Доза пахнет полынью

— Смотри, это глава Севера, О Сынджэ. Все называют его холодным и расчётливым, а ещё очень умным. Его брат работает в полиции… — В полиции? — хмурится Сан, разглядывая фотографию. — И никто не против? — Все, кто был против, давно замолчали. — Почему замолчали? — Папа говорил, что им отрезали языки, — серьёзно отвечает Ёнхун, и Сан ощущает, как по спине бегут мурашки. — О Сынджэ ненавидит, когда кто-то идёт против него, он любит полный контроль. Привяжет за ниточки, и станешь ты куклой. И сказать ничего не сможешь, потому что язык отрезали. — Это тоже папа сказал? — Это я вчера подслушал, когда папа с нашими гостями разговаривал, — довольно произносит Ёнхун. Сан переводит взгляд с брата на усатого худющего мужчину в длинном пальто, застёгнутом на все пуговицы. Он как будто насквозь видит, и Сан резко переворачивает карточку: ему кажется, что ещё секунда промедления, и их заметят. Оценят, повесят на нити и заставят танцевать на осколках. — Что, страшно? У главы Севера есть жена и дочери-близняшки, папа говорит, они умеют фехтовать и знают четыре языка. — А папа откуда это всё знает? — Сан обхватывает себя руками: в комнате не холодно, но его пробивает озноб. — Потому что папа в центре всех событий. От Ёнхуна пахнет вишнёвыми сигаретами, арахисом, мылом и выхлопными газами от машин. Сану не нравится это сочетание, оно неправильное, особенно в сочетании с первым ингредиентом, но Ёнхуну уже шестнадцать, он взрослый и старше Сана на целых восемь лет. Поэтому ему можно гораздо больше, и это по-своему справедливо. — А это — глава Запада, Пак Минён, ему пятьдесят три, он очень вспыльчивый и много курит. Очередная фотокарточка, на которой мрачный тучный мужик недовольно смотрит на Сана из своего картонного плена. Тоже неприятный, и очень бы хотелось не встречаться ни с кем из них в реальной жизни. — У него нет детей, только три собаки и шесть котов, но зато есть племянник, который запросто расчленит тебя и рассуёт по пакетам. Ёнхун выглядит счастливым, когда рассказывает всё это, и Сан боится спрашивать, что его может так веселить. — Я не хочу, — бормочет, отодвигаясь, — я сейчас на улицу пойду, не хочу… — Вообще-то ты как раз для того и растёшь, чтобы отдать тебя сыну главы Юга. Ты будешь проверять еду, чтобы не была отравлена, будешь спасать ему жизнь и убивать врагов. — Я не хочу, — бормочет Сан, прижимает колени к груди и чувствует, как колотит сердце. — А кто тебя спрашивает? — хмыкает Ёнхун. — Хватит уже ныть, тебе надо ещё главу Востока и нашего главу Юга увидеть. Вот, это — глава Востока, Чо Донсын, он самый молодой, ему тридцать шесть. Говорят, он много читает, а ещё всегда улыбается. Но улыбка у него жуткая, думает Сан, когда видит Главу Востока. Тот высокий, плотный, смотрит, чуть склонив голову. Изучает. — Он может улыбаться, а сам всадит тебе нож в спину, — продолжает Ёнхун. — У него есть сын, которому всего двенадцать, а он уже довёл до самоубийства учителя. Ты не слышал? Сан отрицательно машет головой: он не хочет слышать ничего такого, дайте просто уехать из этого города куда-нибудь к реке, где никакие жуткие люди его не найдут. Дайте сменить фамилию, подарите удочку и оставьте в одиночестве. — А жена у него китаянка, и её отец аж из самой Триады! Глаза пощипывает, дыхания в груди не хватает. Сан бы с удовольствием сбежал от этих уроков, чтобы почитать обычные книжки и переписать учебники. Он был бы прилежным учеником в нормальной школе, а не ожидал бы четыре раза в неделю прихода на дом учителей, которые в чём-то внешне похожи на людей с фотографий. — Ли Сонхён, глава Юга. Главу Востока перекрывает фотография нового для Сана человека, который смотрит лениво, губы его опущены, и вообще выглядит как старый окунь. — Говорят, он убил своего дядю и сел на его место. У него коллекция всяких кинжалов и ножей в кабинете есть, представляешь? Папа говорил, она очень красивая, там все стены обвешаны. В радужках Ёнхуна полыхают костры, а у Сана руки покрываются гусиной кожей и в горле пересыхает. — Вот, а его сын, Джихо, он приёмный, и ему столько же лет, сколько и мне. Представляешь, когда он займёт место отца, все эти ножи ему достанутся! А ты будешь рядом с ним и сможешь их увидеть. Сан не хочет ничего видеть. Он шмыгает носом, из глаз начинает литься, и ничего нельзя с этим поделать. Горло как будто сжимает, первый всхлип выходит жалостливым и слишком громким. — Дурак, — Ёнхун фыркает, — ревёшь, как девчонка. Да тебя там сразу же убьют, как только реветь начнёшь! Так только слабаки делают. Сан задыхается. Его начинает трясти, а Ёнхун просто сидит, дожидаясь, когда истерика пройдёт. Это не в первый раз, уже привычно. Ёнхуну надо свою, отдельную фотокарточку, чтобы положить рядом с остальными — так считает Сан.

