***
Холодный ветер трепал маленькое тело, но то было последним, что волновало девчонку, полностью промокшую от ледяного дождя с набегающими колючими волнами ветра — её ничего не волновало, кроме бега и желания скрыться, спрятаться, переждать, хоть где-либо уединиться и остаться наедине с самой собой. Ноги, одетые лишь в смешные носки с ленивыми черепашками, шлëпали шально по лужам. Руки, к груди прижатые, сжимались в кулаки. Дыхание сбилось давно. Тело требовало отдыха, но бег продолжался, подкреплëнный хлынувшим адреналином и ужасом того, что если она остановится хоть на мгновение, вместе с тем мать нагонит её и заставит вытворить то же, что вытворила она, сделав её подобием самой себя. Неужели она гуль? Неужели Прокси не замечала этого на протяжении стольких лет? Почему тогда она не гуль? Почему у неё ни разу не возникло желания, свойственного матери? Почему?! Редкие мысли посещали её, тут же улетая с порывом ветра и рассеиваясь вместе с дождевыми каплями. Она миновала несколько кварталов. Миновала столько всего, что не замечала, как сталкивалась с людьми, сбивая их со своего пути, — провожаемая вопросами граждан, попытками до неё докричаться, Прокси шустро бежала. Носки давным-давно промокли, волосы, платье — всё сырое и грязное, всё в каких-то странных жидкостях, неясно как полученных и какого-то неведомого происхождения — впрочем, оно и несильно волновало. Вечерний Токио благостно принял в лабиринты переулков агонирующее создание, смывая всё, что сзади, и путая, что спереди — Прокси путалась, выбирала наугад, куда сворачивать, скользя мимо источающих гадкий запах мусорок, неоновых вывесок дрянных заведений, ею постоянно избегаемых, минуя высокие ограждения, засчёт отточенной ловкости цепляясь за железные ступеньки лестницы, подтягиваясь и перепрыгивая на другую сторону — она миновала столько много, яростно толкаемая в спину чем-то — в этот стремительный, шальной, опасный бег точно вылились все тревоги и страхи. Мозговая деятельность пришла в буйство, сердце исступлëнно билось, вместе с тем воспоминания, все ранние косвенные мысли начали складываться в чёткую картинку, звенья соединялись — уходившая ночами неизвестно куда мать, никогда не замечавшая взгляда из-за занавешанных шторами окон второго этажа — комнаты Прокси; никогда с нею не евшая, лишь изредка и слишком медленно перед другими поглощавшая что-то небольшое; все её любовники держались недолго — кто-то без ведома исчез, кто-то переехал в другой город — постоянные отговорки, постоянный обман. Даже несмотря на то, что Прокси старалась избегать мать, все эти детали отмечались, помечались в памяти, в данный момент преподнесëнные на блюдце нового знания приправой. Настолько тщательно ушедшая в мысли, она не увидела, как остановилась в темнющем переулке, неожиданно и не сильно схваченная кем-то за плечи. Из-за пелены, накрывшей её сознание, она не слышала, что к ней обращаются, пытаются дозваться и выйти на контакт. Увидев, что потерянная и вся в крови девочка едва ли в сознании, некто после тщетности стараний попытался увести её в неизвестном направлении, куда-то в сторону ржавых поломанных машин, застывших в качестве груды металлолома в обшарпанном меланхоличном проулке. Может, ей казалось, может, нет, но отчего-то представлялось, что тянут Прокси куда-то, откуда не будет выхода, отчего-то ей казалось, что существо, тянувшее её за запястье в размытую неоновыми огнями полутьму скрывает своё лицо за малиновыми длинными волосами, что где-то там лик матери, тащащей её обратно в дом, чтобы завершить начатое. Подобное отрезвило. Резко вышедшая из мыслей, она испуганно замерла, не позволяя двинуть её с места дальше. Отчего-то ей начало казаться, что