***
Яркое солнце заглядывало в окно коттеджа на окраине города, освещая маленькую комнату и спящую на кровати девушку. Она крепко вцепилась в подушку, тяжело дыша и ворочаясь во сне, пока капелька пота медленно стекала по ее виску.Кажется, сознанию Одиннадцать тоже было тяжело принять эту реальность.
Ресницы, обрамляющие ее глаза, затрепетали. Она медленно приоткрыла глаза. Закрыла их. Солнце слепило нещадным белым светом. Одиннадцать медленно провела ладонями по простыне, не открывая глаз. Поверхность была шероховатой и уже нагретой солнцем. Также медленно она провела ладонями по своим щекам, стирая дорожку слез. Короткие волосы. Теплые щеки, трепещущие ресницы. Вена на шее, бьющаяся в такт стуку ее сердца. Мерно вздымающаяся грудная клетка. Она распахнула глаза, подскочив на кровати и морщась от светящего прямо в глаза солнца, смаргивая слезы с глаз. Она была жива. Она дышала. Все тело побаливало, и любое движение отдавалось ломотой во всем теле, но чёрт побери, она была жива! Оди подскочила к зеркалу на дверце шкафа, неверяще ощупывая свое лицо и задирая рукава кофты. Она была абсолютно уверена что умерла тогда. Хруст костей нельзя было спутать ни с чем, и чувство ломающихся конечностей тоже, но сейчас на местах переломов остались лишь синяки. Она неверяще потрясла головой. Виски отозвались тупой болью, заставив ее прислониться лбом к холодному зеркалу. Это немного охладило ее пыл и радость. Она все ещё не понимала где находится. Комната в которой она проснулась была явно чужой. Не было плакатов на стенах, не было одежды, висящей на стуле, не было фотографий на полочках. Да что там, сама обстановка была абсолютно чужой, и это ужасно пугало. Медленно ступая на ватных ногах, она подошла к окну, за которым мерно шумел город. Одиннадцать ожидала увидеть абсолютно все что угодно, но никак не это.. над городом стелилось безоблачное голубое небо, в которое уходили пики многоэтажных домов ближе к центру города. Вокруг раскинулся пригород, усеянный маленькими домиками и коттеджами. Изредка проезжали машины, бегали дети. Она замерла у окна, изумлённо смотря на такую спокойную и размеренную жизнь маленького городка. Чужую жизнь. Она была в чужом доме, в чужом городе, и даже не знала как. Паника медленно подступала к горлу горьким комом, стоило девушке подумать о том, что ей сейчас делать. Она просто стояла посреди комнаты, не шевелясь и прислушиваясь. Где-то внизу играло радио и шумел телевизор. Раздался шум чайника. И тут ее буквально пронзило осознанием. Что-то в этом мире было не так, неправильно, непривычно.. календарь на стене. Машины на улице. Вся обстановка в городе. Это было чем-то новым, странным.. Одиннадцать испуганно подняла взгляд на календарь. 2023 год. Две тысячи. Двадцать третий. Год. Она потерла глаза, снова смотря на календарь. Как бы ей не хотелось, число отчаянно не хотело меняться на привычное 1986. Дыхание, только недавно выравнявшееся, снова сбивалось. После всего что происходило в ее жизни, Оди не удивлялась перемещению в будущее. Не удивлялась тому что жива. Только если немного. Но проблема была в другом. Она ведь погибла не одна. И в таком случае, она не понимала почему стоит здесь одна. Где папа?Мама?Макс? Джонатан, Уилл, ее друзья, друзья ее родителей, хоть кто-то? В груди зарождались первые тихие рыдания, и ей пришлось запрокинуть голову, не позволяя слезам скатится по щекам. Не время. Возможно все не так и плохо. Словно в подтверждение ее слов, радио внизу заиграло сильнее, заставляя ее встрепенуться и поспешно выбежать из комнаты, забыв даже поправить рукав кофты, чтобы закрыть синяк. Может быть, они там?