***

— От папы пахнет рыбой. — Милый, но папа не любит рыбу. — Но от него всегда так пахнет, не только сегодня. Сана не понимают, считают дурачком. А он чувствует: от отца постоянно тянет слегка протухшей рыбой, ещё пылью, никотином, иногда кровью и много чем, что Сан пока не знает. Мама — это смесь маринованной капусты, шоколадного скраба и духов с цитрусами. Гости в основном пахнут, как папа, за исключением рыбы, но вскоре Сан начинает различать их по отдельным нотам: соджу, виноград, яблоки, кожа, креветки, а порой что-то палёное, неприятное. Весь мир так плотно насыщен запахами, что их кажется больше, чем всего остального. Они давят, сплетаются, и Сан постепенно продирается, знакомится с ними, распутывая, выделяя всё новые, более лёгкие, едва заметные. Он даёт незнакомым запахам свои особые обозначения, записывает, а когда узнаёт происхождение какого-то из них, делает пометку и указывает источник. Его захватывает эта грань мира — яркая, до конца не разгаданная, насыщенная, которую познаёт постепенно, подолгу нюхая чужие вещи, изучая ароматы в супермаркетах — там их особенно много, даже чересчур, и бывает, что от обилия начинает болеть голова. Но Сан вбирает — насколько может много, старается запомнить, отвлекаясь от мыслей о собственной обречённости. Запахи помогают не потерять себя. Сан осваивается в самой удобной для него плоскости мира, часто не понимая, как можно не ощущать того или иного аромата, ведь это же так просто. Однажды мама замечает лежащую на столе объёмную записную книжку, исписанную символами и определениями. Долго листает, а Сан наблюдает за чужой реакцией с трепетом. — Это молитвы? — спрашивает она, далёкая от религии женщина. — Это запахи, — отвечает Сан и с готовностью принимается объяснять: — Вот, смотри, раньше это была фиолетовая восьмёрка, а сейчас я знаю, что так пахнет порох. А это — розовый треугольник, но теперь я выяснил, что это жасмин. А вот… Мама не понимает, но её радует, что увлечение сына не связано со всякими обрядами и религией, а потому успокаивается. Сан продолжает изучать, впитывать всё новое об окружающих его ароматах — сильных или слабых, приятных или не очень, горьких или сладких — всех, до которых может дотянуться. Позже мальчик узнаёт, что проблемы с печенью имеют рыбный запах, именно поэтому отец пахнет ею постоянно. Его даже в больницу кладут, но тот возвращается. Потому что важная фигура, без него главе Юга не справиться. — Ты станешь значимым для сына главы так же, как я для главы нынешнего. Отец всегда занят. Ёнхун учит брата обращаться с ножом, развязывать и завязывать узлы, метать дротики, держать равновесие — всё, чему обучили самого. У Сана не пытаются узнать, нравится ему или нет, у него вообще ничего не спрашивают. Ставят перед фактом и насильно пихают в ужасающую его жизнь. — Твоё мнение всё равно никому не интересно, — зевая, говорит Ёнхун. Сан не хотел бы в это верить.

