***
Кира слегка хмурится, пока жуёт свою нижнюю губу. Смотрит, приглядывается в мутную темноту, похожую больше на дым пожарный, убивающий разум вместе с человеческими лёгкими. Щурит кофейные глаза, сложив руки на груди. Взгляд прикован ровно к фигурной раме перед собой, что опоясана лианами, которые, казалось, легко могли утащить молодую богиню за собой, стоит только отдать приказ. Ждут слов своей хозяйки, но она молчит. Не шелохнется, если на перепутье между вратами Олимпа и Преисподней стоит Она. Лиза всегда даёт выбор. Если может, конечно. Богиня Весны стоит, переминается с ноги на ногу, взвешивает все за и против. Кира никогда не была неуверенной — наоборот, шла напролом, не обращая внимания ни на какие внешние или внутренние факторы. Даже если не была до конца уверена в своем решении. Но сейчас нервозность почему-то сковывает её конечности, а на лбу чувствуется фантомный взгляд, что волнует нутро уже долгое время. Кира теребит свои серьги в ушах, а разрез на платье периодически открывает больший участок её кожи. Где-то вдалеке, позади, она, кажется, слышит голос Кристины, богини войны, и Виолетты, но… Она видит почти перед собой холодные, зелёные глаза в темноте — только протяни руку и узнаешь, кто их обладатель. И Кира протягивает. А вместе с тем шагает в тьму, оставляя Кристину и богиню Солнца позади себя, давая им возможность заблудиться в садах Олимпа, по которым сама гуляла буквально только что. И, почему-то, этот мрак не пугает, не заставляет мурашки разойтись по коже. Она будто гостеприимно, ласково даже, окутывает богиню плодородия, забирая в свои объятия. Объятия эти, отнюдь, не сдавливающие рёбра, как могло ожидаться, а лишь водят по туловищу, мягко сжимая. Втягивая за собой, куда глубже и, Кире кажется, интереснее. Ступни беззвучно переставляются одна за другой, а подолы белого платья тянутся за ней шлейфом, как-то не гармонично выделяясь среди проникновенной тьмы. Перед глазами стелится дорожка из камней и молодой богине ой, как повезло – она не знает, не догадывается даже, что это за камни. Кости мертвецов хрустят, крошатся пока она идёт, но упрямо прокладывают ей путь вниз, прямо к лестнице, что заставляет её пуститься ещё ниже. Кира почти-что бессознательно идёт, ею движет чистейшее любопытство, ранее не испытываемое и она ведёт кончиками пальцев по узким стенам. Гладит чёрный камень, наслаждается непривычным холодом. Там, наверху, всегда было тепло. Виолетта чаще всего была в приподнятом настроении, приоткрывая завесу облаков. В такие моменты Кира щурилась, но упрямо оставалась на месте, под задорную улыбку богини Солнца. Качала ногами активно и прикрывала ладонью глаза над бровями, пытаясь высмотреть хоть что-то. На Олимпе весело. На Олимпе хорошо и надёжно. Там ты ничего не боишься, тебя окутывает только свет, а хмурых представителей божественной расы было встретить почти-что невозможно. Вино лилось рекой, и Кире даже казалось, что оно пачкает её ступни, заставляя утонуть в этом алкогольном море. Довольная улыбка пьяной Кристины – лучшей подруги – никогда не оставляла сомнений в чудесном Олимпе и божественном времяпровождении. Где все необязательные обязательства выполнялись исключительно по твоему велению-хотению. И если в тот, конкретно в этот вот день, ты не захотела давать тому человеку урожаю – тебя не осудят, только лишь нальют что-то виноградное в бутылку и подадут. Улыбнутся с мягкой улыбкой старшие боги, похлопают по макушке понимающе, а Кира принимала это за поощрение. И глотала, заставляя алые капли скатываться по подбородку и шее. Но здесь, почему-то, всё по-другому. И Кира уверена что это место – далеко не часть Олимпа. Тут хладно и тягуче-морозно, но так... По-родному. Будто эти стены только её и ждали. Томились, жалуясь незримому собеседнику на отсутствие девы Олимпа, которая слишком выделялась в этом месте. Светлые волосы и бледная кожа контрастировали с теменью лестницы и коридоров, по которым шагала Кира. По стенам были развешаны факелы и богиню это почему-то слегка удивляет. Она казалась тут... Белой вороной, как принято говорить у людей. И богине это не нравилось. «Хочется казаться частью системы», – мысль простреливает голову стрелой, тетиву которой натягивали чьи-то руки ещё с первого шага вниз. Кира ведёт пальцами по сгибам локтей, в попытке уйти от этого. Небольшие каблучки обуви стучат по камню под ногами, а сама она бродит в тёмном, мрачном коридоре, в конце которого, почему-то, виднеется арка из металлических изделий, в виде змей. Они обвивают колоны и угрожающе раскрывают рты, демонстрируя раздвоенные языки и острейшие клыки, так и застыв. А богиня плодородия не замечает, как прибавляет шаг. Поближе к тому небольшому свету в этой комнате. Ноги переставляются неосознанно, благо не срываются на бег, Кира только на периферии слышит глухие стуки. Когда блондинка оказывается прямо у серебристой арки она замедляется, позволяя рукам расслаблено сползти вдоль тела, а платье остаться в покое, не колыша порывами ветра от ходьбы. Бледные руки ведут по металлическим изделиям, а макушка оказывается в поле зрения комнаты. Карие глаза бегают, осматриваются, хотят