Потерянный рай

      В машине ещё было холодно — губы дрожали, отбивая хаотичный ритм. Уэнсдей сидела на переднем сиденье, прижимая к себе набитый рюкзак со всем необходимым, и молча следила за дорогой, иногда переводя взгляд в окно, чтобы разглядеть покрытые снегом высокие деревья. На улице температура упала до минус пятнадцати, стёкла частично были покрыты тонким слоем льда. Печка работала на всю мощность, обогревая салон, особенно, передние сиденья. Женщина вела машину на высокой скорости. Девушка боялась, что одно неверное движение и они улетят в кювет, прямо туда, откуда никто не выбирался. Рискованно, но осторожно Аддамс положила ладонь на предплечье Уимс и легонько сжала, привлекая внимание. Лариса выдохнула и, понимая молчаливый намёк, слегка понизила скорость, но всё ещё была напряжённой, как оголённые провода.       — Ты оставила телефон дома? — спросила блондинка. — Взяла необходимое? — её голос был взволнован, но она старалась это скрывать.       — Да, — ответила студентка. — Куда мы направляемся? — Уэнсдей тоже была напряжена, потому что Уимс вела переговоры несколько часов в закрытой комнате, а потом вернулась к ней, сказав собираться и одеться теплее.       — К Джой, в библиотеку, — Лариса завернула и притормозила около обочины, чтобы перевести дух. — Там нас не смогут найти; дождемся утра, поедем в больницу, чтобы разузнать подробности побега одного из пациентов. Мне передали только, что это дальняя родственница того, кого мы сейчас удерживаем в тюрьме строго режима. Остальные подробности лишь завтра, к суровому сожалению.       — Они решили продолжить охоту? — Уэнсдей не решалась задать второй вопрос, но собрав волю в кулак, добавила. — На меня, верно? — вопрос, который интересовал её больше всего. — Только честно, злая королева. Я должна знать, грозит ли мне опасность или нет.       — Да, — ответила Лариса, когда вспомнила разговор со своим начальником. — Мне жаль, что ты проходишь всё это в столь раннем возрасте, но надеюсь, что её скоро поймают, а он сгорит к чёртовой матери на электрическом стуле… Скорее бы.       — Что я такого им сделала, что они пытаются меня убить? Просто родилась? Или где-то сильно накосячила? — девушка опустила руку вниз, когда Уимс взяла её ладонь в свою и легонько сжала, переплетая пальцы.       — Мы это тоже пытаемся выяснить. Ты единственная из жертв, которая интересует его больше всего. Можно сказать, что на протяжении этих двух лет, что ты здесь поживаешь, он вынюхивал про тебя информацию.       — Хотите сказать, что, когда я осталась одна, без родителей, он решил, что я стану идеальной мишенью? Стойте, а что, если… — студентка порылась в сумочке, доставая оттуда старую фотографию своих родителей. — А если дело совершенно не во мне, а в моих родителях?       — Что ты хочешь этим сказать, георгина? — блондинка держала её ладонь крепко, но нежно, поглаживая большим пальцем ещё не зажившие костяшки.       — Мои родители люди непростые, особенно отец, да и кто знает, чем они в молодости занимались, кроме плотских утех, верно? Возможно, отец перешёл кому-то дорогу, а те люди не смогли отомстить ему, так мстят через меня? Странная теория, но она имеет место среди этого всего.       — Мы проверим твоего отца да и мать тоже. Самое главное не наткнуться на какой-нибудь другой компромат, а то, возможно, придётся и с этим разбираться.       Нервный смешок, который издала блондинка, заставил Уэнсдей немного напрячься и прижаться к сиденью с подогревом, чтобы немного согреть спину и попытаться снять нарастающее напряжение. Даже сильнее, чем до этого, Аддамс почувствовала напряжение, которое протекало по заметным венам злой королевы, а её складка между бровями стала выразительнее и грубее, что уж говорить о том, что одна вена вступила у неё на щеке, как клеймо или узор, протекающий от начала скулы до изогнутой брови. Студентка и в самом деле не имела понятия о том, почему женщина не пускала её на кухню эти несколько громких часов, закрыв дверь изнутри ключом, а потом и вовсе выкинув его, когда вышла, проделав повторную процедуру только со внешним замком. Или Уимс заботится о её детской психике, ведь только она видела, что происходило там, за