингредиентов? Возможно, увидев воочию его халатность во время дела о похищении ребёнка, она не поверила в его навыки. — Ты доверяешь Пэй-дайфу, не так ли? Рука Дун-эр снова упала на колени, и её пальцы сжали платок в руке. Её глаза всё ещё влажно блестели, хотя лицо теперь было сухим. Щёки раскраснелись, нос и уши порозовели от безмолвных слез. — Да, — отчаянно выпалила Дун-эр. Затем её плечи опустились, и она вздохнула, снова глядя вниз. — Ван-дажэнь спросил меня, что бы я сделала, если бы Тан-дагэ и Суй-дагэ больше не было здесь. — Твой Суй-дагэ всё ещё здесь, — сказал Дин Жун, внезапно озадаченный страданиями Дун-эр. Он почувствовал укол раздражения на Ван Чжи за то, что тот вложил такие идеи в голову маленькой девочки. Так вот о чём они говорили раньше? Он дразнил её? Он лишился рассудка? Дин Жун наклонился вперёд, на мгновение сжав челюсти и подавив вспышку нетерпения, которую почувствовал. Тактичность. Ему нужно использовать мягкий голос. — Дун-эр, — обратился к ней Дин Жун. — Даже если Суй Чжоу тоже тебя оставит, ты же не думаешь, что не найдутся другие люди, которые смогли бы тебе помочь? Посмотри на меня. Дун-эр подняла глаза, её лицо было комично вытянуто. — У Тан Фаня есть сестра, — Дин Жун знал это, хотя её имя ускользнуло от его сознания. — Она заботится о тебе, не так ли? Разве она позволит тебе голодать? А Пэй-дайфу? Дун-эр колебалась, но потом покачала головой. Удовлетворённый тем, что он сделал своё дело, утешив её, Дин Жун снова откинулся на спинку сиденья. Дун-эр играла с платком, который дал ей Дин Жун. Её плечи перестали дрожать, а дыхание успокоилось. Она сложила ткань в аккуратный квадрат, подумала несколько мгновений, развернула и начала складывать по-другому. — Зачем ты пришла ко мне, чтобы всё это рассказать? — наконец спросил Дин Жун, нарушая затишье в разговоре. Дун-эр пожала плечами, но сразу же тихо ответила: — Потому что вам всё равно. А я… — но тут она замолчала, менее уверенная в своих словах. Однако Дин Жун полагал, что понял — она не хотела сочувствия. Ей хотелось только рассказать кому-нибудь — прошептать свои страхи тому, кто их не разделяет и не причинит им вреда. Она не хотела, чтобы другие беспокоились о ней, и она знала, что Дин Жун не будет волноваться так, как они. Он чуть не улыбнулся от этого осознания, с горечью принимая такое восприятие себя. Она не была неправа в своем предположении, но оно также казалось неправильным. — Я знала, что вы выслушаете, — внезапно продолжила Дун-эр. — И я знала, что вы не будете давать мне никаких обещаний. Вы можете быть объективны, потому что вы безразличны. Дин Жун поднял брови. — Безразличие не делает тебя объективным, Дун-эр, — возразил он. — Оно только делает тебя равнодушным. Позже, когда Дун-эр выбралась из повозки, она остановилась и повернулась, чтобы вернуть ему платок. — Оставь себе, — просто предложил Дин Жун. — Это лучше, чем вытирать глаза рукавами. Дун-эр кивнула и сунула платок в карман юбки, глубоко вздохнув. — Спасибо. Он облокотился на дверной проход и кивнул в сторону ворот, ведущих в тихий двор похоронного зала. За то время, что Дун-эр находилась в повозке, уличное движение в этом районе начало стихать. — Это всего лишь второй день траура, — сказал Дин Жун. — Возможно, через некоторое время ты обнаружишь, что не возражаешь против тишины. Она даёт время подумать. — Кажется, всё что я делаю в последние дни — это думаю, Дин-дажэнь, — уставилась на него Дун-эр. — Думаю и переживаю. — Затем она развернулась на каблуках и зашагала обратно к похоронному залу. Он не стал окликать её, как раньше делал это Ван Чжи. Открытое приглашение в Западную ограду не требовало повторение, тем более от него. Но он смотрел как Дун-эр переходит дорогу и не отводил взгляда пока она не исчезла за воротами. После его глаза просканировали улицу и остановились на лице мужчины наблюдающего за похоронным залом от лавки ближайшего продавца. Его тело было обращено к товару, в то время как голова повернулась совсем в другую сторону. Дин Жун разглядел необычайно бледное лицо под соломенной