«Пристыдить можно только тех, у кого есть совесть». (Лайонел Шрайвер. Нам нужно поговорить о Кевине)
Тимур не спал и смотрел в потолок. Если бы сейчас дома были иные часы, кроме цифровых, они бы оглушительно тикали, разрывая окружающую тишину. Но таких часов не было. Только наручные, что принадлежали Максиму, а тот хранил их в отдельном ящике. Тимур думал о том, что ничего не понимал, хотя и старался. То, что Максим часто переписывался, было нормой. У Максима существовала работа и знакомые. Но вчера, когда Максим оставил телефон, сбежав в туалет, Тимур прочитал сообщения от матери Максима и впал в ступор. Та написала в первом сообщении о некой Мариночке, которой нужно было сообщить ответ, приедет ли Максим. Во втором — что Мариночка отлично готовит и смогла бы сама организовать следующий ужин. Тимур не лазал по чужим перепискам, не рылся в чужих телефонах. Он бы и сообщения не прочитал, если бы Максим не разрешил в настройках смартфона показывать текст уведомления. Тимур считал себя идиотом. Он не хотел превращаться в параноика, хотя, на самом деле, параноидальное состояние было частью его повседневности. Максима не интересовали женщины... кажется. Он никогда не встречался с женщинами... кажется. Тимур хотел заснуть, но мог сделать это, лишь если бы кто-то доброжелательный ударил его прикладом по голове. Если бы можно было отключить эмоции и начать мыслить только логически. Вот же засада! Тимур хотел взвыть, но тогда разбудил бы Максима, а он точно не желал этого. Максима он любил, даже когда бесился из-за него или, как сейчас, испытывал тревожную обиду. Всякая разумная мысль в голове сразу перебивалась неконтролируемыми. Максиму было нужно что-то ещё? От кого-то другого? Это все было чепухой. Максим ему не изменял. Максим постоянно говорил, что Тимур красивый, и что Макс сам себе завидует. Да он же жизнью рисковал ради него! А что, красивым не изменяли? Измена не обязательно сопровождалась чувствами, она прекрасно могла быть простой физиологией. Вспышка симпатии и страсти. Это не повод бросать постоянного партнера и бежать к любовнику. Некоторые люди были отличными семьянинами и при этом могли ходить налево – как в магазин. Нет, Максим таким не был, и девушки его не привлекали от слова совсем. Да и писали самому Тимуру от лица мужчины. Вчера на работу снова пришло сообщение угрожающего характера. Тимур не стал говорить Максиму, не хотел злить или расстраивать. Нужно было показать эти сообщения полиции, что Тимур и собирался сделать сегодня или завтра. Нечего терпеть кибертерроризм, если можно не терпеть. Недалёкие люди свято верили, что в сети ты анонимен и тебя не найти, но это было неправдой. Да, кого-то было не найти, но у Тимура был целый телефонный номер. Человек, пишущий сообщения, даже не думал, что его могут найти. Ему что, было пятьсот лет, и он только что вышел из пещеры? И кто, черт побери, такая эта Мариночка? Родители Максима всегда были негативно настроены к его ориентации. А тут писали с целью узнать о какой-то Мариночке. За потоком мыслей Тимур все-таки задремал в пять утра, а, когда снова проснулся, было шесть и была суббота.***
Стеклообои клеились так же, как обычные. Меряешь обои, отрезаешь, мажешь стену клеем и клеишь, попутно выстригая то, что необходимо, вроде розеток или выключателей. К тому времени, как проснулся Максим, Тимур поклеил полторы стены гостиной, прыгая со стула на пол, а оттуда — на собранную тумбочку. Он тихо перемещался по комнате. Ножницы не потерял ни разу, как и ножик. Процесс шел мирно, незатейливо. Сложность заключалась в том, чтобы приклеивать обои наверху, потому что они были широкие и не вполне удобно было держать их в одиночку. От двери раздалось шарканье тапок. Тимур выпрямился и потер поясницу. - Привет, - сказал Максим. – Ничего себе. Во сколько ты встал? Был одиннадцатый час. Тимур бодрствовал уже четыре. - В шесть, - сказал Тимур, не став уточнять, что всю ночь он тоже провел без сна. Максим обеспокоенно пробежался глазами по его лицу, и Тимур отвернулся. - У тебя мешки под глазами, Тим. Ты спал? У Максима был некий датчик, настроенный на молчание Тимура. - Не очень, Макс. Все нормально. - Тим, я сейчас умоюсь и помогу