Сладкие сны Вилли Вонки

      Пять месяцев я не прикасался к конфетам. Как мне это удалось? Очень не просто. За это время, перечитывая дневник Чарли по энному кругу, я нашёл там запись о том, что он мечтал открыть школу Вилли Вонки для маленьких будущих гениев. В неё брали бы самых немыслимых фантазеров, чья фантазия не имела бы границ. Они поведали бы миллион небылиц и могли верить в истинные чудеса, не задавая глупых вопросов о законах физики. Есть законы физики, а есть магии. Смысл в том, что у магии нет законов, кроме одного — желания можно исполнить. Стоит только загадывать правильные желания, и тогда произойдёт чудо. В это верил Чарли, мой дорогой мальчик.       Здание школы построить не трудно. Вернее, даже не строить, а найти заброшенное и никому ненужное, сделав из него школу мечты. Фонд школы я установил довольно большой и так увлекся самой идеей, что забывал даже поесть, не то что рефлексировать. Возможно, это спасло меня на какое-то время. Ах, время! Его так много и в то же время из-за излишка свободных вечеров мне вновь захотелось увидеть Чарли. Это случилось, когда я получил разрешение на изменения в городской собственности и ландшафта вокруг нее. Здание мне дали в аренду на большой срок, его уже давно готовили под снос из-за отсутствия желающих его реконструировать. Далее от меня ничего не зависело, стройка началась и оставалось только контролировать процесс. Деньги, которым я мало придавал значения в жизни, оказалось приятно тратить на хорошее дело.       Если разобраться как следует, то оказалось, что только Бакеты и учили меня хоть чему-то хорошему. Они научили ценить семью и заботиться о ком-то ещё, кроме себя. Мама умерла, когда я был совсем ещё малышом, и потом некому было рассказать мне о том, какой именно должна быть настоящая семья. Отец был холоден и отстранён, особенно после смерти мамы. Казалось, что он тогда полностью забыл о моём существовании, а главное было то, что он возомнил, будто я взрослый и мне не нужны простые радости, шалости и друзья. Злополучный дневник моего мальчика оказался пропитан теми чувствами, о которых только пишут в любовных романах и семейных драмах. Я осознавал, что осталось немного, с каждой мечтой мог уйти куда-то, откуда нет пути назад.       Однажды мне снился сон, всего лишь сон, но в нем Чарли был взрослым, и на этот раз в сексе главным был не я. Более извращённой фантазии я ещё не испытывал: проснулся в поту с колотящимся сердцем и болезненным стояком в пижамных штанах. Мне достаточно было запустить туда руку и провести буквально два-три раза по головке члена, как меня скрутил сумасшедший оргазм. В то утро я понял, что совершенно болен, и моя болезнь зовется Чарли. Уткнувшись в подушку, я опять отчаянно заплакал. Больно в груди, больно в голове, больно и пусто. От этого нет спасения, и только обещание, данное себе, довести дело до логического конца останавливает меня от пагубного поедания ценного шоколадного лекарства от моей грусти. Но нет! Я приберегу это на поздний срок. Когда буду уверен, что меня ничего больше не держит здесь, не сожалеть, не раскаиваться. В глубине души я понимаю, что это самоубийство, самое настоящее, гадкое, ему нет прощения. Наверное, мне одна дорога — в ад. Хотя нет, как можно дважды в него попасть? А жизнь без Чарли — истинный ад. Может, это всё сказка и нет никаких ангелов, и вообще там ничего нет. Умерев, тебя просто закапывают в могилу, и потом получается знатный компост. Хочу верить изо всех сил, что есть что-то после нашей несчастной и зачастую никчёмной жизни. Думая, что делал что-то важное и значимое, я забыл, для кого и для чего всё это делалось.       Задумываюсь, чего мне пожелать в следующий раз, и понимаю, что очень хочу, чтобы уже взрослый Чарли любил меня. Хочу принадлежать ему, чувствовать его внутри себя, чтоб тесно и узко, а потом близко-близко, и пусть будет больно, только бы чувствовать. Когда любишь, то неважно, кто сверху. Конечно же я всегда буду старшим и главным, здесь скорее важна степень доверия и откровенное принятие любимого человека. Важно единение как душ, так и тел. Стать одним целым, перевернуть всё в себе ради одного единственного, того, кого больше нет. Готов, я готов! И пускай поздно, только в моей фантазии, только в моём придуманном мире, который существует только для нас с Чарли. Как много «только», но это то, что важно и ценно для меня, для моей больной души и для моего израненного сознания. Выхожу на крышу фабрики и, как безумец, кричу в пустоту: «я верну тебя, мой мальчик!» По-моему, я совсем рехнулся, это клиника уже. Что делать? Кому молиться, каким богам и в каком храме мне попросить, чтобы вернули тебя? Как глупо. Всё, что я делаю — бессмысленно. Тебя нет, но есть гора сожалений, она давит и продолжает давить на меня гранитной могильной плитой. Узнав то, каким могла бы быть моя и твоя жизнь, я открыл ящик Пандоры. До первого сна ещё можно было отказаться от тебя и продолжить жить в пустой сладкой реальности. Лучше бы я не знал, каким ты можешь быть отзывчивыми, страстным, как краснеешь и как фантастически стонешь. В то же время отчётливо чувствую, что хочу пойти дальше, почувствовать всё самому.       