Бег по пересеченной местности

      Ехали недолго, с полчаса. Но этого хватило, чтобы пропитаться запахом рыбы. Этого хватило, чтобы поссориться с собственным «я» и вновь помириться. Этого хватило, чтобы одному из нас сладко вздремнуть.       Вдруг машина сбавила ход и вильнула на поворот. Стоп. Петер тут же проснулся, резво пробрался по мне к заднику, тихонечко приподнял тент и высунул нос наружу. Повернулся ко мне и шепчет:       - Фу-у-у… Вроде не патруль! Какая-то забегаловка!       Сбоку, из-за ящиков с рыбой, с улицы послышался голос нашего шофера:       - А-а-а! Брателло! Да, я!.. Я уже приехал в «Автостол»! А ты когда?.. Учти, у меня времени мало, тебя тут дожидаться! Скоропорт везу!.. Когда будешь-то?.. Привёз, конечно! Зачем бы я звонил?.. Ну, всё, жду!       Голос водителя затих, послышались шаркающие шаги в сторону от машины.       - Пошёл обедать! – предположил Петер. – Блин, так хочется чего-нибудь слопать или выпить!       - А если я схожу в эту забегаловку, что-нибудь принесу! Тебе нельзя, опознают по ране. А у меня где-то и карточка банковская есть!       - Ха-ха-ха… Не думаю, что карточка тебе поможет! Но вообще иди! Горячей воды ведь бесплатно дадут! Возьми фляжку и кофе, попроси, чтобы налили кипяточка! У тебя как раз вид бомжатский, дадут бесплатно, жалеючи!       Я соглашаюсь. Чтобы в темноте не просыпать кофе, попадая в узкое горлышко фляжки, беру всю сумку с собой. Прислушиваюсь, рядом вроде никого. Эх, была не была! Резко откидываю тент и спрыгиваю наземь. Оглядываюсь – никого, обхожу машину. «Наша фура» стоит четвертой среди подобных на просторной площадке возле двухэтажного беленого здания с красной надписью «Автостол», а рядом с ней буковки поменьше – «и мотель». В сторонке расположилась пустующая бензоколонка. У крыльца «и мотеля» стоят мужики, курят. Среди них «наш водитель». Двигаюсь назад, обхожу отбойники, делаю крюк – надо, чтобы было непонятно, что я от машин иду. Подхожу к дому сбоку и выруливаю к крыльцу. Курящие дружно замолчали и недоверчиво покосились на меня, такого раскрасивого: в грязнущих штанах, в футболке, что утыкана иголками, замазана смолой, ягодами и кровью. Я небрит, лохмат, с красными голодными глазами. Представляю, что они обо мне подумали!       - Мужики, – просительно, заискивающе обращаюсь к ним. – Угостите сигареткой!       «Наш водила» сердобольно роется в безразмерном кармане и выуживает мятую синюю пачку Winston, протягивает мне. Другой деловито щёлкает зажигалкой, и, прикрывая ладонью огонёк, подносит мне. Класс! Не курил уже вечность! Сутки! Вернее, двадцать один час! Вдыхаю, и знакомое состояние блаженного спокойствия разливается по всем органам моего тела.       - Ты откель такой, мужик? – спрашивает тощий конопатый водила с зажигалкой.       - Из леса вестимо! – отвечаю я.       - Живешь там, что ли? – интересуется наш толстяк.       - Ну-у-у… временно!       - Бомжуешь? Ты смотри, будь осторожнее: тут преступники шарахаются какие-то!       - Да я слышал!       - А что вонь-то такая от тебя?       - Тык, рыбку ловлю, да и запачкался весь в требухе…       Вообще этот разговор меня не очень прикалывает. Курю жадно и быстро, чтобы закончить базар-вокзал. Чувствую, что мужики меня с подозрением разглядывают. Хм, я бы тоже напрягся: чел в бомжеватом прикиде, а прическа-то недавняя. Одежда грязнущая, но издалека видно, что брендовая. Даже петрушина сумка с крылатой надписью Aeronautica Militare – не шухры-мухры, я в этом толк знаю! Около двухсот евро точно стоит! И тут такой бомж стильный! Да и тело у меня не рыхлое, не спитое, не выжженное солнцем, хотя комары подгримировали меня за эти сутки. Зубы опять же целы и белы. Подозрительно!       Докуриваю быстро и направляюсь внутрь кафешки. Тем более что мужики отвлеклись, так как приехала еще одна машина. Водилы замахали руками, приветствуют коллегу:       - О-о-о! Михалыч! ЗдорОво!       