И даже боги не смогут разлучить

Жар окружал Александра со всех сторон. Он давил на грудь, разъедал горло и не давал дышать. Казалось, что поблизости работают одновременно с десяток печей. Царь сощурился, вглядываясь в густую чернильную тьму. Он не мог различить ни единой тени, ни малейшего движения, словно стоял на пороге Аида. Последняя мысль заставила встрепенуться, как удар бича. В гневе Александр рубанул ладонью воздух: «Я не сдамся!» Он пошел вперед наугад, не выбирая дороги, однако от жара путались мысли, а ноги заплетались. Приходилось прикладывать усилие, чтобы сделать еще один новый шаг. «Я не сдамся…» — вновь самому себе пообещал царь. Нестерпимо хотелось лечь куда-нибудь и отдохнуть, чтобы набраться сил. Однако страх, что он может уже не проснуться, заставлял по-прежнему упрямо двигаться вперед. Женский смех, звенящий и немного язвительный, разорвал тишину. — Что ты готов отдать ради достижения своей цели, о царь? — спросила незнакомка. Теперь в ее голосе отчетливо слышалась издевка. — Кто ты? — хриплым голосом бросил в пустоту Александр и облизал сухие, потрескавшиеся губы. Женщина вновь рассмеялась, и тут македонский царь услышал знакомые и такие родные звуки, родниковой водой пролившиеся на сердце. Звуки неумелой игры на лире. — Гефестион, — прошептал Александр. В памяти всплыли тихий дворик в Эгах, уютно журчащий фонтан, мозаика на полу, изображающая охоту на гепарда, и густые, пышные кроны олив на фоне звездного неба. «- Уймись, Александр, — попросил со смехом Гефестион и, обернувшись, посмотрел на товарища. В глазах его мерцали отблески звезд, и царевич невольно залюбовался. — Признай уже, что это невозможно. — Ни за что! — упрямо тряхнул головой тот. Аминторид коротко вздохнул: — Я не ты, мне никогда не давалась игра на лице. Это тебя Филипп ругал за неуместное для царского сына искусство. Александр, до сих пор обнимавший друга, вздохнул и убрал руки с его инструмента. Отстранившись, он запустил пальцы в густые светлые вихры и с силой дернул. — Я знаю, — согласился наконец он. — Ты великолепный организатор и неплохой воин, я бы, не задумываясь, доверил тебе свою душу. Но, Гефестион, разве наша жизнь это только война? Аминторид пожал плечами: — Разумеется, нет. Есть время и для иных утех. В памяти тут же всплыли безудержные попойки на пирах отца, и Александр скривился. — Я просто хочу попытаться, — в конце концов признался он. — Быть может, когда-нибудь, в далеком походе, посреди бескрайних пустынь или неведомых диких лесов музыка станет нашим единственным спасением. Гефестион опустил задумчивый взгляд на лиру. В воде фонтана мерцали звезды. Птицы пели, разгоняя подкрадывающуюся неуместную тишину. — Хорошо, — кивнул в конце концов он. — Давай попытаемся. Александр широко улыбнулся, не скрывая радости, и, обняв друга, бережным движением положил его пальцы на струны. — Вот так. Теперь смотри… Некоторое время они еще продолжали занятие. Все так же пульсировала яркими созвездиями в вышине ночь, и обоим казалось, что Вселенная вращается, а время с каждым мгновением все ускоряет бег…» Каркающий смех вернул Александра к действительности, и он, моргнув несколько раз, рассмотрел наконец убегающую вдаль пустыню и высокую женскую фигуру в шелковой, узорчатой одежде с бахромой и рогатой тиаре, стоящую на спине льва. — Что ты готов отдать для достижения своей цели? — повторила вопрос незнакомка, и Александр вдруг понял, с кем имеет дело. — Иштар? — спросил он по-прежнему хриплым голосом. Лицо пылало от нестерпимого жара, который