***
Вскоре юноша уже на всех парах мчал в то место, где ему придется доучиваться свой последний, выпускной год. Сейчас он имел полное право подумать обо всем этом, потому что тяжелые мысли нисколько не замедляли его бег. А учиться ему предстояло в школе для особо одаренных детей с весьма многообещающим названием "Арена". Как только он услышал это лоснящееся пафосом название, то тут же представил маменькиных и папенькиных деток, подтирающихся купюрами и совершенно ни о чем не заботящихся. Однако его предположения остались всего лишь предположениями, потому что никаких денег вносить в школьную казну не требовалось, а всеми делами, связанными с его поступлением, занималась мать Накахары. И все-таки что-то здесь было не так. Чуя не боялся, конечно, нет. Просто это казалось странным и волнительным: разве так обычно поступают в школы? Разве окружен такой таинственностью документ с зачислением туда? Разве нормальное образовательное заведение назовут "Ареной"? За свою жизнь Накахара сменил немало школ. Благодаря специфике работы отца они часто переезжали с места на места, и от страха перед неизвестностью он давно отучился, как от дурной привычки. Чуе было не привыкать бежать сломя голову в День Знаний, и близко не представляя, как выглядит его классный руководитель, не помня даже, в какой класс ему нужно. Однако юноша прекрасно умел находить общий язык со сверстниками: недурное чувство юмора, эмпатия и желание быть в центре внимания играли ему на руку. По крайней мере, он был любимцем во всех предыдущих школах. Но в этот раз какая-то смутная тревога царапала его изнутри, заставляя бежать все быстрее, щурясь от солнца и заправляя непослушные пряди за ухо. "Старею я, что ли?.." Было ли тому виной то, что он учился хоть и в приличных школах, хорошо себя зарекомендовавших, но ни разу не попадал в заведения для одаренных? Теперь ему невольно думалось о возможных отличиях его прежних мест обучения и этой загадочной школы, о которой в интернете вообще не было никакой информации, кроме нескольких упоминаний на сторонних сайтах. Промямлив извинение перед второклассником с печально повисшим в руках букетом гвоздик (кажется, их у него было четыре), которого Чуя чуть не отправил в путешествие по космическим пространствам, случайно пнув по ноге, он поднял взгляд, рассматривая виднеющийся вдали силуэт здания, которое не могло являться ничем иным, кроме как пунктом его назначения. Однако не звучали убогие до крайности песенки о радости обучения в школе и тому подобная ересь, присущая каждой школе в начале учебного года. Услышал юноша только негромкие отголоски классической музыки, едва слышные из-за пятиметрового забора, весьма необычно грозно возвышающегося... Ну, необычно для школы. Сглотнув, юноша нажал на кнопку, хрипло представившись. Больше походило на начало дешевого ужастика, чем на первый школьный день: по всем законам жанра, его должны были затащить внутрь ужасные извивающиеся щупальца неведомых монстров, залить подобающим способом и перекусить. Однако по ту сторону что-то протяжно запищало, и его сразу же впустили. Забор простонал в лучших традициях всех заборов мира, даже таких глухих и неприступных, и двери нехотя разъехались, представляя его взору что-то, хоть немного успокоившее внезапно ускорившееся сердцебиение. Здание школы. Строгое, в темных тонах, но всё-таки школы. Не тюрьмы и секретной лаборатории. Школа, на фасаде которой большими, выполненными в геометрическом остром стиле белыми буквами красовалась надпись:"АРЕНА"
