То была одна из тех вещей, которые у Марти никак не получалось выкинуть из головы. Вообще, от всего, что произносит Раст, сложно отделаться; можно надолго забыть, но оно всё равно так или иначе всплывёт наружу. Плохое ли, хорошее, но абсолютно всё, что связано с Растом, для Марти оставалось бессмертным. За эти годы взлётов и падений в жизнях друг друга, от больших триумфов до незначительных обыденных мелочей – Раст всегда был неизбежностью.
Раст – существо странное. В нём есть что-то непокорное, даже теперь, когда он так болезненно, так по-человечески уязвимо пытается восстановиться после всего случившегося. Он всё ещё выглядит так, будто ему нет места в квартире Марти и в этом мире в целом. Он выглядит так, словно в любой момент готов сорваться по зову предков или попросту исчезнуть, даже когда, спотыкаясь, идёт в душ и обнимает Марти за плечи, ища поддержки, или когда устраивается в кресле с рукой у живота, словно у него кишки вываливаются наружу. Он похож на кота. Пуглив. Колюч. Долго подумает, прежде чем свернуться у тебя на коленях, но в любой момент готов удрать, полный тем настоящим животным страхом, который недоступен человеку.
А Марти никогда коты не нравились. Да и Раст вряд ли оценил бы такое сравнение.
В любом случае, Марти не уверен, чем занимает себя Раст целый день в его квартире. По большей части, наверное, читает. Он вручает Марти списки книг для библиотеки, и хотя тот никогда не был заядлым читателем (за редким исключением в виде Стивена Кинга) ввиду недостатка терпения, оказалось не так уж и плохо иногда посиживать с читающим Растом в дружеской тишине. Он всегда садится под солнцем и читает всё что попадётся, от учебников по теории физики до философских трудов и до бульварных романчиков с акварельными рисунками на обложках, которые, Марти уверен, Раст просит просто чтобы опозорить его в библиотеке, хотя по его каменному лицу ничего нельзя сказать точно.
А ещё он стал меньше пить, поэтому и день ему теперь заполнять нечем. Не то чтобы они говорили об этом, просто Марти сократил количество пива в холодильнике, перестав покупать его на регулярной основе, а Раст ничего не сказал. И, кажется, об этом говорить и не надо. Есть много вещей, о которых им не требуется говорить вслух.
Поход в художественный магазин был внезапным порывом: он каждый день проезжает мимо него по пути на работу и домой, но никогда не было случая туда зайти. Только вот что-то остро колет в сердце, когда он думает о тех словах Раста: “Знаешь, я мог бы стать художником”. Этот парень ещё никогда не казался ему таким печальным, как в ту секунду.
И Марти понятия не имеет, что происходит, когда заходит внутрь. Магазин оказывается притягательным молодёжным местечком, где неизбежно чувствуешь, будто ты внезапно очутился в другом городе, который, может, и не существует уже вовсе. Там есть поделки и мелкие безделушки, фигня, которой впору было бы стоять в доме мамы Мэгги, кое-что из хипстерского, и на всём висят такие ценники, что у Марти ноги подкашиваются. Лучше бы просто заглянул в отдел с канцеляркой в Волмарте, ей-богу.
– Добро пожаловать, – звучит жизнерадостный голос совсем рядом с его ухом. – Я могу Вам чем-то помочь? – Марти едва не роняет то, что держал в руках – тоненький шарфик с каким-то лисьим узором (неужели сейчас на любую фигню присобачивают этих лис?). Перед с ним стоит милая девчушка в больших очках и с широкой улыбкой. Совсем молодая. Такая молодая и симпатичная, что Марти чувствует себя старым.
– Да, – отвечает он, прочистив горло. – Ищу кое-что для друга. Он всё думает, что… ему может понравиться рисование? Но он, знаете, не такой весь из себя художник. Вообще, если честно, я и сам не совсем понимаю, что тут делаю. – Он жестикулирует и издаёт какие-то несчастные смешки — от таких смешков женщины-продавщицы всегда улыбались и жалели его, когда он пытался выбрать для Мэгги и девочек какой-нибудь подарок вроде ожерелья или парфюма. Покажешь, что чувствуешь себя не в своей тарелке, и это обезоружит любого.