мог, казалось, опалить саму пустыню. — Угадал, — подтвердила богиня. — Ты пришел в землю, которая тебе не принадлежит, но за все в этой жизни надо платить. Что готов ты отдать за свои победы? — Жизнь, — не раздумывая, ответил царь. — Это слишком много. К тому же, если ты умрешь, то не сможешь насладиться плодами побед. Александр задумался над этими словами, с досадой признавая ее правоту, а богиня, ухмыльнувшись так, что по спине македонского царя побежал озноб, начала танцевать прямо на спине льва. Полы одежд ее взлетали, обнажая стройные щиколотки, и богиня поманила царя, обнажив плечо: — Если разделишь со мной ложе, я не возьму платы. Народ забывает старые обычаи — давно уже не было священного брака. — Ни за что! — горячо воскликнул Александр и упрямо тряхнул головой. Лицо Иштар исказилось, словно в нее вселилась одна из тварей Аида. — Да как ты смеешь отказывать богине? — прошипела она. — Тогда я возьму то, что тебе дороже всего. Она достала из колчана стрелу и прицелилась, глядя куда-то вниз. Туда, откуда шли те неумелые, неловкие звуки игры. — Нет! — закричал Александр и выхватил непонятно откуда взявшийся меч. Одним ударом он выбил оружие из рук богини и приставил острие к ее горлу. — Бери что хочешь, — проговорил он, глядя ей прямо в глаза, — из того, что принадлежит лично мне. За иное я буду драться. — Хорошо, — вдруг согласилась она. — Я возьму твою честь и право родства. Отныне ты не сможешь сказать, что ты сын Филиппа. А за отказ богине ты еще ответишь. Ее черты вновь искривились, искаженные ненавистью, а Александр вдруг понял, что снова стоит один в непроглядной, чернильно-черной темноте и совершенно не представляет, куда идти. — Александр, — вдруг услышал он знакомый голос, и музыка полилась еще громче и звонче. «Так может играть только Гефестион», — подумал царь и улыбнулся с нежностью. -Мой друг, — прошептал он и пошел на зов. В глаза ударил яркий дневной свет. Александр застонал и попытался закрыть лицо ладонью. Тело не слушалось, однако сидевший поблизости Гефестион, заметив движение, вскочил и кинулся закрывать окно. — Александр, — словно не веря самому себе, прошептал он и наклонился, вглядываясь в лицо друга. — Ты наконец очнулся! Ну и напугал же ты нас! Как ты? — Словно сразился с Танатом и проиграл, — чуть слышно ответил царь. — Ты был к этому близок, — подтвердил Гефестион и, подойдя к столику, налил в килик остро пахнущий травами отвар. — Вот, выпей. Это Филипп оставил. Он поднял голову царя и поднес напиток к его губам. Александр скривился, но послушно проглотил. — Ну и гадость, — прокомментировал он вслух. — Терпи! — голос Гефестиона прозвучал непривычно резко, в глазах мелькнул отблеск металла. Друг поставил чашу на украшенный драгоценными камнями столик и, обхватив себя руками за плечи, прошелся по комнате. Остановившись, он удрученно покачал головой и, сев на край ложа, взял Александра за руку. — Как ты мог быть таким беспечным? Зачем полез купаться в ледяной Кидн? — Прости, — покаянно прошептал царь и сжал пальцы друга. — Мы все уже думали, что ты умрешь. Представляешь, что с нами было? Только сейчас Александр услышал за дверью покоев взволнованные голоса македонцев и звон оружия гетайров. Гефестион встал. — Пойду, позову Филиппа. Он все это время не отходил от тебя и лишь совсем недавно отправился отдыхать. — Хорошо, — ответил Александр и в знак согласия прикрыл веки. Аминторид уже был у самых дверей, когда царь его вновь окликнул: — Мой друг… — Да? — Гефестион остановился и, обернувшись, посмотрел