разглядеть. Кира ступает шаг внутрь. Снова. Помещение вызывает в богине смешанные чувства. Она такая же мрачная, как и всё остальное здесь, но в то же время на порядок светлее. Стены подсвечиваются фонариками мягким оранжево-жёлтым сиянием, опаляя тёмного цвета камень помещения. По противоположную сторону от девушки видно стенку с книгами, занимающую весь периметр стены и Кира, кажется, долго будет считать сколько их там есть. К тому же есть диван в светло-сером оттенке, а вокруг него похожего цвета подушки и... Чёрт бы побрал. По левую руку от Киры стоит кровать, судя по всему, обладательницы комнаты, что накрыта чёрного цвета балдахином. Вокруг валяются перо и какие-то бумаги, скатывающиеся по полу, а на бархатистом ковре расползалось пятно от туши. А ещё в кровати находилась девушка, что, кажется, спала, но её разбудило появление Киры. Девушка эта слегка приподнимается, опираясь на руку с сонным взглядом. А богиня Весны отводит глаза, так как чёрное платье той задралось, открывая вид на бледные ноги и плечи, с которых упрямо скатывалась лямка элемента гардероба. Тонкую талию незнакомки обрамлял металлический ремень, что делал сон, наверняка, ещё более не удобным. И тут до Киры доходит, в чьи покои она попала, потревожив сон хозяйки своими шагами с коридора (кто вообще спит с открытой настежь дверью, дорогуша?) и мельтешениями по комнате, в попытках рассмотреть всё ближе. А ещё брюнетка выглядит сейчас мило и немного смешно – короткие волосы той торчат во все стороны, а сама она чешет свой затылок, в попытках сфокусироваться. Но больше всего отвлекают глаза. Девушка смотрит на неё исподлобья, неосознанно, наверное. Зелёные радужки приковывают карие к себе и выглядят как-то совсем... Живо. Слишком ярко для этого места. Переливаются на свету с зелёных в миндальный, а зрачок совсем немного сужен, как у кошки. В этой зелени глаз хочется застрять. Так и не скажешь, что богиня Смерти. Глаза Лизы расширяются и смотрят виновато, совсем грустно, когда до сонного мозга-таки доходит, кто перед ней стоит. Лицо выражает удивление в приподнятых бровях, а брюнетка сползает с кровати, заставляя платье на секунду приподняться ещё выше. Елизавета приближается к ней лёгкой походкой, но лямку не поправляет, оставляя болтаться где-то на предплечье. Кира даже не замечает того момента, как зеленоглазая подходит к ней на расстоянии одного шага и поднимает карие глаза на лицо брюнетки – Лиза чуть выше. – Что же ты делаешь тут? Во взгляде Лизы – сплошное беспокойство. О сделанном самой Кирой шаге в пустоту и её владения. Богиня Тьмы чувствует волнение – а справится ли блондинка с этим? Справится ли с задачей такой же Властительницы Смерти, как сама Лиза? Потому что Кира Лизина, по праву, отдана в руки её самолично Лаурой – богиней грома. Лиза до сих пор помнит тот взгляд голубоглазый, слегка сожалеющий о решении таковом, но понимающий, что ничего уже сделать не может. Лаура Киру отдала во власть холодных Лизиных рук и единственное, что остаётся женщине – смириться, отпуская племянницу. Кира же виснет, будто не слышит вопроса. Рассматривает уже приближавшуюся богиню Смерти и глаз не отрывает от омутов напротив. Зелёные радужки так же упрямо, но спокойно, даже прохладно, скользят по телу Киры и по коже богини Весны ведут свой марш мурашки. Так вот чей взгляд вечно преследует её. Лиза красива – просто чертовски. Не так, как описывают её наверху. Там о ней и не говорят толком, а если и говорят, то только возмущаются насчёт того, насколько богиня странна и чудаковата. Но для Киры же она что-то вроде неизведанного цветка. Подобного тем, которые сама выращивает на чужих полях. Она притягивает, манит своей первобытной недоступностью и тьмой. От неё веет холодом и смертью. Кожа бледна, будто сама Лиза сделана из мела. Выглядит, признаться так, будто надави где-то не так, и она треснет, словно хрустальная ваза. Рассыпется осколками или белым порохом прямо под ноги, останется где-то в воздухе и немногочисленных воспоминаниях. Глаза тёмные-тёмные, но Кира выглядывает там каре-зелёные ноты в зрачках. А когда Лиза лежала на кровати и смотрела исподлобья – жёлтые, будто расплавленное золото, цвета отражались в зрачках богини. Это завораживает. – Как ты попала сюда? Лиза повторяет, а у Киры только лишь мелькают картинки того, как её сейчас сбросят в реку Стикс, раздробив кости и смешав кровь с тёмного цвета водой. Блондинка жмурится, сжимает руки в кулаки и Лиза отмечает то, как напряглась её спина и плечи. Хочется прикоснуться – разгладить морщины и снять напряжение с крепкого тела богини Весны, но Лиза не позволяет себе такого. Она слишком ценит свои и чужие личные границы. Тем более – её, Киры. – Пещера... – мнётся блондинка на месте и снова поднимает карие глаза, уже чуть более уверенно и упрямо. Лиза на это дёргает уголком бледных губ и складывает руки на груди. Мягко, совсем-совсем легко щурится, что и не заметишь, если не приглядываться. Глаза-хамелеоны моргают парочку раз, очерчивая силуэт молодой богини перед собой и делает несколько шагов. Обходит богиню и наклоняет голову, приглашая за собой. – Проведу экскурсию, – движения мягки, а длинные пальцы наконец-то поправляют лямку платья, делая вид более опрятным. Елизавета гостеприимна. Богиня Смерти всегда была таковой. Кира не отказывается.***