окружающее вокруг, заполненное липкими чёрными глазами, вдавливает её в асфальт, мешает и старается заключить в путы, а существо перед ней, обладая горящими красными глазами, прячется недолго и намеренно, не показывает лица и ведёт Прокси туда, где будет приятнее поглощать плоть, раздирая тело маленькое в клочья, так же, как Масами драла когтями тело любовника. Большие ржавые глаза начали полниться ужасом. Эмоциональный отчаянный мусор поглощал, когда Прокси всё же увидела мужчину перед собой, обернувшегося к ней после того, как девочка засопротивлялась, а когда поняла, что на её сопротивление не реагируют, она неожиданно, яростно взметнув взор к нему, совсем растерянному, завопила, дëрнув рукой настолько стремительно, что незнакомец всё-таки пошатнулся, едва не упал от неожиданной силы с виду хилой девочки. Удивлëнный, он непонимающе смотрел на неё, отчаяние на лице которой заменилось неподдельной злобой. — Не смей трогать меня! Молодой следователь ККГ — перед ней был голубь — только это удалось понять, когда послышался тихий, но слышный ответ: — Тебе нужно в больницу, маленькая, ты же вся в крови… — потерянно зашептал. Прокси растерянно застыла от его чистого тона, глядя на него широко раскрытыми глазами, позднее и на то, на что он так испуганно смотрел, — вся изляпанная в крови Иошито и в своей, она не могла вспомнить, когда успела изрезаться и не почувствовать боли, когда всё обернулось так, что она, пришедшая с очередного сеанса психолога, оказалась перед голубем. Её коричневое платье, к которому Прокси вопросительно прикоснулась, было уже не тем — всё в багряных пятнах и подранное. Она подняла большие глаза, чувствуя, как всё вокруг плывëт, как всё полнится туманом и её непониманием. Сколько она пробежала? Сколько времени прошло? Что произошло? Где она, в какой части города? То, что было, было ли вообще? — Я… — тщательно размышляя, стараясь отодвинуть жгучую боль в районе груди, хмурясь, Прокси всё же вспомнила, что произошло у психолога, и что дома — всё запуталось больше, образуя оголëнный комок проводов, болезненно бьющий по нервам и приводящий сознание в буйство тем больше, чем сильнее становились звуки в окружающем её мире, окуная в шипение проводов, треск металла неподалёку, чьи-то крики и звуки преследования. Последний же звук, который она различила, — это чьи-то грузные шаги, кто-то строго спросил у голубя: — Такизава, что здесь произошло? Сейдо, вошедший в ступор, недоуменно взирал на ребёнка, лицо которого было измазано в крови и глаза которого то начинали полниться отчаянием, то растерянностью, то злобой, то серьëзной задумчивостью — такого коктейля эмоций он давно не встречал. Сейдо вообще никогда не встречал маленьких девочек в платьице, изляпанном кровищей так, словно девочка купалась в ней, в тёмном проулке, в который выдвинули следователей для нахождения опасного гуля. Что-то так же подсказывало по количеству жидкости на одежде, здесь была кровь не только владелицы. — Что здесь делает ребёнок?! — чей-то громкий окрик вывел из ступора молодого сотрудника ККГ. — Я… — Этот район опасен. Выведи её отсюда, — отдышавшись, спокойно отдал приказ, сразу отправившись вглубь переулка, откуда слышались звуки сражения. — Но как же вы… — Мы справимся. Уведи скорее штатского, — не дожидаясь ответа, стремительно двинулся с напарником к звукам сражения. Такизава хмуро проводил наставника взглядом и, наполнившись решительностью, уже уверенно ответил, присаживаясь перед бормочущим что-то себе под нос ребёнком, не решаясь её коснуться, помня, как девочка остро отреагировала на недавние прикосновения. — Посмотри на меня, пожалуйста. Несколько помучавшись, он всё-таки поймал взор Прокси, ободряюще улыбнулся. Главное