На кухне слышался разговор, и это ужасно напомнило ей одно утро. Они тогда встречали новый год, всей семьёй. Она, папа, Джойс, Уилл и Джонатан. И когда она проснулась утром, с кухни тоже доносилось радио и обрывки тихого разговора. Джим и Джойс тогда пожелали им с Уиллом доброго утра, тепло улыбаясь. Папа выглядел невероятно счастливым. Мама тоже. И она была счастлива. Радостно улыбнувшись, Оди распахнула дверь кухни. —О, спустилась наконец. — темные глаза окинули ее незаинтересованным и холодным взглядом —сделай папе кофе, милая. К горлу подступила противная тошнота. На кухне ужасно воняло пивом и медицинским спиртом, но это было далеко не самым ужасным. Если бы там стояли Джим и Джойс, она бы стерпела запах. Но вместо этого, ее широко распахнутые глаза встретились со взглядом доктора Бреннера.***
За окном завывала вьюга, заметая окна снегом. Тусклый свет лампы освещал маленькую комнату с двумя кроватями. Загораться ярче лампа упорно не желала, тем самым не доставляя дискомфорта хозяину комнаты. Он медленно сел на кровати, на пробу потянувшись и шикнув от резкой боли в плече, на котором красовался лиловый синяк и парочка кровоподтеков. Он пошарил рукой по столу, постепенно просыпаясь и обнаруживая, что ставшего привычным стакана воды там нет. Мужчина нахмурился, открывая глаза и потерев их, окинув взглядом комнату. Ещё раз потёр глаза. И грязно выругался, вскакивая с кровати и огладяывая каждый угол. Это место не было похоже на его дом. Не было похоже на дом Байерсов. И на камеры русской тюрьмы, и такое спокойное убежище Юрия. Оно было незнакомым, и это до чёртиков напрягало Джима Хоппера. Он вдохнул, стараясь успокоиться и не разводить панику на ровном месте. Надо было просто вспомнить как же он тут оказался, и все проблемы решать уже после этого. Только вот, у него была небольшая проблема. Последнее что он помнил–нависшая над ним туша демогоргона, его раскрытая пасть с множеством острых клыков, и отвратительный запах тухлятины. И рука Джойс, крепко сжимающая его собственную. В животе завязывался тугой комок, стоило ему вспомнить, насколько далеко тогда стояли Мюррей с Юрием. Они бы не успели. У него не было оружия. Кажется, он должен был умереть, но в таком случае, какого хрена он тут? Джим медленно обвел взглядом комнату. На столе валялись документы, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся его отчётами о чем-то. Маленький шкаф, стул с одеждой, неаккуратно застеленная кровать и пистолет на тумбочке. Все это казалось бы принадлежало ему, но что-то всё-таки было не так. Махнув рукой, он выскочил из непонятной комнаты, быстро шагая по коридору. Большая металлическая дверь в его конце поддалась нажатию ручки, распахнувшись. В лицо сразу же ударил холод, пробирая до костей, а маленькие снежинки закружились в воздухе, оседая на одежде. На улице бушевала метель, не позволяющая разглядеть вообще ничего. —Шеф? Что-то случилось? Он резко обернулся, смотря на стоящего позади него офицера. —Каллахан! Слава богам, ты здесь, — он выдохнул, подходя к мужчине —а теперь объясни, какого черта тут происходит?Где мы?И где все остальные? Тот непонятливо уставился на него, и у Хоппера появилось стойкое ощущение что он сказал что-то не так. —В каком смысле «где»? Шеф, что-то случилось?— офицер повторил вопрос, окинув его подозрительным взглядом —как и раньше, на Агате —Агате?— Джим ничего не понимал, и это ужасно бесило его —что за чёртова Агата? Что происходит и почему я здесь, Каллахан? —Потому что нас..отправили сюда, шеф? Вы же сами согласились на это, ещё в двадцать втором году. Вы шутите так? —Двадцать втором?