Смотри, не пожалей

Очевидно, что быт даже в разных уголках региона был словно небо и земля: кому-то везло родиться в хорошем достатке и жить припеваючи в огромном доме посреди города и иметь всё, чего душе будет угодно. Были те, кто жил скромнее, и хоть не имели всего того, что было у первых, они, по крайней мере, с трепетом держались друг друга и знали, как заработать на кусок хлеба, находясь там. Но даже такой шанс выпадал далеко не всем. В деревне Вимара, на окраине, почти в самой глуши стоял дом, который местные невербально обходили стороной: мрачное, иногда даже жуткое место за счёт того, как строение выглядело снаружи: фасад уже давно потерял надлежащий вид. Крыша прохудилась, отслаивалась краска, доски на крыльце изрядно подгнили, и теперь у порога всё было уложено каким-то хламом, что нашёлся в сарае и хоть как-то походил на то, чем можно было бы заделать дыры. Однако, даже так вся эта конструкция никакого доверия не внушала. Вполне можно было предположить, что ему уже не менее пары-тройки десятилетий. Может, оно и так, а может и нет. Никто не мог знать наверняка. Так или иначе, эту изуродованную лачугу он, скрепя сердцем, называл своим "домом" За те недолгие на тот момент, осознанные годы, он невольно изучил все уголки, каждую вмятину и каждую трещенку на потолке, в особенности, если дело касалось чердака, где юнец преимущественно проводил всё своё время. Да чего уж... Он находился там и прямо сейчас, в очередной раз отбывая наказание от разъярённого отца. Неприветливый взгляд, повышенный тон... Кажется понимать, что тот вовсе не питал к нему каких-то тёплых чувств мальчик начал давненько, ведь чаще всего, стоило шатену только показаться в поле зрения старшего, когда тот не в духе, он тотчас запирал мальца куда подальше, чтобы глаза не мазолил. Порой время его там пребывания выходило за всякие рамки. Случалось ему в той каморке даже ночевать. По началу это сильно тревожило, тот непрестанно стучал по закрытому люку, кричал и требовал выпустить. С годами же пришло смирение, и такие посиделки наедине с собой стали чем-то обыденным, и в какой-то мере, благодатным. Юный мальчишка, лет шести, по своему обыкновению сидел у мутного и запылившегося окна на чердаке. Вид выходил убогим: на лес, где деревья, все до единого, облетели по велению холодной осени, и теперь походили на цепкие костлявые пальцы, способные разорвать кого угодно. Вот только ни пугающе образы за стеклом, ни свист леденящего ветра, что проникал внутрь через огромные щели, ни даже небольшой отряд из крошечных ползучих гадов, прокладывающих свой путь вдоль испорченной рамы, не привлекали внимания ребёнка. Всё вокруг заполнялось торопливым шелестом страниц. Вспыхнувшие интересом глазки, что едва ли просохли от слёз, шустро бегали по строкам, а на лице застыл неописуемый восторг. Ему никогда не доводилось покидать пределы своей деревни, оттого юнец с утра до вечера зачитывался книгами о Сумеру, грезя о том, как и ему однажды случится высвободиться из этих оков, и втайне завидуя матушке, что та хоть иногда выбирается в город, чтобы продать какие-то вещи. Если с отцом было всё предельно ясно, то думать о матери подобным образом было в корне неправильно. Может, эта женщина и не любила его, и всё-таки, её отношение было уже более снисходительным. Шатен не припоминал, чтобы та хоть раз на него прикрикнула или наказала. Напротив же, готовила еду, застилала постель и заваривала самый вкусный чай из всех, что ему когда-либо доводилось пробовать. Словом, делала всё то, чем была обязана. Этого ведь...