закрытой дверью, либо ещё не время девчонке знать слишком много. Но Уэнсдей не задала много лишних вопросов. Она не задавала их в целом, только некоторые из разряда, что взять с собой и куда мы держим путь. Когда машина снова тронулась, Уимс уже не набирала такую большую скорость. Женщина не отпускала ладонь девчонки, ощущая, как кровь под кожей холодеет, либо становится слишком горячей, и сама студентка выглядела испуганной, однако старалась этого не показывать. Но Лариса сама была как в тумане. Единственное, что их могло защитить на данный момент — это библиотека. Там не ловит сеть, кроме специализированных ноутбуков со специальной проводкой в локальную сеть. Самое главное — есть, где пережить ночь, а с остальным они разберутся потом. Женщина высвободила ладонь и, потянувшись к бардачку и стукнув по нему, достала из охлаждённого отсека плитку молочного шоколада. Она протянула её студентке, которая с голоду сразу же открыла упаковку и протянула первый квадратный кусочек Уимс, прежде чем взять самой и с удовольствием положить в рот. Лариса непроизвольно улыбнулась, чувствуя, как настроение немного, но верно поднимается. Она знала, что в случае чего Уэнсдей будет рядом с ней, по крайней мере, сейчас.       И дело даже не в том, что это просто была вынужденная мера! Блондинка чувствовала всеми фибрами своей когда-то очерствевшей души, что эта девчонка появилась в её жизни не просто так. Не как несчастная жертва обстоятельств, а как кто-то другой, но, к сожалению, Лариса ещё не могла этого понять или объяснить. Женщина завернула на прямую дорогу к библиотеке и выдохнула, расслабив напряжённые мышцы живота. Уэнсдей в это время протянула ей ещё один ломтик, остальное убирая в собственную сумку. Уимс не стала что-то ей говорить. Видимо, студентка оставила шоколад на случай, если надо будет расслабить нервы или избежать обморочного состояния от голода. Она тоже так часто делала в юные годы. Машина остановилась на заднем дворе, на закрытой платной парковке. Сторожи знали, что блондинка даст им вечерний визит. Тяжёлые стальные двери со скрипом закрылись позади них, когда Аддамс и Лариса покинули машину, захватив с собой все вещи.       Поднимаясь по деревянным ступенькам, черноволосая прислонилась боком к перилам и закрыла глаза: головная боль давно преследует её — с того момента, как только началась вся эта заваруха. И голод лишь усугублял ситуацию: тошнота подкатила к горлу, заставляя прикрыть рот ладонью, чтобы в случае чего успеть добежать до туалета, не испачкав ступеньки. Женщина остановилась, когда перестала слышать шаги позади себя. Когда она обернулась, то девчонка уже практически легла на перила, медленно и плавно скатываясь вниз по гладкой поверхности. Её лицо стало бледнее, чем обычно, а пальцы уже практически не хватались за перила.       — Георгина! — обеспокоенно вскрикнула Уимс, спускаясь на пять ступенек, чтобы придержать девочку за талию одной рукой и не дать ей упасть назад. — Вот так, давай… — прошептала она, помогая ей подняться наверх. — Скоро поешь и станет легче, хорошо? Только не теряй сознание, детка… Давай, смотри на меня… Вот так вот… Всё хорошо, всё хорошо, моя девочка, всё хорошо…       Когда они пересекли лестницу и достигли дивана, то Лариса сразу же уложила Аддамс на мягкую подушку и стянула через голову её вязаный свитер, оставляя в футболке. В библиотеке было жарко: тут везде стояли обогреватели и батареи, поэтому не было смысла ложиться спать в столь утеплённой одежде. Девушка перевернулась на бок, закрыв себя руками от света больших фонарей, которые висели на деревянных стеллажах между рядами книг. Она всегда была такой: не очень любила свет, всегда старалась его избегать. Страдала гелиофобией¹ ещё с раннего детства и всегда была бледной: сколько бы мать ни пыталась уговорить её немного побыть на солнце — отказывалась, не поддаваясь никаким соблазнам. Она всегда старалась наносить солнечный крем, когда покидала квартиру или дом родителей. Иногда, когда крем заканчивался, то старалась ездить на машине отца, где шофёр точно знал, куда её отвезти и когда забрать. И всегда Аддамс называли мертвецом или «полночным солнцем»². Уэнсдей закрыла уши, когда что-то громко зазвенело, но вокруг была тишина. Лишь блондинка что-то говорила Джой, но студентка этого не слышала. Видимо, шоколад не особо спас от обморока, когда девушка потеряла сознание.       