Том и Джерри

      Чим не просто вышел из школы, а, скорее, ракетой вылетел, рассекая вокруг себя воздух и оставляя клубы пыли. Он с самого утра был как на иголках, ожидая окончания уроков. Просто великолепно, что сегодня - короткий день. Вышло первое, и пока единственное интервью Шуги. Да, в виде статьи, да, без единого фото, но это уже что-то. В предвкушении возможности узнать своего музыкального соулмейта поближе, внутри что-то приятно щекотало. Ему не терпелось скорее оказаться в уютной комнате с горячим чаем и полностью погрузиться в тайны интересующей его личности, надеясь, что это сможет отвлечь от другой, не менее интересующей личности …       С тех пор как рядом поселился опасный хищник, Чимин не особо спешил домой и обзавёлся некоторыми новыми привычками. Ходить с учёбы пешком, например, оригами, естественно, следить за Юнги… Да! Он постоянно ненавязчиво следит за Юнги, пока тот не видит. И что? Ему можно? Почему Чимину нельзя? К тому же, он сам дал повод, Пак тут не причём. Последнюю неделю Юнги часто пропускал занятия, а дома почти не покидал свою комнату, чем вызывал тревожное чувство у блондина и особо пристальное за ним наблюдение. Вёл бы себя как обычно, и подсматривать не приходилось бы. Они практически не пересекались, а если и пересекались, то Мин не обращал на него никакого внимания, хотя он, пожалуй, ни на что не обращал внимания. В редкие моменты, когда они собирались вчетвером, чтобы перекусить или посмотреть что-нибудь, Юнги представлялся эдаким элементом декора. Он всё время будто был не здесь, где-то далеко, в своих собственных мыслях. Дерзкий, самоуверенный мудак покинул чат и дал место человеку, которого Чимин ранее не видел. Любопытно? Ещё как! Продолжим наблюдение!       Весь его вид был таким озадаченным, встревоженным, немного безумным, когда он хватал ручку и начинал что-то писать, как сумасшедший, когда отбивал пальцами ритм о любую поверхность, что попадалась, или когда убегал в комнату, ни сказав и слова, больше не возвращаясь. Растрёпанный, в чёрной домашней кофте с длинным рукавом и таких же спортивных штанах, облик изо дня в день не менялся. Действительно, походил на чокнутого гения, что вот-вот сделает важное открытие. Взбалмошный и взъерошенный, бесконечно зарывающийся пальцами в волосы, вдруг, ни с того ни с сего, он напоминал котёнка, которого впервые принесли в дом после пугающей шумной улицы… Сука…Чимин, ещё скажи, что хочешь взять его на коленочки и приласкать. Блондин сам себе фыркает под нос и прикусывает нижнюю губу, потому что «Да», хочет. А вот какого хрена он этого хочет? Какого хрена пытается представить, каковы на ощупь эти тёмные блестящие локоны? Вопросы, конечно, хорошие, ответов у Чимина, конечно, нет. Он чертовски злится на себя всю эту долбаную неделю, самую длинную неделю в его жизни… Их перепалки прекратились, и это почему-то острой болью ощущалось где-то в сердце. Непрекращающиеся спонтанные порывы зайти к нему и спросить что-нибудь сводили с ума. Пару раз Чим даже отвешивал сам себе пощёчину, чтобы подобные мысли больше не возникали. Но, вопреки попыткам, они лишь продолжали возникать всё настойчивее. Несколько дней, что они не ругались, должны бы радовать, но вместо этого вызывали тоску. Да какого? Скучает, что ли? Это ещё что за новости… В общем, что бы это ни было, Пака стали интересовать странные вещи. Он нарочно мелькал в гостиной, чтобы рассмотреть, чем брюнет занимается. У Мина была привычка не закрывать дверь в комнату, что странно для такого затворника. Что ещё более странно, незакрыто было только, когда они оставались дома вдвоём. Ну, вот, опять вина Юнги, дверь закрывать надо, чтобы за тобой не подсматривали. А Чимин что? Чимин просто мимо шёл! Занятия брюнета не отличались особым разнообразием, но для Чимина, как для большого поклонника музыки, всё, что он делал, было безумно притягательным. Юнги слушал музыку, постоянно что-то писал или играл на синтезаторе, но подключенные наушники не позволяли услышать, что именно. Чимин уже, кажется, начинал терять рассудок от любопытства, разъедающего изнутри. Он хочет узнать, что он там пишет, какую музыку слушает и действительно ли хорошо играет.       