Корочка хлеба

      Как они только ни бились над этой проблемой, как только ни мучались! После того злополучного дня они что только не перепробовали. Кидались в пучину сражений, испытывали на прочность терпение и выдержку, тряслись от страха снова и снова, а потом радовались, что выбрались живыми. И всё это делали вместе, бок о бок, рука об руку, потому что Лололошка слишком сильно волновался о Фране каждый раз, когда они выбирались за стены города.       В ту ночь, после нападения орды монстров, Лололошка спал беспокойно, мучаясь от кошмаров. Даже чувствуя тепло мага собственной кожей, он метался по матрасу, раз за разом во сне кидаясь его спасать. Раз за разом он видел, как Сан-Фран падал, но не в пучину всепоглощающего тумана, а прямо на острые каменные пики, которые пробивали его тело насквозь. С десяток раз это проносилось перед глазами Лололошки, прежде чем Фран разбудил его. И, когда мироходец увидел лицо мага – растерянное, испуганное, недоумевающее – забыл обо всех предрассудках, сковывающих его до этого. Он не мог не обнять Франа так крепко, как только может, после всего пережитого ими.       В последующие ночи он боялся сомкнуть глаза. Только чернота простиралась перед его взглядом, как он мог видеть только залитое кровью, мертвенно бледное лицо. Эти ужасы совсем лишили Лололошку сна. Вместо отдыха он просто лежал, смотря в потолок, бродил по комнате, глядел в окно на Видомнию, прибирался в темноте, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Франа, много думал. Почти целую неделю он ни на шаг не отходил от мага – стерёг его покой и защищал от любых опасностей, и это сильно отразилось на его состоянии. В последнюю вылазку пострадал уже он, после чего вмешаться пришлось Эо. — Так не пойдёт, ребята. Всё зашло слишком далеко, — серьёзно говорил он, переводя взгляд с одного страдальца на второго. Те сидели, опустив головы. Фран, потому что испытывал жуткий стыд перед Лололошкой, которого подверг опасности, а Лололошка – от чувства вины, потому что опять ничего не вышло. Ещё и эти черти сильно его подрали. И глаза слипались от усталости… Но он лучше будет вкалывать сутками, чем уснёт снова. Он не готов видеть снова этот кошмар. — Лололошка, ты не можешь больше сторожить Франа, как послушная собачка. Тебе нужен отдых. Фран, ты уже на грани. Ещё несколько дней и ты рискуешь быть разорванным изнутри своей магией, как раздутый воздушный шарик.       Нотации Эо читал так же строго, будто он был отцом двух несносных сыновей. Оба юноши кивали, понимая, что всё сказанное правда, но самим ситуацию разрулить никак не получалось. — Значит поступим так: Фран, отдай свой амулет Лололошке. — Что?! — опешил его маг, непонимающе глядя на Эо. Тот нахмурился, потому что намеревался добавить что-то ещё, но Сан-Фран не позволил ему продолжить свою мысль. — Это фамильная ценность, я не могу снять её просто так! — Придётся, — настойчиво повторил Эо, протянув к эльфу руку. Суровый взгляд зелёных глаз исподлобья заставил того поёжится. — Это аметистовый амулет, он спасает от бессонницы. У тебя сон нормальный, а у Лололошки уже вот-вот начнутся галлюцинации, он не спит уже 4-ый день. И кому, как не ему, знать, каково страдать от кошмаров?! Адаптация к Междумирью была для него тяжёлой, и тут это снова возвращается. Тебе нужны его страдания?       Лололошка стыдливо опустил взгляд. Спорить бессмысленно. Ему уже начинали чудится какие-то тени, которые могли преследовать его по пятам на протяжении нескольких минут, только усиливая тревожность, и ничем хорошим это не кончится. Но вот так отбирать у Франа амулет… Он же дорог ему! Лололошка поднял голову и раскрыл рот, чтобы вмешаться, но не успел. В результате спора амулет Фран всё же отдал. С большим нежеланием, смотря на Лололошку странным взглядом, полным стыда, смущения и огорчения, будто бы за что-то просил прощения. Мироходец надел амулет, но сразу ничего особенного не почувствовал. Просто побрякушка, как одна из тех, что продают маги на ярмарке. — Это правда поможет? — спросил он, с сомнением смотря на блестящий фиолетовый камень. Тусклый свет от ламп играл на его гранях, словно переливающиеся блики на волнах прозрачной воды. В голове снова всплыл тот день, когда они прошли к озеру. Лололошка улыбнулся. Это, наверно, был самый спокойный день за последнюю неделю, не считая того, что он чуть не захлебнулся. — Должно помочь. Ты пока иди спать к себе, а мы с Франом ещё немного побеседуем и попробуем что-то сделать. И не спорь! Раз позвали, так внимайте и делайте, что говорю.       