было достаточно, чтобы любить её, так? От приятных мыслей мальчика отвлёк докучный лязг заржавевшей защёлки, что удерживала его наверху. Раздался мерзкий, протяжный скрип, за которым немедля прозвучал бранливый голос отца, чья голова показалась из отверстия в полу. -Люка! Чертов недоносок, бросай свои глупые книжки и спускайся встретить мать! Шатен от неожиданности вздрогнул, и будто инстинктивно исполнил приказ ещё до того, как его озвучили вслух, с глухим стуком захлопнув учебник и откладывая в стопку, ко всем остальным. -Да, уже иду Робко ответил он, поднимаясь на ноги. -Пошевеливайся- Хмурясь гаркнул старший, прежде чем вновь скрыться под половицами. Несмотря на то, что папаша, как и всегда, был с ним не слишком любезен, с его бледного лица не сходила улыбка: он был рад вновь встретиться с ней. Сотни километров разлучили их на несколько дней, и потому раз за разом тот считал минуты до её возвращения. Помнил, как будто это было вчера: его так распирало от нетерпения, что тот пулей метнулся к выходу, случайно задев бережно сложенные кипы ногой и едва ли не упав. Книги одна за другой с грохотом валились на пол, пока Люка перепрыгивал через ступеньку, дабы спуститься как можно быстрее. -Мать твою, что ты там устроил, паршивец?- Вновь запричитал мужчина, заслышав шум под потолком, однако младший его не замечал, и вовсе не слышал, о чём тот говорил, пока впопыхах отпирал входную дверь. -Матушка! На пороге стояла невысокая дама в поношенном пальто. Покрывающий голову платок частично прятал вьющиеся пряди её каштановых волос. На лице появилась пара новых морщинок, а под глазами от недосыпа залегли тёмные круги. От неё так и веяло нескрываемой усталостью, но вопреки всему, женщина вымученно улыбнулась в ответ. -Здравствуй, Люка- Парнишка кинулся в её объятия, всё крепче вжимаясь щекой в неприятно покалывающую шинель. Мозолистые, немного шершавые ладони потрепали его во макушке, а затем сомкнулись на лопатках. -Ну что за несносный мальчишка! Чего ты так на неё кидаешься? Разве не видишь, как она утомилась? Ну-ка, возьми корзину. Замечание было вполне обоснованным - Люка как ошпаренный отскочил в сторону, виновно склонив голову -Прости... -Не кори себя, я вовсе не сержусь Прохрипела та в ответ, протягивая сыну лукошко, что несла с собой всё это время. -Держи, поставишь на стол и всё разгрузишь. Ох... На короткое мгновенье она замерла в осознании, будто внезапно о чём-то вспомнила, а затем продолжила вполголоса, улыбаясь шире. -Купила кое-что для тебя, пока была в городе. В подарок. Тебе понравится С каждым последующим её словом паренёк всё больше придавался ликованию, и уже едва сдерживался от того  чтобы на радостях запрыгать вверх-вниз. -Правда? -Правда. Беги смотреть В смущении поджимая губы, шатен твёрдо кивает и принимает короб из её рук. Моментально парнишка по инерции согнулся и покрепче ухватившись за него двумя руками сразу. Корзина была гораздо тяжелее, чем могло изначально казаться, оттого и в голове у него всё не укладывалось: как же матушка сумела дотащить её от самого Сумеру? С горем пополам водрузив ценнейщий груз на потемневший деревянный стол, Люка с ногами запрыгнул на скамью и принялся разглядывать гостинцы. По очереди он вынимал оттуда яблоки и парочку чуть недоспелых закатников, бутылку молока и баночку варенья, несколько яиц и пакет с крупой, которую он на дух не переносил, но не осмеливался сказать, чтобы ненароком не обидеть матушку. На самом дне тот обнаружил объёмный газетный свёрток. Судя по всему, он-то и добавлял лукошку столько веса. Ухватившись за кулёк так, чтобы тот не выскользнул из пальцев, мальчишка приподнял его, в предвкушении разворачивая бумагу. -Ну так что, нравится? Тихонько спросила она из-за чужого плеча. Ответ не заставил себя долго ждать, хоть и звучал малость нерешительно -...