В комнате вокруг рабочего стола вечно разбросаны смятые листки бумаги, а на стене над столом листочки с аккуратно переписанным текстом. Пак желал лицезреть, что же такое там написано, но разве у Юнги можно спросить, он же сразу пошлёт его на три весёлых буквы. Можно, конечно, воспользоваться моментом сомнительного покоя и всё-таки поинтересоваться, но рисковать шатким миром не хочется… «Ой, да брось, Чимин- и, конечно, хочется». Ты по нему скучаешь, признайся уже…       И Чимин признаётся, ибо сам себе выбора не оставил. Он стоит у входной двери, как, мать вашу, он сюда вообще дошёл, позвольте спросить? На столько увлёкся мыслями об Юнги, что безотчётно покинул транспорт и уже добрался до дома на абсолютном автомате. Да что б тебя!.. Так, всё, хватит! Шуга! Только он!       Чимин переступает порог дома и, заходя в гостиную, немного радуется, что там пусто. Дверь той самой комнаты закрыта, а, значит, что дома никого нет, и затворник сидит в одиночестве, и этому он, как раз, совершенно не радуется. Желание узнать, всё ли у него в порядке, вполне буквально чешет череп изнутри. Пак, собирая волю в кулак, быстрым шагом пробирается к лестнице. Уже практически поднявшись наверх, боковое зрение улавливает какое-то движение.       Юнги лежал на диване за своим обычным занятием - слушал музыку. Оранжевые наушники, в которых он чаще всего сидел, играя в комнате, ярко контрастировали с чёрными прядями, небрежно разбросанными по ткани. Пушистые волосы приходили в движение от лёгких покачиваний головы в такт мелодии. Такой броский цвет смотрелся на нём странно, парень не носил ничего кроме чёрного и белого, как собственно и сейчас. Грудная клетка, медленно вздымающаяся от спокойного размеренного дыхания, заставляла хлопковую ткань белой рубашки с расстёгнутыми верхними пуговицами немного расходиться в стороны. Глубокий вырез слегка обнажал белоснежную гладкую грудь, казалось, если дотронуться, то можно ощутить холод мраморного камня на своей коже. Человек вообще может быть таким бледным? Потому что напоминал он скорее вампира, что лишён способности находиться на солнце. И всё бы ничего, наверное, и пройти бы мимо, но блядский солнечный луч, так живописно расположившийся на красивом умиротворённом лице, привлекает внимание больше, чем нужно. Мягкий дневной свет будто тянет свои ласковые руки и гладит кожу брюнета. Одна рука музыканта небрежно запрокинута за голову, заменяя подушку, ноги согнуты в коленях, на которых лежит раскрытый дневник. Прикрытые веками глаза сопротивляются солнечным прикосновениям, густые ресницы невесомо трепещут, отгоняя их. Тишину комнаты нарушают только ритмичный стук ручки, зажатой между мозолистых подушечек пальцев, о листки блокнота и еле уловимое дыхание. Даже ноги, обутые в чёрные кеды, что так бесцеремонно лежат прямо на диване, не вызывают у танцора гнева.       Чимин пропал, пропал окончательно, потому что руки хотят дотронуться, потому что губы хотят проверить, так ли холодны чужие, как кажется с виду, потому что сердце пропускает удар, а лёгкие - вдох, потому что… Потому что голова думает только о нём. Чимин боится дышать, воздух так нужен, но сил вдохнуть нет. Все они сосредоточены на том, чтобы удержать себя в руках, не подойти, не коснуться…       Видимо Пак слишком уж настырно всматривался, изучая красивые черты, потому что Юнги, не открывая глаз, лишь спускает один наушник, обращаясь к блондину: - Чё пялишься? – Красивый баритон бьёт по ушам, отрезвляя, но открывшиеся тёмные глаза опьяняют с новой силой. Чимин, атакуй, не стой столбом! Ты только сдвинул счёт! - Пытаюсь понять, нормально ли тебе на диване в конверсах лежится? - Всё нормально, если ахуел до нужной степени! – Юнги снова прикрывает глаза и тянется за наушниками, чтобы снова погрузиться в музыку. - Я серьёзно! Сними обувь! - Тебе надо, ты и снимай! – Мин поднимает ногу в воздухе, протягивая её к Чимину. Блондин резким движением хватает парня за ногу и тянет с дивана. - Ты чё творишь, Мышара?! – Юнги роняет блокнот на пол, лишь чудом не роняя себя. - Следую твоему примеру, ахуеваю! Не подскажешь, какая степень нужная? - Тебе ещё много учиться! - Надеюсь набраться у вас опыта… Учитель Мин… - Специально выдаёт сладким голоском Чим, широко улыбаясь, из-за чего глазки превращаются в два изящных полумесяца. - Чего? – Только и выдаёт Юнги, захлёбываясь приступом внезапно кашля. - Что такое? Комочек шерсти, Котёнок? – Блондин еле сдерживается от смеха