Сказал, как отрезал. Лололошка снова покорно кивнул и с трудом встал с мягких подушек, морщась от боли – перевязанная нога по-прежнему сильно ныла, а подвёрнутая лодыжка стреляла болью при каждом шаге. Юноша махнул Франу рукой на прощанье и, обернувшись на него у самой двери, похромал домой. Но прежде зашёл к Сяо – за чаем. Он помнил, что Фран говорил ему о пользе чая для сна.       Дома Лололошка взгромоздился на сундуки и завесил окно своей каморки непроданной шкурой, потушил фонари и факела, наведя в комнате полную темноту, удобно лёг, не накрываясь одеялом, и в уме начал перебирать рецепты создания эссенций, которые так трепетно выращивал в своём подвальчике. Их много, они несложные, но рецепты создания всё новых эссенций очень муторные для запоминания в нужной последовательности. Как таблица умножения, только полезнее на практике.       Обмотанные пластырями пальцы сжимали медленно нагревающийся от тепла его кожи самоцвет, проводили кончиками по граням, перебирали бусины на нитке, словно чётки, пока сознание не начала накрывать плотной вуалью темнота.       Кошмары ему правда больше не снились, но совсем от снов избавиться не получилось. К сожалению.       Несколько часов, которые он проспал, Лололошка метался по постели, как загнанный в угол зверь. Не от страха, скорее от совсем противоположного чувства. Тело было словно объято огнём, он чувствовал себя бултыхающимся прямо в жерле вулкана, в этих страстных жарких объятиях. Тело осыпали нежные поцелуи, словно звёздный дождь, нежные руки гладили его по плечам и бокам, но по ощущениям с него заживо снимали кожу, обнажая нервы, обнажая все спрятанные чувства. Лололошка задыхался, выгибаясь на постели, сминая простыни в кулаках, пытался избежать странных новых прикосновений, но постепенно привыкая к ним, пока во сне многочисленные подушки взбивались в морскую пену под напором нескочаемых ласк.       Он и сам начинал входить во вкус со временем: прижимал к себе гибкое тело, игриво кусал кончики длинных заострённых ушей, проводил юрким языком по чувствительной шее, вызывая рваные стоны и вздохи. Это так странно, так неправильно с одной стороны, а с другой так же естественно, как вдохнуть чистого горного воздуха после долгого восхождения на вершину.       Сон растворялся в его сознании медленно, оседая сладковатым на языке, приятным и мутным в голове. Последний поцелуй, взгляд прямо в фиалковые глаза – и перед его взором снова всё тот же потолок, который он видел уже десятки раз до этого.       Сердце колотилось где-то в горле, то подскакивая, почти выпрыгивая из нутра, то опускаясь куда-то к желудку, и сладко ныло. Лололошка почувствовал себя сполна отдохнувшим. Настолько, что может не спать ещё несколько дней, потому что возвращаться туда, откуда он только что вынырнул, он решительно не готов. Камень, который он сжимал в руке всю эту ночь по ощущениям был раскалённым, но отпустил его мироходец с трудом. Острые грани оставили на ладони красные следы, лёгкая боль отрезвила и помогла прийти в себя.       Лололошка помотал головой, стряхивая с себя полог сонливости и, противостоя притяжению кровати, превосходящему гравитацию Междумирья, по ощущениям, раза в полтора, встал. Сдёрнул с окна шкуру, впуская внутрь свет от уличных фонарей, небрежно поправил волосы и перед выходом положил амулет в карман. Это был всего лишь сон. Или всё не так просто?