Я не насторожился нисколько. Вошёл в упоительно пахнущий зал дорожного кафе, за столами жевали завтрак всего два человека. За прилавком стояла бледная худющая девица с ярко-коричневыми тенями на веках, это смотрелось жутко. Им буфетец нужно назвать «От рассвета до заката». Буфетчица уныло посмотрела на меня и протяжно произнесла:       - Чё надо?       - Кипяточку, девушка, пожалуйста! – залебезил я, глупо улыбаясь.       - Куда налить? – ворчливо ответила добрая девица. Я подал фляжку. Она понюхала внутренность железной посудины, поморщилась, осуждающе мотнула головой и стала цедить кипяток. – И чё вот пьют? И пьют, и пьют, заняться им нечем! А потом ходют и ходют! Вроде мужик здоровый, симпатишный, а пьёт и пьёт… - такое ощущение, что буфетчица какую-то роль разучивала.       Мне наполнили фляжку, и я вытащил из сумки два пакетика кофе. Аккуратно надорвав, стал ссыпать сухие осколочки, стараясь не потерять ни одного маленького кофейного друга. Тощая девица скучая наблюдала за моими манипуляциями.       - Сахару хоть сыпани! – неожиданно предложила хозяйка прилавка. Я чуть не растрогался до слёз от такой доброты неземной. Надо же! Пожалела видать меня! Несмотря на то, что я пью без сахара, сыплю «сладкую смерть» в чудесный напиток. Вдруг Петер сладкое любит! Да и нам сладкое сейчас нужно, это же калории! Я бережно и крепко закручиваю крышку, взбалтываю горячее железное тельце! Демонстрирую довольство и благодарность за оказанный гуманизм! Старательно подбираю слова, чтобы вежливо попрощаться с милой барышней. И пока подбирал выражения и устраивал горячую фляжку в сумку, вдруг услышал с улицы весьма невежливое:       - Ах ты уёбо-о-ок! Надо вязать! Ментам звони!       Я сразу понял, о ком и о чём там речь! Мы с буфетчицей и с двумя посетителями метнулись на крыльцо. Е-е-епонский городовой! Те три мужика-курильщика и ещё один, видимо, Михалыч, метелят моего Петруху. Петер, правда, не особо поддаётся! Несмотря на рану, крутится, ноги вздымает до вражеских челюстей, от размашистых кулаков уворачивается. Да, дерётся недурно! Но противников-то четверо! Особенно старается конопатый, видно, что боец! Как пнет ослабевшего, раненого парня в живот! Петер полетел на землю, хлоп на спину, головой в отбойник. И не шевелится! Чёрт! Его не убили? Мы все бежим на место побоища! Водилы возбуждены, руками машут, слюнями брызгают, делятся историей:       - Вот ведь блядь! – точно начал толстяк. – Я Михалычу бак притаранил, он у меня за рыбинами затихарен был! Лезем! А там, ёбана накарёбана!       - И ещё ведь, сучонок, на нас кинулся! - хрипло каркает конопатый.       - Неслабо он Михалычу нахуярил. Не сломал ничего? – включается кудрявый мужик с сизым носом.       - Зырь! Он же ранен! Это про него менты пиздели! Убийца это! Душеёбец! – утверждает толстяк новый термин.       - А ты, Тоха, случаем его не того?       - Чего «не того»?       - Ну, не грохнул? Чё он лежит, не двигается!       - Пиздец! Он сдох? – восторженно заявляет сизый нос, наклонившись над Петером. У меня же сердце закололо и перевернулось. Смотрю на лежащего парня и верю, что сдох.       - Надо это… врача! – испуганно говорит толстяк.       - Светка! Что вылупилась? Айда звонить: и ментам, и докторам! – заорал конопатый и схватил девицу за руку. Они побежали в дом, за ними побрёл побитый Михалыч, обладатель ценного бака. Едоки из кафе тоже испугались, что их солянка остынет. И я решаю действовать:       - Я – бывший врач! – безапелляционно заявляю я двум мужикам и себе, на всякий случай.       Подхожу к Петеру, присаживаюсь на корточки рядом с ним, проверяю пульс на яремной вене. Стучит! Уф-ф-ф! Деловито открываю Петеру глаза, сиреневые кружочки закатываются кверху. Обеими руками ощупываю тело парня, как будто смогу что-либо диагностировать! Артист! - Та-а-ак! Бегите за аптечкой к Светке, у неё есть новокаин, я точно знаю! - авторитетно заявляю я.       Но удалось удалить только толстяка. Тот с готовностью впилил в кафешку. Сизый нос, напротив, подошёл еще ближе, любопытный, блин!       - И чё там? Жив, значит? – разочарованно мямлит этот кровожадный свидетель.       - И жить будет! – резко заявляю я и выпрямляюсь, выбрасывая кулак в эту любопытную челюсть и длинный нос. Мужик отлетел метра на два. Я подскочил к нему и со словами: «Ничего личного!», ударил по голове, так, чтобы мужик вырубился. Другого способа не было! Извини, сизый нос! Подбегаю назад, к Петеру, и легко взваливаю вялое тело к себе на плечо. Я даже знаю, откуда такая сила во мне! Это злость, это концентрация, это сила не только мышц, но и сила мысли: «Мы сутки мучились, я его берёг, и так глупо! Нет! Спасу! Только у меня это получится!»       Петер без сознания, поэтому болтается, бьётся головой и руками мне о спину. Я бегу в лес! Я могу! Я же спортсмен! А хоккей – это что? Реакция, скорость, выносливость, сила удара, командный дух! Моя команда сейчас – Петер! Он мой форвард! Без него никак! Я его защитник! Без меня тоже никак! Мы выиграем этот матч! Мы выгрызем! Бегу через дорогу, вглубь леса, там, метров через двести, поворачиваю на юг, буду бежать вдоль дороги. Знаю точно, водилы и кафешечные за мной не побегут, даже если видели факт нападения на мужика. Они вызовут полицию. Те припрут свиту Хабарова. А там вертолеты, спецназ, оружие массового поражения!       Бегу, минуя бурелом, огибая болотце, продираясь сквозь заросли шиповника. Остановился лишь тогда, когда почувствовал, что Петер дёрнулся и напрягся. Ожил? Осторожно опускаю его на траву. И только сейчас понимаю, как колет в подреберье, там, где печень, как до рези высохло горло, как до спазма не хватает воздуха, лёгкие рвутся от усилий. Валюсь рядом с Петером. Мне тоже нужно ожить! Петер стонет. Глажу его рукой по лицу:       - Тихо, тихо! Мы ушли! Мы доберёмся!       Парень какое-то время лежал, явно восстанавливая силы. Потом повернул на меня голову:       - Ты кофе-то принёс?       Я даже не сразу врубился, о чём тот говорит. При чём тут кофе?       - Доставай! Кофе мне в постель! – вот ведь еле жив, а ещё выкаблучивается! Я развернулся, сел, вытащил фляжку. Отпил сам. Действительно кайф! Словно жизнь вернулась в клеточки всего организма. Балдею несколько минут, а Петер терпеливо ждёт. Потом я подтягиваю его в положение сидя так, чтобы он наклонился спиной на меня, сидящего по-турецки. Передал ему кофе. Ощущаю, как он глотает, как стонет от наслаждения, как возрождается. Выпил до конца. Поднял руку, провел по моему затылку, лбу, лицу.       - Паш, это было волшебно, ты просто супер-р-р-р! – говорит он тоненьким голосом. – Мы ведь кончили вместе?       - Ты чуть жив! А всё идиотничаешь!       - Паш! Обещай!.. – и молчит.       - Что обещать?       - Во-первых, что купишь мне новые джинсы! Эти уже не модные! Во-вторых, что больше ни с кем не будешь это делать. Никогда!       - Чего???       - В-третьих, что бы ни случилось, не выдавай меня им. Лучше брось меня, но не выдавай. Обещай! – последнее он сказал нормальным голосом.       - Ничего не буду тебе обещать! Если честно, ещё не разобрался, зачем я всё это делаю, – ворчливо заявляю я.       - Давай договоримся! Я тебя отблагодарю.       - Ты опять!       - М-м-м… Ты очень испорченный шалун! О чём ты подумал? Я предлагаю тебе деньги!       - Деньги? – у меня получилось расстроенно и обиженно.       - Конечно! Но если хочешь… - он вцепляется рукой в волосы, выгибает шею, притягивает меня к своим губам и нежно их обхватывает… Но поцелуй был недолгим, он отпускает захват и говорит: - Сейчас не время! Надо добраться до Питера. Всё там.       Начиная с того момента, как он вчера сел в машину, моё состояние можно охарактеризовать как неудержимо разрастающийся ахуй. Он меня сейчас поцеловал, а я даже не дёрнулся! Как мало нужно человеку, чтобы так круто изменить свои взгляды, свои привычки и свою жизнь! Он темнит, он явно темнит, а я всё равно рядом. Прилип к парню, не могу бросить, не могу выдать. Впечатление, что не я его уношу, вытаскиваю, спасаю, а он. Уносит меня в другой мир, вытаскивает из моего болота, спасает от надвигающейся депрессии и шизофрении.       