Офицер.. Каллахан, какой сейчас год? —Две тысячи двадцать третий. Мужчина хлопал глазами, не смея перечить уважаемому и любимому шефу и борясь с желанием просто уйти куда подальше. Джим Хоппер сильно ущипнул себя за руку, поморщившись и сделав себе пометку осмотреть как сейчас выглядит его тело. —Хорошо, офицер. Спасибо,— он медленно кивнул, разворачиваясь и возвращаясь в комнату где проснулся. Боже, как бы ему хотелось проснуться. И тут же его пронзило ещё одним осознанием. —подожди. В какой мы стране? —Россия, шеф. Сибирь,— тот вздохнул, явно утомленный этим непонятным разговором, и под пораженное молчание шерифа удалился в какую-то из комнат —спокойной ночи, шеф. Джим запер дверь на замок, схватив со стола какую-то бумажку и сминая ее в кулаке. Россия. Сибирь. Спасибо что хоть не Камчатка – промелькнула мысль среди всего этого спутанного клубка сомнений. Камчатка. Джойс. Мюррей, Дмитрий, Юрий. Одиннадцать, Джонатан и Уилл. Где они все? Следующая бумажка полетела в стену с ещё большей силой. Он был в полнейшей пизде, и это было единственным что сейчас понимал Джим Хоппер. Да, после всей той паранормальной хрени его не совсем и удивил факт того, что он жив. Возможно, очередные фокусы изнанки. Год стал чуть большим шоком, но и это можно было принять. Но никак не тот факт, что он был буквально один. Никогда ещё Джим не чувствовал себя так. Он будто был ребенком, беспомощным и одиноким, в этом мире, о котором ему не было известно ничего. Ещё никогда он не оставался один. Сначала с ним были родители. Потом появилась Джойс –и никогда не оставляла его. Потом была Диана, Сара..потом Сара ушла. Бывшая жена последовала за ней. Но Джойс осталась, тянула его на поверхность из этого омута. Джойс, казалось бы, была с ним всегда. После всего того ужаса, появилась Оди. Она появилась внезапно, маленькая, напуганная, в этом грязном платье и кедах, шнурки которых волочились по земле. «Поздравляю», прозвучало от Оуэнса, и с тех пор Оди тоже не оставляла его. Были Джонатан и Уилл, такие родные, долго привыкавшие к его месту в жизни их матери, такие запуганные ублюдком Лонни. И он никогда не был один. Был Мюррей, потом Дмитрий с Юрием. Ещё был Алексей, пару дней, недолго, но даже оставаясь наедине с ним, Хоппер не чувствовал себя одиноко. Они все были рядом. А сейчас пропали, остались где-то там, наверняка за невидимой гранью, в далёком тысяча девятьсот восемьдесят шестом. Он сел на кровать, глубоко дыша, как когда-то учили в армии. Так. Каллахан тоже был тут, такой же как и раньше, а значит..он тоже умер? Только вот почему-то не помнит этого. Джим нахмурился. Дыхание постепенно выравнивалось, а удушливый испуг отступал, уступив место переживаниям. Значит, все кто умер в Хоукинсе, появились тут?Тогда почему же он не видит рядом с собой кого-то ещё?Джойс..он знал что она погибла. Она была рядом с ним, и как бы ему не хотелось убеждать себя в том, что все хорошо, они умерли вместе. Как романтично. Он фыркнул, хмурясь. Надо было дождаться пока утихнет метель, а потом посмотреть, что же это всё-таки за «Агата». И чёрт побери, он искренне не понимал, почему оказался именно в России. Повнимательнее рассмотрев всю свою одежду, Джим обнаружил на каждой из курток нашивки с его именем, фамилией и подписью «шериф полиции. Лондон». Лондон..боже, да это было чертовски далеко от гребанного Хоукинса. Радовало лишь то, что он не стал русским. Он поморщился. Всё-таки, эти придурки ужасно подпортили ему жизнь. Почти все. Хоппер стянул кофту, скептически оглядывая еле еле затянувшиеся следы от пасти демогоргона. Будто цветы, распустившиеся на исполосованной шрамами груди. Шрамы никуда не делись–остались на месте, напоминая о начальнике Мельникове. Все тело ломило, и ему ужасно хотелось спать. Хоппер обязательно пошёл бы искать хоть какие-то зацепки, опросил бы всех вокруг, чтобы найти их–но офицер, встретившийся ему, ничего не понял. И судя по всему, единственным вариантом было ожидание. О, Джим Хоппер терпеть не мог ждать. И засыпать в незнакомых местах тоже, но всё-таки уснул, убаюканный шумом метели и зажимающий в ладони найденную в кармане фотографию. Фотографию, на которой все было в порядке. На