Накахара нервно отметил взглядом кабину с охранниками. Вернее, она была покрыта черным матовым блеском, вообще без окон, да и дверей не наблюдалось, поэтому наличие охранников, впустивших его, тут было просто весьма логичным предположением. Решительно облизнув пересохшие губы, юноша вошел во двор, располагающийся непосредственно перед входом. И тут впервые увидел их всех. Дети. Ученики. Обычные дети. Совсем маленькие и подростки. Все хорошо. " — Чуя, больше никогда не смотрим ужастики на ночь, понял? Какая-то хрень мерещится. — Да, сэр!" Окончив диалог с самим собой и заметно повеселев, юноша внезапно осознал, что все взгляды прикованы к нему. Только что вся эта разношёрстная компания из детей и подростков бурлила, что-то обсуждала, эта толпа дышала, и, в общем-то, Чуя уже собирался подойти к высокому мужчине с собранными светлыми волосами, сосредоточенно о чем-то говорившем с другими учителями, как случилось это. Все смотрели на него. Каждый из них. Сказать по правде, учеников было не так много. Скорее, наоборот - пожалуй, будь Чуя сейчас в менее встревоженном состоянии, смог бы пробежаться взглядом по их лицам и пересчитать. Казалось, было только две категории: старшеклассники и младшие. Сейчас каждый взгляд ощущался как-то по-особенному тяжело: наверное, виной тому была жара, но по его спине скатился пот. Ледяной пот. Ему вдруг невыносимо захотелось отвести взгляд, и, прокашлявшись, Накахара решил говорить хоть что-то. — Здравствуйте?.. Стоило ему произнести это слово, как все будто перестали видеть в неизвестном объекте угрозу, хотя и были так настороженны, словно ожидали, что он накинется на них с ножом. Учителя тут же стали выговаривать что-то детям, а Накахара поймал себя на том, что не дышал все это время. Воздух лип к ногам, жара била в виски, волосы прилипли к влажной от пота шее, голова стала гудеть от странного ощущения. Казалось, каждый взгляд отпечатался на его коже несмываемым следом, пульсирующим отпечатком, и душил, прожигал.. Наверное, солнечный удар? Не успел парень осознать еще этого чувства, как возле него оказался тот самый сразу замеченный им мужчина со светлыми, седыми на вид волосами. Чуя мысленно обругал себя за то, что даже не заметил его приближения, но вежливо поздоровался, пожимая протянутую ему руку. На лице мужчины сияла дружелюбная и слегка виноватая улыбка, невольно располагающая к себе. — Прошу прощения. Наверное, мы немного напугали вас, верно? Меня зовут Фукудзава Юкичи, я классный руководитель вашего класса, 11-X, а по совместительству преподаватель истории и обществознания. Очень приятно с вами познакомиться, Накахара. Я уверен, мы отлично поладим, у нас замечательный коллектив. Говорил мужчина быстро, но так спокойно и уверенно, что Чуя ощутил то, что кивает на каждое его слово, впитывая легко слетающие с языка слова, как губка. Так легко слетающие, словно заученные. Однако его внимание привлекло то, что на слух "11-Х" казалось непривычным. Совсем не было похоже, что здесь такой огромный наплыв учеников, даже русского алфавита не хватило. Звучало как "одиннадцатый-икс". Судя по всему, подросток повторил это вслух, задирая голову, чтобы смотреть в глаза преподавателю, потому что на лице мужчины расцвела понимающая улыбка. — Ах да, звучит немного необычно, соглашусь. Однако ваша очаровательная родительница, очевидно, сообщила вам об уклоне нашей школы... Есть еще пара моментов, которые руководство школы хотело бы обсудить с вами лично после торжественной линейки. Мы с моим коллегой... - Мужчина помедлил, переводя задумчивый взгляд на негромко переговаривающегося с учителями мужчину в черном пиджаке и темными волосами, уложенными в подобие хвоста (плащ в такую жару? Чуя невольно проникся уважением к этой фигуре). — ...