Сладкие сны Вилли Вонки

      На этот раз я просыпаюсь среди ночи в кабинете за столом. Умпа-лумп секретарь обеспокоенно смотрит на меня. Я чем-то напугал его. Как оказалось, меня не было довольно долго. Сердце болит от осознания того, что ещё одна мечта потрачена, что это уже закончилось и никогда не повторится. Буду теперь беречь бесценные конфеты. Использую только тогда, когда точно буду знать, чего хочу. У меня ещё остались три сна. Три желания, как у Джина или Золотой рыбки. Встаю, разминаю затекшие плечи и забираю к себе дневник Чарли. Нужно повнимательнее перечитать его на досуге. Там есть очень важные места о нас и обо всём, чего я лишился, отказав ему тогда. Какая бы могла быть наша реальность, не будь я так труслив. И что, собственно, случилось бы? Глупый кондитер от своей нерешительности упустил драгоценное время. Тру глаза и иду в свою комнату, она напротив кабинета, а рядом пустая стена, но когда-то здесь была дверь в комнату моего мальчика. Когда Чарли исполнилось семнадцать, его родные пожелали уехать с фабрики. Это было связано со смертью троих стариков. Они уходили один за другим, и Бакты попросили меня купить им дом. Они никогда особо ни о чем не просили меня, но сладкая сказка кому угодно надоест, и я это понимал. А ещё мне и самому было жаль умерших старичка и старушек. Так им достался небольшой особняк за городом, а Чарли остался жить со мной в личной комнате со всеми удобствами. После нашей ссоры из-за моего отказа пройдёт почти три года. Мой мальчик уйдёт с фабрики и почти полгода я не буду знать где он и чем занят. Он просто уйдёт утром после крикнутых в запале слов «я ухожу» накануне. Уже через месяц жизни без него я начну сходить с ума. Всё будет просто валиться из рук, перестану чувствовать вкус еды и даже вкус жизни. Его семья не скажет, где он, а я и не стану настаивать. А через ещё пару месяцев мы просто столкнемся с ним в торговом центре перед самым Рождеством. Зачем я туда пошёл? Хотел купить подарок отцу и попытаться ещё раз поговорить. Почему у нас не клеилось с ним, я не знаю. Мой Чарли стоял в проходе с каким-то молодым парнем и целовался. От этой картины у меня оборвалось сердце. Так просто и открыто они нежно обнимались, не стесняясь никого. На мой взгляд, этот парень был даже моложе самого Чарли. Как жить с мыслью, что твой мальчик вырос, что никогда не будет наших светлых приключений? Наверное, я слишком давил на него. Парень за короткий срок познал мир без меня. Он знает чего хочет, для этого ему не нужна фабрика. Чарли всегда был умён не по годам, всегда просил того, что действительно хотел, а в то время он хотел меня самым порочным образом. Опаленный ненавистью общества, я не мог открыться ему, не хотел превращать нашу милую игру длиною в годы в нечто неправильное и грязное. Что может быть развратнее игры в учителя и ученика? Теперь я просто стоял там и не мог ничего сделать. В тот вечер я просто ушёл оттуда и долго бродил по улицам, забыв, где оставил свой лифт. Уже давно надо сделать для него сигнализацию, как на автомобиле. Нажал на кнопку, и лифт издаст звук. Хотя нет, а вдруг его украдут таким образом. Помню, как сидел на мокрой от дождя скамье и плакал. Вообще я мало плачу, да и не привык как-то с самого детства. Отец никогда не успокаивал меня, когда я падал или просто плакал от детских обид. Тогда я понял, что плакать бессмысленно и перестал. Потом у меня взрослого ещё будут причины для слез, их будет немало, но, как оказалось, боль от разбитого сердца самая сильная. Её я боялся больше всех, от неё прятался годы и, сам того не осознавая и не признавая, влюбился вновь. Как мальчишка влюбился в своего юного ученика. Теперь, как последняя плакса, сижу под дождём и уже не понимаю, где слезы, а где дождевые капли.       