* * *

      Франа можно было бы смело назвать бестолочью, если бы не его плачевное положение. Столько времени зря угрохано! Понятно теперь, почему Лололошка так уставал. При всей эмоциональности, Фран не был способен выдать ни капли магии, даже на пике эмоций. Эо уже был близок к тому, чтобы отдать его на растерзание Пуговице, прямо в пыточную, где он быстро сбросит магический балласт, но его останавливали только крохи милосердия, которые ещё не выгорели за несколько часов безрезультатных попыток. — Мы потратили на это семь часов! Семь! Часов! И всё мимо! — разрывался от разочарования и обиды Эо, пытаясь продолжать думать над проблемой, а не над тем, как же эти часы, потраченные напрасно, его вымотали. А ведь он мог заняться делами поважнее, чем бесплодная возня с ныряльщиком. — Ну, знаешь, валить вину на меня не очень-то разумно и вежливо. Я в этой ситуации главный пострадавший, — насупился уставший, как ломовая лошадь, маг и помассировал ноющие виски. Все попытки вытянуть из него магию ужасно утомили обоих, отчего те начали уже чуть ли не автоматически огрызаться друг на друга по любой ерунде. — Главный виновник тоже. Если бы не кое-чья жадность… — Эо укоряюще взглянул на Франа сверху вниз, презрительно скривив губы. Жалости к Франу он сейчас особо не испытывал.       Стоящий у двери лавки Лололошка вздохнул. Он только вошёл, а уже начались какие-то дрязги, никто даже не обратил внимания на звук открывшейся двери. Мироходец пересёк основной зал лавки, бесшумно перемахнул за прилавок и вошёл во внутреннее помещение, прошуршав шторой из бусин. Гарант и ныряльщик в этот момент уж чуть ли не рычали друг на друга, но, увидев Лололошку, тут же изобразили самые невинные лица, которые только позволяла их мимика.       Это очевидное притворство лишь вызвало у вошедшего вздох. Он понимал, что у обоих есть свои тараканы в голове, междусобойные тёрки. Они же явно знакомы куда дольше, чем Лололошка знаком с ними, но, раз уж Эо взялся за помощь Франу, оба должны быть сосредоточены только на этом. В идеале всё должно быть именно так, и сам Лололошка к этому идеалу стремился, откинув всё субъективное. Поэтому максимально невозмутимо отдал снова смутившемуся Франу амулет и присел рядом. — Прогресса нет? — с толикой безнадёжности спросил Лололошка, поправляя изрядно помятую куртку контрабандиста. У него всё никак не доходили руки привести одежду в порядок.       Вместо ответа оба лишь печально покачали головами. Лололошка вздохнул. Идей не было. Фран уже перепробовал всё, что только можно было опробовать в Междумирье. Помимо страха и радости за свою жизнь он успел порядком разозлиться, как раз тогда, когда Лололошку ранили. Вспомнив об этом, он потёр покалеченную ногу и задумался. Когда амулет был на нём, боль почти не ощущалась. Этот же амулет Фран, почему-то, не спешил надевать, хотя рьяно отказывался отдавать. Это даже как-то немного напрягало. Не мог же Лололошка испортить его этим своим… сном?       Пока юный мироходец витал в своих мыслях, между Эо и Сан-Франом назрело продолжение конфликта. — У меня больше нет идей, как из тебя вытянуть магию. Хоть лопни, ничего не могу придумать! — Не буду я лопаться, тогда уже поздно будет! — Тогда разбирайся с Лололошкой дальше, я не могу больше, я устал. Мне ещё отчёты гильдий разбирать, опять что-то неладное в Поэне творится, — Эо устало махнул рукой и потянулся. — Лололошка, на тебя вся надежда, я перепробовал всё, что мог. Возможно, я чего-то не понимаю, но это сможешь понять ты?       Если бы тёмные очки не скрывали его глаз, то Эо смог бы увидеть всю глубину его удивления, но пока его выдавал только лёгкий румянец, который юноша оперативно скрыл, притворяясь, что поправляет бандану.       Без лишних слов гарант ушёл, оставив Франа и Лололошку наедине. После пары минут неловкого молчания, маг снова поднёс амулет к глазам. — Ты же видел, да?       