и жуёт пухлые губы. - Пак, ты охренел?! – Вполне даже гневно отзывается, прокашлявшись, Мин. - Я быстро учусь! Не зря же лучший в классе! – Чимин довольно забегает в комнату и облокачивается на закрытую изнутри дверь. И почему на душе так потеплело от очередной с ним ссоры? Если игра Юнги существует, то Чимин нашёл себе в ней роль - триггер. - Ха! 4:2, Мин Юнги! – Зачем-то вслух проговаривает блондин. А то, что у него чуть сердце не остановилось от вида парня на диване, и это вообще всё сводит к нулю, не важно… - Что ж время Шуги! – Снова вслух, по ходу, ещё одна новая привычка. С приподнятым до поднебесной настроением, Чимин удобно устроился на кровати, раскрывая ноутбук и укладывая его на колени. Горячий чай готов, и даже печенюшек перепало. Ну, что может пойти не так? Да что угодно, никогда не радуйся раньше времени, наивный ты идиот! Характерный, привычный щелчок дурацкого электрощита, и только что загоревшийся экран тухнет, не успев загрузиться. И почему всегда так тихо щёлкает, почему всего лишь на весь дом, чего не на всю улицу??? В любом случае радует, что сейчас хотя бы день. - Блестяще! Почитал! – Чим недовольно откладывает компьютер и ругает себя за привычку выдёргивать его из розетки. Телефон, естественно, после школы вырубился, ещё одна дурацкая привычка редко заряжать его полностью. Сколько вообще у него привычек? И все, как одна, дурацкие! Чаще всего на восстановление электричества требовалось около часа, иногда больше. Вроде немного, можно подождать, но чем заниматься столько времени? Лягушек, конечно, никто не отменял… Чим бросает взгляд на стол, где уже красовалась целая армия цветных земноводных, и выпускает из лёгких разочарованный вздох. Юнги всегда за компьютером, уж его-то ноутбук наверняка заряжен… Чимину срочно нужно прочесть статью, он не в силах ждать. Именно эта мысль движет его ноги в направлении первого этажа, а совсем не то, что появилась причина напроситься в комнату к Юнги.       Отсутствие света не помеха, Юнги всегда пишет свои тексты и заметки в дневнике. Пусть это и старомодно, но то, как ручка скользит по чистому листу бумаги, оставляя чернильный след, то, как слова появляются, словно по волшебству, перенося мысли из головы, визуализируя их в неровных иероглифах, приносило ему удовольствие. Юнги нравилось зачёркивать неудавшиеся строки, нравилось видеть свои ошибки. Ноутбук стирал всё лишнее, заменяя новым текстом, тем самым стирая погрешности навсегда, будто и не было вовсе. Бумага же хранила всё. Только помня свои промахи, можно извлечь урок и сделать лучше. Он зачёркивал то, что не удовлетворяло его, но текст, всё равно, оставался с ним, как напоминание. Собственно говоря, с тех пор как они переехали сюда, весь текст его абсолютно не устраивал. Столь ценный и дорогой сердцу дневник стал терять свои листья, подобно осенним деревьям за окном. Такими темпами, скоро скомканные бумажки плотным ковром застелют пол его комнаты. Юнги уже несколько лет сотрудничал с одной, пусть и не самой известной, музыкальной компанией. Благодаря им, Шуга смог вынести свою музыку в массы. Из-за своего малого авторитета компания была согласна на все, абсолютно любые его условия. После первых же написанных песен, которые неминуемо увенчались успехом, у них просто не было выбора. Договор Мин не подписывал больше чем на год, ежегодно продлевая его действие. Он не хотел связывать себя надолго, боялся, что не сможет уйти, если что-то пойдет не так. Вторым обязательным пунктом было неразглашение личности. Его уговаривали официально стать частью команды, но Юнги отказывался. Одним словом, контракт не полностью удовлетворял обе стороны, но компания шла навстречу, он был им нужен, и ему позволяли выпускать свои треки независимо от них. Со временем музыкант стал получать больше предложений из других компаний, в том числе и от «M of G», -самой крупной в Пусане, но там бы его условия точно не приняли. Но он и не стремился к мировому признанию, лишь хотел писать музыку. Юнги откладывает дневник в сторону, мысли ожидаемо не идут, точнее, идут, но не те. Он писал, писал очень много, пожалуй, даже больше, чем обычно, но всё это было чем-то другим. Музыка потеряла былую напористость, тексты стали мягче, темы для написания тоже сменили направление. С тех пор, как он поселился рядом с Мышонком, всё