вопросительно. — Спасибо, что позвал меня. Он взглядом указал на одиноко лежащую на стуле лиру, и друг улыбнулся: — Я не мог иначе. Но я надеюсь, ты никому не скажешь, что я играл? Царь беззвучно рассмеялся, словно над шуткой, понятной лишь им двоим, и ответил охотно: — Хорошо. Друг постоял еще несколько мгновений и, широко открыв дверь, вышел. И вскоре голос его донес до гетайров весть: — Повелитель очнулся! Радостный гром голосов оглушил царя. Он закрыл глаза, желая отдохнуть еще несколько мгновений перед приходом своего врача, и только душа пела, не обращая внимания на болезнь и усталость. *** Шипение, отдаленно напоминающее змеиное, разорвало густую непроглядную мглу, окружившую Александра со всех сторон. В груди саднило, словно там застряло копье, и двигаться было почти физически больно. Послышался грохот, напоминающий отдаленный перестук камней, а Александр воскликнул в нетерпеливом гневе: — Кто там? Пронзительные крики обезьян и яростное рычание гепардов ударили в уши практически одновременно, и свет разорвал туманную пелену. Вдалеке, посреди джунглей, стояла та, кого невозможно было назвать иначе как богиней. Темно-синяя кожа, четыре руки и три глаза, ожерелье из черепов и пояс из окровавленных рук. Александр вспомнил изображение в одном из индийских храмов и прошептал: — Кали? Богиня взмахнула саблей, и голова демона, которую она держала в руках, открыла глаза и вновь зашипела. — Ты не покоришь эту страну, — уверенно проговорила наконец она. — Что можешь ты отдать, чтобы уйти живым? — Ничего! — в гневе тряхнул головой Александр. — Я все возьму сам и одержу победу! — Самонадеянный глупец! — оскалилась богиня. «Или демоница?» — подумал царь. Сам для себя он до сих пор этот вопрос так и не решил. — Жизнь ничему не научила тебя? — спросила Кали. Царь нахмурился: — Только тому, что я обычно добиваюсь желаемого. — Так ли это? «Нет», — хотел ответить он, но не стал. Он желал наследника, но до сих пор у него родился лишь бастард от Барсины. Желал вернуть Клита, но не было Геракла, что мог бы сразиться с Танатом за его жизнь. — Всего, что действительно важно, — уточнил в конце концов он. — Молодец, — похвалила его Кали. — За то, что признался, я не возьму слишком много, лишь любовь твоих воинов. Но выбираться отсюда, из безвременья, ты будешь сам. Если сумеешь. Богиня расхохоталась, черепа на ее шее загремели, разрывая мозг изнутри, и свет погас. Долгое время Александр стоял, пытаясь понять, как ему теперь действовать, и наконец просто побрел наугад. Боль в груди терзала с каждым мгновением все сильнее. Казалось, грудь режут мечом изнутри. Липкий, холодный пот заливал глаза, и Александр начал бояться, что скоро просто упадет без сил, и его долгий путь закончится. И тут тишину прорезал такой знакомый, отчаянный крик: — Не-е-е-е-ет! — Мой друг! — Александр рванулся навстречу. — Где ты?! Очнулся он от собственного рвущего душу и сердце кашля. — Тихо, не дергайся, — узнал он голос Птолемея. — Ты был без сознания несколько дней и чуть не умер от стрелы маллов. Прислушавшись, царь уловил звон оружия и отдаленный встревоженный гул голосов, напоминающий раздраженный пчелиный рой. — Гефестион? — прошептал царь одними губами. — Он вместе с Неархом сооружает лагерь южнее, — напомнил Птолемей. — Он знает, что я жив? — Сомневаюсь. — Дай мне перо и пергамент. — Ты сошел с ума? — полюбопытствовал Птолемей. — Ты не сможешь его поднять, ты еще слишком слаб. Александр улыбнулся, вспомнив старые сплетни о том, что сыну Лага на самом деле мог