Очень! Спасибо, матушка! В своих руках Люка держал большую увесистую книгу об алхимии. И пусть никогда раньше он ничем подобным не интересовался, внимание матери несказанно грело ему душу. А на суть подарка, при таком раскладе, Люка мог спокойно закрыть глаза. Уединение было бесцеремонно нарушено главой семейства, что вдруг возник за спиной и влепил сыну смачную оплеуху. -Сколько раз тебе повторять: не вставай туда, где мы сидим?! Слезай немедленно! Ситуация была безвыходной, младший понурил голову и покорно повиновался, прижимая ладонь к покрасневшей щеке. -Рэй... Та тихо позвала мужа, пытаясь вмешаться. -Перестань, он же всего лишь ребёнок... -Даже не думай защищать его, Вивиан! Тяжёлый кулак его стукнулся о столешницу с такой силой, что щепки с него чуть не разлетелись по углам. -Его возраст не говорит о том, что ему всё дозволено. Он в первую очередь мужчина, не ребёнок. И чем раньше вы это поймёте, тем больше у него шансов вырасти во что-нибудь толковое. Его тёмные густые брови озлобленно сдвинулись к переносице, когда взор упал на толстую книжицу, что Люка крепко прижимал к своей груди, держась за неё, как утопающий держался за соломинку. Не церемонясь, старший тот час же выхватил подарок, недолго повертев в руках. -И опять ты за своё! Дальше своих книжек уже ничего не видит! Никто и глазом моргнуть не успел, как учебник отшвырнули в сторону, и тот упал, предварительно врезавшись в дверной косяк. -Нет! Жалостливо взвыл мальчишка в попытках сорваться с места, дабы поднять то, что принадлежало ему по праву, вот только чужие пальцы накрепко сжались в кулак на вороте его рубахи, не давая двинуться. Негодования сына Рэй решил оставить и без малейшего внимания. Вместо этого, с тем же пренебрежением обратился к жене. -Я не пойму, ты ездишь в город, чтобы заработать деньги, или чтобы потратить их на всякий бесполезный хлам? Зачем покупать то, чего и так навалом?! Вивиан заметно стушевалась, стоило мужу повысить на неё голос. На мгновенье та стыдливо опустила взгляд и аккуратно расправила складку на своей юбке в пол. -Но он уже читал их по второму кругу...Я просто подумала, что... -Надо было подумать получше, чёрт бы вас побрал! От неконтролируемого гнева рука сжалась сильнее, стягивая ткань и затрудняя шатену дыхание. -Я не для этого изо дня в день работаю, как проклятый! А для того, чтобы в доме было че пожрать, ясно?! Мне плевать, сколько раз он уже прочёл это. Если ему нечем заняться-я решу эту проблему. Одним рывком тот грубо оттолкнул от себя кареглазого и шагнул в кухню, скрываясь за углом. Мальчишка же, освобождённый от железной хватки, сухо откашлялся, жадно глотая воздух. Без колебаний он спешно зашагал к матери, обнимая её за предплечье, а та лишь безмолвно потрепала его по голове, надеясь, что Люка найдёт в ней хоть какое-то утешение. Эта идиллия длилась не дольше минуты: в дверном проёме вновь показался взбешённый мужчина. Стремительно настигнув их, он одёрнул парня и всучил ему подвязанный средних размеров заплатанный мешок из прочного волокна. Он был перемазан какой-то грязью и дурно пах. Юнец сперва опешил, не сразу понял, что происходит, едва не выронил его на пол. -Покорми пса. Сделай хоть что-нибудь полезное. Слова, звучавшие как приговор и вызывающие табун мурашек по спине прокатились эхом по всему этажу. Ноги его словно прилипли к половицам, а колени предательски задрожали, готовые вот-вот подкоситься. В мольбе тот поднял на отца глаза, что невольно заполнялись слезами, а