внимание было приковано только к нему. Пушистый зверёк, словно чудесная заглушка, подавлял в нём всю агрессию и провоцировал, вызывал у музыканта нежные чувства. Рядом с ним ледяной панцирь его сердца начинал таять, холодными каплями орошая всё вокруг, заставляя дрожать от разгорающихся чувств, заставляя верить, что он не останется одинок навечно. Чимин будил новые эмоции, новые чувства, которые страшно было принимать… Хотелось принять, но как договориться с самим собой? Брюнет запрокидывает голову, рассматривая белый потолок. Да что с ним происходит? Вопреки обыкновению, лиричные и чувственные песни давались легко. Мин и сам признавал, насколько здорово выходило. Справиться с заказом получилось как никогда быстро, а вот со своим треком беда. Он начал работу над ним, ещё до переезда, и вот, сколько времени он уже тщетно ломал над ним голову. Привычный реп с дерзким, агрессивным посылом, злобой и ненавистью к этому миру за несправедливость, ненавистью к самому себе совсем не складывался. Песня для женской группы вышла такой романтичной, и Юнги было хорошо известно, кто был его источником вдохновения. Он пытался отвлечься от него всеми силами, решил избегать, но необходимость видеть Чимина росла, чуть ли не с каждой минутой. Он рассматривал листки бумаги, что сам же бережно развешивал над столом. Слова любви, старательно сложенные в стихи, смотрели на него со стены, но музыкант убеждал себя, что это лишь слова, ни с кем не связанные. Новое осознание шептало в мыслях имя, имя того, кому посвящались эти слова, душа уже знала ответ, но Шуга гнал размышления прочь. «Ты причинишь ему боль, ты убийца, ты не заслужил», - как на повторе заученные, словно мантра, слова собственного сознания бьют острием ножа в самое сердце, в самую суть. Стук в дверь, столь настойчивый, что через наушники слышно, заставляет парня немного нервно глянуть на дверь. Они дома вдвоём, кто за ней стоит догадаться не трудно. Машинально подскочив с кровати, Юнги поправил покрывало и окинул комнату беглым взглядом: творческий беспорядок - неотъемлемая часть его жизни. Исправить всё быстро не получится. Господи, зачем его вообще принесло? - Пришёл извиниться? – Максимально спокойно задаёт вопрос Юнги, когда перед ним возникает неуверенно перетаптывающийся блондин. - Это за что ещё? - За то, что с дивана скинул! - Ты не упал и сам виноват! Кто вообще по дому в кедах ходит? – Так, Чимин, попридержи коней, а то вы снова поцапаетесь, и клепать тебе лягушек долго и счастливо, – Кхм… Я тут это… У тебя ноутбук заряжен? - Ну, допустим. А что? - Облокотившись на дверной косяк, Юнги кинул прищуренный взгляд. - Не мог бы ты одолжить ненадолго? - Извинишься? Не вопрос! - Да не буду я извиняться! – Выдержка Чимина даёт фатальный сбой. Вот же говнюк, – А знаешь? Не надо, обойдусь! – Чим разворачивается на месте, показывая брюнету спину, и уже делает шаг обратно в комнату. - Да ладно тебе! Заходи, ноут одолжу, но только у меня, – Юнги отходит в сторону, освобождая проход. Блондин стоит, мгновенье сомневаясь. Хотя, чего это он, разве не за этим пришёл. Ещё один разворот на месте оловянным солдатиком и Пак заходит в таинственную комнату. - Сейчас, подожди секунду, я… Я только приберу, – Юнги суетливо принялся убирать рубашки со спинки стула, отодвигать пустые кружки от кофе, освобождая место рядом с компьютером, – Эм, что собрался делать? – Как бы попутно, чтобы скрасить тишину, спрашивает Мин, но, на деле, ему действительно интересно. - Статья о Шуге, – присаживаясь на предложенное место, мямлит Чим. - Ах, да-а-а, твой музыкальный соулмейт! – Издевательский смешок Юнги заставляет Чимина гневно зыркнуть на него, - Молчу-молчу. Если что, я буду здесь, в наушниках, так что… - Не волнуйся, кину в тебя что-нибудь, если понадобишься, – хихикает Пак, уже забивая поисковую строчку на предмет статьи, не оборачиваясь на парня. - Попробуй и узнаешь, что будет! Музыку включи, если хочешь! – Ворчит Юнги, принимая прежнее положение на кровати. В ответ на его слова тут же звучит песня Шуги. Слушать собственную музыку в такой странной обстановке ему ещё не приходилось. Наушники занимают законное место на ушах музыканта, однако мелодия из них не льётся. И какие же его песни он больше всего любит? Пак ощущает затылком присутствие Юнги и прикидывается бревном, пошевелиться отчего-то неловко, дыхание становится поверхностным, а мозг отказывается соображать, уже в который раз перечитывая заголовок статьи. Осознание того, что он сидит в комнате с Юнги, и сам сюда, чёрт возьми, притащился, не даёт покоя. Чем он вообще думал? Пак Чимин, возьми себя в руки, Мин слушает музыку, вот и ты слушай, сосредоточься на Шуге. К тому же вы сейчас впервые можно сказать нормально поговорили, ну, по крайне мере, диалог не кончился чьей-то спиной. Хотя … Теоретически, Пак сидел спиной. Блондин сам себе еле заметно улыбается и погружается в чтение, всё-таки убедив себя немного расслабиться.       