Лололошка в недоумении нахмурил брови. — Сон. Ты видел особенный сон, верно? — лицо эльфа не выражало ни стыда, ни нервозности, ни страха. Его глаза обречённо потемнели, будто ему сейчас же отрубят голову. — Если тот сон, что мне приснился, можно назвать особенным, то, да, наверное? Он был странным, — искренне ответил мироходец и неловко потёр шею. Чем дольше перед глазами проносились обрывками картинки из сна, тем сильнее он становился похожим на свёклу. — Я видел тебя во сне. Не твоё лицо, но я точно помню твои глаза и руки.       Возможно, от него не требовались уточнения, но это дополнение заинтересовала собеседника, выводя его из состояния апатичного принятия ситуации. — Почему ты решил, что это были именно мои глаза и руки? Разве у кого-то другого не может быть таких же?       В голове вслед за воспоминаниями о сне проносились обрывчатые воспоминания из жизни. Фиалковые глаза были у кого-то ещё, кого он встречал, но… Они были не такими. Хитрыми, холодными, иногда яростными и беспощадными, мудрыми, самоуверенными, высокомерными… Но совсем не такими. Те глаза, что он видел, были полны лёгкости, воздушности, они искрились от счастья, в них была такая надежда, привязанность, верность, чуткость… И руки такие тонкие, бледные, мягкие, аккуратные, заботливые, немного прохладные, будто ладони долго держали под холодной водой. — Ни у кого больше таких нет. Могу поклясться, что только у тебя я встречал такие, — твёрдо ответил мироходец и, к удивлению Франа, снял очки, посмотрев прямо в его глаза. — Это был ты. И мы занимались сексом во сне.       Длинные уши дёрнулись и опустились. Фран опешил. Когда он предложил Лололошке поцеловать его за скинт, он был готов под землю провалиться от стыда, а сейчас ни одна мышца на его лице не дёрнулась, хотя речь зашла о куда более интимном деле. — Ты же не хочешь предложить мне?.. — оторопело спросил Фран, сминая в руках край своего домашнего лёгкого халата.       Эта идея была настолько же заманчивой, насколько вызывающей неподдельное смущение и мандраж. Лололошка знает отношение Франа к нему, и Фран в курсе, что чувствует Лололошка по этому поводу. Их позиции разные, и Фран не особо переживал, так как они по-прежнему общаются и могут хорошо проводить друг с другом время. Как там говорится, не порть хорошую дружбу сексом? Франу бы не хотелось, чтобы сиюминутное удовольствие перечеркнуло всё, к чему он шёл, всё, что они оба выстраивали между собой. Тем более, никто не даёт никаких гарантий, что это правда поможет ему излечиться.       Лололошка понимал это тоже, поэтому, к великому облегчению Франа, покачал головой. — Нет, но мне интересно, почему мне приснилось это и не сломал ли я твой амулет. Он был дорог тебе, и я не хочу, чтобы с ним что-то произошло, — он покрутил очки в руках и отложил их в сторону. Сейчас нет нужды скрывать свои истинные эмоции, этот разговор должен быть предельно честным для них обоих. — Эм, н-нет, амулет не сломан… На самом деле я подозревал, что так и будет. Амулет блокирует плохие сны, но, чтобы определить, что мне снится именно кошмар, его магия анализирует мои мысли. Чтобы он заработал, нужно много времени для привязки, поэтому затея изначально была сомнительной. И, когда ты уснул, он просто странслировал на тебя мои… Мои… — Фран замялся, не зная, как правильно подобрать слово. — Мысли? — Ну, типа того, да. Возвёл в абсолют всё, о чём я часто думаю, и выплеснул это. Можно сказать, этот сон был тест-драйвом амулета на тебе, который он сам же устроил. Там сложная схема, я не буду вдаваться в подробности, а то ты опять уснёшь… — После такого точно не усну, — мрачно проворчал он, зарывшись рукой в ореховые кудри. В голове мысли метались, как мелкие плодовые мошки – пока не разрослись до чего-то полноценного и стоящего, но все