Уимс держала в руках тарелочку с тушеными овощами и морковным котлетами, когда осознала, что не успела. Студентка уже мирно спала на диване, точнее, это была вынужденная мера её организма, который просто слишком устал, чтобы функционировать дальше. Блондинка поставила тарелку на стол и села на край дивана, пытаясь разбудить девчонку, когда Джой подошла сзади, положив ладони ей на плечи и поцеловав в макушку. Уимс обернулась, когда библиотекарша стояла с пледом в руках и сигаретой между зубов.       — Езжай, — сказала она, практически выталкивая высокую женщину с места, чтобы занять его. — Давай, брысь, блондиночка-соблазнительница, я позабочусь о ней, — Льяр опустила руку на бедро Ларисы и, наклонившись, оставила поцелуй поверх одежды. — Только скоростной режим соблюдай.       — Да, конечно, Джой… — успокоила Уимс, взяв железный чемодан под руку. — Только проблема в том, хватит ли здесь места для четырёх человек, чтобы переночевать? Я, скорее всего, не буду сегодня спать, а Уэнсдей может спокойно лечь на диване благодаря невысокому росту, а вот…       — Обижаешь! — радостно воскликнула Джой. — Комнат хватит на всех. Если нет, то уложу эту Мэрилин около себя… Или под себя. Смотря какая она дружелюбная…       — Джой, — предупредила её Лариса, когда рыжеволосая рассмеялась. Блондинка неожиданно остановилась на ступеньках и, повернувшись, сказала. — Пожалуйста, проследи, чтобы она поела, хорошо?       Льяр кивнула.       Уимс покинула библиотеку и, сев в машину, направилась по непривычному маршруту в самый дальний квартал в городе. Там жила Мэрилин, которая сейчас, возможно, только возвращалась из библиотеки. Уимс надеялась перехватить её по пути, чтобы обсудить «мелкие» детали. К счастью, ей это удалось. Торнхилл как раз только закрывала библиотеку, когда машина практически прижала её к стене, освещая испуганное лицо фарами. Следующее, что поняла блондинка, так это то, что дверь с её стороны с размаху открылась. Уимс резко откинула сиденье назад, когда тяжёлая сумка пролетела над её головой, но не успела вещица пропасть из поля зрения, как Лариса схватила Торнхилл за руку и потянула в салон автомобиля. Библиотекарша издала крик, но блондинка закрыла ей рот рукой, а второй рукой подгибала колени женщины, чтобы закрыть дверь автомобиля. Положение оставляло желать лучшего для обеих: Мэрилин лежала на коленях у Уимс, а та держала её руки за спиной в то время, как нецензурная лексика в сторону блондинки лилась ручьём.       — Советую не кричать и не драться, Мэрилин Торнхилл. Вы сейчас не в таком положении, — предупредила Уимс, когда рыжеволосая повернула голову и плюнула ей в лицо. — Зря.       — Либо ты меня отпускаешь, либо, я клянусь, в следующие пару секунд твоя кровь испачкает салон этого автомобиля… — она попыталась вывернуться, но блондинка прижала её с такой силой, что позвоночник издал громкий хруст. — Сука!       — Я просто хочу поговорить, Мэрилин. Тебе незачем сопротивляться. И плевать в меня тоже… — женщина вытерла сухой салфеткой щеку. — Как ты додумалась до такого? Змеёй себя возомнила?       — Мы ещё не переходили на «ты», — огрызнулась та, начиная пинать ногами дверь машины. — Да отпусти ты меня уже, Уимс!       — Тут это решаю я: отпускать или нет, ясно? — прорычала Лариса, но всё же ослабила хватку, когда Мэрилин просто уже на грани своих сил прижалась щекой к соседнему сиденью и недовольно выдохнула. — Вот и славно.       — Если так хотела поговорить, то могла бы и позвонить, а не пугать меня своей тачкой так поздно! У меня слабая психика, между прочим!       — Мы оставили телефоны в квартире, чтобы ты знала. Между прочим, если бы не ты со своей сумкой, как старая баба, то, возможно, сейчас бы просто сидела рядом, а не лежала бы на моих коленях, как в фильмах для взрослых, — Уимс небрежно пихнула Мэрилин на соседнее сиденье, услышав, как та недовольно обозвала её «сучкой». — И если бы я хотела тебя убить, то сделала бы это ещё при первой встрече.       — Да пошла ты, Лариса, — выплюнула библиотекарша, но пристегнулась и положила сумочку к себе на колени, достав оттуда бутылку пива. — Будешь?       — Я за рулём, — блондинка сняла машину с ручника и развернулась около небольшого здания, чтобы выехать на дорогу.       — Оно безалкогольное, поверь, — баночка с щелчком открылась. — Держи. Думаю, нам есть о чём поговорить.       — Серьезно? — Уимс посмотрела на неё, изогнув бровь, но взяла пиво и сделала большой глоток.       — Я погорячилась, признаю, — Мэрилин забрала банку и, в предвкушении облизывая пересохшие губы, сделала несколько маленьких глотков. — Так зачем я тебе?       — Возьми, — Лариса протянула ей маленький железный чемодан. — А теперь открывай.       Торнхилл отстегнула большие чёрные зажимы между серебристыми пластинами и, подняв верхнюю, застыла так, как застыла блондинка, когда увидела эти фотографии. Женщина взяла в руки одну из распечатанных фотографий и провела пальцами по краешку, вглядываясь в то, что она давно оставила позади. Потом аккуратно положила обратно и поставила чемоданчик на бардачок.       — Кто это сделал с тобой? — спросила Уимс, нервно постукивая пальцем по рулю. — Мэрилин, мне нужно знать, кто это сделал с тобой.       — Моя бывшая девушка, — с горечью ответила рыжеволосая, ощущая комок в горле. — Она продала меня каким-то парням, которые поили меня таблетками или наркотиками, из-за которых я ничего не видела. Я думала, что фотографии были уничтожены.       — Поверь, интернет штука такая, которая помнит каждую деталь, — краем глаза Лариса заметила, как женщина достаёт из сумки платочек и вытирает глаза. Но ей нужны были ответы. Она не собиралась останавливаться. — И что было дальше? Как ты выбралась? Тебя спасли? Они понесли наказание?       — Я смогла убежать, когда действие этих таблеток неожиданно закончилось, а окошко в моей комнате было открыто. Конечно, я разрезала бёдра, чтобы пролезть на улицу. Оставила там много следов, а когда они пришли в комнату, чтобы изнасиловать меня, то бежать мне пришлось быстрее, чем когда-либо. Их так и не поймали.       — Ты не помнишь лица этих ублюдков? Если да, то я обязательно сделаю так, чтобы они понесли самое суровое наказание, — но Мэрилин отрицательно покачала головой. — Хорошо. Имя твоей бывшей, пожалуйста?       — Линда Грейс.       — Линда? — переспросила блондинка, неожиданно дав по тормозам. — Линда Грейс… Она работала ветеринаром, верно? — но потом выровняла темп езды, держа путь в психиатрическую лечебницу.       — Да, но сейчас я и знать не хочу, где она работает и жива ли вообще, — Торнхилл обронила банку, и та с грохотом упала на резиновые коврики, выливая пенистое содержимое. — Чёрт, последняя была…       — Ничего. Заедем по пути в магазин, купим ящик и пару пачек Marlboro, — блондинка махнула рукой в сторону разлитого напитка. — И знаешь, хочу порадовать тебя тем, что эту суку поймали в прошлом году, но огорчу, что дали слишком маленький срок из-за недостатка улик. Она продавала наркотики несовершеннолетним и торговала чужими телами.       — В смысле мертвыми? — удивилась рыжеволосая, вытирая липкие руки влажной салфеткой.       — В смысле живыми, — поправила Уимс, наблюдая за её реакцией. — Использовала такую же схему, что проделывала с тобой: встречалась, предлагала сходить выпить, а потом поила наркотиками и забирала крупную сумму денег у парней, которых находила на определенных сайтах. Мы зовём это зоной отчуждения, где собираются все изгои общества.       — Так почему ей дали маленький срок? Такое нарушение тянет лет на десять, если не больше, — Мэрилин была огорчена… Слишком огорчена, что не заметила, как кровь с губы упала на сумочку. — Чёрт… Чёрт, чёрт, чёрт! — библиотекарша стучала ладонями по собственным коленям, чтобы попытаться успокоить то, что давно похоронила в собственной голове.       