***

— Меня зовут Джихо. Молодой господин высокий — на голову выше Сана, уверенный в себе и сильный, с приятной улыбкой и дерзким прищуром. Это подкупает, притягивает, хочется вдохнуть у самой ткани, распознать чуть больше. Но Сан стоит, чуть склонив голову, ему нельзя шевелиться, пока не позволят: так наказывал папа. Они вдвоём в небольшой комнате загородных апартаментов главы Юга — нынешнего господина и отца Джихо. Чтобы познакомиться, поговорить, узнать друг о друге чуть больше. Это странно, непонятно, но таковы правила, и не тринадцатилетнему подростку противиться им. В самом доме зажигают ароматические свечи, в основном ваниль и белый шоколад. Ещё пахнет лаком — это с лестницы на второй этаж, розами — громадный куст растёт в горшке в коридоре, чистящим средством и тушёным мясом. Джихо широко улыбается, протягивает руку. Ладонь Сана утопает в осторожном пожатии. Происходящее кажется немного нереальным, как будто такого не может случиться на самом деле. — Давай сядем. У него приятный голос, Сану кажется, что это колдовство, иначе почему безропотно подчиняется? Он присаживается на краешек дивана, Джихо занимает кресло напротив. Наклоняется, чтобы оказаться лицом к лицу, и в чужих глазах видятся звёзды. Молодой господин красивый, даже лучше героев из дорам, что любит смотреть мама. — Что тебе нравится, Сан? Недолгое молчание — на пару мгновений всего. — Запахи, — несмело отвечает подросток. Его немного раздражает костюм, который пришлось надеть для встречи. А ещё от волнения болят живот и немного голова. Джихо молчит, и Сан принимает это как разрешение продолжать. — Я могу рассказать вам о вас, только чувствуя запахи, — опускает голову, — чем пахнут ваши духи, что вы ели, когда и какими средствами убирались в этой комнате… Здесь есть такие, которые я не знаю, но я их учу, — он замечает торчащую из рукава нить, и пальцы тянутся выдрать её. — Я изучаю запахи, они… От вас пахнет вишней, немного дубом, совсем чуть-чуть корицей, а ещё ванилью, потому что аромасвечи, а ещё… — Сан, — перебивает его молодой господин. По спине бегут мурашки, Сан смыкает пальцы и застывает, не поднимая взгляд. Напряжение во всём теле, словно натянутая на лук тетива. Не стоило говорить об этом, лучше было бы рассказать про любимый фильм, видеоигру или прогулки по супермаркету, это же нравится нормальным детям? Ещё можно было вспомнить про кошку, про то, как она пахнет после того, как побывает во дворе. Или про литературу, он же недавно стихи читал… Рука перехватывает запястье, и Сана тянут прочь из комнаты. Он спотыкается, едва ли не падает, а его уже ведут по коридору, мимо закрытых дверей, одну из которых молодой господин распахивает, чтобы затянуть в просторную комнату. Здесь только накрытый покрывалом диван и пустой шкаф в углу. — Чем тут пахнет? — спрашивает, разворачиваясь к Сану. Джихо становится первым и единственным, кто всерьёз воспринимает особенность подростка, который видит в глазах напротив заинтересованность.

***

В последнее время сны становятся серыми, вязкими и беспокойными, а иногда Сан и вовсе не может уснуть. Ему уже пятнадцать, а свыкнуться с мыслью о собственной принадлежности другому человеку не получается. Особенно после утреннего разговора в коридоре, когда родителей не было дома, зато после ночных похождений явился старший брат. — Джихо нравятся мальчики, — усмехается Ёнхун, задерживая ладонь на плече Сана. От него воняет соджу, кислой капустой, ветчиной, сигаретами — слишком насыщенно, ярко до тошноты. — И что? — хмуро отвечает подросток. Ёнхун присвистывает. Он как всегда доволен, что знает гораздо большего младшего, такой весь крутой-раскрутой, взрослый и может сам купить себе выпить. Ведёт себя, как будто всё ещё там, в возрасте шестнадцати лет застрял. — Это значит, что он может заставить тебя спать с ним. Поэтому я должен рассказать тебе о самых главных правилах секса с мужчиной. Я не практиковал, но кое-что почитал. — Не надо. У Сана горит лицо, он пытается вырваться и сбежать от неудобного разговора, но Ёнхун хватает его в охапку и шепчет прямо на ухо: — И тебе нельзя будет отказать молодому господину, потому что ты уже принадлежишь ему. Если хочешь, мы можем попрактиковаться. Научишься чему-нибудь… Звонкий хлопок. Голова Ёнхуна дёргается от удара, и этого достаточно, чтобы Сан расцепил чужие руки и успел сбежать в комнату, закрывшись изнутри. Он не плакса, просто в его жизни так много всего, что становится просто невозможно держать всё в себе. Ёнхун не появляется ещё неделю, но Сан всё равно боится, что тот в неожиданный момент появится. Он и появляется — на пару часов, но к младшему даже не подходит: делает вид, что того вообще нет. А утром отец сообщает, что Ёнхун разбился за городом. Сан ненавидит себя за то, что может испытывать облегчение от этой новости.

***

К шестнадцати Сан полностью переселяется к Джихо, который снимает квартиру ближе к центру города. Ему не страшно: они периодически общались, прогуливались, и молодой господин много рассказывал и про глав теневой жизни, и про разделение города, и много про что ещё. И не так, как Ёнхун, а обыденно, без лишних кровавых подробностей. Заново знакомит с миром, где полиция и мафия соседствуют друг с другом и даже помогают, и поначалу это кажется сюрреалистичным, неправильным. Но постепенно пазлы сходятся, мир не крошится, а Сан привыкает. Матери он звонит пару раз в неделю, изредка пересекается с отцом. Этого хватает. Главное, что записные книжки с собой, как и запахи — целая вселенная. — Тебя всё равно растили на убой, — говорит отражению в зеркале. И вроде бы даже верит.