Месяц. Уже прошёл месяц, как Кира ступила в тёмное царство и проскользнула в покои богини Елизаветы. Блондинка бродит по мрачным коридорам, разглядывает преисподнюю, ведёт руками, окунаясь в этот согревающий её мир, что любому другому существу показался бы холодным. Он стелется перед ней, раскрывает свои секреты с помощью лёгких движений и касаний. Таким образом блондинка обнаруживает вход в Элизиум к которому её привели шипастые лианы, что встретили девушку в самом начале. На входе она встречает Цербера – трёхглавого пса, охранника подземелья. Животное ластится к ней, несмотря на размеры в три раз больше, подставляет голову, прося почесать за ухом. Будто прикрученный щенок, не видящий в Кире никого иного, как свою законную хозяйку. Скулит в грусти, когда Кира снова уходит от него, развивая шлейфы разрезанных платьев. Встречает также перевозчика мёртвых душ, приоткрыв пред собой завесу смерти и Харон, лишь мягко, не естественно для себя, покачивает головой, будто видит в Кире ребёнка маленького, отвечая на вопросы. Сидит в лодке и лишь монеты периодически звенят на покачивания судна в воде – голубоглазая никогда не слазит с неё. Тёмные, серые вены просвечиваются по всему телу перевозчика мёртвых душ, покрывая даже лицо девушки, но Киру это не пугает. Заглядывая в голубые большие глаза и видя острую улыбку – совсем нет желания страшиться. Особенно, если девушка эта напоминает тебе забавную сову. Так жить проще – перекидывая всё жуткое в забавное. Кира говорит много, непривычно даже для себя. Рассказывает о собственной судьбе, о жизни там, наверху, на Олимпе, жестикулируя активно. О милой Марие, матери своей, что любит перебирать её волосы белые-белые. О Кристине, той ещё агрессивной дурёхе, что, кажется, жажду войны выливала на других богов, затягивая в конфликты. О Виолетте, девочке-солнышку, что нежно называла дорогих себе существ «Маинькими» и то, как по началу Киру это смешило. О садах райских, о пирах и море алкоголя, что заливалось в глотки. О Лауре также рассказывает – богине грома, главной. О том, насколько та строга в правилах своих, но справедлива. Елизавета слушает её всегда, ступает по пятам и улыбается скромно. В то время, как за Кирой тянутся цветы, когда она блещет воодушевлением, Лиза убивает их, просто переставляя ноги. Смотрит брюнетка с сожалением на это, пока сама блондинка такой участи своих детей природы, кажется, не замечает. Только подзывает остановившуюся тёмную деву, которая наблюдала за чёрными убитыми лепестками Лотоса. Надо же – даже здесь у богини плодородия получилось зародить жизнь. – Можете называть меня Кирой... Платиновая блондинка сидит возле трона, на подушках мягких, шёлковых, гладит одну из ножек стула. На этом самом троне возвышается Елизавета, читает что-то, закинув ногу на ногу, открывая перед взором Киры бедро голое, бледное и, наверняка, мягкое. Блондинка взгляд карий с лёгким смущением отводит, тянется им к зелёным глазам богини-тьмы. И внезапно сталкивается с радужками яркими, что должны были быть уткнуты в книгу. Лиза смотрела на неё всё это время. – Чудесное имя, – тянет брюнетка ласково, заглядывая в почти-что чёрные глаза снизу себя. Локоть устанавливает на подлокотнике кресла и кладёт голову свою на ладонь, опираясь. Наклоняется ближе к богине Весны, заставляя ту задержать собственное дыхание. Кира ткань тёмно-изумрудного платья у себя на коленях мнёт. Лиза тянется кончиками пальцев к выпрямленным прядям платиновых волос. Блондинка замечает это, почти сверкает взглядом карих очей и даже наклоняет чуть голову, подтягиваясь ближе к бледнолицой. Но богиня Смерти резко ведёт руку назад, понимая что хотела сделать. Чуть её потряхивает и ведёт холодной ладонью по тёмной ткани на своей ноге. Кира вздыхает разочарованно, сердито даже, фыркает и смотрит совсем уж обижено – она ведь не против... Никогда не была. Но Лиза держит дистанцию, почти подпускает к себе ближе, но не касается. Никогда. Она не смеет забрать себе то тепло, что исходит от блондинки. – Расскажешь мне ещё чего-нибудь, Кира? – Да, конечно... – растерянно говорит молодая богиня и начинает вещать о том, как Мишель, – богиня красоты и любви, – утянула в свои сети сплетней и паутину веселья очередного молодого парня Греции. Под тянущий, хищный взгляд зелёных глаз, которые предпочитает красноречиво игнорировать на этот раз. Кира разгуливает тут, как у себя дома, будто это он и есть. Об Олимпе и матушке Марие она предпочитает не вспоминать до поры до времени, пока не зайдёт тема в разговоре. Время тут будто тянется медленнее, тягучим таким мёдом или карамелью за которыми богиня плодородия чертовски скучает. Кира никогда не была поклонницей сладкого, но тут, в прекрасном тёмном, а лично для Киры, ещё и голодном, царстве, она ничего не ела. Морила свой желудок, не смея пробовать ничего на вкус. Знает ведь – если попробовать, уже не уйдет. Потому Кире никогда на глаза не попадались трапезы богини Смерти, её