теперь — вселить в неё уверенность. — Маленькая, ты в безопасности со мной. Я отвезу тебя в больницу… Девочка вздрогнула. — Нет… — отрицательно закачала головой, оглядываясь в страхе и отступая, что на миг он растерялся, но тут же дал ответ, наполняя его убеждением: — Я отвезу тебя в безопасное место. Всё в порядке. Пойдём. Она удивлëнно посмотрела на него, делая инстинктивно ещё шаг назад и убирая руки за спину, заламывая пальцы невольно. — Но почему я должна тебе доверять? Сейдо застыл, глядя на неё теперь такими же потерянными глазами так, словно потерянной девочкой тут был он, а не эта маленькая с неожиданно осознанными глазами, неприятно пробирающимися словно сквозь слои одежды к сердцу. Тогда он даже представить не мог, как обернутся его дальнейшие действия и слова, в то время как Прокси, покивав себе в согласии правильности действий, развернулась в намерении пошлëпать подальше от голубя и найти место, где можно было бы переночевать, отстраниться от произошедшего и прийти к выводам о следующих действиях, о плане на будущее. — Рассуди сама! — крикнул, чтобы услышали, не знающий, как быть, но импровизирующий, как может. — Если бы хотел причинить тебе вред, как это сделал тебе кто-то ранее, то не причинил бы тебе его уже? Прокси медленно обернулась, удивлённо и задумчиво на него глядя. В сущности, так и было. За всё время этот голубь старался меньше её касаться, отметив ранее реакцию девочки на прикосновение, старался держаться на дистанции, чтобы не спугнуть. Хм. Но как быть с выявленной правдой? Что, если она тоже гуль? Разве её оставят в живых? Если они выяснят, кем она является, как быть дальше? Проще было бы найти помощи у других. Но… Если она найдёт того, кто ей поможет, разве не подвергнет его жизнь опасности? Что если мать будет искать её? Как быть, если найдёт? Обычный гражданский не справится с опасным гулем, но если то будет голубь? Сунется ли гуль в логово врага, зная, каков риск? Прокси наклонила голову к плечу, принимая решение, казавшееся ей всё же наиболее удачным. Ведь вполне возможно, что, хоть и являясь дочерью гуля, таковой не является сама Прокси, ведь мать, в конце концов, планировала, что у ребёнка при виде вывернутого нутра и крови возникнет аппетит и желание отведать пищу. Ведь так? У неё возникло лишь отвращение, так что, если так пораскинуть мозгами, так же отметив, что человеческая еда ею была принимаема, одобряема организмом, то эта проблема на некоторое время отпадала. Но если она не права? Стоило ли полагаться на интуицию, подсказывавшую, что она не гуль? Когда Прокси протянули руку, хоть и сомневалась долго, но всё же, глядя в его искренние и настойчивые глаза, на его старания быть уверенным, ответила, вкладывая руку в тёплую крепкую ладонь, немного успокаиваясь благодаря смелости этого человека и собственным рассуждениям. Она обхватила его руку дрожащими пальцами. Молча решительно посмотрела — ей ответили тем же. Сейдо удивился тому, насколько у неё холодная кожа, как серьёзно на него смотрит недавно бывшая в ужасе девочка, но всё же, как только ему доверились, стремительно повёл из не безопасного переулка к свету улиц.Пролог
19 апреля 2023 г. в 17:00
— Прокси? Это ты? Дорогая, проходи скорее на кухню! Ужин стынет.
Прокси, подозрительно оглядываясь вокруг, не могла понять, когда это мать решила делать вид, что очень и очень хорошо относится к своей нерадивой дочери, и когда это она сама решила поужинать вместе с ней. Обычно они ели отдельно. В прихожей стояла вторая пара обуви — мужской, явно принадлежавшей зачастившему к ним в последнее время в гости другу матери и по совместительству любовнику — Иошито.
Девочка, недавно пришедшая от психолога домой, вздохнула.
