Бег по пересеченной местности

      Петера не было более двух часов. За это время я осознал, что переживаю за него. Выглядываю в окно, прислушиваюсь к звукам за дверью. Мотался по квартире из комнаты в кухню, туда и обратно.       Опять сидел в Интернете, смотрел по телеканалу новости онлайн. Там и про нас говорили. Выступал представитель Следственного комитета. Сказал, что следствие располагает описанием подозреваемого в убийстве. Высокий, худощавого телосложения, светло-русые волосы до плеч (уже нет), лицо славянского типа, глаза карие (?), на шее сзади татуировка в форме бабочки (?), на подбородке родинка неправильной формы (?), при попытке скрыться был ранен в левую ногу. Фоторобот не показали. Подозреваю, что охранники Хабарова и водилы на дороге давали слишком противоречивую информацию: одни видели Петера в виде экстравагантной шлюхи, другие помнят изможденную, серую, грязную и злую бестию. Водилам некогда было рассматривать его на предмет цвет глаз и татухи. Смешно то, что выступающий говорил, что «в интересах следствия» имя не разглашается. Чушь! Они не знают, как его зовут. Думаю, что Петер блядствовал под псевдонимом. На крик какого-то журналиста: «Следствие считает, что это заказное убийство? Не является ли этот человек профессиональным киллером?» - представитель Следственного комитета ответил, тщательно подбирая слова:       - Мы пока не располагаем доказательствами того, что убийство заказное. Однако господин Хабаров действительно опасался в последнее время некоего нападения, он получил предупреждение об угрозе его жизни. Усилил охрану. Однако способ совершённого преступления несколько не соответствует представлениям о заказных убийствах.       Ещё выкрик со стороны протянутых микрофонов:       — Нашли ли орудие преступления?       — Нет.       И главное, обо мне:       — Была информация о человеке, который помог преступнику скрыться?       — Да. Следственный комитет обращается к этому человеку, – продолжает представитель следственного комитета по связям с общественностью. Он упирается глазами в нужную камеру и говорит прямо мне: – Павел Владимирович, мы знаем, что вы оказались в этой ситуации случайным свидетелем, что посадили подозреваемого в свою машину. Сейчас в ваших интересах не скрываться вместе с предполагаемым преступником, а прийти в правоохранительные органы и оказать помощь следствию. Вы должны понимать, что ваша жизнь сейчас находится в опасности. Мы вынуждены объявить вас в розыск и обнародовать вашу фотографию.       И на экране появляется моя фотка, которая висит на «Доске почета» в нашей спортшколе, фото пятилетней давности, на ней я – радостный красавчик с трехдневной щетиной, я в хоккейной форме. В телевизоре возникает надпись: «Розыск – Казанцев Павел Владимирович 19.. г.р.» Тут же начинает мигать номер телефона, и диктор говорит, чтобы деятельные и ответственные граждане тут же звонили, как меня увидят.       Потом еще показывали сюжет о самом убиенном. Ах, какая честная жирная морда! Талантливый предприниматель, который своей благотворительностью буквально объял весь мир и завалил копеечными подарками детей-сирот. Удивительной преданности и заботливости семьянин, отец супер-сына, который сейчас занимает какой-то пост в мэрии. Невероятной принципиальности и честности кандидат в Заксобрание, который целовал практически каждого выборщика в лобик. А какой замечательный оратор в Заксобрании, слушать, как он нудно читал с бумажки свои инициативы и типа грозные речи – одно удовольствие! И что важно: презирал ведь двойные стандарты! Отличался прямолинейностью, открытостью, последовательностью. Вел о-о-очень скромный образ жизни, просто аскет в костюмах от Кардена и в повозке в виде бентли. А какой он благочестивый прихожанин церкви, вон сколько фоток с иерархами РПЦ, сразу видно, стоит рядом со священником, безгрешный такой, нимб от лоснящейся лысины бликует. Страстный борец с заразой проституции и поветрием гомосексуализма, автор кучи скандальных акций на Дворцовой, Сенной площадях и около Московского вокзала. Ну, просто святой! Тьфу! Смотреть тошно.       