с моим коллегой расскажем вам чуть больше об укладе школы, а пока идемте, поверхностно познакомитесь с очаровательными членами нашего класса. Идёт? Конечно, идёт! От такой проникновенной тирады юноша невольно почувствовал себя увереннее — такое внимание к ученикам ему не встречалось еще ни в одной школе. Пожалуй, даже эти взгляды ему легко объяснят. Юноша согласно кивнул, благодарно улыбнувшись, и его ухо тут же обжег доверительный шепот Юкичи. — Ах, да.. понимаете ли, Накахара, так вышло, что в начале года вы оказались у нас единственным новеньким учеником. За вами, конечно, будут наблюдать, но я уверен, вы быстро найдете общий язык с нашими учениками. Ваше досье говорит о вас как о весьма дружелюбном человеке. Одернув прилипшую к телу намертво белую рубашку, которую к концу дня явно придется отправлять в стирку Накахара послушно склонил голову. — Конечно, Фукудзава, будет сделано. И вы можете обращаться ко мне на "ты". Преподаватель улыбнулся, обнажив ряд ровных белых зубов, и провел его к своему классу. Под взглядами исподлобья, которые чувствовались яснее, чем свет солнца в этот сентябрьский день, Чуя прошел к небольшому участку в тени, что, к слову, сразу же заставило его почувствовать себя значительно лучше. И увидел своих одноклассников, что этот эффект в ту же секунду отменило, перекрыв взрывной волной напряжения. Фукудзава представил его, слабо выдавившего улыбку. К черту, Чуя не из тех, кто будет шаркать ножкой и прожигать взглядом пол при знакомстве. Каким бы необычным ни был этот коллектив, он завоюет себе первенство. Чуя категорически не любил второе место. Ему навстречу шагнул невысокий растрепанный юноша с расстегнутой до груди рубашкой, криво подстриженной светлой челкой, разметавшейся по лбу, истекающему потом, и подал руку с открытой улыбкой. Чую тот факт, что хоть кто-то здесь не пародирует трупы в морге и тоже страдает от жары, в высшей степени порадовал, и он радостно пожал руку парню, представившемуся еще не до конца прошедшим период ломки голосом. — Здравствуй, я Ацуши Накаджима! Глаза его были красивого желтого цвета, с переплетением каких-то лиловых оттенков, и Накахара сразу решил, что этот мальчишка неплохой. Чуя с улыбкой кивнул ему, после чего познакомился еще с несколькими учениками. Все они держались слегка настороженно, не сводя с него глаз, но не казались враждебно настроенными. Парень постарался удержать в голове имена нескольких из них, особенно ему запомнившихся. Кёка — вон та девчушка с рисунком кролика на рубашке, хмурая, но вежливая, сама к нему подошла. Тачихара — подросток вида отпетого хулигана с криво приклеенным пластырем на носу, но вполне милый в общении. Акутагава — какая-то интересная особь: Ацуши буквально за шкирку его притащил здороваться. Тот протянул руку, не глядя, и пробурчал имя так, что пришлось переспросить у весело отмахнувшегося Накаджимы. — Ой, да Рюноскэ всегда такой! Ты не переживай, дело не в тебе. Чуя кивнул, хотя переживать и не собирался. Гораздо больше его беспокоил тот факт, что большая часть класса стояла отдельно, словно ждала чего-то. Или кого-то. И, что-то подсказывало Накахаре, явно не начала линейки - малышня уже давно слушала сладкие речи о новом учебном году, а их ролью было, судя по всему, молчаливо и старательно придавать себе заинтересованный вид. Так почему же остальные не реагируют на него? В ту же секунду ответ пришел вместе с его появлением. Когда вошел он, в 8:09, между прочим, и с таким видом, словно совершал великое одолжение, все словно замерло. Не потому что это было как-то эффектно, или поразительно красиво (вымойте рот с мылом), скорее, наоборот. Он просто вошел, обойдя отчаянно танцующую вальс мелюзгу широкой дугой, и подошел к ним. Вернее, к Чуе. Проигнорировав радостные взмахи руками, вернее, махнув на них головой. И не обращая внимания на прожигающие взгляды с другого конца двора. Осаму Дазай (как довелось узнать Накахаре несколько позже, звали его именно так), был весьма высоким. Наверное, метр семьдесят пять или около того, вряд ли больше. Но это все-так немало, учитывая то, что Чуя ниже его на голову: не чувствуешь себя очень уж важной шишкой, глядя на собеседника задрав голову. Высокий и удивительно стройный. Даже худой, но не хрупкий. Волосы окружали лицо, словно нимб — скорее всего, такому сравнению благоволило солнце, с которым приходилось считаться, разглядывая Дазая. Они каштановые, локонами заворачиваются, закрывая брови вразлет и спадая на впалые щеки. Скулы выступают, острые, но не делают бледное лицо уродливым, скорее напротив — сглаживают припухлость усыпанных кровавыми подтеками и ссадинами губ. Его глаз напоминает огромный, бездонный колодец, вместо воды в котором чистый коньяк. Может, сдобренный кофейными зёрнами. Ресницы длинные, черные и загну... Стоп. Глаз? Один-единственный глаз. Повязка на его лице закрывала один глаз, вплетаясь в море каштановых локонов, обозримая часть бинтов оканчивались на запястьях и обнажала пальцы, слегка дрожащие, как от холода. Брюки прикрывали ноги, но Накахара отчего-то был уверен, что и они окутаны напоминающими белых змей бинтами. Чуя разглядывал этого странного парня во все глаза. Было в нем что-то магнитное, такое, что от его вида приходилось отходить, как от стопки алкоголя. Юноша слегка склонился над ним, заставляя пронестись какую-то быструю, осевшую на самом дне подсознания мысль, и Накахара почувствовал сильный запах лекарств, спирта и марли. Парень усмехнулся уголками сухих губ, протянув Накахаре прямо в лицо. — Привет, лисенок. Ты у нас новенький? По правде говоря, последнее предложение было скорее утверждением, чем вопросом, однако Накахара слишком впечатлился первой фразой, чтобы размышлять над интонациями второй. Неясно, в жаре или в чем-то ином было дело, но фамильярное обращение разозлило юношу до черных пятен перед глазами. — Привет. А ты со всеми здороваешься так, словно стоишь на трассе и завлекаешь клиентов? Во вполне осязаемом горячем воздухе повисло гробовое молчание (насколько оно вообще могло повиснуть, не считая музыки со стороны танцующих младших классов). — Нет, только с тобой. Видимо, ты напоминаешь одного из тех ребят, которых подобным образом завлекают. Девушка с длинными темными волосами и сверкающими модным оттенком губами тоскливо протянула "Вот и поговорили". Потом Чуя узнал, что красавицу звали Наоми. Вдруг с другого конца двора раздались медленные аплодисменты. Накахара резко обернулся на носках, наконец разглядев параллельный класс, во все глаза наблюдающий за сценой знакомства. Хлопал какой-то высокий худой парень с черными, как смоль волосами, рядом с ним упивался зрелищем блондин, наматывающий на руку светлую косу, и, приобняв себя за плечи, хмурился юноша, по виду младше обоих на пару лет, с челкой и волосами, разделенными неровным пробором на белый и лилово-сероватый. Первый смотрел со спокойной насмешкой, второй с искренним весельем, а третий как-то даже печально. Остальные шушукались и боязливо переглядывались. Чуя почувствовал себя так, словно все вокруг знали что-то, неизвестное ему, и наблюдали за происходящим, как за бесплатным показательным выступлением. Юноша перевел взгляд на нахального молодого человека, ожидая какой угодно реакции. Кроме, пожалуй, этой. Губы его изогнулись в откровенной ухмылке, и он звонко, свободно расхохотался. Этот звук, вопреки ожиданиям, не вызвал в Накахаре отвращения и даже показался весьма мелодичным. Смех пролетел над толпой, и все заулыбались, подхватив его. Это не было насмешкой над Чуей, и потому он позволил себе неуверенно усмехнуться. Отсмеявшись, шатен протянул ему прохладную, перетянутую бинтами ладонь. — Я запомню, что ты впечатлителен, Чуя. Меня зовут Осаму. Или, чтобы звучало более пафосно, как ты любишь, Осаму Дазай. Не сказал бы, что приятно, но очень занимательно познакомиться. Тебе у нас понравится. Рукопожатие стало не столько пожатием, сколько сжатием, и они чуть не сломали друг другу руки, любезно улыбаясь. — Не сомневаюсь. ...Погодите, а откуда он узнал его имя?***