пышные столы (в представлениях Киры) и накрытые блюда чтобы не соблазнять урчащие рецепторы блондинки. Единственное съедобное, что Кира видела в царстве – это несколько деревьев граната, что сверкали перед глазами, будто прося себя съесть. Они и на глаза-то случайно попались. Кира забрела сюда на прогулке с Лизой, что упорно отговаривала её пойти в другую сторону садов – знала ведь, что тут они есть. А блондинка лишь повертела их в руках, бессознательно облизываясь, испугав Лизу, что лишь наблюдала за ней. А потом брюнетка шустро утащила её в другую сторону загробного Царства. От греха подальше. Вокруг Киры крутятся тройняшки-Мойры, перебирая в руках не самые длинные, но до одури мягкие, волосы. Проводит пальцами по её каре, мягко заплетая в косу с макушки на затылок первая, вторая же вплетает туда алые бутоны, что сама Кира и сотворила. Руки нежные у сестер, напоминают тепло маминых ладоней, заставляя Киру улыбнуться чутка грустно. Она опускает взгляд, но её почти сразу же поднимают за подбородок к себе – третья сестра, самая старшенькая. – Наша Богиня мудра. – Наша Госпожа гостеприимна. – Наша Властительница щедра. Вторая сестра, – розоволосая, – улыбается хитро, щёлкает ножницами, прямо возле уха Киры, раздается режущий звук – оборвалась чья-то жизнь. Но это привычно настолько, что светлую деву даже не пугает. Она лишь морщит носик слегка, заставляя усмехнуться Мойру. Старшая стоит перед ней прямо, сверкает почти прозрачными глазницами – тройняшки слепые. Но в глазах её всё ещё виден тот голубой, совсем мутный отблеск. Старшая поправляет её светлую челку, заводя за ухо и ведёт по ушной раковине пальцами. Самая младшенькая же, с глазами голубыми-голубыми, но прозрачными, крутится вокруг, да цветы в волосы вплетает – розы алые появляются в двух косах тонких, сплетённых на затылке. Она лишь чувствует, как бутоны стягивают кожу головы и морщится в неприязни. – А ещё... – тянет старшая, сверкая белозубой улыбкой. – Она красива. – Обаятельна, – растягивает средняя, самая хитрая, с ухмылкой. – И соблазняюще-притягательна, – заканчивает младшая, да по волосам, уже своим, тёмным, коротко остриженным, пальцами проводит. Тоже улыбается, но будто невинно совсем, не понимая, что две старшие в виду имеют. А Кира никогда глупой не была. Поэтому щеки её краснеют, а глаза притягиваются к подготовленному подарку – венку с цветами белыми, привлекающими взгляд. Хочет подарить, посмотреть, как на макушке той прекрасной богини они смотреться будут. Улыбнется ли? А понравится ей? – Тогда... Почему она правит... Здесь? Сестры молчат, перебирая пальцами в тишине, пока старшая – блондинка, не начинает напевать колыбельную, совсем-совсем тихо. Разряжает обстановку и пишет что-то в блокноте своём. У Киры же любопытство в крови течёт, разливается по венам. То самое, первозданное, с помощью которого вообще зашла сюда, сделала первый шаг. Кира подпрыгивает от нетерпения, когда две младшие заканчивают свою работу и начинают подпевать голубоглазой. Хватает венок из нарциссов и носится по коридорам, ведя путь к судному помещению. Там, сидя на троне, она застаёт усмехающуюся Лизу и судей, что смеялись над покрытыми ростками ножками кресла богини Тьмы. Но, как только вбегает Кира, поправляющая свою челку, они сразу уходят, почтительно поклонившись, в другую сторону. Блондинка подбегает к трону, садится на подушки мягкие, расстилая ткань алого платья по полу и заглядывает пытливо в глаза. Венок за спиной, в руках сжимается мягко. – Для чего тебе подземный мир, Лиз? Брюнетка вздрагивает от такого, отводит взгляд, напрягаясь. Руки заметно сжимают подлокотники, а взгляд бегать начинает по помещению. Ладони скользят по бархату. Ей надоело? Надоела тьма, мрак и мольбы о прощении? Хочет уйти? – Я... – сглатывает вязко. Пытается взгляд свой смягчить. – мне нравится здесь... – Ты никогда не хотела побывать... Там? – Кира выпрямляется, натягивается, словно струна, будто уже знает ответ на этот вопрос. – Снова... – заглядывается на Лизу грустно, пока богиня Тьмы отвечает: – Нет. Не считаю нужным, – шепчет Лиза одними лишь губами, заставляя Киру засмотреться. – А вот ты, похоже, нуждаешься, – улыбается брюнетка печально. Встаёт с кресла, а Кира поднимается с подушек, вслед за ней. Крепкие руки сильнее сжимают цветы в руках. – Я не... – Ты увядаешь, Кир, – они идут размеренно, направляясь к выходу в коридор, а Лиза вся сжимается, пока блондинка смотрит ей в спину. – А если останешься - увянешь ещё больше. – Я же не цветок, Лиза, – говорит Кира, грустно сдвигая брови к переносице. Подходит ближе, становится напротив и заглядывает в печальные зелёные омуты. Руки блондинки наконец-то выходят из-за спины, а на голову богини Смерти укладывается венок из белых бутонов, заставляющий Лизу расширить глаза в удивлении. Кира усмехается. – Цветок. Самый желанный. И самый нужный из всех. Сплетение стеблей вянет и ссыхается на голове тёмной девы, заставляет белые, холодные нарциссы перекочевать в коричнево-чёрные, сгоревшие. Некоторые лепестки опадают, путаются в коротких волосах и остаются на плечах худых и бледных. Кира наблюдает за этим своим чёрным