Улыбка девушки становится шире, и в уголках её губ появляются морщинки.
– Не знаете, откуда начать, да? – Марти кивает, снова усмехается в той приятельской манере, которая заставляет её расслабиться. – Поняла. Значит, мы ищем что-то для начинающего? В таком случае, я бы порекомендовала начать с угля.
– Уголь… – вдумчиво повторяет Марти. Звучит правдоподобно. Что-то не слишком цветастое, что-то чуть грубоватое у краёв. Из этого определённо может что-нибудь выйти. – Да. Да, это очень неплохая идея.
Он отдаёт Расту пакет без всякой помпы — просто кидает на кухонный столик, где он расположился с книгой, откинувшись на спинку стула. И очень старается не раздувать из этого большое событие, как раньше поступил бы с Мэгги. Потому что не уверен, что Раст такое одобрит.
– Прикупил тебе кое-что.
Взгляд Раста на секунду поднимается от пухлой книжки, которую он читает, и хотя Марти не видно имени автора, он почти уверен, что это что-то русское. Неудивительно.
– Наконец-то купил мне то обручальное кольцо?
– Да нет же, мудень. Это уголь. Сегодня взял тебе. Будешь… рисовать, или что ты там хотел. – Почему-то ему внезапно кажется, что всё это выглядит чрезвычайно глупо.
– Да ну, – отмахивается Раст, снова переводя глаза на книгу. – Всё равно не знаю, что мне с этим делать. Не надо было так утруждать себя.
– Думаешь, я бы стал ради тебя утруждаться? Просто подумал, тебе может понравиться, вот и всё. Ты только глянь на себя, скоро глаза сломаешь, если будешь без света читать.
– И ты тому яркий пример, Марти. – Он переворачивает страницу, каким-то образом умудряясь выглядеть в высшей степени невпечатлённым, хотя Марти не видно ничего, кроме его лба. – Покровитель искусства прямо.
– Ну и пошёл ты нахер, – вздыхает Марти. Он зол, а ещё, может быть, слегка пристыжен, но чего вообще можно было ожидать? Сколько коту ни покупай игрушек, он никогда с ними не играет. Ты отвалил кучу бабла, а он с радостью бегает с порванной резинкой. Вот такая простая жизненная истина.
xx
После этого он напрочь забывает об угле. Может, он его выбросил, а может, Раст выбросил, а может, Раст убрал его себе под кровать по какой-нибудь хер-его-знает причине. Только однажды Марти приходит домой из магазина вечером, а Раст сидит и рисует, откинувшись в кресле, и его брови нахмурены, как будто он на чём-то очень сосредоточен.
– Взял бургеров на ужин, – сообщает Марти. Знает, что лучше ничего не говорить – иначе Раст тут же сбежит.
– Ага, – отвечает он просто, не переставая рисовать. Марти прячет непрошеную улыбку в ладони.
хх
Отныне улики его нового увлечения периодически попадают в поле зрения. Вообще-то Раст никогда не был неряхой, но квартира довольно маленькая – то и дело уголком глаза приметишь маленькие зарисовки вещей, которые он никогда бы не заметил, не будь Раста. Кусочек ивового дерева, например. А на кофейном столике оставлен израсходованный едва ли в крошево брусок угля.
У Раста теперь почти всегда руки в угольной пыли и чёрные кончики пальцев. Время от времени на скуле остаётся тёмная полоска, о чём Марти непременно сказал бы ему в другом случае, но почему-то не говорит. Было бы жаль, если бы Раст стёр. Однажды он даже замечает, как Раст уголком глаза смотрит на него с какой-то новой, не свойственной ему притязательностью, острее, чем обычно, а потом снова опускается к странице в блокноте. И Марти хотелось бы его спросить, рисует ли Раст его, и пошутить на эту тему, но слова не выходят.
А потом Раст совсем перестаёт прятаться, хотя всё ещё предпочитает не говорить об этом вслух. Да и говорить-то не о чем, наверное. Большинство набросков всё равно смятыми оказываются в мусорке, что, если честно, несколько огорчает Марти. Он как-то раз выловил один оттуда, когда Раста не было в комнате; на рисунке были изображены руки – большие руки со светлой границей загара на пальце, в том месте, где когда-то сидело кольцо.