шляпой, которую тот носил, но больше ничего нельзя было отметить. Ничего, за исключением того факта, что он смотрел на то, на что ему было незачем смотреть. Дин Жун спустился по лестнице, следя за человеком впереди, пока его ноги не коснулись земли. Шпион значит? Но когда Дин Жун сделал шаг в сторону мужчины, тот внезапно отвернулся и быстро пошёл по улице. — Дин-дажэнь! Дин Жун инстинктивно повернул голову, среагировав на звук своего имени. Это был возница Янь Чжэнь, спешащий обратно на свой пост. Создавалось впечатление, что он отдыхал в затенённом павильоне рядом с торговцем. — Ван-дугун готов ехать? Дин Жун стиснул зубы, оглянувшись через плечо и увидев, что бледный мужчина исчез. — Ван-дугун ещё не вышел, — отрезал он и покосился на Янь Чжэня. — Там был мужчина. Ты видел его? Как долго он там стоял? Ян Чжэнь почесал щеку. — Тот, кто был похож на европейца… — Он замолчал, прочищая горло. — Бледный парень? Он был там недолго, дажэнь. Шлялся по улице. Просто пришёл за покупками, наверное Дин Жун посмотрел на Янь Чжэня. Он заменил последнего возницу Ван Чжи, который повёлся на взятку и позволил убийце занять своё место. В дороге с Янь Чжэнем не было никаких происшествий, но Дин Жун вспомнил причину, по которой он изначально отправил этого человека на конюшню после нескольких рабочих дней «в поле». — По-твоему, он выглядел так, словно пришёл за покупками? — протянул Дин Жун. — Он оглядывался. Присматривался к товару, — кивнул Янь Чжэнь. Но пока он говорил, казалось, почувствовал гнев Дин Жуна, потому что глаза его расширились. — Дажэнь… Дин Жун не хотел тратить время на запугивание своих людей и просто спросил: — Он был похож на евнуха, не так ли? Янь Чжэнь покачал головой, приоткрыв рот, несомненно, собираясь принести какие-то глупые извинения. — Вернись на своё место, сяоци Янь, — остановил его Дин Жун. Он повернулся к повозке. — Просто дай мне знать, если он вернётся. — Да, дажэнь. Я буду смотреть внимательнее, дажэнь. Дин Жун вернулся в повозку со словами Янь Чжэня, тянувшимися за ним. Он глубоко вздохнул, вытянув перед собой ноги и скрестив руки. Он последовал за Ван Чжи в повозку без приглашения, и, как обычно, долгое ожидание в одиночестве было следствием его действий. Свет, пробивавшийся сквозь полупрозрачные стены, уже приобретал оранжевый оттенок. День клонился к закату, и Дин Жун не ел уже несколько часов. Он мог сказать, что к тому времени, когда они вернутся, в Западной ограде уже будет тихо — большинство мужчин и так прочесывали улицы в поисках Ли Цзылуна. Вечером будет достаточно отчётов для изучения, однако отсутствие посыльных весь день означало, что пока ничего не найдено. Ещё один стук пришёлся по оконной раме, и Дин Жун нахмурился, наполовину ожидая снова увидеть Дун-эр. Однако грязные пальцы, зацепившиеся за край открытого окна, быстро рассеяли неуверенность в его сознании. — Неожиданно увидеть тебя в этих краях, дае, — сказал Чицзи, сунув в окно макушку своей неопрятной головы. Его острые глаза окинули пустую повозку. — Ван-дажэнь снова оставил тебя одного? Есть работа для меня? — Я не брал с собой кошелька, — ответил Дин Жун. Чицзи побарабанил пальцами по подоконнику. — Ты можешь записать это на свой счёт, дае. Дин Жун улыбнулся — его щёки казались странными и напряженными. — Чего ты вообще здесь ждёшь? — спросил Чицзи. — Неважно, — быстро сказал Дин Жун, снова придя в себя. — В этом районе был мужчина — среднего роста, стройный. Примерно моего возраста. Бледный. На нём была соломенная шляпа. Быстрая походка. Наблюдал за похоронным залом через улицу. — Ты хочешь, чтобы я спросил остальных, видели ли они такого человека? — на лице Чицзи отразилось сомнение. Это был рискованный шаг. — Да. Или просто держите глаза открытыми. Может быть это шпион Восточной ограды. Может это как-то связано с человеком, которого мы ищем. Или… — А может быть и ничего, — закончил Чицзи. Он отцепил пальцы от подоконника. — Понял. Кстати, — он снова на мгновение наклонился, — кто умер? Дин Жун нахмурился. — Магистрат префектуры, — сказал он, глядя на