были связаные между собой и стайками то налетали, то разбегались в стороны, перемешивались между собой и снова окружали его уставший мозг. — На самом деле, я думаю, что мой вклад в этот сон тоже был, — Фран снова дёрнул ушами, склонив голову к плечу. — Я в последнее время очень много думал о тебе. После того падения, когда мы оба стояли на грани жизни и смерти, я не могу перестать бояться за тебя. Каждый день я думаю о том, что не могу оставить тебя, потому что ты можешь быть в опасности, а я должен защитить тебя во что бы то ни стало. Вероятно, это моё стремление амулет распознал неправильно и…       Договорить не успел. Крепкие объятия вышибли из лёгких воздух. — Спасибо… Спасибо, что так заботишься обо мне. Я сожалею, что тебе приходится так волноваться из-за моей глупой болезни, это я виноват во всём, что происходит сейчас, мне очень жаль, что ты вынужден возиться со мной из-за всего этого.       Лололошка оторопело сомкнул руки за спиной Франа, обнимая того в ответ. Им обоим тяжело сейчас. Но скоро это должно закончиться. — Это не твоя вина, что так случилось. Ты не знал о подобном риске, ты просто делал свою работу. — Спасибо, — шмыгнул Фран, зарывшись носом в чужое плечо. Мех на капюшоне куртки щекотал лоб, но он не хотел отстраняться прежде, чем сможет выразить в объятиях всю свою благодарность.       Для новичка это было трогательно почти до слёз. Давно он не слышал за свою помощь столько «спасибо» за раз. Говорят, что слова ничего не стоят, но именно эти слова сейчас были ему дороже любого скинта. Они наполняли его силами, наполняли его надеждой, наполняли его решительностью. — Мы обязательно тебя вылечим. У нас ещё есть время в запасе.       Лёгкие поглаживания по спине помогли успокоить мага и привести его в чувство. Тот отстранился, стирая слёзы, выступившие в уголках глаз, и устало улыбнулся. — Прости, что я так. Снова расклеился. Думаю, болезнь сильно влияет на мой эмоциональный фон. Ты, наверно, слышал, как мы с Эо ссоримся. Но он правда старался, а у меня ничего не выходило, как бы я того ни хотел.       Очередная череда извинений вызвала у Лололошки тяжёлый вздох. Чем дальше всё заходило, тем меланхоличнее, если не депрессивнее, становился Фран. Его становилось всё сложнее разбудить, уговорить выйти за стены, он больше не считал, что у них обязательно всё получится, и держался, скорее, потому что Лололошка в него верил. Наверное, если бы не он, то он так и остался бы просто лежать в постели и ждать, когда просто уснёт снова и не проснётся. Всё это угнетало Лололошку ещё сильнее. Если уж Фран начал опускать руки… — Отдохни-ка, пожалуй, а я с тобой посижу. Может, тоже в сон потянет, хоть отдохнём адекватно. Вы с Эо много сил и времени потратили, а уставшим толком ничего сделать не получится.       Не прозвучало ни слова против. Уже в постели, в объятиях, что стало почти обычно, Фран, засыпая, прошептал тихое «спасибо». Снова.       Его серебристые волосы перебирали испещрённые шрамами пальцы, грубоватая ладонь гладила его по спине. Лодыжка свернувшегося в клубок мага коснулась перебинтованного бедра мироходца, и чуть погодя они были так близко, что между ними едва ли было расстояние в миллиметр. Конечности сплетены в крепких тёплых объятиях. Прикосновения уже не смущали, не вгоняли в ступор или в краску, им было просто спокойно и комфортно рядом, как никогда раньше. — Лололошка… — сонно прошептал Фран, уже почти вывалившийся за пределы разума и реальности. — И всё-таки… Зачем ты мне помогаешь, спустя столько времени? Ты же так устаёшь от меня, Эо вообще сбежал по делам, как только представилась возможность. А ты носишься со мной днями и ночами без продыху. Почему? Ты ведь мог оставить меня ещё тогда, когда мы упали с обрыва. После этого мы ещё не раз рисковали жизнями. Из-за меня.       