пересохшие губы что-то беззвучно зашептали, только вот и сам понимал, что это бесполезно. Ему не было до этого никакого дела. -Ты что, оглох? Я сказал иди, или я сам лично вышвырну тебя за дверь. Шатена начало потряхивать ни сколько от страха, сколько от злости. Каким же всё-таки уродом был его отец. Ведь он знал, прекрасно знал, что младший был готов трижды перемыть весь дом, с запасом насобирать хвороста в лесу, да что угодно, лишь бы не тревожить его треклятую собаку. Одна только мысль о повторной их встрече ввергала паренька в ужас. Янтарные, полные животного голода глазища, сверкающие в полумраке, хищный оскал, вставшая дыбом шерсть и тяжёлое дыхание - всё это уж слишком хорошо отпечаталось в памяти, как и то, что уже в следующее мгновенье он со всех ног бежал в дом, зажимая на предплечье кровоточащую рану от укуса. Но невзирая на его отчаянные просьбы пощадить, отец всё так же оставался непреклонен. Плечи мальчишки дрогнули, а после отрешённо опустились. Люка, вдохнув поглубже, бегло отвёл взгляд, одёргивая вниз рукава рубашки, что скрывали оставшиеся шрамы. -Не надо, Рэй...Оставь его. Немного погодя раздался тонкий боязливый голосок, что мгновенно обратил на себя внимание старшего. От неописуемого волнения Вивиан, кусая губы, теребила ткань передника. Она не любила перечить мужу, но на сегодня уже исчерпала все дозволенные лимиты, и потому с осторожностью подбирала каждое слово, дабы не злить ещё того сильнее. -Не гони его, прошу, найди другое поручение. Ты видишь, ему страшно -Ни слова о его трусости слышать не желаю! Как долго ты собралась во всём ему потакать? Твоё посредственное воспитание взращивает в нём слабость. Да я на его месте уже со стыда бы сгорел! Комнату заполнила гнетущая тишина. Мальчишка, вновь с трудом сдерживая слёзы, не находил в себе сил поднять головы, пока родители его сверлили друг друга глазами в попытке что-то доказать -Рэй, ему только шесть. Не принуждай его взрослеть так скоро. Не прерывая переглядок, женщина ловко выудила мешок из трясущихся рук своего ребёнка, и с нескрываемой нежностью провела пальцем по тыльной стороне крохотной ладони, унимая дрожь. -Всему своё время. Он со всем разберётся, когда будет готов. А пока позволь ему быть слабым. От чуткого внимания её не ускользнуло то, с какой мнительностью муж глядел на неё после этих слов, пока в конечном итоге не закатил глаз и не отступил, принимая поражение. Каким бы  категоричным мужчина ни был в делах "воспитания", может, и не слишком явно, но в жене души не чаял, и был готов временами перешагнуть через себя и пойти на уступки. -Делай что хочешь. Отмахнувшись наконец, он снова скрылся за углом, пропадая из поля зрения и совсем теряя к происходящему всякий интерес. Только после этого шатен позволил себе спокойно выдохнуть, хоть тревога и не отступила окончательно, всё ещё мешая здраво мыслить. Разумеется, это было настолько очевидно, что просто не могло ускользнуть от внимания женщины. Вивиан робко присела на корточки подле него, заглядывая в блестящие от слёз глаза. -...Теперь всё в порядке, мы убедили его. Негромко заверила она дрожащим голосом, однако в это уже не верил ни Люка, ни даже она сама. В этой семье с самого начала ничего не было в порядке. И она это осознавала, но до сих пор почему-то продолжала делать вид, что в таких отношениях нет ничего из ряда вон. -Твой отец...