Делает вид перед ним, что у них замечательные отношения.
Прокси привыкла к этому обману, но не отвечала, не сопротивлялась, просто равнодушно проходила в помещение, раскрывая сëдзи и присаживаясь за стол.
— Доброго всем вечера, — ни поклоном, ни взглядом, Прокси ничем не удостоила взрослых, глядя отстранённо и грустно на салат перед её глазами — нелюбимый. Об этом она говорила, но её предпочтения так и не запомнили.
— Не обращай на неё внимания, дорогой.
Ох ты, что-то новое, мать никогда не обращалась так к Иошито, не желая пока раскрывать их отношения.
— Прокси любит нарушать правила, даже банального этикета. Никак не могу её перевоспитать, — взглядом нежным к Иошито, свирепым к дочери в намëке, что ей этого она так просто с рук не спустит.
— Масами, всё в порядке, — только и сказал, чуть поджав губы, лишь мельком бросил на девочку раздражëнный взор.
Прокси не обратила на это внимания, глядя пустым взглядом на еду и прикидывая, сколько времени здесь проторчит, только после этого с облегчением отправившись к себе, — если пришёл гость, то, скорее всего, мать либо постарается скорее избавиться от общества дочери, либо издевательски поддержит её подольше с ними. Первый вариант казался более логичным.
— На самом деле, я в этот раз не просто так тебя пригласила к нам на ужин, дорогой. Вообще-то, сегодня день рождения у Прокси, мне хотелось преподнести ей сюрприз.
Девочка подняла растерянный взор на мать, улыбка которой была едва ли искренней, но желание преподнести этот сюрприз было явственно отображено на её красивом лице.
Прокси нахмурилась, чувствуя что-то неладное. На её дни рождения никогда никого не приводили, матери было прекрасно известно о её любви проводить этот день в своей комнате или вдали от дома, потому этот жест казался особенно грубым и неправильным, обидным для неё и несправедливым. Если бы она захотела ещё провести время с дочерью, то с трудом бы, но Прокси смогла понять, но привести чужого человека, с которым у них ни на миг не возникало какой-либо дружеской связи, было гадким сюрпризом.
Едва сдерживая обиду, Прокси холодно смотрела то на мать, то на не менее шокированного таким заявлением Иошито, который так же не понимал, почему его пригласили на праздник к созданию, с которым его ничего не связывало и не связывало бы, потому как в планы его оно и не входило — сблизиться с дочерью той, с которой он был в конкретных целях.
Лишь Масами была довольна и ничуть не возмущена, выпивая свежесваренный кофе и оттягивая момент до последнего, когда как за столом повисала всё более гнетущая тишина, не предвещающая никакого праздника и оседающая падалью предчувствия на сердце ребёнка, напряжённо вглядывающегося в безмятежные черты лица матери.
Приборы были отложены в сторону.
Масами — сама изящность и элегантность — медленно поднялась с места, не обращая внимания на вопросительные взгляды, и так же медленно, откинув на одно плечо малиновые волосы, сложила руки перед собой, источая миролюбивость и доброту. Прокси раньше поражалась тому, как можно быть в одно время олицетворением света обликом, но в тоже время поступать несоответственно — это и удивляло, и напрягало, потому что никогда не было понятно, что произойдёт в дальнейшем — непредсказуемость была неотделимой частью Масами. В размышлениях девочка не заметила, как мать подошла к спине напряжëнного мужчины, мягко кладя руки к нему на плечи и наклоняясь плавно и томно к его уху.
Прокси переглянулась с Иошито, спрашивая глазами, какого óни здесь происходит. Иошито глазами дал понять, что сам в шоке. Слишком вызывающе себя вела женщина — это разбивало его иллюзию о ней, как о наивной и невинной, оставшейся рано вдовой с балластом за плечами. Он застыл тогда, когда накрашенные кровавым цветом длинные ногти прошлись медленно по его коже, и когда к его уху прикоснулись чужие красные губы, нежно прикусывая.