невозмутимое выражение лица Чицзи, — ты его не знал. *** К тому времени, когда Ван Чжи забрался обратно в повозку, солнце уже садилось за горизонт, и Дин Жун проснулся от скрипа деревянных половиц. — Ты ждал весь день? — недоверчиво спросил Ван Чжи, наблюдая, как Дин Жун просыпается. Он отбрасывал большую тень на повозку, когда подходил к задней скамье, чтобы сесть, и хотя Дин Жун сразу увидел, что глаза Ван Чжи красные, а лицо выглядит усталым, он всё же почувствовал прилив энергии при возвращении Ван Чжи. — У всех мужчин есть свои задания, — поспешил отчитаться он, двигаясь ближе к Ван Чжи, опустившемуся на сиденье рядом с ним. От него отчетливо пахло сандаловым деревом и дымом. — Они знают, где я. Повозка начала катиться вперёд, когда Ван Чжи тяжело вздохнул. — Ты будешь скучать по нему? — спросил Дин Жун, всё ещё достаточно не в духе, чтобы позволить вопросу сорваться с языка. — Думаю, он был моим первым настоящим другом, — ответил Ван Чжи устало. Дин Жун прикусил губу, почувствовав внезапную, эгоистичную вспышку раздражения от комментария, сказанного ему в лицо без намёка на иронию. — Мама Цуй будет разочарована, услышав это, — пошутил он через некоторое время. Ван Чжи издал сдавленный звук, который, как догадался Дин Жун, должен был быть фырканьем. — Мне жаль, — сказал Дин Жун, на этот раз имея в виду именно это. — Но только потому, что я расстроен, верно? — спросил Ван Чжи. — Да, — честно ответил Дин Жун, радуясь возможности сказать об этом прямо. И в том-то и дело: он сочувствовал страданиям Ван Чжи, но его не волновало, что Тан Фань мертв. Нисколько. Было прискорбно — как и всегда — что жизнь потеряна, ещё и в таком юном возрасте, но Тан Фань был не более чем знакомым лицом в глазах Дин Жуна. Повторяющийся незнакомец. Полезная связь, может быть. По правде говоря, Дин Жун действительно разговаривал с Тан Фанем всего несколько раз. Их даже официально не представили. В Гуаннине он принёс вторую тарелку с жареной уткой к столу Ван Чжи, а когда потянулся, чтобы убрать тарелку с костями, оставшуюся перед Тан Фанем, тот внезапно выразил свои мысли вслух: — Знаешь, из них можно приготовить отличный костный бульон, — и это были его первые слова сказанные напрямую Дин Жуну. — Тан-дажэнь, — ответил он, взглянув на Ван Чжи, который лишь ухмыльнулся. — Я не повар. Тан Фань указал на свои руки, покрытые шрамами и мозолями от порезов и ожогов. — Но ты готовишь, не так ли? В то время Дин Жун счёл это скорее самонадеянным, чем впечатляющим. Каково же было его удивление, когда Ван Чжи рассмеялся. Ладно. Всё это уже не имело значения. Плечо Ван Чжи стукнулось о его собственное, когда повозка качнулась. — Ты плакал? — мягко спросил Дин Жун. — У тебя красные глаза. — Во всём виноват этот проклятый дым ладана, который забил зал, — проворчал Ван Чжи. Это была слабая ложь, но едва ли Дин Жуну нужно было указывать на это. Он прикусил язык и просто кивнул, протянув руку и осторожно взяв ладонь Ван Чжи, лежавшую на его бедре и сжатую в кулак. Когда естественный свет вокруг них померк, Дин Жун переплёл пальцы и нежно стиснул руку Ван Чжи. Ван Чжи сгорбился, положив голову на плечо Дин Жуна. — Я голоден, — сказал он неожиданно кротко. Дин Жун провёл большим пальцем по тыльной стороне его ладони. — Я приготовлю тебе что-нибудь, когда мы вернёмся. — Лапша, — предложил Ван Чжи, и Дин Жун повернув голову, наклонился, чтобы поцеловать его в макушку. — Всё что пожелаешь, дугун. *** Утром Ван Чжи выглядел практически помешанным, носясь вихрем по комнате и быстро одеваясь, пока Дин Жун сидел на краю кровати и подытоживал отчеты за предыдущий день. — Значит, ничего? — спросил Ван Чжи, встретившись взглядом с Дин Жуном в бронзе, когда расчёсывал волосы. Дин Жун просто смотрел на него какое-то время, снова уставший, потому что поздно лёг и рано встал. Он хотел плюхнуться на кровать Ван Чжи, но быстро отогнал этот порыв. — Нет, дугун. Но некоторые мужчины хотят знать, желаете ли вы, чтобы они расследовали ситуацию со льдом на чёрном рынке. Наши шпионы в Восточной ограде доложили, что