Торнхилл до сих пор помнила, как неделями сидела в запертой комнате, где еда и вода давались лишь за то, как хорошо она выполнила свою работу. Ванна была по тому же принципу, но только там присутствовала женщина, которая следила за тем, чтобы все процедуры перед очередным извращением были выполнены: различные масла, крема для тела, удаление волос со всех участников кожи, кроме головы. Потом часы издевательств на камеру, а изготовленная запись продавалась за хорошие деньги. Рыжеволосая зарыдала, надеясь, что боль уйдёт, но с каждой секундой она больше и глубже погружалась в воспоминания: чувствовала, что она больше не владеет своим телом, что это другие люди, которые властны над её душой. Она лишь марионетка, пешка, с которой расправились легко и просто.       Блондинка притормозила прямо на дороге и откинула сиденье, чтобы достать пачку успокоительных из большой сумки, которые она носит на случай, если не сможет контролировать себя. Уимс достала серебряную упаковку, прихватив и бутылку прохладной минеральной воды. Мэрилин сразу же взяла и, рассчитав по массе собственного тела, закинула две белоснежные таблетки, опустошая половину полной бутылки. Прошло около десяти минут, когда успокоительное начало действовать и воспоминания стали расплывчатыми и не имели уже такого точного очертания, как прежде. Рыжеволосая прошептала ей короткое «спасибо», но оно было наполнено чрезмерной благодарностью. Сама бы она с этим не справилась, сколько бы ни пыталась.       Наступила тишина. В салоне тихо играл джаз, привычные длинные пальцы блондинки постукивали по рулю, когда она достала последнюю оставшуюся сигарету и зажигалку, подожгла фильтр, сделала глубокую затяжку и выпустила облачко прямо в лобовое стекло. Торнхилл кротко улыбнулась, когда Лариса протянула ей сигарету, и, затянувшись вдоволь, выпустила кольца, сложив обсохшие губы в привычном кругу. Раньше она так забавляла детей со двора, но потом забавлять было некого. Они менялись так до того момента, пока от сигареты не осталось и пепла. Уимс потушила её об бардачок, оставляя там черноватый след, и выбросила в окно. Салон наполнился пьяным смехом рыжеволосой.       — Оно было алкогольное, да? — решила подловить её Уимс, потянувшись, чтобы прибавить громкость радио. — Ты решила напоить меня, чтобы я случайно врезалась куда-нибудь, а?       — Я выпила ещё несколько бутылок до того, как ты взяла меня на слабо. Поверь мне, Лариса: я бы не стала поить тебя алкоголем, когда ты за рулём. Возможно, если бы мы были наедине, я бы напоила тебя и трахнула, но ты не в моём вкусе, извини.       — А кто в твоём вкусе, Мэрилин? Давай, посвяти меня в свою грешную жизнь. Я с удовольствием послушаю! — блондинка остановила машину около огромного белого здания и откинулась на сиденье.       — Кто-нибудь из разряда таких же, как и я… О, была в моей жизни одна такая девушка… Она была прекрасна. Жаль, что мы виделись лишь один раз. До сих пор помню её зелёные глаза… — Мэрилин мечтательно закрыла глаза. — Люблю смесь книг и сигарет. Это возбуждает, — добавила она, повернувшись набок, чтобы быть лицом к Уимс.       — Ты любишь секс? — Лариса смотрела в потолок машины и кусала себя за нижнюю губу от нервов, но этот разговор спасал её от тумана в голове. Она узнавала Мэрилин. Вторую мать Уэнсдей. — Любишь, когда спишь с кем-то голой и беззащитной?       — Терпеть не могу! — отрицательно воскликнула Торнхилл. — Кто будет спать с той, у кого шрамы на бедрах? Я уродец. Сама понимаешь.       — А ты себя такой считаешь?       — Я? Нет. Это случилось не из-за того, что я хотела, а из-за того, что мне пришлось. Я люблю эти шрамы. Они спасли мне жизнь.       — Так почему ты позволяешь другим называть себя так? — Уимс была в смятении. — Ты отнюдь не уродец, а очень умная и привлекательная женщина, Мэрилин.       — Я не на их месте. Мне легче жить, когда я никому ничего не доказываю. Да, возможно, эти шрамы и правда некрасивые, но никто не знает, как именно они мне достались.       — А твой бывший муж?       — Он никогда не раздевал меня до конца. Снимал только бельё, а трахал в длинных платьях, чтобы ничего не видеть.       — Вот урод.       — Он уродом для меня стал тогда, когда отказался от дочери. Мне не было больно самой, мне было больно за неё — за мою маленькую дочь. Я не смогла защитить её, когда она так сильно во мне нуждалась.       — У меня тоже была дочка, — решила признаться Лариса, зная, что Мэрилин поймет её, как никто другой. — Её звали Габриэлла, но Габи ей нравилось куда-больше.       