Тошно и не смотреть. Как только выключил комп, навалились терзания и сомнения. Что делать-то мне сейчас? Меня завлекают в сети правоохранительных органов, хотят сотрудничать. Но это означает, что я должен описать Петера, выдать его имя, его местопребывание. Поможет ли это ему? Мне искренне насрать, найдут ли они убийцу. Но не насрать на судьбу парня. Я прикипел к нему и, несмотря на его странности, привязался, не выдам. Факт, из него козла отпущения сделают! Киллера не найдут, а мальчик-шлюха не нужен никому, нехай отвечает! И в то же время я же не могу сидеть в этой квартире вечно, мне нужно на что-то решаться! Самому искать убийцу? Я же не идиот, я понимаю, что это абсурд. Я кто? Хоккейный тренер, а не Эркюль Пуаро и даже не Аниськин из старого советского фильма. Что я смогу сделать? Морду кому-нибудь набить! Так кому?       В момент кульминационного накала моих размышлений заскрежетал ключ в дверном замке. Вернулся Петер. Уф-ф-ф! Встречаю его в коридоре, парень весел, потрясывает сумкой с продуктами.       — Ездил в центр! Всё купил там! Приобрёл тебе подарочки! Сейчас будем жрать, и я буду тебя одаривать! Я же обещал, что отблагодарю. А ты как себя вёл тут без меня?       — Мне не надо никаких подарочков.       — А жрать?       — А жрать надо.       — Ну так баба на кухню побежала, ублажать мужика буду! – и я уже не реагирую на его придурковатые шутки. Баба так баба. «Ублажать» так «ублажать».       Вся его «готовка ужина» на кухне заключалась в фигурной нарезке колбасы, хлеба, открывании банок со шпротами и с оливками. На облупленном столе в комнате он выстроил всё художественно вокруг большой бутылки коньяка. Потом торжественно и громко открыл церемонию «праздничного ужина».       — И почему он праздничный? — живо заинтересовался я.       — А почему бы и нет?       — Так нет повода для празднования…       — Повод есть! Мы живы, — серьезно ответил Петер.       — М-м-м… – философски ответил я.       — Это много, ну и мы ещё не выпили за наше случайное знакомство! – он подаёт мне бутылку коньяка и чокается с ней банкой оливок. Ну и я пью, передаю ему, он тоже лакает пару бульков. – Павел! Я купил тебе телефон! Ты же свой оставил в машине. Вот!       Петер протягивает мне белую пластиковую коробочку с яблочком. Я нерешительно беру, смотрю вопросительно:       — Пит, у тебя есть лишние деньги?       — Есть, Паша, есть, не сомневайся! Это малое, что я могу сделать для тебя! Не беспокойся, я себе тоже купил! Телефон хороший, новый, внутри симка, но она ещё не вставлена, не активирована… Не обижай меня, прими подарок.       — Ладно, спасибо… Но…       — Выпьем, выпьем, выпьем! — перебивает мои сомнения рыжий Петенька, сам глотает коньяк и передаёт мне. Жуем всю ту снедь, что он разложил здесь.       — Пит, ты меня споить хочешь?       — Ага!       — Зачем?       — Воспользуюсь твоим беспомощным состоянием и… — мурлыкает рыжий и облизывает призывно верхнюю губу.       — Пит, прекрати, а! Давай поговорим о другом. Что мы будем делать?       — Мы – ничего. А я уже всё сделал.       — Что ты сделал?       — Я связался с заказчиком. Он меня защитит.       — Как?       — Паш, тебе не надо знать…       — Почему?       — Выпьем, выпьем, выпьем! — опять запел Петер, я глотаю, он берёт пальцами оливки и укладывает мне в рот.       — Не увиливай! — возмущаюсь я, а в башке уже жарко от коньяка, надо остановиться.       — Я не буду увиливать! — интимно обещает Петер. — Буду податлив!       — Пит! Я серьёзно! Как он тебя защитит?       — Я уеду из города, как мне и обещали.       — Когда? — почему-то пересохло в горле.       — Через пару дней.       — Куда?       — В-в-в-в… Ригу.       — Как это будет исполнено? Как вы договорились? Ты виделся или звонил?       — Мур-мур-мур… сколько вопросиков! Выпьем, выпьем, выпьем!       — Нет! Отвечай мне! Я ведь не совсем посторонний человек тебе, имею право хоть что-то знать!       Проклятый Петер реально подпрыгивает на стуле и в восторге плюхается ко мне на колено, в руке бутылка.       — Конечно, не посторонний! Конечно, имеешь право! Выпей! Ну, глоточек… — не знаю, почему я его не сбрасываю? Почему я всё-таки пью коньяк? Почему обнимаю его за талию? Почему не отталкиваю паршивца, что трется о мою щеку своей щекой? Неужели я настолько пьян? А рыжий Петенька кормит меня колбасой, хлебом, потом берет пальцами шпротину и впихивает мне в рот. Я послушно пережевываю, а ему мало этого:       — Фи, какие у меня жирные пальчики! – сует их мне в рот, чтобы я облизал. И я облизываю… Боже мой! Неужели он уедет? Неужели навсегда? А вдруг его обманут?       — Пит, вернее, Петь, а тебя не обманут? Не кинут? На хрена ты нужен заказчику? Ему же выгоднее тебя... это… грохнуть.       Петер вместо ответа вдруг обнимает меня и утыкается виском мне в шею, а губами в плечо. Гудит в меня:       — Ты заботишься обо мне? Почему?       — Я… я не знаю, как это объяснить, я не хочу, чтобы тебя убили, ты же не виноват?       — Виноват, Паш… Я — грязная шлюха и поехал туда по своей воле, меня никто на аркане не пёр.       — Ты больше не будешь шлюхой!       Петер отрывается от меня, смотрит мне в глаза. Йодные веснушки так близко, так трогательно.       — А кем я буду?       — Нормальным человеком!       — Ты не понимаешь, Паша. Мир шлюх опустеет без меня, я же специалист высшей квалификации, хочешь попробовать со мной?       — Нет! — хрипло говорю я.       — А я хочу с тобой! Я вообще хочу!       — Нет! Я другой, мне этого не надо, - как-то неуверенно говорю я и как-то неуверенно его отталкиваю.       — Глупенький! Ты боишься, что не получится? Я всё сделаю сам! – прерывает мои попытки сопротивления Петер, приближаясь к губам.       — Я боюсь не этого…       — А чего же? — он уже задевает своими губами мои губы.       — Того что мне понравится. Того, что у меня совсем крышу унесёт из-за тебя… Прекрати…       И он впивается в мой рот, и у меня сносит крышу. Его коньячный вкус делает меня ещё пьянее, его зубы – сахар на моих губах. Никогда не любил целоваться взасос, не любил целоваться вообще, мой инструмент общения с телом - руки, через них проходят все эти мучительные импульсы к паху, поднимают там бурю. Женщинам говорил, что раздражает губная помада. А тут… даже если бы на нем была эта помада, так он умело меня обезвредил, втянул в свой «мир шлюх». Меня размазало, развезло, раздраконило. И уже шарю по нему, впитываю… Слышу краем уха, что Петер мне что-то говорит:       — Мой герой… Мой защитник… Ты можешь со мной всё… Что ты хочешш-ш-шь? Мой мужчина… Я всё тебе позволю… Хочешшшшь даже без подготовки, пусть будет больно, пусть будет крофффффь… Это подарок, это бес-с-сплатно…       Стоп! Бесплатно? Подарок? Кровь? Я сдурел, что ли? Чем я лучше этого Хабарова?       — Не-е-ет! — крикнул я и столкнул его с колен на пол. Петер свалился на спину, смотрит на меня мутным взглядом, удивлен, руку тянет:       — Паша, не бойся! Давай! Ты же хочешь?       — Нет! — наклоняюсь я к нему со всей решимостью, сжимаю сильно, до боли пах, чтобы там всё успокоилось. — Ты не будешь шлюхой! А мне такие подарки не нужны! Мне противно от того, что ты вытворяешь. Ты – сильный, смелый, терпеливый. Я привык восторгаться такими, я сам такой. Но ты протрахал свою жизнь! Секс ради кроличьего траха, как и секс ради благодарности – это то же самое, что секс за деньги! Мне противно. Не делай этого со мной. И ни с кем этого не делай! Иначе…       — Ну, Па-а-а-аша… — заскулил паршивец.       