Он просто очень устаёт, не вини его, ладно? Свободной ладонью та огладила бледное лицо мальчишки, утирая с щёк влажные дорожки, совсем не замечая, как у самой слезинки одна за другой срывались с опущенных ресниц. -Матушка?.. -Всё хорошо. Всхлипывая выпалила та, небрежно промокнув глаза рукавом своей блузки, и распрямилась в полный рост. Мгновенье-и на её губах вновь растянулась улыбка, пока пальцы мягко перебирали тёмные кудри на чужой макушке. -Я покормлю собаку, не переживай об этом. Ты пока подмети пол в прихожей. Стиснув покрепче мешок, шатенка отстранилась от сына и, вместе с тем, унесла за собой остатки тепла, что, на удивление, дарили её холодные ладони. Дверь протяжно скрипнула, стоило легонько её толкнуть, впуская в дом прохладные порывы ветра. Мальчишка уставился в проём, не отрывая глаз смотрел, как изящная и хрупкая фигура матери шаг за шагом отдалялась от заваленного крыльца, вплоть до момента, пока не вышла за калитку, куда то и дело рвалась отцовская зверюшка. Смятение начало отпускать. Как бы он не мечтал оказаться за пределами этих ворот и увидеть, какой же он -мир по ту сторону, всё-таки сейчас эти ненавистные стены укрывали, будто кокон, заставляя ошибочно полагать, что держат его в безопасности. Метла, подпирающая угол у входа, послушно оказалась под рукой, и Люка, более не медля, вышел с ней в сени и принялся за дело. Управлялся с данным "инструментом" мальчишка весьма искусно. А ведь кто, как не он, если мать постоянно в разъездах, а отец мало того, что пропадает в поле, так ещё и уборки не выносит? Обстоятельства в его жизни складывались таким образом, что пришлось научиться не только мести полы, но и стирать, готовить и шить. И пускай навыки не были столь совершенны, а иногда, казалось, и вовсе абсолютно бездарны, шатен, набивая шишки, каждый раз делал всё лучше. От энергичных движений клубы пыли кружились в воздухе, вероломно щекотали ноздри. Окутавшая сени тишина била по ушам, и впервые за долгое время отчего-то зазвучала иначе, невзирая на то, что вроде как и прежде скрипели под ногами доски, в стенах трещали уже привычные обитатели. Однако всё это, и даже своё собственное дыхание гоняло мурашек по спине. Чёрт, от чего же так неспокойно? Что могло тревожить настолько, что хотелось провалиться пропадом, раствориться, исчезнуть, улететь, да что угодно, только бы не чувствовать себя так? Маленькие пальчики всё крепче сжимали деревянную палку, вяло водя её из стороны в сторону и сгребая в кучку остатки песка и клочья засохшей травы. И по мере того, как кругом становилось чище, скрежет подвязанных прутиков постепенно утихал. Паренёк тяжело сглотнул, как только подошёл момент вымести весь сор из дома. Обычно, за него это делала матушка, пока младший придерживал для неё двери. А сейчас Люка, ещё не будучи до конца уверен, что справится с обоими задачами самостоятельно, навалился на неё и выглянул наружу. Видок хоть и выходил во двор, однако антураж его почти ничем не отличался от того, что открывался из оконца чердака. Разве что теперь, с этого ракурса, у кривоватого забора была видна доживающая свой век загруженная барахлом телега и небольшой деревянный сарайчик, где отец для чего-то хранил инструменты, лопаты и прочие бытовые примочки, которые никогда не использовал. Тусклая листва осыпалась с корявых деревьев и кустарников, обрамляющих участок, застилая петляющие протоптанные тропинки. Темнеющее серое небо словно давило на него сверху, готовое расплющить. Вокруг не было ни души, и всё, чего сейчас хотелось - это не замечать, каким печальным и одиноким выходит пейзаж. Не было слышно ни соседей, ни детей, резвящихся во дворе напротив, ни даже щебетания птиц. Лишь только он, шелест листвы... и пронзительный крик, разрезающий собой пространство. Мгновенье длинною в вечность, когда и без того хрупкий и неустойчивый мирок внутри него рассыпался, обращаясь