Долго рассиживать нельзя. Петер похлопал меня по бедру и велел подниматься. Вот паразит! Раскомандовался! Мой латышский друг даже решил идти сам, только держась за мою руку. И он пошёл. Всё-таки он крепкий парень, ковыляет, не шутит, на серых джинсах кровавое пятно стало еще больше, на лбу испарина, а шагает. Молодец! После побега из «Автостола» прошло с полчаса. Значит, туда уже прирулили наши преследователи. Сейчас затрещат пропеллерами, зааукают вслед за нами, перекроют дорогу. Они же понимают, что мы рядом с дорогой держимся, чтобы в город попасть!       В быстром темпе мы прошли пару километров, причём управлял Петер. Потом он нагло спросил, не отдохнул ли я? И когда я пожал неуверенно плечами, молча залез мне на закорки. Теперь он управлял мной с высоты, как погонщик верблюдом.       - Пит! Почему мы идём всё дальше от дороги?       - Высоко сижу, далеко гляжу! Нам дорога не нужна, там сцапают.       - А куда мы идём?       - Увидишь.       - Как долго ещё?       - Думаю, что вот-вот… О! Вон! Мы пришли! Видишь?       - Что? – я ставлю его на землю.       - Река! Балда! По-моему, это речка Сестра, она впадает в Чёрную, а по ней мы доберемся до места назначения!       - Вплавь, что ли?       - Шутник! – он ласково потрепал меня по щеке. – Сегодня какой день недели?       - Суббота.       - Вооот! – пространно объяснил парниша.       Но уже через пять минут я понял, на что он надеялся. Мы робко выглянули из леса на берег небольшой речки. На берегу разбита палатка, слабо дымится костровище. Кругом разбросаны какие-то вещи, предметы. Из палатки торчат ноги в резиновых сапогах. Рядом с костровищем, прикорнув головой на бревне, свернувшись калачиком, дрых мужичонка. Несмотря на свежий воздух летнего дня, в воздухе – густые пары алкоголя. Огнеопасно! Мужики рыбачат! Веселуха! Петер по-хозяйски расхаживает по царству пьяного сна, подобрал с земли панаму цвета хаки, недопитую бутылку клюквенной настойки, полбулки, с палки у палатки снял куртку-ветровку. Свою серебристую пародию на куртку сунул в костер. Раздул огонёк и дождался, когда ткань будет сожрана им. Надел куртку, пошарил в карманах, вытащил оттуда ключи, какое-то удостоверение, пятьсот рублей, мелочь. Монетки кинул обратно, а всё остальное сложил кучкой под носом пронзительно храпящего мужика. Мы погнали к берегу. Там привязанная простой верёвкой к берегу красотка надувная лодка Solar, у моего приятеля конькобежца такая же есть, а у этой еще и мотор Сузуки прилеплен. Класс!       - Давай, водила! – торопит меня Петер. - Нам на запад, там Сестра впадает в Чёрную, потом на восток и два пути: либо в Сертолово и на маршрутке до метро, либо летим до Охты. Но не знаю, сколько здесь бензина? Сообразим в пути.       Он прыгает в лодку, удобно устраивается на носу. Я толкаю надувашку дальше, дальше от берега, речка подхватывает, и лодка легко поплыла, но нужен мотор, а то будет крутить! Дёргаю зажигание, машинка приятно заурчала, усиливая звук, брыкнулась и помчала вдаль от мужиков, которые, возможно, и не проснулись. Так устали, бедные! Лодка очень легкая, нужно крепко держаться за резиновые бока и регулировать движение. Петер ломает хлеб и кормит нас обоих. Тебе, мне, тебе, мне… Запей! Ещё! Тебе, мне, тебе, мне… Запей ещё! И сейчас от этих порывов ветра в лицо, от мокрых разудалых брызг, от горячительной настойки – во мне укоренилось понимание, что мы ушли, разлилось по телу состояние свободы, ощущение, что лечу и обожаю этого гадёныша, который испортил мне жизнь. Азарт. Адреналин. Кураж.       А гадёныш тоже сверкает серебром глаз, тоже опьянел, от того, что жив и летит. Он говорит мне, пусть тихо, но я услышал:       - У меня чертовская интуиция! Я чувствовал, что надо садиться к тебе в машину. Не ошибся! Ты мой! Ты мой человек.