Юнги неотрывно гипнотизировал светлый затылок, максимально придвинувшись к противоположному краю кровати, чтобы хоть немного можно было видеть мимику парня. Брюнет, сосредоточенно копаясь в голове, пытался вспомнить, что он там вообще наговорил. Давать интервью в тот день было не просто, и музыкант проклинал себя за то, что вообще на это пошёл. Встреча с журналистом была назначена на тот злосчастный день, когда Мин Давон выпер их из собственного дома. Давать заднюю было слишком поздно. Он был зол и совершенно не способен сосредоточиться на чём-то другом, перед глазами стояла картинка сжимающихся рук на шее опекуна. На помощь, как всегда, явился Шуга и целиком овладевал сознанием.       И вот теперь Юнги нервно сжимал в руке ручку, которая грозила вот- вот треснуть пополам от давления на неё. Не смотря на то, что он лежал и хорошо бы расслабиться, тело напряжено, как струна любимой гитары, а зубы в очередной раз до боли поедают нижнюю губу. Что если Чимину не понравится, какой он? Брось, Юнги, конечно, не понравится, кому ты вообще можешь понравиться, мрачный зануда. Такому как Чимин: светлому, лучезарному, вечно позитивному и улыбчивому мальчишке, чью улыбку ты постоянно стираешь… Как ты можешь нравиться ему?       Когда Юнги впервые случайно забыл закрыть дверь в свою комнату и увидел танцующего на кухне Чимина, выход нашёлся сам собой. Юнги не то, что бы специально наблюдал за ним, но специально… Чим явно мешал ему работать, но не видеть его - не вариант. Блондин незаметно просочился в его мысли, медленно заполняя, распространяясь по нейронным сетям, нервными импульсами отдавая в каждую клеточку. Приятное покалывающее тепло будоражило фантазию, заставляло представлять, насколько тёплыми могут быть его объятия, если даже одна мысль заставляет Юнги плавиться. Чим становился чем-то необходимым, чем-то вроде воздуха или еды, ну кофе, в данном случае… Когда Пак находился рядом, тело переставало слушаться, будто оно больше не принадлежало ему, хотелось схватить его в охапку, ласкать целовать, не отпускать от себя ни на шаг, никогда.       Юнги оставляет в покое ручку, которая наверняка облегчённо выдохнула бы, будь она живой, и накрывает ладонью запястье… Ему явно нравился этот мальчишка, с каждым днём отрицать это было всё сложнее, ибо становилось слишком очевидным. Слишком очевидным для Юнги и слишком мешающим для Шуги. Пусть он окажется соулмейтом… Пусть это будет Чимин. - Дечита! Дечита! – Внезапно вырывается сладкий голосок Чимина, звонко наполняя комнату. Короткое мгновенье, и к нему присоединятся глубокий бархатный смех Юнги. Чимин испуганно оборачивается к свернувшемуся от хохота калачиком на кровати брюнету. Блондин хотел бы возмутиться, но такого искреннего и настоящего смеха он, пожалуй, никогда не слышал, тем более от него. Какой же приятный голос, на раз прогоняющий всю злость, и Чимин начинает смеяться вместе с ним. - Я думал ты в наушниках! Так не честно! – Почему-то успокаиваясь и улыбаясь, говорит Чимин. - Так и было, но, к счастью, именно сейчас я поставил паузу и совершенно не жалею. Репер из тебя никчёмный! – Продолжая хихикать, отвечает Юнги. - Айщ! Как будто ты можешь лучше? - Кто? Я? Нее-ет! Реп это вообще не моё! – Отчего-то Шуга внутри тоже смеётся, милое исполнение его песни тешит самолюбие, – Извини, но ты совсем не похож на того, то слушает такую музыку. - А какую музыку, по-твоему, я должен слушать? – Чимин забрасывает ногу на ногу и, складывая руки в замочек у себя на коленях, поворачивается на стуле. - Ну…Цветочки там, пони и сахарная вата, – опуская ноги на пол и снимая наушники, говорит Мин. - Это ты к тому, что я настолько поверхностный? - Это я к тому, что ты