— Так, пожалуйста, еще раз... Это все звучит довольно необычно, и мне бы хотелось, чтобы вы подытожили все сказанное, Фукудзава. Чуя потер виски, а затем ладони, пытаясь хоть как-то согреться. Скажи ему кто-нибудь пару часов назад, что вскоре он будет пытаться не превратиться в ледышку, изнывая от холода, Накахара бы этому шутнику посоветовал обратиться за помощью, пока не стало слишком поздно. Однако вот он — сидит в кабинете Огая Мори, одного из трех руководителей этой школы, и чувствует, что ему определенно не нравится это место, больше напоминающее морг, а не место впитывания разумного-доброго-вечного. Фукудзава свел брови, глядя на дрожащего ученика, и снял пиджак с невозмутимого мужчины, накинув на плечи Чуи. — Мори, вы как всегда, развели тут холода. Вам стоит учитывать перепады температуры. Йосано бы не одобрила. — Йосано здесь нет. Прошу вас, Юкичи, ученик попросил ближе к делу. Фукудзава многозначительно стрельнул взглядом в сторону хозяина ледяного царства, но все-таки послушно заговорил, обращая взгляд на ученика.Школа имеет долгую историю, скрытую от любопытных глаз в сети. Множество известнейших личностей в сфере науки, литературы и искусства были причастны к разработке программы обучения в "Арене". Мы даем углубленные знания самым одаренным детям, позволяем им раскрыть все грани их талантов. Но чем же так уникальна "Арена"? О, в этом и кроется самое интересное: мы изобрели и разработали методику обучения детей, заключающую в себе мысль о том, что конкуренция дает самую крепкую и сильную мотивацию идти вперед, бороться за свое место, достигать поставленных целей, быть самым лучшим и самым сильным. С самого детства, с момента поступления в школу всех детей разделяют на два класса, две группы, две категории. На два разных мира - "X" и "Y". Дети обучаются и воспитываются, постоянно находясь в режиме конкуренции с другой группой. Возможность перевода в другой класс отсутствует, то, к какой категории относится ученик, закрепляется за ним с самого начала. Почему же ученики одного лагеря так яро конкурируют с другим? Все просто: в конце года проводится состязание, включающее в себя как замену экзаменов по всем дисциплинам, так и итоговый подсчет суммарных баллов каждого класса за весь год. На специальном стенде ведется статистика с первого до последнего учебного дня. И самые лучшие места в сильнейших учебных заведениях мира на выбор без вступительных экзаменов, самые потрясающие характеристики, такие, что на любое место работы ученика примут, рыдая от счастья и осыпая денежными купюрами, известность, и прочие блага получают только ученики одного класса — X или Y. Другие не получают ничего, кроме диплома об окончании неизвестной школы, и не имеет веса ничто из их предыдущих достижений: ни один результат, ни один балл. Одни выигрывают, другие разгромлены в пух и прах. Риск ли это? Безусловно. Почему на это идут? Потому что в случае победы они получат все, и даже больше. Это то, чего даже лучшие из лучших, самые одаренные добиваются годами. Методика заставляет детей учиться работать в команде, потому что каждый ученик имеет влияние, каждый балл, каждая отметка. Упадет один - потянет всех за собой на дно. Поднимется на вершину - за ним пойдут и другие. И больше ничто не имеет веса, кроме одного - "X" ты или "Y".