Решаюсь на новое, до боли желанное путешествие в мир иллюзорного счастья. Уже точно знаю, чего хочу и как. Главное, чтобы мой придуманный Чарли не ускользнул от меня. На этот раз я расположился у себя на диване в кабинете. Покончив с изнуряющими делами на фабрике и дооформив очередные бумаги по постройке школы, почувствовал, что больше не могу так. Мне нужен Чарли, а значит четыре конфеты опускаются одна за одной в мой рот. Мягкость дивана обволакивает меня, в глазах стоят звезды и радужные разводы, сосредотачиваюсь только на той мечте, что связана с проникновением Чарли в мою плоть. Моё сумасшествие рвётся наружу. Последняя грань безумия уже близко. Раз, два, три — погружение!       Красное. Это первое, что я вижу. Я уже не в кабинете, нет. Передо мной комната дорогого отеля, и она красная. Красные стены, зеркальный потолок, кровать, на которой я лежу совершенно голый, тоже покрыта красным покрывалом. Чувствую себя беззащитным перед тем, что сейчас произойдёт. Этот шаг обдуманный. Слишком много и часто я над этим думал в последние дни. Подвожу глаза к потолку и вижу там себя полностью открытым, без единой лишней нитки одежды. Моё молочно-белое тело, не знающее ни-ког-да загар, сейчас контрастирует с кроваво-красным оттенком. Волосы отчего-то длиннее, чем были у меня настоящего. А может, это и есть настоящее? Как всегда меня гложет чувство неопределенности, когда попадаю в придуманный мир. Как будто я что-то упускаю. Мои руки привязаны к витому изголовью чёрными шелковыми лентами. Желание наказать себя за случившееся трансформировалось в это запредельное и в чем-то даже запретное. Я, возможно, совсем спятил, но мне нужно. Именно этого я хочу: быть беспомощным, связанным и подчинённым. Дверь в ванную приоткрыта, я слышу как журчит вода из душа, а также слышу стон. Похоже Чарли- а в том, что это он, у меня нет сомнений — удовлетворил себя перед основным блюдом. Странные мысли, отдалённо похожие на воспоминания из несбывшейся реальности, хлынули потоком в мой извëвшийся от одиночества мозг. Как оказалось, здесь мы не впервые, и я люблю иногда оторваться в подобном месте. Мы с Чарли вместе больше двух лет и многое успели опробовать с момента совокупления в космосе. Я полностью отдаюсь ему, а он принадлежит мне. Прошло время, и однажды моя жажда познания привела меня к тому, что Чарли стал моим путеводителем в мире плотского соблазна. Смелая молодость моего партнёра брала верх. Его любопытство и энергия начала в какой-то момент делать меня покорным ему. Отчего же я, взрослый мужчина, позволил ему? Ответ прост — я слишком его люблю и потому для меня высшее благо — быть беззащитным перед ним. У меня больше нет маски, нет туза в рукаве, перед моим мальчиком только один вариант Вилли Вонки.       Шум воды смолк, и через несколько минут ко мне подошёл Чарли. Он не удосужился даже обернуть бёдра полотенцем, его орган отчётливо виден и достаточно эрегированный. Любимое тело так близко, вот только бы протянуть руку. Но не могу этого сделать, потому что сейчас мои руки надёжно связаны. Возбуждение растёт, и тут я понимаю, что во мне что-то твёрдое, что-то распирает меня изнутри. И Чарли нажимает на кнопку пульта в своей руке. Мягкими волнами вибрация растекается от моей промежности по всему телу. Возбуждение начинает накатывать сладким маревом. Чарли меняет скорость вибратора, и он ударяет то быстро, то медленно. Жар охватывает меня, и я не знаю, сколько так смогу продержаться. Мой юный бог ласкает свой возбуждённый, налитый кровью, до безумия желанный моей дыркой член. Хочу его, умираю от похоти. Чарли смотрит на меня томным взглядом и грозит мне пальцем. Мол, ещё рано. От происходящего я уже на грани или в одном шаге перед тем, как получить наслаждение. И вот, когда моё желание почти подошло к финальной стадии, рука юноши сжимает мой член у основания и одевает на него кольцо. Оно пережимает его, и получить долгожданную разрядку я не смогу. От перевозбуждения слезы сами выступают на глазах, а с губ срываются стоны.       