которой они с Джойс готовили салат на новый год, переговариваясь о чем-то. Она улыбалась, и он не мог сдержать ответной улыбки, хоть недавно случайно порезался. Дети за столом смеялись, окружив Мюррея и засыпая его вопросами, и они все были довольными, улыбались и тепло шутили тогда. Он прикрыл глаза, проводя пальцами по гладкой поверхности бумажки, запечатлевшей один из самых счастливых моментов в его жизни. В его прошлой жизни. А за окнами бушевала метель, засыпая все вокруг сугробами. Маленькая метеостанция в Сибири жила своей, отдельной жизнью, являясь чуть ли не тюрьмой для трех сотрудников полиции из Великобритании. Офицер Каллахан о чем-то тихо переговаривался с Пауэлом, рассказывая о странном проведении шерифа. И никто из них совершенно не помнил тварей из красного, светящегося разлома, что оборвали их жизни там, в том другом мире.***
Над Москвой медленно поднималось солнце, освещая тихую однушку на окраине города. Лонни Байерс, громко хлопнув дверью, ворвался в комнату, заставляя спящую Джойс приоткрыть глаза. Она потянулась, окинув взглядом комнату и останавливаясь на его высокой фигуре. —Джойс, какого, блять, хера мой завтрак ещё не готов? Его брови сошлись на переносице, пока он сложил руки на груди. И это было до ужаса знакомой картиной, от которой к горлу подступали слезы. Она знала, что будет дальше. Она знала, что сейчас он отвесит ей подзатыльник и скажет пошевеливаться. И готова была потерпеть, будь это в первый раз. Только вот Лонни не должно тут быть, и ее так-то тоже. Она машинально кивнула, поднимаясь с кровати и проводя ладонями по щекам. —Лонни..Лонни, почему я тут? —Чего?Что ты несёшь, Джойс? — он хмыкнул, окинув ее раздраженным взглядом —опять собралась пилить мне мозг? —Лонни, почему я тут?— ее голос срывался, когда до нее начала доходить вся абсурдность ситуации —где Джонатан и Уилл?Где Джим, Оди, Мюррей? Он нахмурился, перебив ее. —Кто это такие?Очередные твои «просто друзья »? Ее руки на автомате засовывали хлеб в тостер, пока перед глазами медленно темнело. Лонни, хмурясь, выхватил тост из ее рук, в спешке кидаясь к двери. —Не неси чушь, у меня нет на это времени. Потом поговорим. Хлопнула дверь и ключ повернулся в замке, отрезая ее от этого человека, которого она надеялась никогда больше видеть с тех пор, как он заявился к ней домой пару лет назад. Джойс медленно обошла квартиру, не замечая ни одной знакомой вещи, и остановилась у окна. Там, на улице, быстро мелькали машины, и они были странными. Нет, Джойс знала марки машин, но эти..были другими. Она нахмурилась, стараясь дышать ровно и обдумать нормально эту ситуацию, но стоило ей резко отвернуться от окна, бок прошибло редкой болью. Она зажмурилась, чувствуя как перед глазами все плывет. Стоя перед зеркалом, Байерс медленно провела пальцами по следам от укусов. Укусов демогоргонов, что оборвали ее жизнь там, на Камчатке. Оборвали ли? Сейчас она, кажется, была жива и относительно здорова. Но в сознании болезненной занозой засела мысль о том, что Лонни не должно тут быть. Тут должен быть Джим. Он был рядом с ней в той тюрьме, не Лонни. Ее бывший муж должен быть жив, и остаться в Хоукинсе, а не быть тут. А тут..она даже не знала где она. Паника накатывала удушливыми волнами, стоило ей подумать о том, что Лонни тоже мог умереть. Нет, она не переживала за него. Проблема была в том, что он недавно вернулся в Хоукинс. И то, что убило его, не могло не относиться к изнанке. Ее сыновья, дочка, Джим. Ее друзья. Все они остались где-то там, и это пугало, ей хотелось кричать, звать их, броситься на поиски сейчас же, но Джойс просто набрала воды из-под крана, дрожащими руками сжимая стакан и отпивая по маленькому глоточку. Потом она медленно вдохнула, также медленно выдыхая и направляясь в комнату. Ей нужен был телефон. Номер Джима