взглядом, кристально-чистым, протягивает руку, чтобы взять сгоревший лепесток. Лиза задерживает дыхание своё, не в силах оторвать взгляда от тянущейся к ней руки. Она мягко убирает лепесток с ключицы и ведёт кончиками пальцев там же. Прикосновение к голой коже обжигает, заставляет вздрогнуть. А Кира смотрит лукаво уж как-то совсем. Продолжает вести пальцами, в конце-концов очерчивая фигуру брюнетки в воздухе, пока не ведёт к чужому тонкому запястью в браслетах, хватаясь за него. Ведёт к своей щеке и ластится, как хозяйская кошка. Это так... Притягательно. Глаза-хамелеоны брюнетки сверкают жёлтым огнем, не в силах оторваться от зажмурившейся блондинки, что тёрлась, утопала о холод её ладоней и сама, почему-то, не сдерживается. Подходит ближе на шаг, и зарывается носом в заплетённую платину. Пахнет приятно, распустившимися цветами, дыхание богини Смерти приходится куда-то в ухо. Кира вздрагивает, чувствует холодный воздух чужого рта и сама напрягается. Но не от страха, ни в коем случае. От приятного, мягкого скольжения по себе. Лиза убирает руку с щеки, и перекладывает на горячую шею, обжигая её собственным мертвецким холодом. Ведёт линию носом прямо по мышце на шее и, начиная утопать в чужом тепле под своими пальцами, оставляет влажную дорожку языком, из-за чего у Киры подкосились ноги и она уложила их на тонкую талию. Будто пробудившись ото сна, Лиза резко отрывается, улавливая реакцию богини Весны и пытается убрать руку с горячего тела, но ей не дают. – Кира, прости, это... Но её очень красиво заставляют замолчать, притягивая ради тягучего поцелуя за талию, сжимая мягко бока сквозь платье темно-синее, – давно она не носила цветное, – на одно плечо. Кира целует мягко, но настойчиво, пытаясь показать: Я никогда не была против твоих касаний. Мягкие губы захватывают лизины, сплетаясь и последнее, что видит Кира перед тем как закрыть глаза в блаженстве – это зелёно-золотые радужки, в которых сузился зрачок, прямо как у змеи, напоминая что-то острое и резкое. Сами глаза у Лизы приоткрыты, а веки приподняты, как и брови, в изумлении. «О Господи...» – стонет протяжно Елизавета в мыслях, пока её холодные пальцы ложатся на чужую шею, в попытках согреться. А если уж не получится – остудить тёплую кожу. В рот Лизы проникают два языка, заставляя брюнетку дёрнуться от неожиданности и судорожно выдохнуть. – «Чертовка». – смиряясь, поддаваясь желанному теплу крепкого тела в своих руках и отвечает на поцелуй плавный. Двойной язык, – каким образом, Лаура тебя раздери? – облизывает щёки и скулы изнутри, ведёт по нёбу и сплетается с чужим, наконец-то таки, охотно отвечающим на движения. Кира посасывает его, заставляя Лизу выдохнуть и сжать руки на крепкой шее сильнее. Блондинке хочется улыбаться от счастья. Лиза отрывается первая с громким причмоком, отдающим эхом по всему судному залу и дышит тяжело, пытаясь набрать в лёгкие воздуха больше. Облизывает сухие, потрескавшиеся губы и смотрит почти-что мутно и заворожённо. Кире хочется завыть от такого вида холодной, мрачной и (уже не) одинокой богини Смерти. Слишком приятно осознавать что она – причина. – Пошли... – молвит Лиза, хватая Киру за руку прямо в сторону лестницы, спускающейся вниз, к покоям тёмной девы. Перебирает ногами быстро, почти перескакивает через одну, но помнит про Киру, что за спиной её, смеётся негромко от такой богини-тьмы. От такой нервной, взволнованной и... Родной. Харон побери, да. Именно такой. Заталкивают блондинку в комнату чрезвычайно оперативно, заставляя саму девушку прыснуть и закрывают, обычно открытую настежь, дверь. Ну, их хотя бы не увидят – уже хорошо. Лиза хватает её за запястье, опрокидывая на кровать и нависает сверху. Лицо укрывает тень, что только подсвечивает искрящиеся глаза богини Смерти и заставляет Киру залипнуть слегка на этом. Бледные руки распологаются по сторонам лица, а левое колено устанавливается, совсем уж как-то мастерски-незаметно, между крепких бёдер блондинки. – Я так ждала... – Лиза наклоняется и зарывается лицом в белые волосы, дышит протяжно и смотрит из-под полуприкрытых век. Блондинка смущается и дёргается, прижимает руки свои к груди и чувствует, как сердце колотится от таких слов бешено. Такой же ритм набирает вена на шее, которую Лиза сейчас успешно и тягуче облизывает, заставляя Киру схватиться за плечи чужие. Елизавета улыбается, обнажая клыки острые на обозрение богине-Весне. Лиза целует нежно в шею, парочку раз слегка мазнув по гортани – Кира начинает чаще дышать. Слегка тёплый язык скользит по коже, останавливается на ключицах и лижет, мягко прикусывая прямо под ней, заставляет остаться лёгкий след. Лиза прикажет Мойрам шить Кире платья без горла. Киру мечет из стороны в сторону, она держится одной рукой за Лизу, ведёт пальцами по её шее и челюсти, когда она приподнимается, снова заглядывая в карие омуты блондинки. Лиза над ней выглядит просто прекрасно, что глаз не оторвать и богиню Олимпа ведёт от этого. Она пытается свести колени вместе, но замечает преграду, на которую до этого внимания особо не обращала. А Лиза хмыкает лукаво, растягивает уголки своих губ и смотрит томно. Кире