в выжженное пепелище. Хотелось закричать, но в горле встал ком, а ладони взмокли, так, что едва удерживали рукоять метлы. Страшное осознание настигло слишком быстро: голос... Это был её голос, что теперь будто в унисон смешался с безудержным лаем полдюжины бродячих шавок с соседних улиц. Этот вопль, истошный и отчаянный, скручивал сердце, на лбу проступал холодный пот. Она никого не звала, не просила о помощи, заведомо зная, что для неё уже всё кончено. Просто кричала от боли, не в силах удержать её внутри себя. Кричала даже после того, как сорвала голос, издавая теперь только сдавленный хрип, пока его руки... да что там руки - всё его тело в рыданиях сотрясалось неудержимой судорожной дрожью, да так, что трещали суставы. В тот момент его словно парализовало. Мальчик, вдруг ощутивший себя таким беспомощным и ничтожным, назойливо старался заставить себя двинуться с места. "Не стой, беги! Пожалуйста, беги!" Глаза застилали предательские слёзы. "Ну же!" Однако скованые страхом ноги не желали поддаваться уговорам рассудка, и единственное, на что тот был способен в таком состоянии - с заиканием вполголоса взмолиться -П-п-п... -Прочь с дороги! Выкрикнул вбежавший в сени отец, крепкой ладонью отталкивая мальца, что от такого тут же впечатался в стену. Старший выбежал наружу в чём было и метнулся к воротам, на ходу снимая с предохранителя ружьё. То самое, что вот уже столько лет висело на стене у печи и выполняло сугубо декоративную функцию. Ох, как ему хотелось, чтобы оно там и оставалось... Следом за скрипом калитки гремели выстрелы "Один. Два. Три. Четыре..." Забившись в угол, Люка плотно прижал колени к груди и закрыл ладонями уши. Его до сих пор неумолимо трясло, и даже нависшая после пальбы тишина его не спасала. Голова раскалывалась от обвинительный возгласов, адресованных себе самому. И с каждым таким находиться наедине со своими мыслями становилось всё более невыносимо. Сердце затрепетало, стоило заслышать тяжёлую поступь мужчины, что шагнул обратно в дом. Шатен как по команде поднял на него невидящий взгляд, застав на руках безвольное тело своей матери. Изодранная в клочья одежда не скрывала многочисленных следов от когтей и зубов на покрасневшей коже. Со свисающего запястья, что легонько болталось при ходьбе, тонкими струйками стекала кровь, оставляя следы на полу. Всё происходящее тогда казалось нереальным - сном, ужасным ночным кошмаром, из которого хотелось бежать. Просто взять и проснуться посреди ночи, прийти к матушке, целой и невредимой, и рассказать обо всём, что транслирует ему восполённое сознание, а та бы покачала головой и ласково пригладила растрёпанные волосы, как делала это всегда... Это и ещё многие другие вещи, о которых с теплотой можно было вспоминать, да только все их вытесняла одна - единстренная, страшная дума "И больше никогда...?" На долю секунды отец задержался прямо над свернувшимся калачиком мальчишкой, его хмурый и холодный взор вонзался в сына как остриё ножа вонзается в деревяшку. Младший был готов уже прямо сейчас столкнуться с его порицанием и выслушать гору упрёков на повышенных тонах. Вот только голос его, хоть и звучал твёрдо, но был предельно спокоен. -На другом конце улицы дом зелёной крышей. Там лекарь. Бегом веди его сюда. ... Тонкие пальцы слабо перебирали тёмные кудри на голове парнишки, что после нескольких бессонных ночей, проведённых у чужой постели в надежде на то, что совсем скоро матушка придёт в себя, ненадолго задремал. Теперь уже это казалось чудесной фантазией "Неужели обошлось? Всё ведь будет в порядке?" Люка тотчас же поднял голову, взглянув на неё. Дрожащие губы мигом растянулись в широкой улыбке и зашептали -Мам... Из глаз вновь невольно брызнули слёзы, вызванные безмерным облегчением. Теперь-то всё наладится. Мальчонка согнулся, трясущимися руками обхватил её ладонь, нежно прижимаясь к ней щекой. -Я так о тебе волновался...