она помнила наизусть, а уж с ним все поиски становились лёгкими. Ей хотелось бы верить, что он жив, что все они живы, но раз уж даже Лонни погиб, то что уж говорить о их детях, которые постоянно оказывались в самом эпицентре событий. По щеке скатилась слеза, которую она спешно стёрла, пытаясь набрать номер Хоппа на найденном домашнем телефоне. Гудки шли, долго шли, но в конце концов трубку подняли. И Джойс готова была завизжать от радости, словно ребенок, когда в трубке вдруг достался сухой старческий голос: —Да? Кажется, ее сердце рухнуло вниз, как на американских горках. Она долго говорила с бабулей, старалась выведать хоть что-то о Джиме Хоппере, о детях, о Мюррее и русских, но в результате получила буквально ничего. Собеседница не знала о них, и она опустила трубку, сползая по стене на пол и зарываясь пальцами в свои волосы. Номер Джима принадлежал совершенно другому человеку. Незнакомому. Она оказалась в России. Кажется, бабулька сказала что-то про две тысячи двадцать третий год. Боже. Ей требовалось около дня, чтобы осознать что произошло. Она, Джойс Байерс, оказалась где-то в будущем, как в дешёвых фильмах про хронофантастику. Хлопнула дверь. Лонни вернулся. Она поставила на стол перед ним тарелку с кашей, кивая в знак приветствия и уходя в комнату. Лонни не останавливал ее. Ему было плевать, и это осознание лишь сильнее заставляло ее сердце сжиматься. Она была одна, и никто не мог помочь. Город вокруг был невероятно огромным, и искать тут кого-то знакомого не представлялось возможным. Она все ещё была замужем за Лонни, и этот факт тоже напрягал..Она помнила, как тяжело дался ей развод тогда, в Хоукинсе, как он рвал и метал. Тогда он не поднял на нее руку только из-за Джима, что стоял за ее спиной, положив ладонь на плечо Джойс. Она будто чувствовала это прикосновение сейчас, закрывая глаза и стоя перед зеркалом в ванной. На ее теле все ещё остались все те шрамы и рваные раны от мелких зубов демогоргона, и она сделала себе пометку сходить к врачу потом. А сейчас, надевая другую футболку, она просто зашла в спальню, ложась на кровать рядом с Лонни. Он спал. Постель была ужасно холодной, и даже на Камчатке, в той церкви, когда они с Джимом ютились на протертом матрасе, ей было теплее. Где-то за окном шумели машины. Она натянула на себя одеяло, желая избавиться от липкого, противного ощущения собственной беспомощности, разлившегося по телу. Джойс Байерс тоже была одна.***
—Юра! Измайлов, блять! Громкий крик заставил его открыть глаза, садясь на кровати и свесив ноги на холодный пол. Юрий поднял взгляд на стоящего возле его кровати человека, фокусируясь на его лице. И застыл, роняя взятый с полки шарф. Дмитрий Антонов, чуть более растрепанный чем в последние мгновения в тюрьме, стоял перед ним, сложив руки на груди. Дмитрий Антонов, которого черная тварь, состоящая из тени, превратила в нечто неузнаваемое, переломала все кости в его теле. Дмитрий Антонов, за которым он бросился прямо в эти черные тени и погиб там же. Погиб. Он поднял руку, осматривая ее. Никаких следов, абсолютно ничего. Он выглядел живым. Он чувствовал себя живым. —Измайлов,— Дима нахмурился, помахав ладонью перед его лицом. Юрий ухватился за его ладонь, вставая с кровати и обнимая его, сжимая в своих объятиях так крепко, что казалось ещё немного и услышит треск его рёбер. Он чуть ослабил хватку, чувствуя как Антонов бьёт его кулаком по спине. —Как..как ты выжил? —Выжил?Ты вообще о чём?— тот отстранился, окинув Юрия удивленным взглядом —выглядишь ужасно, Измайлов. Тебе привезли твои ружья, иди загружай. Он развернулся, выходя из комнаты. Юрий ошалело уставился ему вслед. Его только что буквально оттолкнул человек, который целовал его в кабине «Катеньки», который действительно переживал за него, с которым они погибли в одно и тоже время. Погибли..