кажется, что у неё волосы встали дыбом на затылке от такого зрелища. Брюнетка берет её за запястье, мягко приподнимая к своему лицу. Трётся нежно-нежно, как недавно делала сама Кира, а блондинка проводит по щеке пальцем, поглаживает холодную кожу девушки и парадоксально-правильно плавится под чужими касаниями. Лиза прижимается губами к фалангам пальцев, целует ласково и облизывает легко, почти-что невесомо, оставляя мокрые следы. Разворачивает руку к себе и выцеловывает внутреннюю сторону ладони, щекоча дыханием из носа, потому что сама Лиза дышала очень тяжело и прерывисто от развернувшегося вида. От такой вседозволенности и чувства тепла возле себя, которое жаждала ощутить последний месяц, если не всю жизнь. Уста брюнетки продолжают вести по руке, спускаясь к запястью, перед этим легко чмокнув костяшки и оставляет мокрый след в виде какой-то геометрической фигуры – Кира особо не задумывалась, концентрируясь исключительно на тёплом языке. Мокрые следы ведутся к сгибу локтя, Лиза облизывает выпирающие по периметру вены, прикусывая легко, но Кира всё равно на такое вздрагивает. В конце облизывает локоть, обводя кругом и улыбается от такой дурости. Наверное, подобные действия не особо возбуждают блондинку, но Лизе слишком нравится касаться, даже вот в такой вот странной манере. Тёмную деву снова притягивают в поцелуй, ухватив за щеки и Кира что-то невнятно мурлычет в сухие губы, когда приподнимается со спины. Плавно, мягко, движения выверены и медленны, Кира меняет их местами, но сама сидит на бедре Елизаветы и выгибается слегка от трения, заставляя зеленоглазую победно улыбнуться. Блондинка двигается неосознанно, пытается усилить давление зажмурившись, но резко распахивает глаза. Нет. Сначала Лиза, потом уже – она сама. Кира наклоняется к лицу слегка покрасневшей Лизы и начинает целовать его всё. Прикасается устами коралловыми к коже, чередуя. Щёки, нос, лоб и виски, даже в подбородок, оставляя череду мокрых следов. Над верхней губой, заставляя Лизу подтянуться ближе и пытаться перехватить, но уходит от поцелуя – брюнетка раздражённо мычит. Наверное, это у Киры в характере так – играться с кем-то, даже того не понимая. Тёплые ладони скользят по Елизавете, очерчивая туловище и мягко ведут по телу, гладя таким образом. Лицо блондинки наклонено к шее, вылизывая её, себя не сдерживая, в отличие от Лизы, что старалась хотя бы немного, но держать себя в узде, не давя. Кира не давит, конечно, ни в коем случае, но действует рьяно, наслаждается желанным бледным и холодным телом на всю. Хочется Лизу, признаться, облизать с ног до головы и Киру данная мысль-идея-желание, чёрт побери, смущает. Пусть и является правдивой. Лиза хватается за предплечья чужие и голые, сжимает на них пальцы и гладит по крепким рукам – Кира совсем не выглядит хрупкой физически и, тем более, таковой не является. Но в этом весь её шарм – она прекрасна без всех этих совсем уж женских замашек, с слегка грубыми подушечками пальцев и мягкой, нежной улыбкой. Такая контрастная... Это будоражит. Влюбляет в себя ещё сильнее. Кира снимает ремень серебряный с тонкой талии и, всё же сдавшись, трётся немного бедрами снова и из неё вырывается сдавленное мычание. Блондинке бы лучше дать инициативу Лизе в руки, осознавая насколько возбуждение сильно, но быть принимающей у неё желания нет. Тем более, что она уверена – стоит чуть-чуть потерпеть и поработать, как она получит своё. И именно поэтому металлические застёжки находятся и клацают с негромким звуком, открывая Кире вид. Брюнетка стесняется, видно очень, не привыкла. Даже лицо руками закрывает, пока лишь малейшее движение заставляет аккуратную грудь подпрыгивать, затуманивая и притягивая Кирин взор. Она будто в забитие прикасается к упругой коже, скользит пальцами и сжимает мягко полушарие одно. Слышит на корке сознания, как из Лизы вырывается сиплый полу-вздох и это как призыв к действию. Фаланги скручивают и сжимают, оттягивают с небольшой силой горошину. Даже крутят одним пальцем по оси и надавливают, вырывая из Лизы всё больше вздохов и запрокинутую голову. Из-за преднамеренных действий они твердеют и теперь, вставши, их видно намного чётче. Кира наклоняется ниже и высовывает раздвоенный язык возле правого соска. Обводит ореол розовый, бледный, такой же, как и обладательница. А после, припавши ртом и слегка посасывая, обхватывает горошину двумя языками по бокам и начинает аккуратно тянуть кончики вверх-вниз, вырывая из Лизы первый, протяжный стон. Кира ухмыляется, гладит и сжимает одну грудь, оставляя укус на другой, будто в благодарность. Ноги брюнетки пытаются развестись самовольно, поэтому она отодвигает свободное бедро в сторону и это выглядит, как призыв к действию. Или как очень действенное соблазнение одной бедной богини с платиной, вместо волос. Кира отрывается с характерным звуком от груди и переключается на живот. Ведёт по ложбинке горячим, змеиным языком, спускается к подтянутым мышцам на животе. Очерчивает солнечное сплетение, обводит пупок, всосав кожу над ним в свой рот. Руки же оперативно скользят по бокам тела, задерживаются в районе таза, слегка похлопывая и устанавливает