Послышалось шуршание, началась возня, и голову Сан-Франа медленно приподняли, подцепив подбородок указательным и большим пальцами. — Потому что тогда я понял, как ты дорог мне. Я не могу тебя бросить умирать, глупый ты эльф. Я же не на ровном месте боюсь потерять тебя.       Рука скользнула на его щёку, ласково погладив тонкую кожу, а после легла на затылок, притягивая Франа ещё ближе. Их лбы соприкоснулись, дыхание смешалось, играя на губах. Лицом к лицу, глаза в глаза, нос к носу, они сливались воедино в этих объятиях, растворялись в глазах друг друга, тонули в моменте. Казалось, даже мысли их каким-то образом переплетались, потому что потянулись они друг к другу одновременно. Робко, но с каждой секундой всё увереннее, словно так и должно быть. Их губы соприкасались быстро и часто, будто боялись обжечь друг друга, пока в конце концов Фран, не взяв Лололошку за ворот толстовки, притянул его к себе, превращая череду молниеносных поцелуев в один долгий, чувственный, медленный. Тот, о котором он так мечтал ещё с самого начала, как только понял, что этот кудрявый шатен его нешуточно зацепил.       Губы у Лололошки тонкие, сухие, обкусанные из-за постоянных переживаний. Но отвечал он так, что это почти не замечалось, разве что металлический привкус крови щипал на языке, когда одна трещинка слишком сильно разошлась. Фран провёл по свежей ранке кончиком языка, вызвав у юноши пробежавшую по хребту мелкую дрожь. Маг нашарил руку Лололошки в одеяле и сплёл их пальцы, крепко сжимая. После всего этого стресса, бесконечных испугов, безграничной усталости и тонны адреналина он наконец чувствует покой.       Тепло в районе солнечного сплетения лучиками расходилось по всему телу, обволакивало изнутри спокойствием и умиротворением. В голове пусто-пусто, там ничего, кроме бесформенного света нет, аморфного неопределённого счастья. Ему хорошо, потому что его всего: его недуг, его капризы, его способности, удачи и неудачи, его чувства и желания – принимают со всем пониманием и чуткостью. Душа не бьётся в агонии от страха, он не боится умереть здесь и сейчас.       Под веками искры, пятна бензиновые лужами по мозгам растекаются, и так хорошо, думать ни о чём совершенно не хочется и не можется. Они лишь целуют, целуют друг друга, дышат друг другом, забыв о времени и пространстве. И тепло внутри словно всё ощутимее становится, почти обжигает изнутри решётку рёбер, накапливается и сжимается в районе сердца плотным шариком. — Фран… — внезапно протянул Лололошка, отвлекая мага от их занятия. — Почему ты… светишься?       Не успел он даже осознать его слов, как в следующую секунду Франа поразило, словно ударом под дых, выгнув на постели дугой. В комнате стало ярко, будто все искусственные Солнца Тринадцать направили ему в окно. Глаза слезились от слепящего света. Лололошка пытался докричаться до него, тряс за плечи, и его испуганные глаза были единственным, за что Фран мог зацепиться взглядом в этом белом мареве. Как только всё прекратилось, оставаться в сознании дальше уже не представлялось возможным. Эта вспышка вытянула из него все силы.       В последние мгновения перед погружением в кромешную темноту Франческо понял, что теперь ему стало намного легче.

* * *

      Избавление от груза магии спасло ему жизнь чуть ли не в последний момент. По словам врача, это было чудо, что задушевная беседа, воодушевившая Франа, смогла стать его спасением.       Да, о поцелуе они никому не рассказывали. Это останется между ними. Как и держание за руки потом на пирсе. Как и купание в лесном озере вместе и фокусы с водой. Как и наблюдение за закатом на шляпке огромного гриба. Потому что теперь дорожат каждым моментом, ценят друг друга в сто раз сильнее, чем до этого. Любовь ли это? Они оба ещё не разобрались. Но время для этого у них будет. И отпускать друг друга до тех пор они точно больше не собираются.