его не слишком волновал этот факт. Он махнул рукой, принимая это как должное. Не было смысла думать как и где он появился, раз уж всё-таки выжил, значит надо порадоваться. Радости не было. Как не было того, родного Дмитрия, не было американцев, которые тоже вдруг стали нужными, за которых он вдруг начал переживать. Он помнил тех тварей, что набросились на этого пленного и его девушку. Помнил ужас в их глазах, в глазах их друга. Потом были толпы этих..животных, в коридорах, в комнатах, везде. Они не успели добежать до вертолёта. Считанные метры. Он медленно поплелся по коридору, ища хоть какую-то комнату с зеркалом и чувствуя острую необходимость посмотреть как же он выглядит сейчас. Оказалось, он выглядел совершенно как обычно. Пришлось вымыть волосы от запекшейся крови, но в целом все было нормально. Лишь синяки по всему телу, напоминавшие о тошнотворном хрусте ломающихся костей. Дмитрий прокричал что-то, и ему пришлось выйти из комнаты, направляясь к нему. Внутри все неприятно сжалось, когда он снова увидел его. Антонов о чем-то переговаривался в несколькими мужчинами, которые после этого быстро собрались, выходя из огромного помещения, напоминавшего ангар. Посередине стояла «Катенька». Конечно, его вертолет никогда не отличался чистотой, но сейчас он выглядел куда опрятнее. Дима окинул его подозрительным взглядом, кивнув на ящики у стены. —Загружай давай, тебя уже ждут. Словно на автомате, он закинул оружие в задний отсек вертолета, захлопывая дверцы. Что-то не давало ему покоя, отзываясь чувством что он что-то забыл. Он ещё раз окинул взглядом ангар, смотря на стоящего в другом углу Диму. Наверное, стоило бы всё-таки узнать где они. Тот поднял взгляд, махнув рукой и подзывая его к себе. В руках Антонов держал какую-то банку, напоминающую машинное масло. —Держи, смажешь пальцы. Юрий удивлённо хмыкнул. Ему до ужаса хотелось пошутить, сказать какую-то похабщину прямо на ухо Дмитрия, но он смотрел на него, будто выжидая чего-то в недоумении. Он окинул взглядом свои руки, замечая что же всё-таки было не так. Перчатка на одной из них. Да, он постоянно носил перчатки там, дома, но почему только на одной?Медленно стянув ее, Измайлов неверяще уставился на свою руку. Вернее на то, что, судя по всему, было его рукой теперь. Металлическая кисть, с шарнирами и каким-то странным образом крепящаяся к его коже, расжалась, выпуская банку. Он тут же спохватился, поднимая ее и в изумлении наблюдая, как сгибаются пальцы. Будто часть его тела. —Ты чего так уставился? —Дим, а где..— он замялся, подбирая слова —где моя рука? —Да вот же, что с тобой сегодня такое, Измайлов?Очередная твоя шуточка? И Дмитрий закатил глаза, совсем как тогда, в тюрьме. Когда друзья американца пожаловались на него. Тогда Дима ударил его, дал пощёчину, называя уебком. Но сейчас он просто развернулся, уходя. И чёрт побери, Юрий отдал бы все на свете, лишь бы снова оказаться там. Там, где Диме было не все равно, где он смотрел на него по-другому, где как-то реагировал на его поступки и слова. Где их отношения давно уже сдвинулись с той точки, куда он вернулся сейчас. —Какой сейчас год, Дим? —Две тысячи двадцать третий. Если не прекратишь шутить, я выгоню тебя из ангара. О, чёрт, как же ему хотелось чтобы эти «шутки» прекратились.***