руки на холодных бёдрах. Скользит по всему периметру, сжимая кожу и перекатывая упругость меж пальцами своими, наслаждается мягкостью. Всё, как и представляла с того момента, как увидела проснувшуюся в своей кровати Лизу в первый раз. Зубы прикусывают мягкий бок и из тёмной девы вырывается всхлип. Кира опускается лицом вниз наблюдая, как из брюнетки сочится смазка, а сама зеленоглазая смущённо смотрит на неё, приподнявшись на локтях. Блондинка такому усмехается. И проводит резко по половым губам, собирая на языках солоноватый вкус естественной жидкости. Лиза от такого стонет, выгибается дугой, а Кира сжимает пальцы на чужих ногах сильнее. Бёдра расположены на плечах блондинки и слегка дёргаются, когда Кира начинает водить языком. Два кончика скользят, проводя по обеим складкам одновременно сверху вниз, подчистую всё собирая себе в рот. Блондинка поднимает глаза на смущённую Лизу, что даже не отрывала глаз от неё. Ну, разве что только для того, чтобы закатить. Наблюдала за сим действом и тем, как у Киры блестят щёки и губы, кажется, задевало даже скулы и Лиза хочет закрыть лицо ладонями, но себе такого не позволяет. Лишь сжимает ткань одеяла под собой в пальцах почти до треска. А богиня Весны смотрит прямо в глаза и вводит оба языка внутрь, заставляя Лизу расширить глаза и застонать особенно протяжно и сладко. Уши Киры заполняли звуки удовольствия брюнетки и, признаться, это напоминало самую прекрасную мелодию в мире. Мелодию, что хотелось оставить лишь для себя лично. Кира толкается языком в мягкие стенки медленно и двигает ими по очереди вверх-вниз. Сама не уверена в своих действиях, потому что никогда и ничего подобного не делала, но, судя по реакции заказывающий глаза Лизы – выходит очень даже ничего. И Кира усмехается уголком губ лишь, не имея других вариантов. Забирает одну руку с бедра мягкого и тянется вверх к клитору, начиная стимулировать. Обводит круговыми движениями и массирует, нежно надавливая. Лиза от этого выгибается словно змея, вертится и пытается сжать в руках что угодно. Это «что угодно» выпадает на платиновые волосы и голову, что Лиза направляет и двигает вперёд, чтобы сделать ещё приятнее. Кира вытягивает из лона брюнетки, признаться, уставший и занемевший от влаги и работы язык. И Лиза, уже слегка разочаровавшись, чувствует, как в неё сразу же, не медля, вставляются пальцы другой руки блондинки, а богиня Тьмы даже вскрикивает. Извивается на просторной кровати, пока Кира продолжает толкаться и глаза с Лизы не сводит. Как и сама зеленоглазая с неё, даже в приступах удовольствия. Брюнетка двигает бёдрами навстречу, насколько ей позволяет положение с сидящей на её ноге Кире и насаживается глубже на входящие полностью пальцы. Спустя непродолжительное время таких фрикций Лиза кончает с громким вскриком и прикрывает сгибом локтя глаза. Кира нависает над ней, опираясь на руки по бокам и склоняет голову, смотря на напряженный Лизин живот. Скользит рукой успокаивающе по талии, пока богиня Тьмы за щёки притягивает её к себе, целуя мягко, будто в благодарность. Кира улыбается в поцелуй и на такие «спасибо» она совсем не прочь поработать. А потом Лиза с невинной улыбкой резко и рьяно опрокидывает её на спину снова. Нависает сверху опять, облизывается медленно, наблюдая за вспотевшей Кирой. И руками ведёт по ногам, гладит костяшками по икре. Пальцами сжимает мягкую кожу, двигается аккуратно, нежно совсем, вверх, к колену, а сама начинает ногой между бёдер крепких водить. Придвигается ею ближе и надавливает, заставляя Киру замычать и елозить по кровати, пытаясь усилить трение. Холодные ладони всё также мягки и плавны в своих движениях, растягивая собственное удовольствие, играясь с реакциями. Лиза наклоняется к покрасневшему лицу, что было видно даже в темноте и лижет ушную раковину, пока руки остаются на бедре, сжимаясь. Проводит кончиком языка по изгибам уха и прикусывает слегка, играясь с серёжкой в мочке и кусает, заставляя блондинку выгнуться на встречу. Это заставляет улыбаться, что Лиза и делает, пока ведёт по горячему телу языком к груди. Целует над полушариями нежно, оставляя влажные следы и прикасается к соску, сразу же втягивая. Колено брюнетки отодвигается, из-за чего Кира мычит недовольно и сдавливает ткань простыни в руках. Но сразу же издаёт громкий стон, когда холодная ладонь ведет по внутренней стороне ноги, рисуя узоры обжигающие мутное сознание. Рука гладит и движется медленно, прямо к лону блондинки, а Лиза прикусывает слегка под грудью, пока начинает водить двумя пальцами возле входа, собирая жидкость. После к клитору, стимулируя большим пальцем, а сама ведёт языком по вспотевшей шее, собирая влажный привкус. Пальцы – средний и безымянный – скользят вниз, по складкам мягким и, наконец, вставляются сразу оба на одну фалангу и Кира стонет громко, пока брюнетка выцеловывает линию челюсти. Пальцы входят аккуратно и нежно, не решаясь на грубость, которая Лизе, в общем-то, и не присуща. Блондинка двигает бёдрами на встречу и притягивает Лизу к себе за шею в поцелуй вязкий. Зарывается влажными пальцами в волосы на затылке и скидывает венок почерневший, что всё время был