тебе, ладно? - Я сделал завтрак. Поешь. Там омлет со шпинатом и сосисками. - А ты ел? - Я съел конфету. - Конфету, – возмущенно повторил Максим. – Какую нахрен конфету? - Шоколадную. Повисло молчание. Тимур смотрел на ведро с клеем, прикидывая, не слишком ли он много развел. Максим смотрел на профиль Тимура. Последний ожидал очередной фразы о еде, о том, не сошел ли Тимур с ума и не хочет ли он поделиться своим поганым, меланхоличным настроением, но ничего подобного не последовало. Раздалось тихое шуршание обуви, и Максим ушел от дверей. Тимур испытал нечто вроде разочарования. Он не хотел, чтобы его доставали вопросами, но то, что Максим просто развернулся и пошел есть, выглядело немного оскорбительно. Полилась вода в туалете — Максим ушел умываться, а не на кухню. Тимур послушал и принялся за очередной кусок обоев. Он успел помазать стену клеем, а Максим уже вернулся: умытый, посвежевший, в одежде для строительных работ. - Ты поел? - спросил Тимур, поражаясь, насколько быстро это случилось. - Нет, - коротко ответил Максим. - Но я же сготовил. - Ну ты же не ешь. Я тоже решил сдохнуть с голода, Тим. Тимур обреченно уставился на него, а Максим принялся за работу. Такое положение дел Тимура не устраивало. Люди могли быть невероятно нелогичны, когда дело касалось здоровья и комфорта любимого человека. То, что Тимур не поел сам, его не беспокоило, но Максим, схватившийся за кисть, а не за вилку пугал, обижал и настораживал. - Макс, поешь, пожалуйста. Там все остыло. Я же старался. Ты же любишь... - Да, люблю, мать твою! - рявкнул Максим, и Тимура едва не сдуло из комнаты от неожиданности. - Что происходит вообще? Что вокруг меня происходит? Я хочу дом! Хочу трахать своего парня! Хочу получать деньги за рисунки! Но вокруг какая-то херня! То мать, то дед, то ты. Ты-то что хочешь от меня? Что за голодовки? То пойду в бар, то буду сидеть там с каменным лицом! Что происходит? Что я делаю не так?! Тимур сделал несколько шагов назад, неосознанно сжимая в руке ножницы. Орущий Максим случался нечасто. Он мог вспыхивать, ругаться, но не брызгать слюной и приближаться к Тимуру с неотвратимостью поезда. - Стой на месте, - сказал Тимур, не узнавая голоса. - Что? - Я хочу выйти из комнаты. Стой на месте, - пояснил Тимур. В слова просочилась истерика. Максим уставился на ножницы в его руках, на кисть для клея, которую незаметно для самого себя сломал. Кисть он бросил на пол и поднял руки, делая два шага от Тимура. - Прости, я не хотел. Я случайно. Я бы никогда тебя не тронул. Тимур, не слушая, выскочил из комнаты и быстро дошел до кухни, обогнул стол и барную стойку и подошел к окну, прижимаясь к нему лбом и медленно дыша. Старые травмы не заживали до конца. Это как отрезанная конечность: пальца нет, но то, что он был, будешь помнить всегда. Тимур был здоров, он функционировал, как все другие люди. Кому-то, к слову, жилось гораздо хуже, чем ему. Но это не помогало избавиться от застарелых рубцов. Тимуру хватило одного ножа в спину — натурального, не фигурального, — чтобы навсегда впечатать в сознание инстинкт замечать опасность. Максим не был для него опасен, но в моменты, когда жизнедеятельность диктовалась инстинктами, а не человеческим началом, ощущался именно так. Человек, в жизни которого физическое насилие было частью повседневности, умел оценивать угрозу и искать глазами двери и оружие. Тимур выпустил ножницы из руки. Те едва отлипли и оставили на ладони глубокий красный отпечаток. Тимур обхватил предплечья руками. У них не было двери на кухню — а зачем? — и Максим тихо постучал в дверную коробку, обрамляющую вход. - Тим, можно? - М-ага, - ответил Тимур. Максим тихо зашел внутрь, нерешительно встал через стол от Тимура. - Я бы никогда... - произнес он тихо и запнулся на вдохе. - Ты знаешь же, да? - Да, это просто подсознательное вылезло. Я не думаю, что ты меня ударишь, но... - Никогда в жизни, клянусь. Я правда... Мне проще себе в ногу вилку воткнуть. Тим. - Я знаю, что ты бы ничего не сделал. Он и правда знал. Знал, но ничего не мог поделать, когда мозг реагировал так, как его приучали, долго и методично. - Я поем, - добавил Максим. - Я тебе тоже положу, ладно? Мы разделим мою порцию. И я могу