хх
Неважно, связаны они или нет, волосы всегда падают Расту на глаза, когда он рисует. Он никогда ему этого не говорил, ни в жизнь, но Марти всегда нравились его волосы. Он вообще ему немного завидовал – со своей-то отсвечивающей макушкой грех не позавидовать. Но Растовы завитушки нравились ему, ещё когда они впервые встретились. В них тоже была эта непокорность, хотя сам Раст двигался очень осторожно, очень медленно. И втайне Марти считал, что без этих завитушек уже будет совсем не то. В Расте всё – жёсткое, сухое, колючее; он всегда был какой-то слишком худой, с глубоко посаженными глазами, с вечно крепко сжатой челюстью, и с каждым годом будто всё сильнее изнашивался. Но у него были эти волосы. Теперь гораздо длиннее, хотя и не утерявшие густоты, несмотря на седину. Вот, что в Расте самое мягкое.
Марти всегда нравились длинные волосы у женщин; нравилось пропускать их через пальцы сначала у мамы, потом у Мэгги, а потом и заплетать своих любимых девочек, когда они ещё позволяли ему это делать. Ему нравилось это чувство и то, как причёска обрамляет женское лицо. Раст тоже иногда заплетает волосы сзади в небрежную косичку, и Марти представляется, каково было бы их распутать. Он почти уверен, что на ощупь они будут такие же мягкие, как и на вид, но это если только Раст когда-нибудь разрешит такое с собой провернуть.
хх
Растовых набросков в квартире становится всё больше. Марти знает, что он это нарочно, потому что если бы ему действительно не хотелось их показывать, он бы не показывал. Иногда он видит в рисунках Каркозу и спирали, которые Расту тогда чудились в небе. И алтарь тоже, и стопки грязной одежды, и голые кости, и пожелтевшие черепа. И каменные руины того ужасного места. Рога. Лицо Чилдресса – или только его тени. То место, где Раст чуть не умер, то место, откуда он никогда не сможет сбежать. Оно будет преследовать их обоих до конца дней. В этом нет сомнений.
И он знает, что Расту снятся кошмары, этого просто не может не быть. Вообще-то они о таком не говорят, но иногда из того уголка комнаты, что во владении Раста, доносятся всякие звуки, вздохи, слишком резкие и напряжённые, и слышно временами, как он вскакивает и часто-часто начинает мерить пол шагами. Иногда Марти решает повыпендриваться и встаёт, направляясь в гостиную, где включает телик и ждёт, когда Раст присоединится к нему.
– Извини, – говорит он, когда тот наконец приходит. – Разбудил тебя?
– Трудно не проснуться, когда такой галдёж, – ворчит Раст. – В этом доме вообще никакого сна.
– Знаю, я варвар, – соглашается Марти. – Не понимаю, как ты всё ещё меня терпишь. – И прибавляет громкость ещё на пару делений.
А иногда Растовы зарисовки похожи на лицо Марти, и это тоже слегка пугает.
хх
Но ночью проще – не разговаривать. Не засорять воздух между ними бесполезной руганью о всякой несущественной херне, пока Раст разглагольствует, а у Марти чешутся кулаки, и в итоге оба по дурной старой привычке начинают друг друга подначивать.
Этой ночью всё происходит так постепенно, что Марти почти не замечает. Телик включен, но он едва обращает на него внимание, а у него под боком Раст читает, наверное, очередные заумные сочинения. Он теперь гораздо лучше двигается и может шататься из библиотеки и обратно когда ему вздумается. Пока ему не надоест.
Он уже одним глазом во сне, когда Раст вдруг падает головой ему на коленки. Падает просто, точно они так делали уже сто раз до этого. И, на самом деле, это совсем не вызывает ожидаемого удивления. На кофейном столике лежит ещё один набросок Марти – что дезориентирует хотя бы потому, что до жути странно смотреть на своё собственное нарисованное лицо.
Марти очень медленно – с большой осторожностью – кладёт руку ему на голову и пропускает его волосы сквозь пальцы. Мягкие, как он и предполагал.
И Раст не сбегает.