настолько… милый! – Последнее слово выходит тише и куда более неуверенно. «СДУРЕЛ?!» Шуга, почему ты меня не остановил?! Или это он и сказал?.. Ещё секунда, и Юнги поругается сам с собой, потому что рядом с Паком границы его сознания стираются. Шуга и Юнги слились на мгновенье. Тему надо переменить и срочно, может он не услышал? Или, если услышал, то пока не успел ничего ответить, –Кхм, чем тебе вообще нравится этот твой Шуга? - Чимин молниеносно поворачивается обратно к экрану и слегка подрагивающими пальцами листает статью. - П-Просто, м-мне кажется, что стиль изложения, его тексты и подача… Они хранят в себе более глубокий смысл. Я думаю, он очень одинок, столько злобы и ненависти может выражать только творчество человека, которому через многое пришлось пройти. Я, в каком-то роде, понимаю его, чувствую то же самое, когда танцую. В его текстах столько боли, он будто скрывается за маской, возможно, это даже что-то вроде Альтер – эго, ну, знаешь…Реперы часто так делают, мне кажется, по ту сторону замкнутый, но совсем не злой человек, который нуждается в любви. Кто-то, кто отчаянно просит, кричит о помощи. Возможно, я просто выдумываю параллели, но мне кажется, мы с ним чем-то похожи… И его страсть к музыке, вот…Послушай, что он говорит, – Чимин хватается за мышку, листает текст до определённого фрагмента и зачитывает его вслух, – Если убрать из моей жизни музыку, ничего не останется. Я часто представляю, что если я перестану исполнять и писать мелодии… - Моя жизнь станет бессмысленной… - Юнги заканчивает фразу, он помнит, что говорил, всё-таки помнит. Разум затуманен и, не задумываясь, цитирует собственные слова. Сердце бешено колотится, обливаясь влагой от стремительно тающей ледяной корки. Чимин … Понял его, совсем не зная, описал чувства, заметил его боль. Глаза рефлекторно утыкаются в чужой затылок, а Чимин, медленно разворачиваясь, встречается с ними своим растерянным взглядом. Зрительный контакт держится недолго, Юнги торопливо от него сбегает. - Откуда ты…? - Кхм, эм- м –м, я просто, я наткнулся на статью и решил прочитать. Так что… - Юнги понял, какую ошибку совершил, поддавшись чувствам, пытается отговориться. Глаза нервно бегают в поисках, за что бы зацепиться, а рука непроизвольно копошится в собственном затылке. - Тебе же не нравится Шуга? С чего читать о нём? - Чимин складывает руки на груди и подозрительно щурится, сверля брюнета взглядом. - Так! Ты дочитал? Так и вали к себе, Мышь! – Юнги подскакивает на ноги и открывает дверь, выпроваживая танцора. - Пф, ну, и сиди один дальше! – Чимин встаёт со своего места и, надув губы, которые, не стесняясь, демонстрирует, проходит мимо Юнги вплотную. За спиной слышится хлопок двери, а Чимин опадает на стену в гостиной. Ладошки хватаются за щёки, которые тут же покрываются румянцем, ощутив себя в безопасности. Он сказал, что я милый?       Юнги припадает спиной к закрывшейся двери и прикрывает глаза, глупо улыбаясь. Вселенная, если ты слышишь … Пусть его соулмейтом буду я, не музыкальный, настоящий, прошу...       Юнги удалось погрузиться в сон, совсем ненадолго. Сновидение врывается в реальность резким визгом тормозов, звуком мощного удара, криками людей и его собственного. Мин непроизвольно подскакивает в постели, липкий холодный пот покрывает тело, чувство бессилия и неутихающей вины комом застревают в горле, заставляя слёзы прыснуть из сонных глаз. Лунный свет озаряет пространство комнаты, такой же яркий, как и в ту ночь. Близилась годовщина, в эти дни воспоминания давали о себе знать острее, чем в течение другого времени. Пальцы до боли впиваются в ладони, оставляя видимые следы от ногтей. Дурной сон, столько лет его мучает один и тот же дурной сон, стоит лишь его векам сомкнуться ненадолго. Каждый раз слабая надежда пробуждения, что это лишь сон, разбивается хрупкой хрустальной вазой о толстую бетонную стену реальности. Это сон – но это правда! - Мама! Папа! – Только и вырывается хриплый приглушенный крик, нарушая тишину комнаты. Юнги прижимает колени к животу и прячет в них лицо, пальцы утопают в волосах, прикрывают уши, плотно сжимая локтями ноги. Как избавиться от звука скрежета металла, как избиваться от этих криков, если они в голове, внутри, эхом отбиваются от стен черепной коробки, лишь набирая громкость. День, после которого жизнь больше не