накрошить салат. Что ты хочешь? Тимуру не нравилось, когда Максим говорил с ним так: как с ребенком, как с больным, которого нужно успокоить. Он развернулся, посмотрел на Максима и подошел к нему, обнимая за талию и прижимаясь щекой к грязной футболке. Максим обнял его в ответ, поглаживая спину. Сердце Максима билось часто и тревожно. Тимуру не нравился такой звук. Сердце должно было биться быстро только в минуты страсти, а не в обеденное субботнее время. - Мне жаль, - сказал Тимур. Максим поцеловал его волосы. Они разделили яичницу на завтрако-обед пополам. После Максим нарезал салат из ветчины, помидоров и сыра. Тимур приготовил куриное филе, бросив его на гриль. Когда уселись есть, Максим снова посмотрел на Тимура страдальческим, щенячьим взглядом. - Ты ничего не сделал, - ответил Тимур в ответ на немой вопрос. Максим недоверчиво пожал плечами, но давить не стал. Тимур ковырнул помидор. Они поели в тишине и скромном стуке вилок. Пока стучали, Тимур подумал, что нужно было приготовить суп: жизнь на одном втором была вкусной, но не полезной для желудка. Он вздрогнул, когда рука Максима осторожно коснулась его пальцев. - Тебе писали сообщения? - спросил Максим прямо. - Да, вчера на работе, - признался Тимур. - Почему ты мне не сказал? - Я не знаю. Я хотел сегодня сходить в полицию и написать заявление. - Дай мне свой телефон, - попросил Максим. Тимур вздохнул, но сходил за телефоном и протянул Максиму. Тот одним движением пальца разблокировал экран и зашел в сообщения, ища нужное. Долго искать не пришлось. Секунда — и Максим прислонил телефон к уху, нажав на запись звонка. - Думаешь, возьмет? - спросил Тимур шепотом. Он прислушался к звукам из телефона, но на той стороне трубку не взяли. Тогда Максим взял свой телефон и набрал сообщение с него незнакомому номеру: «Это Максим, парень Тимура. Пошел к черту и не смей ему писать». Он нажал на кнопку «отправить» и удовлетворенно скривил губы. - Как будто это сработает, - заметил Тимур. - А вдруг?.. Слушай, - Максим нахмурился, - я же думал. Я точно ни с кем не знакомился в последнее время, кроме тех... Твою-то... А зачем бы ей писать, притворяясь мужчиной? Она даже не знает, что я гей. - Кто? Что? - не понял Тимур. Максим виновато посмотрел на него. - Мой дед вернулся из Грузии. Помнишь, я говорил о нем? - И? - не понял Тимур. - Он приехал с женой и падчерицей. Падчерицу зовут Марина, мать свихнулась от счастья, вешая ее на меня. Зовут на обеды и ужины, я их игнорирую или вежливо отказываю. Но Марина даже не знает, что я гей. Откуда бы ей знать твой номер? Тимур кашлянул. - А почему она считает, что ты свободен? - спросил он. - Я не говорил на семейном сборище с чужими людьми о тебе. Им незачем знать. - Может, поэтому и твоя мать, и прочие люди считают, что могут тебе навязываться? Не думал? - Ты на меня злишься? - удивился Максим. - Я же не из злого умысла. - Да. Просто не сказал девчонке, которую родители тебе прочат в жены, что ты предпочитаешь тело с членом. - Тим, будь добр, не нужно делать так снова. Не думай, будто знаешь, о чем я думаю. Я не сказал не потому что мне стыдно признаться. Я не видел смысла говорить посторонним людям о тебе. Ты все равно не вхож в семью. Я не хочу, чтобы ты общался с ними. И после того, как мои новоявленные родственники исчезнут в Грузии, я вряд ли буду поддерживать с ними тесную дружескую связь. Тем более, у моей матери мог случиться инфаркт, если бы я сказал такое за столом. - Ага, у нее нет инфаркта, что она лезет в наши отношения зато. - Да, потому что у нее нет совести, а у меня есть, - отрезал Максим. - Я не собираюсь уподобляться ей. Все, о чем я думаю, это чтобы тебе было комфортно. У родителей я никогда не говорю о тебе, не обсуждаю свои отношения. Но это не значит, что, когда я у них, я не думаю о тебе. Я думаю. Много. - Как пихаешь в меня член? - грубо спросил Тимур. - И это тоже, - ответил Максим. - Ты меня не выведешь на ответную грубость, не пытайся. - Хочешь пихнуть его в меня сейчас? - Нет. - Почему? Давай. Как шлюху. Максим улыбнулся ему и погладил по щеке. - Солнце, я тебя изучил. Я знаю, что ты делаешь. Из-за того, что тебе обидно, ты хочешь, чтобы я действительно тебя обидел. Мой