так волновался... Младший был настолько взволнован её пробуждением, что не замечая безмолвия в ответ, уже было начал тараторить и заговариваться -Как себя чувствуешь? -Тебе скоро станет лучше, матушка. -А когда станет, мы сможем вместе почитать? -Сможем ведь? С полминуты женщина собиралась с мыслями. Её поредевшие и спутанные пряди волос падали на лицо, укрывая собой неприглядные ссадины на болезненно-бледной коже. Голова недвижно покоилась на подушке, а взгляд будто стеклянных глаз был прикован к потолку. Ничто не выдавало в ней никаких эмоций. Оно и не удивительно. Такое чувство, словно от прежней Вивиан уже и вовсе ничего не осталось. Только лишь изувеченная и апатичная наружность. Пересохшие губы неспешно разлепились, женщина шумно втянула немного воздуха в лёгкие -Люка... И тут же зашлась исступленным кашлем. Разговоры причиняли боль, а сил едва ли хватало на то, чтобы связать пару слов. К тому же, звучала она десятикратно хуже скрипучих дверных петель. Но вопреки всему, мальчишка крепче стиснул её пальцы в своих ладонях в немом прошении продолжить. Шатенка постаралась перенаправить на сынишку свой затуманенный взор, всё также не поворачивая головы, однако даже так та не могла увидеть ни его лица, ни того, как в его глазах загоралась отчаянная надежда. -Я бы хотела... Грудь её непрестанно вздымалась от сильных выдыхательных толчков, то и дело прерывая монолог, пока паренёк терпеливо выжидал, мысленно собирая его по крупицам в единое целое "...Я бы хотела, но не могу и руки поднять. Совсем ничего не могу" В комнате ненадолго повисло гнетущее молчание. В то время, как мать взяла паузу для того, чтобы отдышаться и впоследствии вновь заговорить, младший в неопределённости отрешённо понурил голову. То, что она собиралась сказать уже ну никак в нём не уживалось -Люка...Совсем скоро меня... -Нет! Отрезал мальчишка, яростно мотнув головой. Тело вновь заколотило дрожью, то ли от злости, то ли от рвущихся на волю рыданий. Нет, это не может быть правдой, это ведь так несправедливо! Он ведь только поверил в то, что всё ещё может быть хорошо, так почему же эта мимолётная надежда, всё то, что у него оставалось, обязательно должно рассыпаться прямо у него на глазах? -Не говори этого! Пожалуйста, скажи что-нибудь другое... Вполголоса взмолился шатен, отказываясь это принять. Губы сжимались в тонкую линию, а щёки вновь обжигали горячие слёзы, от которых уже болели глаза. Впрочем, эта боль не сравнится с болью осознания: что бы матушка не сказала вместо пугающей правды-действительность это никак не изменит. -...Пообещай мне кое-что...ладно? ... С тех пор прошло уже столько лет, а паренёк до сих пор помнил, как сейчас. День, когда её не стало, Люка с иронией именует точкой невозврата. То немногое, что оставалось после-терзающие воспоминания, которыми он жил минувшие четырнадцать лет. Помнил каждый жест, и каждое ласковое слово. Помнил данное ей обещание, которое так и не смог сдержать. И тут не за что было его винить. Мальчику просто слишком быстро пришлось вырасти, как того и хотел его отец. С щемящей тоской изо дня в день шатен вспоминал, как та перед мужем стойко оправдывала его слабость. Тогда тёмные глазёнки буквально искрились от видимого проявления материнской благосклонности. Сейчас же это вызывает лишь горькую усмешку. "Эта слабость стоила мне слишком дорого"