— Ты уже взрослая, Прокси. Не знаю, отчего же так вышло… Я всё время гадала и пыталась выяснить, что с тобой не так, но никакой информации я не нашла. Увы.
— Ты о чём вообще? — потерянный вопрос.
Иошито сглотнул, когда ощутил на коже её язык, чувствуя сильнейший дискомфорт от того, что это происходит на глазах ребёнка.
Масами же смотрела томными глазами то на свою жертву, то как ни в чём не бывало на дочь, намеренно оттягивая момент. Прокси сковало дурное предчувствие, ведь в глазах матери — самая настоящая дурость.
Прокси вздрогнула, потерянно подала голос:
— Прекрати… — собственный голос не понравился, слишком неуверенный, потому она, проанализировав всё ранее произошедшее и нынешнее, уже добавила злобы на такую наглость и омерзительное поведение, что мать в удивлении оторвалась от шеи любовника. — Зачем ты устроила этот цирк?!
Масами изумлëнно прошептала, в какой-то степени восхищëнно на эмоцию дочери, ведь эмоциональный диапазон у её ребёнка всегда был очень низкий:
— Милая, мне нужно подтвердить факт того, что ты такая же, как я. Всего-то. Ты должна быть, как я. Моё искреннее недоумение вызвано тем, что твоя истинная натура дремлет так долго — это неправильно. Ты уже взрослая, понимаешь? Возможно, нужен толчок, чтобы эта твоя сторона пробудилась. Прости за излишнюю жестокость, сладкая моя, но это в действительности необходимо, иначе ты будешь всего лишь маленьким жалким человеком, первым в нашем роду — это непозволительно.
Прокси нахмурилась от выданной матерью абсурдности, но интуиция давно подсказывала, что женщина разговаривает с ней осознанно, с мыслью в глазах, её интонация так же подсказывала о честности матери. Исходя из её слов, следовало…
Масами воззрилась неожиданно изменившимся глазами на дочь — склера заполнилась чернотой. Появился неестественный для людей цвет, указывающий лишь только на один из вариантов, кто стоял перед ней и кто держал начавшего осознавать, в какой впросак попал, мужчину.
Когти вцепились в жёсткую ткань пиджака, вспарывая вместе с кожей. Никакого внимания воплям Иошито не было уделено, всё внимание было поглощено дочерью, смотревшей в молчании на выходившие наружу внутренности, на постепенно выворачивающееся наизнанку тело когда-то живого человека.
Прокси дëрнулась, вцепилась в коленки ногтями и смотрела уже не на мужчину, а на стол, всё тяжелее и тяжелее начиная дышать, теперь полностью осознав, к чему всё вело, и что интуиция, весь день ей подсказывавшая не возвращаться домой, была верна. Догадка была правильной. Мать гуль. Паника набегала — от этого взгляд метался от омерзительного салата к разложенному по тарелкам удону, но ни за что зацепиться не мог, полнясь всё большим страхом вперемешку с недоумением, с непониманием, что делать. Неужели правда?
Никакие мысли, помимо отчëтливого желания бежать, больше её не тревожили.
Мужчина продолжал истекать кровью. Внутренности на полу и на столе неприятно сочетались с багряной скатертью и ковром, но Прокси не обращала внимания на это, улавливая неприятный запах, которым полнилось помещение.
Что-то внутри надламывалось.
Всё вокруг, отчего тошнило и раньше, стало настолько тягостным, что сталось невмочь.
Не ожидая, когда мать кинется и на неё и не слушая то, что она говорит, девочка резко бросилась вон из дома, хаотично сбивая со стола вазы и тарелки и вылетая из дома за считанные секунды.
Масами, оставшаяся наедине с трупом любовника, холодно смотрела вслед удалявшейся фигуре, мягко-недовольно шепча:
— Что же ты, не гуль, выходит?