Вам тоже делали больно. А боль — это то, что соединяет людей…       Малышка Уэнсдей оказалась права.       — И что произошло?       — А потом её убили… — щелчок пальцев, развевающий остаток серого пепла на их кончиках. — На моих же глазах.       Мэрилин застыла, вжимаясь в кресло, ощущая боль в области сердца. Она не была больна. Просто… просто что-то ещё живое иногда дёргается внутри.       — Мне жаль, Лариса, — кровь собралась во рту, глаза стали стеклом, но Торнхилл не дала слезам упасть. Знала, что сделает лишь хуже. — Мне жаль, что с твоей девочкой такое произошло.       Уимс промолчала, но потом сделала глубокий вдох и посмотрела на Мэрилин, которая искусала себе все губы в кровь. Алая жидкость собралась на розоватой, мягкой поверхности. Золотистые, но отдающие зелёным оттенком глаза Торнхилл выдавали боль и печаль, которую Лариса могла ощутить на себе. Но женщина продолжала молчать, но молчание… молчание всегда говорит больше слов.       — Не переживай. Я больше ничего не чувствую, — попыталась оправдаться Лариса, хотя знала, что это совершенно не так. — Всё, что было в прошлом, я оставила в прошлом. Сейчас мне надо сосредоточиться на том, чтобы обеспечить Уэнсдей полную защиту.       — Да, я понимаю, — рыжеволосая понимающе кивнула, чем вызвала у Уимс неоправданную гордость за эту женщину. — Я тоже буду делать всё, что в моих силах, чтобы Нэнс была в полном порядке до окончания этого инцидента.       — Я верю. Но сейчас мне будет нужна твоя помощь как профессионала. Как знатного психолога, Мэрилин. Выдави из себя всё, что есть, и, возможно, наше дело продвинется на сантиметр, который будет важен для нас всех.       — Что от меня требуется?       Лариса уверенно шагала по длинному, тускло освещённому коридору и выкуривала третью сигарету, по пути выкидывая её в железную урну. Мэрилин шла сзади, прижимая к себе папку документов, одетая в медицинский халат и перчатки. Звук её небольших каблучков эхом отражался от стен психиатрической больницы «Невермор», что в переводе означало: «никогда больше». Торнхилл ещё не до конца была уверенна, правильно ли она расшифровала называние, но медсестры, которые работали тут не один десяток лет, могли с точностью сказать, что наименование идеально подходило этому сумасшедшему, но опечаленному зданию.

      «Никогда больше не стать тем, кем ты являлся до этого».

      Поддельные документы, предоставленные начальством Уимс, отлично сработали на главном дежурном и враче, который заведовал отведением психбольных. Тут пахло спиртом. Поставленной задачей Мэрилин являлось узнать от Билли всю информацию об его сбежавшей родственнице и причину настолько активной охоты на Уэнсдей: в чем была главная причина у этих ублюдков? Где перешла им дорогу простая студентка, которая даже держать нож в руках толком не умеет? Рыжеволосая сделала глубокий вдох, ещё раз перечитывая предоставленные факты, которые могли бы помочь ей вытянуть при разговоре всю информацию. Потом ещё раз, и ещё раз, и ещё… До тех пор, пока она не заметила странную закономерность: каждая из жертв имела родинку за ухом. Но Уэнсдей не вписывалась. Психолог посмотрела Ларисе вслед и заметила небольшое пятнышко у неё за ухом. Потом Мэрилин убрала свои пряди волос, чтобы коснуться кожи: родинка была в том же месте. Совершенно идентично. Практически не имея отличия даже в расстоянии. Торнхилл застыла на месте, чтобы обработать информацию, когда охранник подозвал её и протянул шприц с успокоительным на случай, если Билли каким-то образом набросится на неё сквозь специальную решётку. Женщина просто кивнула.       