Чуя медленно кивнул, переваривая все услышанное. Мори Огай, по совместительству преподаватель биологии и дополнительного курса анатомии, Оочи Фукучи, учитель географии, и Юкичи Фукудзава, его классный руководитель, преподаватель истории и обществознания, и, по совместительству, три директора "Арены" смотрели на него терпеливо и спокойно, позволяя осмыслить услышанное. Накахара почувствовал, как его губы невольно расплываются в азартной ухмылке. Звучит как что-то безумное, как что-то, напоминающее главную ошибку в его жизни. Звучит как вызов. Чуя улыбнулся и медленно, наслаждаясь этим моментом, кивнул, ощущая почему-то, что его ответ совсем неважен: все было решено. — Мне нравится.***
О черт. Сегодня на его бедную рыжую голову свалилось слишком много потрясений, в том числе и связанных с адской жарой, потом с адским холодом, потом опять с адской жарой. Именно так размышлял новоиспеченный ученик 11-"Х" класса Чуя Накахара. Он стоял на балконе, любуясь видом вечно спешащего и опаздывающего города. Все вокруг как-то смягчилось, а солнце любезно оставило их до следующего утра. Назвать это ночной прохладой было бы сильнейшим оскорблением ночной прохлады, но сам факт понижения температуры на несколько градусов заставлял Чую жмуриться от удовольствия, как сытого кота. Ночь, глубокая и почему-то торжественная. Мать на работе. Все вокруг к чему-то готовится. Он не мог понять, напрягал ли его тот факт, что за него все уже решили. Не то чтобы он был против конкретно этого — угрозы о том, что проигравший класс окажется на дне общества казались ему если не пустыми, то, по крайней мере, не наполненные должным смыслом. В конце концов, мать зарабатывает достаточно, чтобы помочь ему с поступлением, но он и сам многое может, ведь не просто же так его пригласили в эту загадочную школу для одаренных. А вот обещания, которыми его наградили, рассказав о привилегиях выигравших, звучали хоть и фантастически сладко, но небезнадежно. В конце концов, его мать просто невозможно одурачить, а значит, она знала, на что шла, соглашаясь на зачисление сына в "Арену". Его мысли плавно потекли в другом направлении, и Чуя ухмыльнулся воспоминаниям, снова переживая встречу с Дазаем. Что-то его зацепило в образе высокомерного лидера, обманчиво хрупкого со всеми этими бинтами. Кажется, его ждало нечто совершенно удивительное, и это было одуряюще хорошо. Определенно, что бы не случилось и к чему бы это все в конце концов не привело, этот учебный год обещает быть крайне интересным. Все это было загадкой. "Арена" была загадкой. Осаму Дазай был загадкой. Чуя Накахара любил разгадывать загадки и раскрывать тайны. И пообещал себе, что справится с каждой из них.***
О черт. Сегодня на его бедную забинтованную голову свалилось слишком много потрясений, в том числе и связанных с адской злобой, потом с адским весельем, потом опять с адской злобой. Именно так полагал совсем не новоиспеченный ученик 11-"Х" класса Осаму Дазай. На неприлично скрипучей кровати в узкой комнате валялся блокнот, исчерченный схемами, столбцами цифр и рисунками глаз на полях. Все это было произведено на свет синей ручкой: большинство деталей нелегко разглядеть. Кое-где виднелись обрывки стихотворений на других языках, кое-где оставались пустые места, словно хозяин записной книжки приберег их для чего-то другого. Надо признать, хоть содержимое блокнота и не претендовало на мировой шедевр, в нем чувствовалась рука человека, талантливого во всех отношениях. Это было легко понять, хотя и сложно передать: просто не мог кто-то, не обладающий искрой гениальности, рисовать так просто и образно. Мелькали имена. Рисунок красивой улыбающейся женщины с темными волосами, собранными в пучок на затылке. Сначала была написана "М", но ее безжалостно зачеркнули. "Г" постигла такая же судьба. Рисунок остался неподписанным. Внизу красовался жирный, как червь, вопросительный знак. Чья-то рука сжимала бутылку: с нее струями стекала темная жидкость. Страница была исполосована рожицами демона и изображениями распахнутых глаз. Схематично, как-то карикатурно, словно без старания и шутки ради был зарисован мужчина с усами, из пальцев которого тянулись то ли нити, то ли когти. На лице его было написано садистское удовольствие, а одну щеку почему-то закрасили штрихами. Сзади него маячили тени, которые то ли покровительствовали, то ли предостерегали. А может, они просто наблюдали. Сверкающие очки, раскинувшая в полете крылья сова, крест и кошачья морда были решительно отчеркнуты, словно хозяин всего этого беспорядка отсек потеху от дела. Под расплывающимся рядом слов и знаками рядом с ними красовалось новое имя, выведенное резким стремительным почерком человека, не утруждавшего себя бесполезной каллиграфией. "Накахара Чуя" Затем — пустая строчка и многообещающее многоточие. Дазай захлопнул блокнот и улыбнулся подельнице всех преступлений — Ночи. Накахара Чуя пока еще был загадкой. Осаму Дазай любил разгадывать загадки и раскрывать тайны. Он радостно усмехнулся, представив, как замечательно будет разгадать эту.