Максин потянулась, лениво приоткрыв глаза и прислушиваясь к звукам в доме. Кажется, мать и ее называй-его-папой Харгроув уже уехали. Даже не попрощались, какая жалость. В комнате Билли тоже было необычайно тихо, что несколько настораживало. Вчера он снова повздорил с отцом, а значит, сегодня должен был притащить в дом какую-нибудь шлюху, чтобы сорвать на ней свою злость и выгнать сразу же после этого. Макс поморщилась, вставая с кровати. Надо было успеть занять душ раньше так называемого брата – не то чтобы ей было очень надо, но иначе он сделает это первым, со своей пассией, и ей придется выслушивать эту отвратительную какофонию звуков. Стоило ей выйти в коридор, дверь в комнату Билли распахнулась, впечатавшись в стену и отставляя там вмятину. Который раз. Она вздрогнула, ожидая очередных претензий и делая максимально спокойное лицо. —Макс?— это был не крик. Боже, да он даже не говорил–шептал срывающимся голосом ее имя —это ты?Правда ты? Она недоверчиво подняла взгляд на сводного брата. Очередной розыгрыш, судя по всему. Сейчас, стоит ей сказать что-то не так, все вскроется. Билли стоял напротив, преграждая путь в ванную. —У меня нет настроения сегодня спорить с тобой, дай пройти —Я и не собирался, Макс, чего ты?Мы же..в конце, мы же были заодно. Я правда не желал тебе зла тогда, выслушай, прошу.. —Билли. Дай мне пройти. Она не понимает что он несёт, и это раздражает. Хочется оттолкнуть его, эту гору мускулов, с дороги. Но он стоит, опираясь на стену, и внезапно кажется ужасно усталым. Каким-то неправильным. Билли кажется ей слишком взрослым, слишком знакомым. Макс отдергивает себя. Ещё не хватало ей жалеть этого придурка. Вчера орал на своего папашу, не забывая упомянуть и ее, а сегодня просит выслушать и говорит о том, что они «в конце были заодно ». —Пожалуйста, Максин. Я понимаю, ты злишься, но давай поговорим. Давай попробуем начать все заново. Ты же помнишь..ты же помнишь меня? Его голос срывается, в нем сквозит отчаяние. —Помню? О, конечно же нет, я уже забыла тебя за эту ночь. Харгроув, ты идиот, перестань молоть всякую херню. Мы виделись вчера, о каком конце ты говоришь? Он тяжело выдыхает, расстёгивает рубашку. Она медленно пятится назад, ведь это вмиг начинает казаться хорошо продуманной игрой. —Ты помнишь откуда у меня это?Знаешь кто это сделал? Он показывает на свою грудь. Там красуется шрам, белое пятно, как от удара молнии, с расходящимися в стороны ветвями из тонких белых полос. Она хмурится, поднимая на него недоуменный взгляд. Конечно она не помнит. И никогда не видела этот шрам. Это кажется странным. Она глубоко задумывается, и голос Билли теперь слышится лишь на периферии сознания. Он говорит и говорит, про какой-то Старкорт, про истязателя, про «ее друзей». Она не понимает. Билли несёт полную чушь, хватает ее за плечи, чуть ли не со слезами на глазах умоляя вспомнить о чем-то. Кажется, он в панике. Шепчет про какую-то Оди. Макс на мгновение застывает. Это имя..кажется, она слышала его когда-то. Но она не может вспомнить кто это, не может понять откуда знает ее. Она бесится, скидывает руки Билли со своих плеч и чуть ли не бежит в ванную, не оглядываясь на него. Через щель подглядывает, как он долго стоит у календаря на стене, бьёт кулаком по ней и уходит на кухню. Потом они молча завтракают и он спрашивает что это, показывая на свой новый мобильник. Максин считает это за издевку, особенно учитывая что мистер называй-его-папой Харгроув подарил телефон только Билли. Она злится и требует отвезти ее наконец в школу. Билли молча шагает рядом с ней по улице, курит какие отвратительные сигареты и опять говорит. Спрашивает про Хоукинс, про монстров, снова про Старкорт. Ни слова не поняв, она молча садится в машину. Это уже становится не смешно, и она просит его заткнуться и не морочить ей голову. Билли кивает, заводит свою новенькую синюю машину. До школы они добираются под песни радио и вязкое молчание их обоих. Макс почему-то стыдно. Ей кажется что она упускает что-то, что с именем Оди связано нечто важное для нее. Это злит ещё больше, потому что Макс терпеть не может всякие неопределенные чувства. Билли высаживает ее и собирается выйти из машины. Она напоминает ему, что вообще-то ему в универ, и быстро сбегает, хватая свой скейт. Да, сегодня Билли Харгроув ведёт себя ужасно странно.