могла быть прежней, день, когда он стал убийцей, день, когда умер он сам. Ужасающие картинки воспоминаний, отпечатанные в памяти кровью, возникают словно наяву, заставляя кровь прекратить свой бег, застыть в жилах, словно мерзкое, густое желе. Напоминание, как он бежит на проезжую часть, не смотря по сторонам, к превратившейся в груду металла машине, как хватает окровавленную руку матери, как молит её не оставлять их. В ушах белым шумом звучат её последние тихие слова, нежным, дорогим сердцу голосом… Голосом, что пел колыбельные, голосом , что звал ужинать и мягко ругал за испорченную вещь. Голосом, что больше не прозвучит, не скажет утешительных слов. - Хвала небесам, ты цел… Позаботься о брате… Я так люблю тебя… Мой милый, добрый мальчик … Прости, что оставляем вас одних, – рука матери обмякла, потеряла силу, перестала сжимать ладонь сына. Лицо навсегда застыло в мягкой улыбке, выпуская на волю последнюю слезу, стекающую по родной, ещё тёплой щеке. В панике Юнги находит лицо строгого отца, который хмуро смотрит в небо. Со стороны, кажется, что он просто любуется звёздами, рассматривая ночной небосвод, но нет…Он мёртв… Кровь ярким, алым, растекающимся всё дальше пятном так неестественно смотрится на белом. Снег тает под горячей красной жидкостью, которая заменяет собой невинный, белоснежный ковёр, перестилая поверхность асфальта в ужасающий, пугающий багровый. Звуки серены скорой помощи, кто-то оттаскивает его в сторону, душераздирающий, нечеловеческий крик доходит до его слуха, и он не сразу понимает, что сам кричит - это его голос. Он сопротивляется до последнего, глаза матери всё ещё смотрят на него…       Юнги не стало в тот вечер, он подумать не мог, что однажды потеряет их, потеряет вот так, потеряет по своей вине…       Спустя годы после аварии, Мин выработал в себе навык не спать, по крайней мере, по ночам, или пока совсем не выбивался из сил. Такой отдых был коротким и не приносил бодрости, но это лучше, чем видеть один и тот же кошмар каждую ночь, за пройденное время он к этому даже привык. Умение вырубаться на несколько минут абсолютно везде, где бы не находился, давало ему возможность отдыхать хоть как-то. Он спал в автобусе, сидя за столом над написанием очередной песни, и бесконечно жил на кофе. Кажется, в его венах вместо крови уже давно чистый кофеин.       Юнги, путаясь в простыне, выбрался из-под одеяла и поставил ступни на холодный пол, не обременяя себя надеванием тапочек, восстанавливая вечер в голове. Как он вообще умудрился уснуть? Чимин ушёл, оставив в комнате яркий карамельный аромат, что, хоть и за короткий промежуток времени, но успел пропитать, кажется, каждый уголок. Юнги боялся открывать окно или выйти из комнаты, чтобы не спугнуть запах, задержать его ещё ненадолго. Так и лежал, глупо улыбаясь, прокручивая слова Чима о Шуге. Ласковый тон и нежный голос блондина, с которым он рассуждал о нём, ярким светлячком освещал тёмные закоулки его души, свет в которых давно погас. Кажется, даже Шуга притих. Ватные, ослабленные мышцы ног понесли Мина на кухню за дозой жизненно необходимого наркотика.       В гостиной царил полумрак за счёт тонкой светодиодной ленты под верхними шкафчиками кухонного гарнитура. Тёмная фигура копошилась над столешницей и чем-то шуршала. Юнги не нужно видеть кто это, карамельный, еле уловимый шлейф в пересмешку с ароматом мятного чая характеризовал только одного человека в этом доме. Юнги, потирая слипшиеся после глубокого сна глаза, подходит к Чимину. - Не можешь уснуть от собственного яда? – Блондин делает глоток из своей кружки и с издёвкой приподнимает бровь, облокачиваясь на стол спиной. - Прости, я не настроен на саркастичный диалог, - Юнги больше не говорит ни слова, и не надо, потому что потерянный призрачный голос заставляет сердце Пака сжаться до размеров атома. Брюнет берёт кружку и насыпает от души кофейного порошка, заливая остатками кипятка. Чимин, задерживая свой взгляд на парне, рассматривает его внешний вид. Красные, заплаканные глаза, прилипшая к груди белая футболка, пропитанная потом, взъерошенные волосы. Синяки под глазами, казалось, росли с каждой их встречей всё больше, Юнги выглядел настолько болезненным, что возникал логичный вопрос, как он вообще стоит на ногах. - Спросишь что-нибудь, отхватишь! – Но Чимину не хотелось ничего