***

— Что скажешь о новеньком, Сумине? Сану недавно исполнилось семнадцать. К нему прислушиваются, его голос значим — всё так, как говорил отец, которого не стало пару месяцев назад. Они одни в просторном кабинете Джихо. Сан упирается бёдрами в столешницу, ощущая опаляющее дыхание у самого уха и прижимающееся к спине слишком горячее тело. Не поворачивается, потому что нужно слушаться, а приказа не было. Только отвечать. — Собачья смазка, дешёвый корм, тоже собачий… Ладони Джихо ложатся на живот. Сан вздрагивает, но продолжает: — …маринованная редька, лук, горький перец, машинное масло, ржавчина. Как, — шумно выдыхает, когда мурашки по коже тёплой волной от влажного укуса за ухом, — как и сказал, этому Сумину… ему нужны деньги… Они с Джихо занимаются сексом уже месяца три, и никого не волнует, что Сан ещё несовершеннолетний — это глупости и формальности, о подобном не стоит задумываться. Но в первый раз было непривычно и страшно, Сан даже сознание потерял. Потом Джихо показал, что ничего ужасного в сексе нет, это даже приятно — до дрожи в коленях и сладостного напряжения внизу живота. — Я тебя услышал, — поцелуи мотыльками по шее, пока пальцы задирают рубашку. Сан слишком чувствителен на ласки, заводится почти сразу. Кожа пылает, внутри становится тесно и жарко. Он позволяет себе прижаться к Джихо, который всасывает кожу на плече, оставляя наливающуюся синевой отметину. Смог бы Сан так же с Ёнхуном? Одна только мысль об этом вызывает отторжение, как и сам теперь уже покойник. О подобном лучше не вспоминать, но мысли приходят невольно, когда меньше всего их ждёшь. Он ненавидит свою память, что подкидывает образ прижимающегося Ёнхуна. А потом Сана обнимает Джихо, и прошлое на время забывается.

***

Сан вздрагивает от закладывающего уши крика. Ногти на мгновение впиваются в кожу ладоней, и тут же руки расслабляются. Выдох. Тишина давит. Запах крови и химической полыни постепенно заполняет лёгкие, от этого слегка побаливает голова. — Пойдём отсюда, кофе купим, а мальчики пока приберут, — слышит будничное и открывает глаза. От некогда живого человека теперь только тело с кровавой лужей ореолом вокруг пробитой головы. Сану не нравятся такие иконы: в них нет жизни. Он отводит взгляд и следует за покинувшим комнату Джихо. — Отец будет ругаться, — со вздохом тянет мужчина, перешагивая через ступеньку. Всего-то два этажа вниз, для этого не нужен лифт. Сан молчит, знает, что фраза не нуждается в ответе. И знает, что господин Хо будет недоволен самоуправством сына, потому что «даже крысы нуждаются в дрессировке, они могут пригодиться для личных целей». У Джихо совсем иной подход. Сану всё равно, хорошо это или плохо, он не задаётся подобными вопросами. Он знает, что молодой господин дважды давал этому человеку шанс на исправление, и тот сам виноват, что проигнорировал. Таких не исправить, дрессировка бесполезна. Джихо замирает на последней ступеньке и разворачивается к остановившемуся Сану. — Я слишком мягкий? Сан думает не более секунды. — Ты просто другой. Это нормально.

***

После смерти Ли Сонхёна многое меняется. Полынь начинает зацветать с особой яркостью, главы беснуются, не находят места или делают вид, что всё под контролем, и кого подозревать? Сану двадцать два, он многому обучен, незаменим в жизни своего господина и всегда готов помочь. Джихо разрабатывает план, которому все причастные верно следуют. До тех пор, пока в «Алом бархате» их не застают врасплох, и Сан оказывается одним из немногих, кому удаётся сбежать. Скорее всего, выжить помогает желание, чтобы план Джихо и его стремление наказать ублюдков не оказались напрасными. Чон Уён интересный, открытый. Сан уверен, что не прогадал, Джихо даже биографию этого полицейского откопал, но ознакомиться с ней не успели, так, поверхностно пролистали. Думали, будет чуть больше времени, а вышло… Почти ничего не вышло. Сумин исчез, Джихо погиб, как и часть ребят, и Сан не уверен, что остался хоть кто-то, кому он мог бы довериться. Кроме Уёна, получается. Парень готовится к скорой смерти, прекрасно осознавая, что о нём могли разузнать, выведать то, что они с Джихо так тщательно прятали. Мало ли, в идеальную скрытность не верится. Но ночью за ним никто не приходит, а утром возвращается офицер Чон и сообщает, что теперь Сана будут охранять как свидетеля. Он не возражает, если это поможет поймать причастных.