Я - каменный человек. Перешагнул через него и бросил своё тело на диван, прижался к стенке и закрыл уши руками. Всё шумит вокруг, всё плачет. Я так хочу быть с ним, но не хочу быть со шлюхой. К чертям его благодарность похотливая! Я с ним себя впервые живым почувствовал, может быть, даже влюбился в него… А он – шлюха! Как так получилось? Завтра, завтра мы поговорим. Даю телу команду «спать», но тело не слушается. Тело ждет и дожидается. Петер встает с пола. Выключает свет. Ложится за мной на диван, упирается лбом мне в спину, там сразу горячо становится:       — Ты дурак, Паша. Ладно, мы попробуем по-другому.       И замолкаем. Не спим: ни он, ни я. И не двигаемся. Какой-то бред! Я хотел с ним серьезно поговорить, рассказать о новостях, которые услышал. Я хотел, чтобы мы вместе обдумали, что делать. А он опять всё вывернул наизнанку. Он общался с заказчиком и ни слова мне из этого разговора не сказал. Он ведь и сам должен понимать, что заказчик не оставит его в живых... Петер сможет указать на заказчика. Наверняка я, вмешавшись, уже сорвал этот ход. В какой-то момент я всё-таки вырубился. Но ненадолго. Вынырнул из сна благодаря голосу. Петер. Говорит громким шёпотом где-то в районе окна.       — Я та-а-ак соскучился! Ага!.. Хи-хи-хи… ты мой котик, мой котяа-а-ара!.. И я тебя хочу… А как ты хочешь?.. М-м-м, какой ты испорченный… Дурак! Я люблю только с тобой, не надо Армена… Приехать?.. Я не знаю, на чём я приеду-то?.. Нет-нет, я один, у меня никого нет! Тебя жду. А ты всё не зовешь… Хи-хи-хи… Моя попка тоже… И ротик… Мы соскучились… — а дальше совсем тихо: — Я попробую приехать на такси, но у меня денег нет. Заплатишь? И мне? Чмоки-чмоки! Жди…       Слышу шуршание одежды. Этот пидорас решил съёмом заняться? Нашел отличное время. Придурок! Не позволю! Соскакиваю с дивана, врубаю свет:       — Ой! — рыжий педик хлопает глазами.       — Ты никуда не пойдёшь! — гаркаю я. — Твоя карьера шлюхи закончилась!       — И с чего это ты разорался? Я не твой парень, хочу трахаться, хочу денег, а ты мне не указ!       — Да тебя грохнут там, а не трахнут!       — Хочу! Отвали, дай пройти!       — Пит! Послушай меня, не веди себя как идиот, ты не такой. Ты никуда не пойдёшь.       — Ты не захотел меня! Сам виноват, всё дебаты на хуй! Я вернусь через часа четыре! С бабло-о-ом!       — В жопу твоё бабло!       — В жопу вставляют хуй, а не бабло! Извращенец!       И он пытается обойти меня, я ловлю его за плечо, толкаю назад. Тот отлетает, со стола падает недопитая бутылка коньяка, банка шпрот. Он матерится, опять пытается нырнуть под меня, чтобы ускользнуть. Я перехватываю его за шкирку и… правой в челюсть. Петер летит к окну, сбивает стулья, по-моему, он ударился о батарею. Черт!       — Ненавижу тебя! – кричит он мне. – Ты импотент! Ты придурок! А я всё равно уйду!       И я остановился, выдохнул и сказал самую умную речь в своей жизни:       — Петер, ты прав. Я полный придурок. Зачем я здесь? И трахнуть тебя не смог, и защитить не смогу, да и ты не хочешь этого. Ты озабоченная шлюха, а я будто бы влюбился в тебя. И твое поведение сейчас, твои слова… Я хочу тебя убить за них, за то, что ты такой. Я не могу больше этого выносить, иначе убью тебя. Пусть это сделают другие. Прощай…       Я стал судорожно натягивать носки, кроссовки, рубашку, схватил свои документы из его сумки. Взглянул на эту шлюху, что в углу под подоконником сидит, а он молча смотрит, как я собираюсь. Ну… скажи, чтобы не уходил! А он:       — Телефон возьми – это подарок! Телефон, возьми телефон!       — Пошёл ты со своими ебанутыми подарками, шлюха!       И я злющий пошагал вон.       — Телефон! Идиот, телефон возьми! – орёт мне в спину Петер, и мне даже показалось, что голос его сорвался, дрогнул, всхлипнул. Он зарыдал? Нет, шлюхи, они терпеливые, они сильные, они не плачут, они не любят.       Выбежал на улицу, на темный, ночной Московский проспект. Бегу от этого дома, бегу туда, к Парку Победы, к Электросиле, где-нибудь возьму такси, и домой! И вдруг мысль: «А ведь я был с ним всего три дня. Три дня, которые перевернули мой мир. Сука! Надо было сделать это с ним…»