дать жизнь царь Филипп. Ему самому в далекой юности нравилась мысль, что Птолемей в действительности его старший брат, теперь же это не имело никакого значения. — Я должен, — просто ответил царь. — Дай. Друг покачал головой, но спорить не стал. Подойдя к столику, он взял необходимое и помог Александру устроить удобней руку. Тот неловко сжал вдруг ставшими непослушными пальцами тростниковое перо и не без усилия вывел несколько дрожащих слов: «Мой друг, я жив. Ни о чем не волнуйся», — и упал без сил. — Отвезите это Гефестиону. Без него я бы не вернулся… Птолемей посмотрел задумчиво на царя, покачал головой, но вслух ничего говорить не стал. Запечатав послание, он передал его гонцу и покинул палатку, чтобы позвать врача. Над далеким индийским городом, захваченным македонской армией, стояла непроницаемая, поглощающая все звуки тишина. После ранения царя, думая, что он умер, македонские воины вырезали всех его жителей, не пощадив даже женщин и детей. *** В подрагивающем, удушливом золотистом мареве смутно просматривались разноцветные зубцы Экбатанских стен. Прищурившись, Александр увидел павлина и содрогнулся всем телом. — Гера? — прошептал он, отчаянно надеясь, чтобы это оказалось не так. Птица приближалась. Насмешливый голос раздался, словно из ниоткуда: — Думаешь, всего достиг? Все завоевал, всех победил? — Чего тебе нужно? — резче, чем следовало бы, ответил царь. — Сам не догадываешься? Павлин зашипел и распустил хвост: — Ты забыл родных богов и ту землю, что тебя вскормила. Ты должен заплатить. Отчаянно пытаясь понять, что на этот раз задумала мстительная богиня, Александр присмотрелся к окружающим колеблющимся теням. Роксана, Статира, Гефестион… Царь принялся безотчетным движением искать на поясе отсутствующий меч, и Гера расхохоталась: — Ты будешь страдать всю свою оставшуюся короткую никчемную жизнь! Павлин рывком бросился вперед и, опередив Александра, ударил клювом в грудь Гефестиона, вырвав кусок мяса. Царь закричал, и павлин растаял, словно болотный туман на рассвете. В глаза бил яркий полуденный свет. Александр вскочил на постели и, отдышавшись, вытер ладонью выступивший холодный пот. В дверях показался слуга, но царь, заметив его, только с раздражением отмахнулся: — Убирайся прочь. Беспокойная мысль грызла душу изнутри: «Неужели Гефестиону грозит опасность? Его не одолели ни враг, ни Гедросия, вот только…» Пиры в последнее время следовали один за другим, и ни сам Александр, ни его товарищи уже не могли остановиться. Наскоро умывшись и накинув первый попавшийся под руку халат, царь вышел из покоев и почти бегом отправился на поиски Гефестиона. Тот обнаружился в собственной спальне. Ресницы хилиарха беспокойно подрагивали во сне, легкое покрывало сползло на пол. «- Жив! — царь вздохнул с облегчением. — Пока жив…» С умилением улыбнувшись, Александр приблизился к ложу и, укрыв друга, вышел и отправился искать жрецов. «Надо успеть, — думал он. — Я должен сделать хоть что-нибудь». Он торопился и, не удержавшись, оступился на повороте и задел стоявшую рядом древнюю напольную вазу. Сосуд разлетелся с грохотом на мелкие кусочки, и царь, замерев, долго стоял, всматриваясь в осколки до рези в глазах. А за окном в вышине парил сокол. Пронзительно крикнув, он спикировал во внутренний двор дворца и схватил печень, которую только что достал жрец из туши быка. — Одна половина, — пробормотал тот и, сощурившись, проводил улетающую птицу взглядом. — Дурной знак. Что бы сказал на это Аристобул? Однако ответа на этот вопрос у него не было.