Налюбовавшись моей беспомощностью, Чарли садится на кровать и устраивается между моих развратно согнутых ног. Тягучая до боли сладость ощущений от того, как его язык проникает в дырочку уретры. Он лижет её, как мороженое, и проникает вовнутрь. Чувства и ощущения уже перешли на уровень оголëнного нерва. Он сжимает пульт в руке, и всё стихает. Останавливается и отстраняется, а меня бьёт дрожь. Игрушка извлекается из меня с хлюпом. Догадываюсь, что я обильно смазан и хорошо подготовлен. Руки Чарли блуждают по моему телу, доставляя мне приятные ощущения. Связанные руки немного болят, но это приятная боль, сейчас мне слишком хорошо. Глаза моего мальчика горят похотью. Ещё мгновение, и он входит в меня. Это не больно, как говорят и описывают, но, возможно, другие ощущения поглощают с лихвой неприятные. Остаётся чистое удовольствие. Не этого я хотел! Мне нужно было себя наказать, а вышло, что я получаю самое лучшее наслаждение из всех возможных. Чувствовать его плоть в себе и эти рваные толчки, стонать от них и понимать, что только смерть может разлучить нас. Только она уже это сделала. Кольцо снято с моего изнывающего органа, и сперма бьёт из него на мой живот и немного попадает на Чарли. В этот дивный момент я чувствую, как его горячая плоть выталкивает горячее семя, заполняя меня. Его чувственные губы ласкают меня, руки собственнически ласкают грудь, пощипывая соски. Понимаю, что принадлежу ему целиком. Уже не в силах ни кричать, ни стонать, отключаюсь.       Вопреки моим ожиданиям, я не исчез из фантазии сразу. Когда мои глаза снова открылись, то увидели всё тот же красный интерьер. Мои руки были развязаны, и затекшие запястья заботливо смазаны прохладным гелем, а обнаженное тело прикрыто тёплым пледом. Сколько же я пробыл в отключке?! Чтобы ответить на мой вопрос, в номер вошёл одетый в рубашку и джинсы Чарли с пакетом в руке из магазина сладостей через дорогу от отеля. Он быстро скинул лёгкие туфли и забрался ко мне на кровать. Не пойми откуда, возможно, из кофемашины, появились кофейные чашки с ароматным напитком. С трудом подтягиваюсь на руках и сажусь, привалившись к спинке кровати. За окнами отеля уже почти темно, видны только багряные отблески заходящего солнца. Мы просто сидим на огромной кровати, молча пьем горячий напиток и жуем свежую выпечку. У меня ощущение, что не ел пару дней. Булочки с изюмом и корицей в сладкой пудре. Ещё в пакете сладкое лакомство — макарони. Они разного цвета и вкуса. Чарли придвигается совсем близко ко мне и целует в щеку, зарывается носом в мои волосы. С ним уютно молчать. Мой взрослый мальчик, ты укротил и подчинил меня. Самого непокорного и своевольного человека. Для меня никогда не было обыкновенных законов, до тридцати пяти лет я не верил в семейные ценности и наплевательски относился к людям. Ты показал мне дружбу, любовь, заботу, преданность. Я такой идиот! Как мне смотреть на тебя без слез и сожалений? Но здесь, в этом мире, созданном или воссозданном, мне легко и хорошо, а главное — всё правильно. Я готов прожить так остаток жизни, просто сидя рядом, молча, без слов. И чтобы кофе и твои глаза, что смотрят с щемящей в груди любовью на меня.       Проходит ещё несколько минут уютного вечера. Ты хмуришься и оставляешь уже пустую чашку. Смотришь на мою сильно истерзанную правую руку, на которой след от шнура. Берёшь её в свою уже довольно большую ладонь и подносишь мои пальцы к губам. Целуешь алый след на запястье.       — Вилли, прости меня. Я не сдержался, так нельзя.       — Малыш, — я называю взрослого и рослого парня до сих пор так, — тебе всё можно. Я люблю тебя. Я принадлежу тебе весь-весь, и в такие минуты мне хочется быть ещё больше твоим. Ты забрал мою душу и моё сердце.       — Это не правильно, мне кажется, что я…я как будто насилую тебя. Как будто ты хочешь умереть от моих ласк. Это не нормально. Вилли, мне неприятно играть эту роль.       — Но Чарли, я сам прошу тебя об этом, и я вижу, что ты хочешь этого тоже.       — Хочу, но не так, — целуешь мои пальцы и сжимаешь их. Они как всегда холодные, и ты греешь их своим дыханием, — без боли и слез, и чтобы ты был главным. Мне это тоже надо. Прекрати наказывать себя, я даже не знаю, за что. Расскажешь?       — Обязательно, мой мальчик, обязательно…       Мы долго целуемся и опять занимаемся любовью. Просто любовью, неторопливо и долго. Мне кажется, что желать большего я не должен и не имею права. Но остаётся ещё одно желание, единственное и невозможное. В голове бьётся единственная мысль, что всего этого нет. Я лежу на твоей широкой груди, уткнувшись в неё, и слезы катятся по моему лицу. Сознание уже выкидывает из моих грёз — это конец.