Воспоминания слишком надавили на плечи, от них так тяжело. Но без этих бесценных воспоминаний человек — ничто. У меня ещё много дел, много проектов, которые принадлежат Чарли и которые мне хочется воплотить в жизнь. Серия шоколадных фигурок-солдатиков. Он в детстве мечтал о таких. Не липнущую к волосам жвачку мы однажды придумали вместе, но так и отложили всё на потом. Потом были ещё леденцы для желающих бросить курить, витаминные конфеты, съедобная бумага для игры в шпионов и ручка с безвредными исчезающими чернилами. Список идей и наброски их воплощения был большим. Как же хочется всё успеть, когда знаешь, что конец близок. В том, что я не справлюсь с собой, у меня нет ни единого сомнения. Только съев первую конфету, я сломал не просто стену, а уничтожил себя самым изощрённым способом. Воплощаю то, что, как последний дурак, пустил на ветер. Когда Чарли не стало, моей целью стало создать конфету, которая бы могла перенести меня во времени и всё изменить, но вышло только это, и я готов довольствоваться даже этой малостью.       С последней моей встречи с моими фантазиями проходит почти месяц. Я держался как мог, но не видеть любимого мальчишку — пытка, яд, разъедающий душу, раздирающий на куски моё сознание. Мне снятся сны о нём, но они не такие яркие, как от волшебных конфет. Они не приносят того космического эффекта. Плоские, сухие, картонные декорации, не более того. Как же трудно держать себя в руках. Хочу к нему, хочу показать моему мальчику больше света, больше тепла. Его первый раз был таким, каким я и не смел вообразить при его жизни.       Этим вечером я усталый и совершенно опустошённый лежу на кровати, обнимаю чёрную тетрадку и вспоминаю одну из записей Чарли. «Море, какое оно огромное, я раньше никогда его не видел. Вилли, правда, сказал, что есть ещё лучше, но мне интересно здесь. Упрашивал его поехать на морскую прогулку на катере, но он не хочет. Говорит, что не любит солнце и что не переносит качку, и у нас лифт есть, на нём можно над морем полетать. Обидно, я не этого хотел…», — запись была прервана на полуслове, как будто он писал второпях. Значит, прогулка, мы только вдвоём на катере? Это можно. В Тоскане мы катались на лодке, но это не тот масштаб, да и то вдоль берега. Значит, пора воплотить его мечту. Опять рука тянется к карману с заветным мешочком конфет, и я больше не сопротивляюсь. Довольно. Имею я право на свои и его желания? Я иду к тебе, мой маленький принц. Три конфеты на моей ладони, и они падают в мой рот. Мой разум опять очищен от лишнего и готов принять новую встречу с призраком прошлого.       Чувствую тепло, чувствую, как моя кожа ловит лучи солнца. Я не на фабрике. Мы на яхте вблизи острова Крит. Мне вспоминается один великолепный фильм «Сафо». Он впечатлил меня своей тонкой организацией. В нём нормальная богатая леди влюбилась в юную девушку и потеряла голову от грешной, запретной любви. Я тоже потерял голову, чокнулся и улетел к звёздам. У меня нет ничего и даже надежды. Только призраки и волшебные конфеты, исполняющие безумные желания. Итак, я открываю глаза.       Яхта стоит у причала. Здесь очень мрачная обстановка, много голых скал. Но как же всё это завораживает и пугает. Мой Чарли смотрит на меня с каким-то неверием и обожанием. Мы прилетели сюда вчера опять на лифте и взяли номер в отеле. Один на двоих. В этой реальности, что уже изменилась, мы теперь вместе.       — Вилли, а я уже думал, что откажешь мне.       — Чарли, нет! Я не оставлю тебя и выполню любые желания.       — Поплывём в открытое море? Давно мечтал о таком. Мне кажется, что это как в Одессе.       — Значит, это наше путешествие, и мы найдём своего Минотавра. Или ещё кого-то особенного.       Яхта полностью автоматизированная и не требует особого управления. Чудо новейших технологий в действии. Задавай маршрут, и она сама тебя отвезёт куда угодно.       Я действительно не люблю качку, но ради Чарли готов на многое. Мы здесь совсем одни. Маршрут проложен вокруг острова. До захода солнца ещё далеко. Улыбка моего мальчика и искры в уголках глаз сейчас пронизывают всё моё существо. Для чего я жил? Кому отдам фабрику? Едва сдерживаюсь, чтобы не плакать от мысли, что на самом деле нет ничего, и мое тело лежит в отключке в тишине и темноте пустой комнаты. Главное — не забыть об этом. У меня ещё куча незаконченных дел. «Боже, дьявол или кто ты там, дай мне сил!» — кричит мой разум, но вместо ответа я смотрю на призрак прошлого и поддаюсь иллюзии. Мы стоим на залитой солнцем палубе и смотрим на синие волны. За бортом плещутся рыбы в воде. Он рядом, прильнул ко мне сбоку и не отпускает от себя. Так можно простоять целую вечность и даже её нам будет мало.       