Когда Лариса провела её в нужное место, вдалеке от всех камер и признаков существования, то Мэрилин почувствовала себя так, словно ей тут и место, с этими… отдаленными от мира. Только не среди больных, а среди тех, кто должен освещать им путь в посмертный мир. Все мы своего рода больные люди. На свете нет тех, кто действительно здоров. Блондинка зарядила пистолет, убрала его в специальную сумочку на бедре и подтолкнула Торнхилл к открытой двери. Сама осталась ждать снаружи, но тщательно наблюдала за тем, чтобы всё шло хорошо. Рыжеволосая шагнула внутрь; комната, где стояла стальная камера, была освещена тускло, как и коридор. Посреди стоял стульчик и небольшой столик. Психолог уверенно заняла нужное место и стала ждать, пока зверь медленно покидал свою обитель, как кошка, встав на четвереньки и неестественно изогнув шею: он страдал тортиколлисом³, а колени были выгнуты в противоположную сторону — рекурвация коленного сустава⁴. Мэрилин прочитала это в его медицинской книжке. Мужчина сел на пол. Его впалые глаза уставились на объект, а он время от времени облизывал губы и дышал, словно раненое животное. Опустив глаза ниже, Мэрилин заметила у него эрекцию, которая даже толком не была прикрыта медицинскими штанами. Но он молчал. Только смотрел. Изучал. Пожирал. Думал о том, какая на вкус её кожа и каким гелем для душа она пользуется. Потом встал, как чёрт, на ноги и вцепился пальцами в толстые решётки, пытаясь просунуть левую руку. Рыжеволосая находилась в паре метров от него, что обеспечивало безопасность, но она всё же крепко сжимала шприц, который любезно предложил ей охранник.       — Ты… Я чувствую тебя… — прошептал Билли, издавая нечеловеческие звуки: голос исходил откуда-то из живота. — Ты не была здесь… Тут работают одни старухи, а ты молодая… Твои волосы… Твоя кожа… — но потом опешил, отталкиваясь от решетки. — Ты… ты знаешь её… Ты здесь… ради… этой маленькой суки… — сказал это он так четко и ясно, что Торнхилл могла поспорить с тем, что Уэнсдей стала его меткой из-за личных причин. — Она… Она ещё жива… П-печально… Её кожа… Была бы… Идеальной и вкусной… Я бы… я бы хотел… хотел лишить её… невинности… но она… она слишком хороша… я бы просто… просто бы… убил её… — мужчина снова сел на пол, когда не получил никакой реакции. — М-молчишь…       — Зачем тебе это, Билли? — спросила Торнхилл и, открывая папку, смочила палец собственной слюной, чтобы перелистывать страницы. — Тут сказано, что ты никогда не хотел своих жертв в плане сексуального характера. Тебе нужна была лишь кожа. Почему? — она подняла голову: мужчина смотрел на неё голодными глазами. — Мне ещё предстоит узнать твоё прошлое, Билли, но я не хочу, чтобы мы с тобой были врагами. Ты ведь хочешь завести друзей, правда? — он медленно кивнул, опуская руку за резинку штанов и схватив возбужденный пенис. Мэрилин не стала отворачиваться. Ей не привыкать. — Ты ведь был нормальным и…       — НЕТ-Т-Т-Т-Т! — завопил тот истошным воплем, словно его облили кипятком или кислотой. — Я НИКОГДА НЕ БЫЛ НОРМАЛЬНЫМ! — его руки вцепились в прутья, но теперь с большей силой. — Ты… ты не знаешь каково… каково это… когда все любят… лишь за… душу… Я лишь… лишь… хотел быть… как все…       — Ты хотел быть красивым? — предположила женщина, доставая ручку и новый листок. — Хотел быть как эти модели с журналов? — она была права: в месте, где Билли держал жертв, было найдено около сорока различных журналов с популярными моделями 90-х. Большинство из них были мужчинами.       — Да… — согласился он, когда жар спал с лица. — Я лишь хотел… чтобы она… любила меня… но никто не… хотел… любить… урода… — мужчина заплакал, прижимая обезображенные ладони к лицу.       — Но ты сказал, что я не знаю, каково это, когда любят за душу? Значит, что кто-то любил тебя за душу. Ты был хорошим человеком, Билли? — спросила психолог, делая глоток воды из стоящего стакана. Там оказалась водка. Охранник явно знал, что делал, когда наливал ей этот напиток.       — Никто не будет… любить урода… за душу… кроме… другого урода… Но они мне не… не нравились… они были злые и я… я хотел… мести… хотел… чтобы они… знали КАКОВО МНЕ-Е-Е-Е! Я МУЧАЛСЯ И СТРАДАЛ, А ОНИ СМЕЯЛИСЬ НАДО МНОЮ. МРАЗИ, УБЛЮДКИ, ГАДЫ, ТВАРИ-И-И-И…       — Билли, послушай меня…       — Я НЕ СЛУШАЮ ШЛЮХ, МЭРИЛИН… СЛЫШИШЬ, Я НЕ СЛУШАЮ ШЛЮХ. ТЫ ОДНА ИЗ НИХ… ТЫ — ШЛЮХА!       — Я понимаю твой гнев, понимаю, что над тобой издевались долгие годы собственные родители, но ты убил стольких людей. Твое время на жизнь истекает. Ты вечно будешь заперт в этой камере… — его казнь состоится через дне недели, но Мэрилин не думала, что это стоит упоминать. — Я лишь хочу помочь.       — ПОМОЧЬ? — его окровавленный рот залился смехом. — ТЫ НЕ ИЗ ТЕХ ЛЮДЕЙ, КОТОРЫЕ ПОМОГАЮТ… ТЫ — ШЛЮХА, А ШЛЮХАМ НЕ ПОЛОЖЕНО ПОМОГАТЬ НИКОМУ, КРОМЕ СВОИХ КЛИЕНТОВ…       — Хорошо. Так тому и быть, Билли. Если я шлюха в твоих глазам, то я и буду вести себя как шлюха, — Мэрилин расстегнула верхнюю пуговицу халата, тогда мужчина успокоился и стал наблюдать за выступлением. — Каждая сказанная информация — ещё одна пуговица.       Уимс сильно напряглась, от неожиданности роняя пепел на собственные пальцы, и тихо зашипела. Она не могла слышать, что происходило за толстой дверью в силу звукоизоляции, но могла прекрасно наблюдать, что спустя каждые пять минут Мэрилин стягивала с себя халат, а Билли продолжал говорить без умолку. Лариса осознала, что он даже не заикался, но глаза его не отрывались от женского тела. Блондинка уже хотела встрять, но психолог поднялась и покинула камеру, по пути застёгивая халат. Мужчина молчал. Это было непривычно для него. Обычно он выкрикивал нецензурную лексику в сторону своих постоянных медсестёр, а тут даже и дыхание задержал, пока рыжая не перешагнула порог реального мира. Лариса схватила её за запястье и потянула в сторону туалета, чтобы позволить той принять душ и узнать информацию. Торнхилл лишь молчала, пытаясь понять то, что передал ей этот ублюдок. Когда они пришли в ванную, Мэрилин даже этого не заметила, пока Уимс не потрясла её за плечи.       — Что он тебе сказал? — пыталась достучаться блондинка. — Мэрилин, что он тебе сказал? — рыжая обратила на неё внимание лишь тогда, когда Лариса дала ей лёгкую пощечину. — Мэрилин, прошу, только не молчи. Мне нужно знать насколько Уэнсдей сейчас в опасности…       — Он утверждает, что Гомес Аддамс является его родным братом, Лариса. Но это же отец Уэнсдей. Мне кажется, что он просто водит меня за нос… Это просто физически невозможно, чтобы Гомес был его братом! Если у них одна мать, то и Гомес тоже должен был родиться с дефектом! — психолог приложила пальцы к переносице и продолжила. — Но если только отцы разные… При таком раскладе он вполне может утверждать это, и тогда Уэнсдей является его племянницей…       — Что он ещё говорил? Может, намекнул на то, что собирается делать дальняя родственница? Как она пробралась в мой дом? И эти куски кожи… Кому они принадлежат? Мы пытались найти в базе данных, но там пусто…       — Больше ничего, — ответила Торнхилл, облокачиваясь на кафельную стену. — Но я заметила некую деталь, когда просматривала дело. Это теория может быть странной, но, знаешь, мне кажется, в этом и есть суть его игры.       — Что?       — Каждая из найденных жертв была расположена так, что родинки на фотографиях, которые находились за ухом, если их соединить, изображали пентаграмму… — женщина положила папку на стол, выложила несколько фотографий в том порядке, в котором они должны были быть изначально, и повела простым карандашом по отмеченным точкам. — Только не хватает середины, последней жертвы…       — Но у Уэнсдей нет родинки. Она бы не дополнила эту схему, которую он задумал. Это просто бессмысленно! — Уимс никак не могла понять эту цепочку, которую Мэрилин пыталась ей объяснить. — Это теория кажется мне бесполезной, Лина.       — В этом и дело, понимаешь? — перебила её женщина, делая жирную точку в центре пентаграммы. — Середина пентаграммы обозначает подношение, Уимс. Он хотел, чтобы она родила ему ребёнка, а потом бы убил её и сам бы воспитывал своё изуродованное дитя… Он хотел наследника.       — Почему ты так в этом уверенна, Мэрилин? — Лариса была возмущена, что Торнхилл вот так просто выдвигала такие толком не обоснованные теории. — На это нет никаких существенных доказательств!       — Скорее всего, Билли сам рожден от инцеста… — холодно ответила женщина. — И если так посмотреть, то Уэнсдей является его самой близкой родственницей, которая смогла бы родить ему ребенка с явными отклонениями… Та женщина, которая сбежала отсюда, слишком далеко от него по крови, поэтому он и помог ей бежать, чтобы найти наследницу Аддамсов.       — Старшую дочь Мортиши и Гомеса… — осознала Уимс.       — Да, — кивнула Мэрилин. — У нас нет времени: нам надо ехать туда, где она сейчас находится, и схватить эту дрянь, пока остальные не узнали её местонахождение. Я уверенна, что он работает не один… Все они больные ублюдки и жаждут лишь одного — мести.