спрашивать, единственным желанием было закутать Юнги в плед, обнять его, подарить покой, в котором он явно нуждался. Он не хотел знать причину его страданий, лишь хотел стать причиной спокойствия Мина. Стоя сейчас в тёмной кухне и борясь с тяжёлым чувством на душе, блондин почему-то каждой клеточкой ощущал тревогу и боль музыканта. Пак окончательно запутался, какие эмоции у него вызывает этот человек, они постоянно менялись. Вот он его бесит, и руки чешутся заехать по этой самодовольной роже, а вот хочется спрятать и защитить его от всего мира. - Да не собирался я, пей поменьше кофе. Живёшь здесь всего ничего, а целой банки кофе, как не было, – голос Чимина звучит мягко, успокаивающе, и Юнги совсем не хочется сейчас грубить, но выходит не очень. - Жалко, что ли? Я куплю ещё! - Равнодушно отвечает в итоге Юнги, размешивая горячий напиток. - Я не к этому, идиот, много кофе вредно, а ты, я смотрю, ещё и не ешь ничего, только пустые кружки вижу. - Ну и не обзывайся! – Юнги становится рядом, так же облокачиваясь поясницей о столешницу, и тянется губами к ароматному напитку. - Вот уж нет. Давай-ка я лучше заварю тебе мяты. Она успокаивает и помогает уснуть! – Чимин возмущённо выхватывает кружку из рук по соседству. Юнги недовольно рычит и с растерянным взглядом, будто у ребёнка любимую игрушка отняли, тянет руки, желая вернуть обратно. В ответ на жест по тыльной стороне ладони прилетает мощный хлопок от миниатюрной ладошки. Глаза тоскливо провожают драгоценный напиток прямиком в канализацию. -Айщ! Злюка ты, Мышонок! – Юнги обиженно потирает руку и дует губы, поглядывая из-под волос на Пака. Чимин поставил свою кружку и принялся готовить чай. Брюнет не хотел сопротивляться внезапной заботе, и просто с молчанием наблюдал за блондином. Он впервые видел Чима таким: голубая пижама свободно висела на стройной фигуре. Взгляд непроизвольно задерживается на упругих подтянутых ягодицах, когда блондин, встав на цыпочки, тянется за баночкой на верхней полке. Хорошо, что здесь полумрак, потому что на бледном лице Юнги румянец сразу же бросается в глаза и выдаёт с потрохами все похабные мысли. Чимин бегло скользит взглядом по Юнги, будто почувствовав, что на него пялятся. Красивое лицо, не прикрытое повседневным макияжем, неуложенные мягкие волосы неряшливо спадали, закрывая глаза, делали его таким уютным, домашним. Пропали украшения, которые обычно покрывали его пальцы, шею и уши. Из общей картины выбивался только широкий браслет на руке. Юнги не может перестать улыбаться, и глаз оторвать не в силах, проскальзывает желание, чтобы Чимин всегда вот так, просто был с ним рядом. Хочется выпить вместе чая, возможно, даже перекусить чего-нибудь, и уйти спать… Вместе. Господи Юнги, ты вообще о чём? От тебя сбегут после первой же ночи, когда ты так же, как сегодня, с криками подскочишь… - Не пей больше кофе, хотя бы на ночь! Не буди во мне…Мышь, - Чим впихивает кружку в чужие руки и выдаёт звонкий смешок, надо же сам себя так назвал и не поморщился. Ещё раз, строго глянув на Юнги, Пак отправился в комнату, прихватив свой напиток.       Юнги, поставив кружку на свой рабочий стол, укутался в плед. Как же глупо он должно быть сейчас выглядит. Ворсистая ткань накрывала его с головой. В прохладной гостиной, босой и пропитанный потом, он довольно сильно замёрз, и понял это только теперь. Поэтому, подобрав ноги под себя, он закутал себя в кокон, показывая только нос. Пар от горячей кружки медленно клубился, поднимаясь к потолку, свет от экрана ноутбука окрашивал его в голубой цвет, и Юнги любовался этим зрелищем. Чай казался бесценным сокровищем, что так заботливо передал в его руки Чимин. Он был рад встретить его, вид мышонка утешил, отогнал дурные мысли. Вот так просто, невинным поступком. Юнги обычно требовалось много времени, чтобы прийти в себя после кошмаров, а Чим так легко, просто взял и прогнал призраков прошлого. Раньше, кроме брата, никто не ругал его за чрезмерное употребление напитка, плохой сон и его вечную голодовку. Внезапное внимание со стороны блондина надело на Юнги глупую улыбку, в который раз за день. Он давно так много не улыбался, слишком давно…Рука тянется за ручкой, и бумага снова принимает на себя тёплые слова, слова о стремительно растущей, расцветающей невинной белой розой любви в сердце одинокого музыканта…