Останавливаемся в открытом море на отмели. Здесь можно плавать и нырять. Мой Чарли умеет плавать, и плавки, синие с двумя яркими полосками, уже на нём.       — Вилли, ну Вилли, снимай свой костюм. Хватит прятаться за ним, как за щитом. Ты такой красивый, и я хочу плавать с тобой здесь.       Его тёмные волосы уже растрепал ветер, и капли морской воды, залетевшие на борт, попали на его стройное идеальное в пропорциях тело. Он стал выше с нашей последней встречи, но ещё не совсем тот, каким я его запомнил в последнюю его минуту жизни.       Помню его взгляд, как он смотрел в неверии на того, кто его убил. Возможно, что он узнал её, маленькую богатую девочку, для которой весь мир крутился и вертелся красочным карнавалом в тот день, когда она переступила порог моей фабрики. Верука Соль, я почти забыл о ней за беззаботные годы, прожитые с Чарли.       Если и был кто-то более избалованный и завистливый на этом свете, то мисс Соль затмила бы любого. Как потом я узнаю от следователя, дочь богатого папаши провела все эти годы в психушке. Поначалу болезнь не проявляла себя явно. Обыкновенные капризы злобной маленькой девочки, но с годами они переросли в настоящие кровавые расправы. После своего позорного проигрыша она убила своих пушистых питомцев и забила хлыстом своего пони. Следующей её жертвой стала очень красивая девочка, дочь садовника; она отравила девочку, подсыпав крысиный яд ей в лимонад. Отец смог замять это, откупившись от бедной убитой горем семьи. Но вот убийство кузины Амалии скрыть уже не выходило. Верука была больна и опасна для окружающих. Свою родственницу она столкнула с лестницы из-за того, что её отец подарил девочке на день рождения лошадь. Эта лошадь была главным призёром на скачках много лет, и её просто продали по старости. Но Верука дико взбесилась от такого широкого жеста родного отца. Её ревность и эмоциональная нестабильность достигла предела. Думая, что её никто не видит, она подошла сзади именинницы и сделала лёгкое подталкивающее движение. Веруке не повезло, брат её отца, Седрик Соль, в этот момент вернулся в дом за шляпой и увидел, как тело его малышки сломанной куклой летит с лестницы, а на самом верху стоит его некогда любимая племянница и довольно улыбается. Чтобы родное дитя не посадили в тюрьму, мистер Соль устроил её в клинику на принудительное лечение. Вот только не учёл того, что его чадо найдёт способ сбежать оттуда и вынашивает в себе план по убийству наследника Вилли Вонки. Если бы она только знала, кем для шоколадного гения являлся высокий парень с глазами ангела. Сейчас Вонка старается не думать о ней, не вспоминать тот звериный оскал ненависти на аристократическом лице. Красота и уродство — понятия слишком относительные. Верука Соль сгнила заживо изнутри. Более мерзкого отродья, порожденного безграничной слепой любовью родителей, не найти. Сбежав от спокойных, мягких стен дома скорби, девушка связалась со своим обожателем в лице глупого и доверчивого соседа, Лиама Доусона. Парень полностью был в её власти, влюблённый дурак. Ради Веруки он выкрал у отца оружие из коллекции, организовал побег объекта своего обожания, подкупив санитара, и угнал автомобиль. Спокойные, флегматичные, на первый взгляд, идиоты способны и не на такое ради любви. А ещё Лиам выследил ненавистного всей душой Чарли Бакета, воображая в своей больной фантазии, что он реальный соперник его придуманным отношениям. Как же он был наивен. Верука и не взглянула бы на такую серую мышь как их сосед, она умело воспользовалась его влюблённостью. Парень чуть ли не единственный кто навещал её с момента оглашения приговора. Он же и вложил оружие в маленькие злобные ручки сумасшедшей красавицы. Её красота была сродни красоте холодных звёзд, на неё можно было любоваться, но не трогать, не подходить близко. Расчёт Веруки был прост: она сумасшедшая, всё, что ей грозило бы — возвращение в лечебницу. Но она не учла, что условия её содержания заметно ухудшатся. Считая себя неприкасаемой под защитой отца, девушка совершила страшное преступление, не задумываясь, а стоило бы. Если в прошлый раз она жила, как в пятизвездном отеле: ей отдельно приносили еду от личного повара их семейства, был отгорожен личный участок двора, была библиотека и куча личных вещей, то теперь Вилли Вонка приложил все усилия, чтобы убийца его мальчика содержалась чуть лучше дикого животного, особо опасного животного. За прошедшие два года после убийства Чарли Верука превратилась в пускающий слюни овощ, а мистер Соль умер от удара после оглашения приговора. Его сердце попросту не выдержало позора и перестало биться.       