Шан-дугун, похоже, не заинтересован в том, чтобы взять это дело на себя. Ван Чжи со знакомой аккуратностью откинул волосы назад. — Почему? — Его Величество только что похвалил Восточную ограду и Императорскую стражу за то, как они справились с ситуацией в борделе Хуаньи, — ответил Дин Жун. — Шан-дугун должен понимать, что лёд мог появиться только из дворцового хранилища. Он не хочет рисковать потерять благосклонность Его Величества в ходе расследования. Ван Чжи кивнул. Они оба знали, что Его Величество презирает дела, связанные с дворцом, а за последние несколько месяцев их уже было несколько. — Дин Жун, мои шпильки, пожалуйста, — внезапно попросил он. Его руки были подняты и прижаты к голове, удерживая волосы на месте, но он забыл подобрать шпильки. Дин Жун соскользнул с кровати и быстро подошёл, чтобы помочь. — Посмотри, знает ли Цуй-мама про лёд. Я уверен, что она воспользуется падением цен, — велел Ван Чжи, вздохнув, когда Дин Жун занялся его причёской, и он смог позволить себе опустить руки. — Да, дугун, — Дин Жун закрепил пучок волос Ван Чжи на месте и отступил, зная, что Ван Чжи следует за ним через всю комнату. Его шапка была оставлена на подставке возле кровати, и когда Дин Жун поднял её и обернулся, Ван Чжи стоял невероятно близко, ожидая. Дин Жун осторожно опустил шапку на пучок волос Ван Чжи, изучая его яркую внешность и скрывая собственное желание нахмуриться за нейтральным выражением лица. Краснота вокруг глаз Ван Чжи исчезла, и он выглядел хорошо отдохнувшим, опрятным и собранным. Его траурный период, казалось, был ограничен всего двумя днями; теперь он смотрел на Дин Жуна глазами, выражение которых приближалось к веселью. — Кажется, ты сегодня в хорошем настроении, — заметил Дин Жун, убирая руки. Ван Чжи поднял брови. — Горе — это отвлечение, — заметил он. — А отвлекаться можно лишь так долго, насколько позволяет работа. — Он потянулся, чтобы обхватить шею Дин Жуна сзади, и дразнящими пальцами погладил кожу между его волосами и воротником. — Ты это понимаешь, конечно. Странный холод охватил Дин Жуна. — Да, дугун, — ответил он, наблюдая, как пустая улыбка скользит по губам Ван Чжи. Момент прошёл. — Тогда не позволяй мне отвлекать тебя от утренних дел, — сказал Дин Жун. Пальцы Ван Чжи, которые продолжали рассеянно ласкать шею Дин Жуна, наконец замерли. Он отдёрнул руку с ещё более печальным видом. — Ты отвлекаешь, Дин Жун? — спросил Ван Чжи, остановившись как раз в тот момент, когда он начал отступать. Дин Жун склонил голову. — Если ты этого хочешь, — он чувствовал пристальный взгляд Ван Чжи, обжигающий его макушку, но сам опустил взгляд и уставился на подол халата Ван Чжи. — Если я хочу. Если я хочу, — наконец усмехнулся Ван Чжи, и его рука поднялась, чтобы дважды похлопать Дин Жуна по щеке. — Ты слишком меня балуешь, тебе не кажется? — Что ты имеешь в виду? — спросил Дин Жун, но когда он поднял глаза, Ван Чжи уже отвернулся и быстро шёл через комнату, юбки шуршали вокруг его ног. — У нас есть работа, Дин Жун, — крикнул он через плечо, в его тоне проскользнул намёк на нетерпение. — Идём. И Дин Жун моргнул, на короткое время вынужденный сделать прямо противоположное. Глупо. Когда ему приходилось говорить такое? Но затем Ван Чжи оглянулся через плечо, и Дин Жуну показалось, что он увидел проблеск порочного веселья в его глазах, и он почувствовал, как стеснение в груди ослабло. Дин Жун, конечно, осознавал, что, возможно, он просто вообразил себе этот понимающий блеск и увидел его лишь потому, что хотел увидеть. Однако, этого было более, чем достаточно. Ван Чжи вышел, и Дин Жун, сказав себе, что всё ещё узнает человека, который только что исчез в дверном проёме, последовал за ним. *** Росы хватило, чтоб — Листочку вдоволь пить И частью быть «большой судьбы» — «Как тривиальна Жизнь!» Солнце вышло на работу — Вступил, играя, День И не увидеть уж Росы, Лежащей на Листе. Похищена ли Днём, Иль в Море унеслась, Иссохнув в Солнцепёк, Вовеки не узнать. Ужасна Драма та Сейчас, как и вчера, Ведь так неверен Переход И Гибель так быстра. (Эмили Дикинсон)