на Лизе. Как и цветы в волосах Киры, до сих пор неприятно стягивающие кожу и лежать на них было немного неудобно, но в своём порыве они совсем забыли о данных деталях. Пальцами ведёт вниз, к шее, пока брюнетка входит в неё до костяшек, начиная двигаться аккуратными толчками. Руки Киры очерчивают ухо и мышцу на шее, в конце-концов останавливаясь на плечах бледных. Пальцы нежно двигаются, оглаживая стенки и разводятся на манер ножниц, спустя полминуты подобного рода действий, заставляя Киру отпрянуть и простонать прямо в чужой рот, особенно громко. Елизавета глаз с неё не сводит, хочет запомнить каждую эмоцию на лице красивом и остром. Закатившиеся глаза, капля пота по виску и влажные губы, что Кира непрестанно облизывала и прикусывала. Ладони тёплые на плечах своих, пока тёмная дева начинает ускорять толчки, когда чувствует, как сжались мышцы вокруг пальцев. Оргазм Киры громкий и протяжный. Она поджимает пальцы на ногах, даже вскрикивая и хватается руками за предплечья Лизы – возможно, останутся синяки. Но так плевать, если честно. Богиня Смерти ложится рядом и переводит дыхание, как и Кира, смотря в кофейные радужки, которые были заполнены чернотой зрачков. Ведёт ногтём по щеке и гладит мягкую кожу. Блондинка тоже глаз с неё не сводит. С такой ласковой Лизы, которая улыбается чудесно, обнажает клыки выпирающие, острые и глаза у неё горят, светятся плавленным золотом. На такое хочется смотреть вечно. Богиня Тьмы также поправляет её задравшееся алое платье и скользит по бедру, заставляя Киру от прикосновения дёрнуться. Лиза улыбается снова с тихим смешком. Блондинка хмурится и, откуда-то взяв на это силы, создает в своей руке белый бутон – нарцисс из которого и был сделан увядший венок. Отдает удивлённой Лизе в руки и усмехается сама. Цветок в ладони бледной ссыхается, на что Кира лишь вздыхает протяжно. А потом говорит, заправляя бутон стеблем за ухо чужое: – Тебе идут даже завядшие. Она бы дарила ей их всю свою жизнь. А Лиза улыбается, поправляя стебель с опадающими лепестками.***
Кира смотрит в глаза Елизаветы слегка взволновано и переминается с ноги на ногу. Брюнетка держит её за руки моргает часто-часто, обжигает тепло ладоней своим, по-настоящему ставшим уже родным, холодом. Улыбается скромно и в глаза заглядывает, кивая. – Тебе нужно объясниться перед ними, Кира. – Но я всё равно волнуюсь, Лиз... – говорит с напряжением в слегка хриплом голосе, сжимает пальцы сильнее на чужих ладонях. – А если меня не отпустят? – У тебя и выбора то особо нет, знаешь ли, – фыркает с недовольством Лиза, вспомнив, с каким рвением Кира ела и чавкала плоды граната в саду, до того, как пришла Лиза. Такой страх и ужас в глазах богини Тьмы ещё никто не видел, пока капли алые скатывались по подбородку платиновой блондинки. Кира подписала себе приговор в тот момент - она останется с Лизой и не уйдет, никогда больше не сможет. – Импульсивная дурочка, – целует костяшки под смех богини Весны. – Это того стоит, – улыбается Кира, наблюдая за темной склонившейся макушкой. После того сближающего события, Кира, кое-как, собрав мысли и ноги воедино, убежала в сторону деревьев - единственных съедобных плодов, что видела в царстве, под взволнованный и ошарашенный взгляд Лизы. Конечно, брюнетка изначально подумала, что это осознание собственных действий и нежелание их принимать, как и сожаление от сделанного. Пока не увидела гранат в её руках и набитые щеки. Кира целует её в лоб. – Мне пора. – Да, я знаю, – усмехается грустно, когда блондинка убирает руки с её и разворачивается спиной, на последок оглянувшись. Лиза кивает, пока Мойры за её спиной взволнованно шепчут. – Я не передумаю, – шепчут коралловые губы блондинки, растягиваясь в улыбке. И убегает, взобравшись по ступеням вверх, оставляя взволнованную Лизу стоять, под не угасающее щебетание троих детей Тьмы, прикусывая губу нервно. Но Кира выходит, ступает шаг на землю тёплую, зарывается в траву зелёную и свежую, вдыхает носом воздух. Вспоминает уже забытое, приятные прикосновения матери, улыбку Виолетты и веселье знакомое. Вечеринки божественные и виноградные кущи, которые сама взращивала для сотворения спиртного. Но это, почему-то, уже не привлекает совершенно. Будто по щелчку пальцев в поле зрения попадает матушка – Мария, и обнимает её крепко, со слезами на зелёных глазах. Платиновая блондинка обнимает её в ответ, чувствуя вину тягучую за такие эмоции мамы, но своего решения она менять не собирается. Обнимает длинноволосую богиню за шею, пока та гладит её по спине и поправляет волосы прямые, на бок перекинутые. – Кирочка, солнышко! Я так рада тебя видеть! – восклицает звонко, будто в счастье своё поверить не может. Будто не верит в Киру перед собой. – Мам, я жена... – Кира... Я поговорю с Лаурой, мы всё обсудим! Мы поменяем контракт, хоть силой тебя заберём, но не дадим тебя... – Я хочу остаться там, – говорит твердо, со взглядом карих глаз уверенным, под шок на лице матери. У Марии зрачки расширяются, а сама она прекращает поглаживающие движения. – Я буду с ней. И Кира чувствует, как глаза зелёно-золотые смотрят ей в спину привычно. Так чертовски уютно и любимо.