Воспоминания проносятся в моей голове даже здесь. Даже в моей заветной фантазии я не могу отпустить до конца свои сожаления и неутихающую боль. С остервенением срываю с себя одежду и, оставшись в одних трусах, просто присоединяюсь к моей призрачной мечте. Я делаю то, что никогда не делал с ним в реальности, дурачась в воде, пытаюсь забыться и забываюсь, отдавшись моменту. Чарли ныряет в воду и подплывает ко мне со спины, его руки обнимают меня и прижимают к себе. Он смотрит на меня с нескрываемым и невыносимо жгучим желанием. Уверенно касается моей груди, гладит, сжимает горошину соска. Парень уверенно действует, как если бы мы этим занимались каждый день. По-моему, мы и занимаемся в этой подправленной и переделанной реальности. Наши тела трутся друг о друга. Солнце освещает воду и проникает сквозь неё. Я возбужден от его настойчивых ласк. Мой мальчик вырос и пытается вести. Его губы настойчиво требуют поцелуй, и мы целуемся. Долго, как будто хотим высосать жизненные силы из наших тел, вытряхнуть души и соединить их навсегда. На отмели хорошо, мы можем стоять здесь в воде, и никто не увидит, чем мы заняты. Чувствую, что меня сейчас лишат последней детали моего гардероба. Так и есть — трусов больше на мне нет. Их унесла волна. Чарли тоже снял плавки. Смеясь самым открытым смехом, он гладит меня уже внизу живота. Пока только дразнит, не касаясь плоти. В ответ я поворачиваюсь к нему полностью и, обхватив его крепкую задницу, прижимаю его вставший член к своему животу. Он мокрый и сексуальный, его светлая кожа светится в лучах солнца. Вода возбуждает нас своим движением, распаляет желание. Хочу его до красных кругов перед глазами. Его ноги обхватывают мои бёдра, и руки ложатся на плечи. Я подхватываю Чарли и держу на воде без каких-либо усилий. Мне кажется, что мы не просто в воде, а в невесомости. Проникаю в него пальцами и ощущаю, что мой мальчик уже готов.       — Я готов, не надо прелюдий, — шепчет мне на ухо моё ожившее безумие. Насаживаю его на себя, и мы двигаемся. Сладко, жарко, мне кажется, что сейчас получу сексуальный удар и помру от переизбытка чувств. Всё слилось в единое целое: я, Чарли, море, солнце, яхта на якоре сверкает белым боком. Мы сошли с ума в моей реальности или в нашей новой реальности, но это как посмотреть. Секс с моим мальчиком подобен летнему ливню: он охватывает каждую клеточку организма нас двоих. Разрядка близка, его глаза закрыты, и член стоит, упираясь в меня. Он стонет протяжно, без стеснений. Как же, как же можно отказаться от него?! Кем надо было быть, чтобы совершить преступление и отказать себе и ему? Нас накрывает блаженной волной оргазма вместе, в воде, на воде. Сперму уносят волны. Мы тяжело дышим и голыми лежим на воде. Я близок к тому, чтобы поверить и остаться. Как несчастный Фауст, остановить мгновение и умереть, улетев за грань. Стать свободным и счастливым.       — Ты как? Живой? — голос Чарли взволнованно раздаётся рядом со мной, и это последнее, что я помню прежде чем проснуться.       В комнате темно, не горит даже ночник. Я лежу и бессмысленно пялюсь в потолок. Нет сил жить, нет сил встать и куда-то идти. Пусто во мне, там, где должно быть сердце — настоящее пепелище. У меня уже не осталось слез, но осталось ещё девять конфет. Сколько пройдёт времени, пока я воспользуюсь ими? А в том, что воспользуюсь, нет ни единого сомнения. Останусь ли я жив после этого? Вопросы сводят меня с ума, но ещё больше меня мучает пустота в этой комнате. Когда-то мне не хотелось сюда никого пускать и даже Чарли. Сейчас хочу отдать всё ради него, но этот дар никто не возьмёт, ибо он никому не нужен.       Утром нужно сделать одну важную вещь, а именно сходить на кладбище и перестать отрицать очевидное. Принять смерть моего Чарли я не смог. Мой гениальный мозг сопротивлялся этому шоку. Как и почему так случилось, что даже самолично закрыв ему глаза, всё равно вижу его живым? У меня нет ни одного ответа. Только белый памятник на месте и вечнозелёные туи растут по бокам от него.