ответ тебя не устраивает и тебе нужна причина продолжать гнобить себя и меня. Ты хочешь, чтобы я тебя поимел, чтобы продолжить считать, что я легко могу переступить через твои чувства и заменить их животным сексом. Ты думаешь, что я не сказал посторонним людям о наших отношениях, потому что не хотел сковывать себя обязательствами перед тобой и отказываться от перспектив. И, если я сейчас на тебя наброшусь, ты будешь думать, что я пользуюсь тобой даже в такие сложные моменты. Я не наброшусь. Но, если ты не против, попозже, когда мы оба успокоимся, я с радостью спущу пар. Потом. Когда мы, черт побери, поговорим. Прости, что я не сказал той девчонке о тебе. Хочешь, скину ей хоум-видео? Думаешь, мне слабо? Сколько раз мне нужно повторить, что ты для меня все? Я недостаточно часто подтверждаю свои слова? Тимур смущенно опустил голову и покачал головой. Ему было стыдно. Максим ему не изменял и не обязан был каждый день повторять одно и то же. Однажды повторение могло надоесть. Тимур и не думал, что Максим мог ему изменять, но, пока тот не разразился речью, внутри Тимура все равно что-то ползало, липкое и склизкое. - Я просто увидел вчера сообщение от твоей мамы, - пробормотал он. - Я не хотел читать твою переписку. Я никогда не читаю. - Если я когда-нибудь начну смотреть на кого-то другого или хотеть его, вызови мне санитаров, пожалуйста, - сказал Максим. - Не все вяжется на внешности, - произнес Тимур. - Вдруг ты встретишь кого-то лучше через год или два. И он не будет супер, но будет тебе нравится. - Мне нравишься ты, - припечатал Максим. - Я люблю гребаные ребусы, а ты — живое их воплощение. Я влюбился в тебя до того, как увидел, а после — сорвало все краны. Я от тебя в этой жизни не отстану, иди ты к черту, Тим. Я иногда лежу и думаю, что если не прекращу лапать тебя по десять часов в день, ты устанешь от такого маньяка и уйдешь. Я иногда думаю: а не маньяк ли я часом? - Мне нравится, когда ты меня трогаешь. - Мне тоже нравится, когда ты меня трогаешь. Общение у нас, конечно, уровня детского сада. Тимур перекатился со своего стула на колени Максима. Плевать, что Максим говорил, что не будет сейчас с ним спать. Тимур хотел. Хотел сделать приятно, чтобы все утро стерлось из памяти у обоих. Он сполз на пол и стянул с Максима штаны, оставив их болтаться на лодыжках. Максим захрипел и бешено облизал губы, цепляясь пальцами за край стула, чтобы не вцепиться в волосы Тимуру. Тот же улыбнулся и заглотил член своего парня, причиняя себе дискомфорт, насаживаясь до конца и сдерживая рвотные позывы. Он лично оторвал руку Максима от стула и положил себе на голову. - Делай, как ты хочешь. Я хочу сделать все, как ты хочешь, - сказал он, кашляя. - Пожалуйста. Он хотел насадиться обратно, но Максим дернул его за волосы, отрывая от себя и поднимаясь. Пинком отодвинул штаны в сторону и потянул Тимура за плечо. Тимур отодвинулся к шкафчикам и встал на колени, прислоняясь головой и спиной к гарнитуру. Он открыл рот, и на язык тотчас лег тяжелый, набухший член. Максим одной рукой взялся за его голову в районе шеи, а вторую положил на щеку. Притянул к себе и стал медленно двигаться внутри горла Тимура. Тот чувствовал, как изо рта лились слюни, смазка с члена, перед глазами стояла пелена слез. Он дышал носом и послушно позволял Максиму скользить внутри него. - Нормально, солнышко? - спросил Максим заботливо. Он вынул член, похлопал им по щеке Тимура. Тот сглотнул все то, что было у него во рту, и снова открыл его. - Солнышко? - повторил Максим. - Да, мне нравится. Давай. Максим вернул член на место. Тимур пытался гладить его языком, но быстро отбросил эту идею, когда Максим снова задвигался. На сей раз он толкался быстрее, не забывая нежно стирать слезы с щек Тимура. Тимур кашлянул, выплюнул смазку. Максим нетерпеливо поднял его голову и толкнулся снова. - Куда? - только и спросил он. Благородный, как и всегда. Тимур ткнул пальцем в горло, и Максим застонал, кончая ему в рот. Тимур почувствовал сперму на языке, зубах, в горле. Он откинул голову назад, снова кашляя и глотая ее. Максим тяжело дышал, стоя над ним. - Ну и кого же я должен хотеть вместо тебя? - спросил он мягко. Тимур хрипло рассмеялся.